Заведующий лабораторией, тихий алкоголик, после недавнего посещения вытрезвителя, откуда его выручил с помощью знакомого прокурора Сергей, всецело находился в зависимости от подчиненного. И вопросы трудовой дисциплины отпали сами собой. Госкомприроды, это до недавних пор чисто декоративное ведомство, усилиями ревнителей чистоты среды обитания обрел заметный вес. "Капитаны перестройки" сколачивали политический капитал, стращая обывателей надвигающимися экологическими бедствиями. Аппарат не замедлил отреагировать - возникла новая грандиозная кормушка: каждое предприятие обязывалось получить до конца года специально разработанный "экологический паспорт". Все это, разумеется, не пришлось по вкусу производственникам, озабоченным конечным результатом, а не стерильностью заводских стоков. "Экологический паспорт предприятия" разрабатывала группа инициативных, энергичных, эрудированных подвижников экологии. Параллельно оформлялись документы и создавался кооператив "Днепроэколог". Как-то все так складывалось, что в кабинетах, пороги которых иному кооперативу пришлось бы обивать неделями, защитники окружающей среды встречали хороших знакомых, с радостью идущих им на встречу. Поистине, дружба - величайшее благо, особенно сулящая в дальнейшем эти самые блага в несравнимо большем количестве. И тот же чиновник санстанции, который только что с негодованием выставил подозрительного шашлычника или конфетника (и такое бывает, хотите верьте, хотите нет), пытавшегося сунуть взятку, с приятной улыбкой изыскивал возможности посодействовать развитию экологических исследований. Засевалось основательно, но и урожай должен был обеспечить сеятелей надолго.
Сергей производил для кооператива по договору некоторые анализы, получая за то сущие крохи с барского стола: по пятьдесят рублей за сводную таблицу. Независимо от того, заполнена она убористыми колонками полученных данных или прочерками, перемежающимися редкой цифирью, почерпнутой в популярных справочниках. Лучше, чем ничего, но если учесть, что среднее предприятие выплачивало кооперативу за составление экологического паспорта тысяч двадцать, становится понятным, отчего Сергей жаловался на несправедливость. "Днепроэкологу" такое сотрудничество на руку: кто-то же должен делать работу - а тут солидный ученый, кандидат наук, анализы проводятся на дорогой и высокоточной импортной аппаратуре, которую кооператив арендует "во внерабочее время". Больше того - сей кандидат наук еще и сотрудник организации, которая проверяет качество этих самых паспортов. Конечно, у верхушки "Днепроэколога" без того хватало связей, но, как известно, лишних друзей не бывает. Кроме того, их весьма привлекала черная "Волга", подаренная Сергею отцом. Скромные сотрудники кооператива вполне могли обеспечить себя транспортом. Но не садиться же "экологиням" самим за руль - а три четверти персонала кооператива составляли представительницы прекрасного пола. И Сергей колесил по городу и близлежащим районам, расширяя сферу деятельности "Днепроэколога", заключая новые договора и завершая работу по старым. Но, в общем, не перегружаясь. Если требовалось взять на анализ цилидрики почвы по углам территории предприятия и в центре ее, никто, естественно, не гулял вдоль километровых заборов. Хватало и одной пробы, да и ту не всегда брали: земля-то везде одна. Влияние же предприятия на состав атмосферы можно определить еще проще: кто не знает, что у нас везде нечем дышать? Расход сырья и ресурсов выписывался в плановом отделе, а когда главному инженеру вместо ожидаемого штрафа представители "Днепроэколога" предлагали слегка стимулировать плодотворное сотрудничество, естественно, никаких колебаний не возникало…
Несмотря на покровительство Калле, дружескими наши отношения назвать было трудно: имея с производством кирпича весьма отдаленную связь, он занимался своими делами, приносящими достаточный доход, и не мозолил глаза спецчасти. Изредка случалось и мне, благодаря все тому же знакомству с Филей, ужинать с блатными в приличных ресторанах. Принадлежавшие к одному миру, воры тем не менее обладали разным влиянием. Калле, несмотря на свою кажущуюся чужеродность - блатные практически не знают национальных предрассудков, - поддерживал прочные связи с Амурским районом, где сосредоточился цвет воровского сословия.
Эта часть города испокон веков находилась под контролем "деловых". Тамошние участковые жирели на подачках жуликов. И хотя время от времени в районе всплывали такие дела, что круги от них докатывались до обеих столиц, все это сказывалось только на размерах отступных. Путалась в ногах разве что пресса. Ну, с местными газетчиками проще - должны понимать, где живут и чем могут кончиться все эти игры в гласность. Но наезжали и москвичи. Да что толку-то? Ну, обнаглел Матрос со своими подручными, зажировали, как нэпманы, решили, что куплены все краснопогонники-прихвостни. Да таких Матросов здесь десятки! Видите ли, "Крокодил" дал серию статей "Амурские войны"! Работяги и затихли, словно и в самом деле от чудища избавились. Так они и без этого могли спать спокойно: на кой "деловому" их нищенские гроши?
