В остальном же – когда погода стояла тёплая, но не жаркая – ничего особо сложного. Покемонские костюмы были хорошо утеплены, и в жару, конечно, мне приходилось совсем непросто. Я, кстати, сильно потею, и соответственно много пью, так что об этом приходилось заботиться специально. Так же как и о том, где слить накопившиеся излишки: зрелище писающего банана вызывало в общественных сортирах дикий смех и заставляло малолетних наглецов спрашивать – а не сок ли истекает у меня с конца пипки? – так что спокойной такую работу назвать было никак невозможно. На предложение же отведать сок, которое я давал наглецам, мог последовать смех, а можно было получить и пинок под жопу. Мелкий такой шкет, стеснённый напяленным барахлом и абсолютно не способный ни убежать, ни дать отпор: именно так я выглядел тогда.
А с теми лохотронщиками я вскоре распрощался: я просто сказал, что нашёл другую работу, ну и в конце концов я ничем им не был обязан. Да мы и друзьями-то не стали, а просто вместе поработали, а потом разбежались. В рекламной же фирме всё было официально: то есть совершенно официально мне завели трудовую книжку, и совершенно официально платили немаленькую зарплату, так что можно было расслабиться. Даже мать стала гордиться мною: она хвасталась всем, включая родственников, что я стал артистом, низкого, конечно, жанра, но ведь здесь стоит только начать – а дальше само пойдёт!
Что же касается артистизма, то иногда на самом деле приходилось его использовать. Подойдёт, бывало, какой-нибудь болван, и начнёт выспрашивать про магазин, который я в данный момент рекламирую, как будто я каждый день туда хожу и знаю как свои пять пальцев: и что тогда остаётся делать? Ну, некоторые моменты мне, разумеется, сообщали, но ведь паразиту хочется знать такое, что известно лишь самым углублённым в это дело, каким-нибудь менеджерам по продажам или даже владельцам. Ну и приходилось выкручиваться: где-то я вежливо советовал пройти внутрь и узнать всё у продавцов, где-то отшучивался, отфутболивая наглеца, но иногда – если доставали – мог навешать на уши такой лапши, что человек уходил в недоумении. Не моя это была работа, скажу по правде, не моя: общаться целый день с разными случайными типами, в чём-то их просвещать и образовывать, не было здесь ничего для меня интересного и привлекательного. Так что только приличный заработок и статус позволили продержаться мне там так долго: почти два года отработал я глупой куклой, смешным покемоном, напялившим на себя всё, что прикажут. Что приказывали? Да чего только не было: огромная коллекция всяческих фруктов и овощей дополнялась десятками коробок, бутылок и упаковок. Как оказалось, у меня очень удачный рост: многие мелкие куклы делались примерно по моему лекалу, так что я пришёлся как раз ко двору, отрабатывая роль мелкого покемона. Я хочу сказать, что во многих случаях я трудился не один, мы работали парами – большой покемон и мелкий, помогая и подстраховывая в случае нужды. Ну, к примеру, большая бутылка кока-колы, на два литра, и мелкая, трёхсотграммовый мерзавчик, в моём исполнении пристававший к прохожим и навязывавший им своё внимание. Хотя иногда всё становилось намного интересней: когда мы распространяли не пустые бумажные обещания, а образцы продукции. Вот там уж было где развернуться! Ну, вы видели наверно: когда рекламщики всовывают идущим мимо не красивые листовки, а мелкие – специально даже сделанные! – упаковочки, какую-нибудь жвачку, или бутылочки с напитками, или микроскопические пачки с кофе или чаем: это же было настоящее богатство, которым – при удачном стечении – можно было с выгодой распорядиться.
Подобные раздачи всегда происходили под контролем: хозяева товара – они ведь тоже были не дураки! – но на любую гайку, как известно, всегда найдётся болт с подходящей резьбой. Очень часто я оказывался в связке вместе с тем парнем, Сергеем, через которого вышел на фирму – помните, я рассказывал? – так вот мы с ним неплохо сорганизовались. Как только поступало задание с раздачей живого товара, мы тотчас оповещали родных и близких. Родители, двоюродные братья и сёстры, старые дружбаны: всё шло в ход, позволяя нам – даже под контролем – приватизировать немаленькую часть груза. Все близкие нам с Сергеем люди обходили нас по очереди, по два-три раза, получая не по мелкому крошечному пакетику, а по целой россыпи, так что когда я возвращался потом домой, мать гордо демонстрировала набитые доверху сумки.
