- У Бога нет различия между детьми. Мы все - одна семья. Почему мы, татары, умираем на вашей войне? - торопился высказаться профессор, притормаживая у КПП.
Милицейский патруль проверил документы у Евгения Валентиновича и у Аслана, все по очереди покрутили в руках его справку об освобождении из Чернокозова.
- Драпаешь? - совершенно равнодушно спросил офицер.
- Никого в живых не осталось, - честно признался Аслан. - Хочу в России отыскать родственников.
- Привози их домой. - Офицер протянул Аслану документы. - Скоро мир наступит, надо будет снова людьми эту землю населять.
- Найдутся желающие, - горько усмехнулся профессор.
- Это наша страна, - твердо заявил офицер. - И нам Аллах приказал жить здесь. Проезжайте! Отпускаю вас на время. Оба должны вернуться! Ясно?
И этот якобы грозный приказ прозвучал как пожелание жизни, мира, счастья!
- Спасибо вам. - Аслан чуть заметно поклонился и отступил к машине.
- Все кажется мне чрезмерным, странным и ненастоящим. - Евгений Валентинович залез в кабину своей потрепанной "Нивы". - Этот сентиментальный ментовской капитан. И эта разбомбленная земля, и эти кордоны, и эти люди с оружием.
- Дело не в окружающем. Это у вас, наверное, марксизм-ленинизм до сих пор перед глазами.
- Может быть, вы и правы, - охотно согласился Евгений Валентинович. - Скоро Слепцовск, я вас там высажу. Вы сможете самостоятельно добраться до Назрани?
- Ну там ехать-то всего минут пятнадцать! - Аслан убрал документы во внутренний карман.
- В мирное время и по неразбитой дороге, - тяжело вздохнул профессор. - Ну что мне с вами делать? Придется потом одному из Назрани возвращаться.
- Не знаю, хватит ли у меня денег?
- Бросьте вы ерунду городить! - вспылил Евгений Валентинович. - При чем тут деньги? Я же вам сразу заявил, что мне нужен только попутчик. А может, мне вам денег дать? Вы же далеко едете? Вам на билет хватит?
Аслан только плечами пожал.
В Назрани он понял, что денег в обрез - хватило только на плацкартное место до Москвы. Евгений Валентинович помялся-помялся, да и приплатил немного - на постель, и еще дал двадцать рублей - перекусить в дороге.
- Спасибо, профессор. - Аслан был бесконечно благодарен за помощь. - Я обязательно верну! Я не забуду!
- Возвращайтесь! Я буду ждать! Обязательно возвращайтесь! Как мент приказал - с женой и с детьми. С братом, сватом! Со всеми своими, кого разыщете.
- Я сына еду искать.
- Найдете, привозите ко мне. Я его философии выучу.
- Ленинской?
- Не шутите так, молодой человек!
- Простите, я же не хотел вас обидеть.
- Мне ехать пора. Темнеет…
И они расстались, мало веря, что судьба еще когда-нибудь сведет их вместе. Евгений Валентинович покатил по своим делам в Слепцовск, торопясь успеть, пока еще светло, пока еще можно проскочить. Аслан пристроился на вокзальной скамейке ждать до вечера.
Два раза его тормошили милиционеры, проверяли документы, но придраться было не к чему.
Подали к перрону состав. Ничего другого Аслан и не ожидал - нужный вагон оказался в самом конце платформы.
У дверей милиционеры еще раз проверили документы и билет.
В вагоне, не дожидаясь отправления, Аслан расстелил на верхней полке чахлый железнодорожный матрас, у пожилой проводницы досрочно выпросил постельное белье. И через несколько минут с удовольствием растянулся на холодной и чуть влажной простыне. Заснул сразу же. И во сне даже не заметил, как бесшумно и плавно тронулся скорый поезд.
Под стук колес хорошо спится.
И снова Аслан оказался дома - мама, лежа в гамаке, кричит с балкона, зовет обедать…
На кухне отец в переднике вытирает руки и ставит тарелки на стол, глядя прямо в душу печальными глазами…
Мальчишки стоят перед кирпичной стеной, увитой переплетениями дикого винограда.