Продавать? Нет, зачем, мы просто не покупали в запас то, что могло стать очередной гуманитарной помощью, широко и без раздумий транжиря потом запасы сахара, или кофе, или каких-нибудь липучих сладких конфет, мешок с которыми, я помню, валялся целый год, привлекая в конце уже только мух и тараканов. Основанная матерью традиция – жить на халяву – оказалась тогда удачно продолжена, и мы немало смогли сэкономить благодаря регулярным постоянным рекламным компаниям, в которых я принимал активное участие.
Возникали ли ещё дополнительные сложности в моей новой профессии? Ну, иногда заказчики борзели и начинали придирчиво следить: а чем там занимаюсь, и не халтурю ли, и заодно прикидывая, не возложить ли ещё какие-то обязанности. Несколько раз из меня хотели даже сделать торговца: нет, вы такое можете себе представить: меня, продающим на улице какое-то барахло?! Так что со скандалами и выяснениями отношений приходилось тогда отбрыкиваться от слишком ретивых торгашей, переходивших все границы. Но иногда – признаюсь честно – я их наказывал, традиционными для себя средствами и методами. Ну, вы понимаете. Заваливаясь в служебное помещение, где хранились в том числе и товары, я всегда мог аккуратно тиснуть что-нибудь по мелочам: пару яблок или апельсинов, пачку печенья и завалявшиеся позабытые конфеты, которым я давал новую жизнь, тихо хрустя или обсасывая их потом на улице. Какое было их – владельцев магазина – собачье дело, чем я занимаюсь ещё, раздавая их гнусные прокламации?! По крайней мере я обеспечивал себя завтраками, обедами и ужинами за счёт заведения, что выглядело совершенно естественно и оправданно, а то у некоторых жмотов и стакан воды нельзя было допроситься. Как же! В гробу я видал их хамские замашки, противопоставляя им свои традиционные навыки и умения, так что, можно даже сказать, что я как сыр в масле катался. И продолжил бы кататься и дальше, если бы не выплыло моё недавнее прошлое, полуторагодовая отсидка и всё ей предшествовавшее, и виновата здесь оказалась та старая мерзкая гнида, что поймала меня за руку и довела дело до суда и зоны.
Вышло же всё банально: получив очередной заказ, я как обычно – в костюме, кажется, картошки – расхаживал по улице и одаривал прохожих листовками и плодами своего красноречия, когда вдруг увидел её. Старую кошёлку я сразу знал бы из тысячи других: похожая на жабу шестидесятилетняя тупая и наглая баба выскочила из магазина и уже спешила ко мне, явно с недобрыми намерениями, на ходу распаляя себя. Кой чёрт дёрнуло её оказаться в том месте именно тогда, когда я находился на работе, как она смогла опознать меня так сразу, в массивном здоровом костюме, и самое главное: зачем я поддался на провокацию, и вместо того, чтобы пройти мимо или просто по-тихому послать её подальше, рванул в магазин, под защиту от мерзкой твари?! В-общем, я оказался сам виноват: путаясь в неудобном тесном комбинезоне, я рвался куда-то в подсобку, а гадина, схватив меня за шкирку, как и четыре года назад, орала на всё здание, не щадя ни своей глотки, ни чужих ушей, так что управляющему ничего не оставалось как вмешаться и прекратить безобразную сцену, а заодно и выяснилось, что рекламный агент "картошка", то есть я, прошёл суровую школу жизни и не только что не имеет высшего образования, но даже официально не завершил и среднего. В-общем, разговор получился короткий: вручив мне документы, фирма, на которую я отпахал два с лишним года, без лишних китайских церемоний выкинула меня на улицу, без особых объяснений и выходного пособия, позволив всего лишь уйти по собственному желанию и не оставив никаких надежд и перспектив.
Нет, вы знаете, на самом деле обидно было: я ведь честно трудился, почти не проказничал – так только, по мелочам – и из-за какой-то старой перечницы лишился сразу всего! От меня ведь была польза – несомненно! – но обошлись со мной как со старым драным носком, который просто выкинули в мусорное ведро, когда вдруг узрели его дырявость. То есть дырка где-то там существовала, она скрывалась в глубокой тени и абсолютно никак не проявляла себя, но стоило обнаружить её: и они сразу же прозрели! Мне припомнили ничтожные мелочи, до которых раньше почему-то не доходили руки и языки, и, вывалянный в обвинениях и перьях, я так и вылетел пробкой из бутылки и оказался на улице.