- Чтобы вырос такой закрученный, такой толстый ствол у простого дикого винограда, - серьезно говорила черноглазая красивая девочка, - нужно… тысячу лет!
- Тогда и кирпичей не было! - смеялись мальчишки. - Как мог вырасти виноград на этой стенке, если стенки еще не было?
- Вы, мальчишки, дураки! - заплакала красавица.
И из ее глаз посыпались жемчужные слезы - они катились по траве и терялись.
2
Столбик ртути на шкале моего настроения медленно, но верно полз вверх. И пожалуй, не так уж медленно. Я даже боялся, что вот-вот ртуть доползет до высшей отметки и мой мысленный термометр сломается. Что и говорить, сидя в кожаном кресле моего нового "БМВ", я чувствовал себя отлично. "БМВ", конечно, был не последней модели, подержанный, но очень даже в хорошем состоянии, скажу я вам. Думать о таких мелочах, как какие-то пятнадцать тысяч километров пробега, совсем не хотелось. Жизнь была замечательна, июньское солнце, пожалуй, даже чересчур интенсивно светило прямо в глаза, а впереди расстилалась прямая, пусть и не слишком ровная, дорога.
Будь на вашем месте налоговый инспектор, он обязательно спросил бы, на какие это, интересно, деньги я, Гордеев Юрий Петрович, адвокат юридической консультации № 10, находящейся по адресу: Москва, улица Таганская, дом 34, приобрел свою иномарку - пусть даже и неновую, но достаточно приличную. На обыкновенные деньги, ответил бы я, на бумажные.
Только что я закончил вести одно дело - в общем, даже и несложное, но достаточно выгодное. Некая предприимчивая дама (Кристина Александровна Умецкая, 1965 года рождения, замечу в скобках - симпатичная, бюст очень даже ничего, но ножки немного подкачали), запутавшись в долгах и разнообразных денежных махинациях, решила перевести офис своего босса на себя. По поддельным документам, разумеется. Плевое, я бы даже сказал, дело, но офис был внушительный, в самом центре. Так что и гонорар за образумливание… или образумление?.. Короче говоря, за выведение Умецкой на чистую воду гонорар причитался не очень маленький. Я бы даже просто сказал - немаленький, только вдруг среди вас все же обнаружится налоговый инспектор?
Но, несмотря на подобные гонорары, не сказал бы я, что обожаю подобные дела. Слишком они все-таки скучные, эти бумажные разбирательства, и что-то они в последнее время попадаются мне очень уж часто. Душа просила иногда и чего-то более активного, но сегодня ей хватало и нового "БМВ".
Я потянулся к магнитоле, включил радио, нашел подходящую моему приподнятому настроению песенку (ею оказалась "Sunshine Reggae" - уж и не знаю, кто ее исполняет, но в данный момент это было то, что нужно), расслабился и закурил. Вообще-то я не могу себя назвать большим меломаном - не разбираюсь ни в стилях, ни в исполнителях, да и времени на это совсем нет, но от звучания автомобильной стереосистемы я даже на какое-то время отвлекся. И как раз в этот момент моего наслаждения и, можно даже сказать, соприкосновения души с высшими сферами через дорогу побежала девушка, и надо же! - прямо мне под колеса. Я ударил по тормозам, крутанул руль, но девушку, похоже, все-таки задел. Только этого мне не хватало!
Помнится, таким же вот образом я, лет в тринадцать, угодил под грузовик. Нога попала в какую-то выщербину на дороге, каковых у нас всегда было более чем достаточно, упал, и эта здоровенная махина как раз проехала по ноге. Отделался, правда, до смешного легко - перелом, причем закрытый, так что некоторые приятели даже мне не сразу верили. Шофер, что меня сбил - дядя Женя с соседней улицы, которого все мы знали, потому что он был любитель поиграть в карты в нашем дворе, да все время проигрывал, - вышел из грузовика весь белый и трясущийся - решил, будто насмерть. А я от шока только смеяться мог. Все лето у меня, правда, было испорчено - со сломанной ногой ни мяч не попинаешь, ни на велике не погоняешь. Те, что помладше, даже пытались дразнить меня: "Юрка, Юрка - вместо ноги чурка", пользуясь тем, что догнать я их не мог. Но через полтора месяца гипс сняли, и несколько раз дядя Женя даже брал меня с собой на рыбалку - чувствовал себя виноватым. За это время я сильно привязался к нему, своих детей у него не было, да и жены тоже, жил он холостяком.
Через год дядя Женя погиб - перебрал лишнего и вместе со своим грузовиком угодил в реку. Мы с ребятами бегали смотреть, как вытаскивали из воды его тело. Тело на дядю Женю совсем не походило, было каким-то обмякшим и вообще неприятным. На его похороны я не пошел.
Я выскочил из машины и наклонился к пострадавшей. Она уже приподнялась и хотела было встать без моей помощи, но сморщилась от боли и застонала.
- Жива?! - спросил я, хотя это было и так очевидно. Она кивнула.
Я помог ей подняться на ноги (на ее очень даже красивые ноги, сказал бы я в другой ситуации, но, к сожалению, сейчас было не до того). Когда она встала, во мне зашевелилось что-то похожее на комплекс неполноценности. Вообще-то я не могу пожаловаться на свой рост, но тут был как раз такой случай. Я совсем не удивлюсь, если в детстве ее дразнили Каланчой - как дядю Степу.
- Идти сможете? Может, вам в больницу или травмопункт?
Девушка кивнула в ответ на мой первый вопрос, а вместо ответа на второй похромала в сторону тротуара.
- Давайте я вас подвезу! - крикнул я ей, уже даже и не надеясь на какую-либо реакцию с ее стороны.
Неожиданно девушка обернулась.
- Да, - сказала она, очевидно приняв какое-то решение. - Подвезите меня, пожалуйста… Вы знаете, где здесь Птичий рынок?
Я галантно распахнул перед ней дверцу. Обошел машину и сел за руль. Сидя в машине, я почувствовал себя комфортнее - наша разница в росте мгновенно исчезла.
- Впервые в жизни вижу человека, который так спешит на Птичий рынок, что не замечает проезжающих мимо машин, - попытался пошутить я, чтобы завязать разговор. - Это где-то рядом с Волгоградским проспектом?
- А где Калитниковское кладбище находится, вы тоже не знаете? - не желая реагировать на мой юмор, спросила девушка.
- Вы уж определитесь, куда вам надо - на кладбище или на Птичий рынок, - не унимался я.
Девушка только вздохнула:
- Ох уж эта мужская логика! Я пытаюсь дать вам ориентиры…
- Кстати, вы знаете, чем отличается мужская логика от женской?
Моя спутница лишь равнодушно пожала плечами. Но я не отступал от своего намерения хоть как-то ее развеселить и рассказал ей свой любимый в последнее время анекдот:
- Одного мужчину спросили, какова вероятность того, что он встретит на улице динозавра. Он ответил, что примерно одна миллиардная. Когда тот же вопрос задали женщине, она ответила - пятьдесят на пятьдесят.
Я выдержал паузу. Девушка не выдержала:
- Почему?
- Либо встречу, либо не встречу.
Получилось! Моя спутница наконец позволила себе улыбнуться. Люблю, когда мои старания приносят результат. Правда, через пару секунд она вновь опустила углы губ.
- Смешно, - вздохнула она.
3
Аслан всю дорогу проспал, как говорится, без задних ног, впервые отсыпаясь в полной безопасности, впервые за несколько последних безумных лет.
Проснулся только за два часа до Москвы.
Умылся, сдал постель, скатал матрас, забросил его на третью полку. И, помаявшись в тесном вагоне, вышел, чтоб не мешать людям собираться, и встал в тамбуре у окна. Какой-то угрюмый мужик у противоположного окна с остервенением курил одну за другой едкие папиросы.
- Едешь в Москву бомбы подкладывать? - скривился он в сторону Аслана.
- К жене возвращаюсь, - спокойно соврал Аслан.