Но пускаться в новую авантюру сразу не хотелось, и я решил переждать. Так я оказался на бирже. То есть на бирже труда. К счастью, я смог отложить за два года приличную сумму: на запасы можно было пока жить, получая заодно ещё и пособие по безработице. У меня ведь имелась теперь трудовая книжка с более чем серьёзной записью и статусом, позволявшим получать очень даже приличное пособие. Статус же – то есть должность – выглядел так, что подобрать мне новую работу было чрезвычайно сложно. Ну, пару раз в месяц мне выдавали там несколько вакансий, оказывавшиеся в реальности либо занятыми, либо просто не подходящими, так что, съездив по указанным адресам и получив от ворот поворот, я снова возвращался к традиционным для себя делам и занятиям.
Каким-каким: тырить мелочь по карманам и жрать сладости: если уж меня обидели в одном, то хотя бы в чём-то другом мне полагалась компенсация. Я ведь рассказывал, как с детства обожал сладкое? Ну, в детстве такое со всякими случается, ничего удивительного, но в моём случае эта любовь не прошла. Она, может, даже больше стала: и представьте себе, какое мучение для меня – сидеть здесь и перебиваться жалкой горсточкой сахара, что полагается каждому заключённому два раза в день?! Вертухаи явно закупают сахар низшего качества, и, может, ещё смешивают его с грязью и мусором. Обменять же его на что-нибудь: в такой зоне хрен получится, я пытался, но с местными вертухаями просто так не договоришься, неподкупные они.
Да, так вот насчёт сладостей: я был таким сладкоежкой, что только наша с матерью нищета уберегла меня от всяких неприятностей. Каких? Ну, однажды я всё-таки дорвался – ещё в школе – и хорошо понял, до чего может довести чрезмерное увлечение, и как легко угробить из-за них здоровье, и так не слишком крепкое. Однажды мне обломилось – не помню уж как и за что – целых пять шоколадных плиток. Я имею в виду те большие твёрдые плитки – грамм по сто – что украшали праздничные витрины и считались хорошим подарком. Так вот: я их съел, все пять, давясь и подгоняя себя, чтобы не дай бог не пришла мать и не отобрала царский подарок. Очень жаль, что она не успела и не вмешалась: потому что на следующий день мне стало дерьмово. То есть в мыслях я всё ещё дожёвывал и переваривал нежданный подарок, покрываясь одновременно сыпью и даже мелкой коркой – бр-р-р, она выступила откуда-то из-под кожи и за несколько часов покрыла большую часть тела коричневым налётом, и помимо нагоняя от матери – сразу понявшей ситуацию – меня заставили жрать горькие пилюли. От них дико пронесло, так, как никогда не несло раньше и позже в течение всей моей жизни, но благодаря им удалось быстро вылечиться. Корка отпала, кожа прошла, и я хорошо понял, чем могут закончиться такие увлечения, если пустить их на самотёк.
Так что: обжираясь сладостями, я знал меру. Груша, кусок пирога, пол-апельсина, пара кубиков шоколада, порция мороженного, сливочного или шоколадного: такой ужин я мог себе устроить после ещё одного дня, когда я вроде бы без всяких целей слонялся по улицам и бил баклуши. Но это было не так: груша, апельсин и шоколад с конфетами мне доставались бесплатно, и только с пирогами и мороженным дело обстояло не столь гладко. На них – уж так и быть – приходилось тратить часть полученных тем же способом денег, что становилось не слишком накладно. У меня всегда что-то оставалось, может быть не слишком много, но я стал даже что-то накапливать. У меня появились доллары! Ну да, я ведь помнил, как несколько лет назад цены резко взмыли вверх, а мы стали ещё большими голодранцами, и только тот, у кого накопилось много зелёных бумажек, мог ощущать себя человеком.
Разумеется, денег оставалось совсем мало, но даже это немногое я пытался выгодно пристроить. Тогда ведь было такое время – время смелых и наглых – кто не боялся рисковать и лез напролом, ни с чем не считаясь. А чем я был хуже? Голова у меня варила – получше, чем у большинства – и только отсутствие стартового капитала – тысяч хотя бы десяти у.е. – мешало влезть во что-нибудь серьёзное. Так что я баловался мелочами: и первой из них стала МММ, та знаменитая теперь на весь мир афёра, породившая потом столько поклонников и подражателей.
То, что там стопроцентный лохотрон: я знал с самого начала. То есть понимал, я ведь не дурак какой-нибудь, и с математикой у меня всегда было хорошо. Так что, влезая в шулерское мероприятие со своими копейками, я хорошо представлял, что главное – вовремя вылезти, сделать так сказать ноги, чтобы не остаться среди припозднившихся. Купив на половину всей суммы красивых бумажек с печатями, я каждый день с замиранием сердца следил, как ползут котировки вверх – да-да, это строилось как красивое увлекательное зрелище, которое в какой-то момент должно было завершиться резким обломом и обрывом, так что отслеживание сопровождающих процесс слухов стало моим главным делом. Я уже думал в какой-то момент, что можно вбухать и вторую половину запасов: но в тот день я как раз что-то и почуял, и наоборот – скинул хорошо поднявшиеся бумаги. Я заработал процентов шестьдесят, не слишком-то много, если учесть, до каких пределов в конце концов доросло кренившееся уже сооружение, но главное заключалось в том, что в момент краха меня уже там не было. Превращённые в зелень деньги – миновав заодно случившийся тогда же денежный крах – благополучно сохранились и помогли мне пережить не самый благоприятный период, начавшийся через полгода: пособие на бирже резко обкорнали, предложив заняться поисками работы уже самостоятельно, или же чему-нибудь подучиться. Насчёт учёбы, кстати, у меня у самого возникали мысли: если бы не случившийся с той тёткой облом, я бы как раз заканчивал какой-нибудь вуз, что-нибудь инженерное или экономическое, так что я с большим интересом воспринял предложение. Обнаружилось только, к сожалению, что список предлагаемых профессий совсем не так интересен и содержателен, и реально мне мало что может подойти из него.
Водитель машины? – это было не для меня, с мелкими нестандартными габаритами, так же как и строитель: разве мог я работать с полной, жуткой физической нагрузкой? Для электрика не хватало опыта, в сантехники не тянуло по определению, так же как и ещё к десятку низких грубых профессий. Из всего списка мне понравилась только одна позиция, и по сути, и потому, что она давала выход к тому, что было близко. Официант, именно эта работа совмещала возможность набивать брюхо самой вкусной пищей с утра до вечера, с не самыми обременительными обязанностями и шансом стянуть то, что плохо лежит и так и идёт само в руки. Физически работа вполне мне подходила: с ловкими сильными руками не было ничего опасного в таскании подносов, а память вполне годилась для запоминания не самой сложной информации. Так что, осознав всё это и посовещавшись с матерью, я напросился на курсы по подготовке официантов, ну и лишняя профессия совсем не была лишней.
Но сами курсы, скажу честно, разочаровали меня. Ездить два раза в неделю на другой конец Москвы в течение двух месяцев, и то лишь для того, чтобы узнать, как сервировать стол и готовить бутерброды?! Как-то это было слишком мелко и примитивно, я рассчитывал на гораздо большее: ну, какие-нибудь занятия для начинающих поваров стали бы гораздо уместнее и полезнее. Но государственная служба не желала, видимо, брать на себя лишнего, и добавив от щедрот пару лекций по истории ресторанного дела – начиная с древних египтян и греков – нас выпихнули в свободное плаванье.
Контингент же обучавшихся со мной был тоже не слишком презентабельным: десяток глупых молодых совсем девиц дополнялся парочкой женщин постарше и тремя-четырьмя оболтусами. Так что ясно было: что профессия на самом деле отстойная, и идут в неё те, кто не смог получить нормальную полноценную работу, и так уж рваться туда явно не стоит.
Но я, собственно, и не рвался: вернувшись на биржу, я опять встал на учёт, чтобы получать хоть какое-то пособие. Деньги, конечно, давали совсем небольшие, но зачем было упускать их? Значительно больше я зарабатывал, разумеется, своим любимым промыслом, только ведь не стоило надеяться, что это продлится надолго. И в конце концов стоило попробовать новое дело: я ведь не знал, может, оно мне ещё и понравится, и я тогда со спокойной душой буду потихоньку заниматься и тем, и другим?
Так что когда на бирже выдали новую порцию вакансий, я не стал брыкаться. Из нескольких предложений я выбрал самое близкое к дому, с не самым суровым вроде бы графиком и приличным заработком, и на следующий же день отправился на разведку.
Меня взяли сразу, особо не раздумывая: вряд ли в заштатную мелкую кафешку приходило много желающих поработать, учитывая местоположение и контингент. Нищий задрипанный райончик вряд ли мог предложить хорошие заработки, так что никто там особо не задерживался. Мне так, собственно, и сказали, дав понять, что на большее – с моим низким ростом и полным отсутствием опыта – не стоит и рассчитывать. Шустрая наглая тётка – с которой у меня позже случился конфликт, приведший к расставанию – приняла меня на работу, выдав костюм и фартук. С большим трудом она подобрала мне нужный размер, да и то хозяйство сильно болталось: но за неимением лучшего мне так и пришлось в первый день ходить и спотыкаться, и думать в первую очередь о том, как не упасть, оставив заботы о клиентах на второе.