- Успел свою переправить в мирное место? - не унимался угрюмый мужик. - А я нет! У меня всех ваши зарезали! И даже старуху!
Аслан молча повернулся и через переход прошел в другой вагон.
Ни капли обиды или раздражения он не испытывал к тому задиристому мужику. Жизнь приучила Аслана относиться к подобным провокациям как к самому обыкновенному, обычному. Как к ветру, например, или как к дождю. Дует, каплет - отойди в сторонку. О настоящей боли, о действительных утратах так не говорят. А может, не врет?.. Кто его знает… Тем и успокоит истерзанную душу.
С приближением к столице на сердце становилось все тревожнее и тревожнее. В мрачных казематах Чернокозова встреча с любимой представлялась праздником на облаках в море цветов! А наяву… Денег не хватит даже на один цветочек. Да и захочет ли она увидеться? Покажет ли сына? Вероятнее всего - нет. Не станет разрушать настоящую, налаженную жизнь ради каких-то туманных воспоминаний.
Да и что у них было? Полгода детских ухаживаний? А после его отъезда - она в полном одиночестве… Стыд перед знакомыми, укоры родителей. От Аслана она не видела ничего хорошего за все эти годы, только редкие и короткие разговоры по телефону.
Насчет жены Аслан действительно соврал случайному попутчику. Но не на все сто процентов. В Москве у него был сын! И любимая женщина, которая родила ему этого сына. К ним он и ехал. Хотя и была эта любимая в настоящее время женой совершенно другого человека. Ответственного работника Министерства внутренних дел…
В купейном вагоне, куда прошел Аслан, можно было только встать около окна в коридоре. За его спиной суетились пассажиры, стараясь успеть воспользоваться туалетом до прибытия поезда в карантинную зону. А перед глазами за окнами в вечерних сумерках улетали в бездонное прошлое пригородные платформы, березовые рощи, дачные поселки и краснокирпичные коттеджные городки за высокими бетонными заборами. Многоэтажные дома подмосковных городков, переезды с иностранными машинами, поля, заводы, реки и мосты… Золотом сверкали кресты далеких церквей.
На вокзале стремительная толпа подхватила Аслана - он не успел и сообразить-то, куда ему нужно пробираться!
- Гражданин! - остановил его милицейский патруль. - Предъявите документы!
Такой строгости Аслан никак не ожидал. Его бесцеремонно и дотошно расспросили, кто он, куда направляется, зачем, на какое время? Перечитали все бумажки и документы. Разве только на зуб не попробовали. И не нашли, к чему придраться. С явным сожалением, будто упустили какое-то удовольствие, вернули документы:
- Ну гляди, не забудь зарегистрироваться! А то… Сам понимаешь. У нас тут много ваших… С терактами!
Аслан сдержался, не ответил. Молча взял документы, проверил, все ли вернули…
Чтобы позвонить, пришлось просто за бешеные деньги покупать телефонную карточку! А он и не знал, что здесь теперь таксофоны. Пришлось отдать последнее.
Кое-как разобрался в хитроумной инструкции, набрал номер. На другом конце провода тут же взяли трубку:
- Слушаю вас!
- Простите, - закашлялся Аслан, - это Елена Николаевна?
- Да. А это кто?
- Аслан.
- Да? - Елена растерялась и замолчала, видимо, не поверила собственным ушам. - А ты откуда звонишь?
- Я в Москве! Очень хочу тебя увидеть. Я тебе все расскажу!
- Асланушка, я же говорила тебе, что я не могу больше! Не могу! Столько лет прошло! Зачем? Зачем ты хочешь опять мучить меня?
- Я очень люблю тебя! И нашего сына!
- У меня своя семья… У меня нормальный муж… А… Где же ты был все это время?
- Позавчера меня освободили из концлагеря.
- Из концлагеря? Освободили… Ты говоришь правду?
- Леночка, ты забыла меня? Разве я когда-нибудь тебя обманывал?
- Замолчи! Я не могу тебя слушать!
- Почему?
- У меня сейчас сердце разорвется.
В трубке было слышно, как она тяжело дышит.
- Я сейчас приеду. Давай адрес! - Аслан от волнения никак не мог найти в карманах ни ручку, ни карандаш. Которых в общем-то там и не было.
- Через полчаса приедет мой муж. Сегодня у нас… не получится встретиться. Давай встретимся завтра?
- Хорошо, - только и успел вымолвить Аслан: она моментально бросила трубку.
Честно говоря, Аслан надеялся на чудо, виделись ему облака и цветы, а на самом деле представлял себе встречу несколько иначе. Могло быть по-разному. Больше всего было шансов на совершенно трагический вариант. Если бы она не стала разговаривать и сразу же бросила трубку. Но этого не случилось. Уже хорошо. Но! Даже лучше! Намного! Она же сама назначила встречу! Осталось только ночь продержаться…
- Вот и хорошо, вот и хорошо, - на разные лады, как заклинание, повторял Аслан, потирая дрожащие руки, - она не отказала. Она встретится со мной. Я все объясню, все расскажу. Она поймет. Главное, чтобы сын был здоров! И все у нас будет хорошо.
Вариантов ночлега не было - он решил перекантоваться на вокзале. Но оказалось, что и тут царят новые порядки - его попросту не пустили в зал ожидания, где есть скамейки. Вход только по билетам или за деньги. Ни того, ни другого у Аслана не было. И он отправился, как беспечный денди, гулять по ночной столице!
Он еще не знал, что всякое "лицо кавказской национальности", бесцельно и бесприютно бродящее по ночной Москве, кажется зловеще подозрительным и тем самым подвергает себя значительному риску - просто нагло провоцирует бдительную столичную милицию!
4
Юле Долговязовой было не до смеха. Слишком уж все не ладилось у нее в последнее время. Особенно сегодня. Все-таки риэлторская деятельность была явно не для нее…
В детстве она мечтала стать актрисой. Нет, даже не мечтала - она твердо знала, что другого пути в этой жизни для нее не существует. Она просто бредила театром. С девяти лет она занималась в школьном драмкружке, а с одиннадцати стала постоянной и незаменимой Снегурочкой на всех новогодних елках.
Когда она выходила на сцену, куда-то исчезала вся ее неловкость, застенчивость, она забывала про свой слишком уж высокий рост, к которому так подходила ее длинная фамилия. Она просто забывала о той колючей девочке, которая жила в ней в обычной жизни, у которой были разные и какие-то совсем глупые неприятности и проблемы - с мамой, с одноклассниками, с учителями. Как только на нее направляли свет вечно ломающегося школьного юпитера, как только она чувствовала чье-то внимание из зрительного зала - даже если там сидел только один человек, - она переставала быть собой, в ней словно натягивалась какая-то тонкая, но очень прочная звенящая струна. За несколько лет она успела побывать Красной Шапочкой и Хозяйкой Медной горы, Гердой из "Снежной королевы" и Ассолью из "Алых парусов", Алисой из Зазеркалья и Мухой-цокотухой, не считая, разумеется, разнообразных детских утренников с их постоянными персонажами - зайцами, белками, лисами и гусеницами.
Впрочем, не меньше самих спектаклей ей нравилось и просто проводить долгие часы на репетициях или даже помогать с реквизитом. Вдыхать пыльный запах тяжелых кулис и свежеоструганных досок для новых декораций. Когда ей было плохо и грустно, она пряталась между стеной и задником, сидя там на сваленном реквизите. Нравилась и предпремьерная суета, с радостными разговорами, с непременным страхом, что все сорвется, что она или партнер забудет текст роли, потому что где-то в глубине души она точно знала, что на самом-то деле все пройдет хорошо. Эх, сейчас бы ей хоть немного той детской непоколебимой уверенности…
Ей повезло, что у них в школе был театральный кружок. Еще больше повезло с его руководителем - его звали, как Лермонтова, Михаил Юрьевич. Правда, очень скоро ему пришлось уйти из школы из-за разногласий со школьной администрацией, и тогда он стал вести театральную студию в городском Доме пионеров, позвал туда и Юлю.