Калле не лез на рожон: на особом режиме быстро приучаются скрывать чувства и сдерживать желания. А денег и прочего имел на "химии" больше, чем иные блатные на свободе. Не хвастал своими заслугами, не трещал о подвигах, больше слушал, чем говорил. В поисках новых сфер приложения своей действительно большой власти не чурался, казалось бы, совершенно бесполезных знакомств. Я довольно быстро сообразил, что эстонца интересовали в первую очередь дельцы разного рода, индивидуалы и кооператоры. Из тех, кому есть чем поделиться. А уж убеждать здесь умели - в изобретательности людям Калле не откажешь.
Как-то спьяну я рассказал эстонцу о деятельности "Днепроэколога". Он как бы невзначай поинтересовался, что это за буржуй ездит ко мне на собственной "Волге", а я наговорил лишнего и тут же пожалел. Этот если и займется рэкетом, то всерьез, не то что мы с братцами Русиными. Неплохой, конечно, Сергей парень, а свое спокойствие дороже. Да ему-то ничего особенно не угрожает - не тот масштаб. Прицел брался выше.
Отказать Калле в просьбе свести его покороче с Сергеем - немыслимо, вся моя жизнь на "химии" всецело завидит от него. Конечно, можно было посоветовать Катерине не появляться больше со своим дружком, но это проблемы не снимало - на своих "жигулях" Калле с легкостью ездил на деловые встречи даже в соседние города, а экс-супруга обитала совсем-неподалеку. Знакомство произошло как бы само собой. Эстонец вообще легко сходился с людьми. Дружески похлопывая по плечу высокого массивного Сергея, Калле, хоть и был ниже на голову, не терял внушительности. Поймав быстрый, подгоняющий взгляд эстонца, я вышел из его комнаты, обставленной во вкусе интуристовских гостиничных номеров. Не смотря на то, что хозяин появлялся дома нечасто он полагал необходимым иметь и здесь приличную обстановку. Все знали, что Калле купил в Амурском районе дом, где живет его молодая любовница, но так или иначе приходилось бывать в общежитии, чтобы не портить отношений с местным начальством. До конца его годичной "химии" оставался месяц, и не было никакого резона растягивать ее еще на год.
Отправившись за "пивом" (если где в общежитии оно и могло сохраниться свыше пяти минут, то только у Калле в холодильнике), я бесцельно бродил по коридорам, покурил у себя в комнате, где стоял прокисший запах мужского жилья, и в конце концов, решив, что времени прошло достаточно, вернулся в каллевы хоромы. Там, золотозубо скалясь, сидел Гриша Худой из команды эстонца. Поглазев на меня с минуту, он сообщил, что Калле с Сергеем отбыли по срочному делу. Мне же предлагается выпить пивка из каллевых запасов и посмотреть единственный в общежитии цветной ящик.
Больше к теме экологии мы с Калле не возвращались, а Сергей и вовсе перестал появляться. А потом стало известно, что они с Катериной расстались, и Сергей вернулся под гостеприимный родительский кров. Но мне уже было не до того - миновал год со дня ареста, маячила возможность досрочного освобождения от "условного" наказания. Прямых выходов на начальство не было, но у меня сложилось впечатление, что Калле замолвил словечко где следовало. Помогла и мама своими презентами-подарочками, нарушений режима за мной не числилось, да и судьи понимали, что сижу я в общем-то ни за что. Словом, меня выпустили. Как раньше писали в прессе, "среди провожающих был и товарищ Калле Юхансон". Ну, что ж, домой я явился с практически готовой рукописью и совершенно не представляя, чем буду заниматься в дальнейшем. Зато желаний было множество.
Вопросами трудоустройства власти мне не докучали (славно освобождаться в эпоху демократии и гласности), так что свои планы я мог строить, не отвлекаясь на общественно полезную деятельность. На первых порах мать еще могла прокормить меня, дать немного передохнуть, но "на жизнь" мне теперь требовалась сумма такого порядка, о которой она и слыхом не слыхивала. И занять не у кого, несмотря на наивернейшее обеспечение: не купить мою книгу не могли. Сам бы стал в очередь за такой. Веселый и жуткий, бесшабашный и скаредный, кровавый и слепо мстительный преступный мир раскрывался читателю здесь во всей красе.
При всей самонадеянности, я сознавал, что сей перл, как и всякий ценный камень, нуждается в огранке. Дело было за опытным профессионалом. Вдохновенные враки Фили я записал по-ученически старательно, оставалось "причесать" вихрастое творение и свести кое-какие концы с концами.
Описав ситуацию маминому двоюродному брату по телефону, я добился у него согласия просмотреть рукопись. Для этого необходимо было ее перепечатать, и как я ни убеждал его, что по чистописанию меньше четверки не имел, дядя заявил, что он радиожурналист, а не экстрасенс или графолог. Две недели потребовалось секретарше из института, где работала мама, для дешифровки трехсот страниц моих криптограмм. Двести рублей. И те взять негде. Мать категорически отказалась финансировать мои начинания, считая, видимо, что я слегка тронулся. Загашник слопал судебный процесс, а судьбу моих коллег из "Био" я выяснять не стал. Противно было. А ведь ходили слухи, что они выкрутились все-таки. Плевать. Я и близко бы к ним не подошел. Лучше я пока побуду по эту сторону решетки.
И все же в кафе я пришел не случайно, сколько бы потом ни разуверял себя в этом. Здесь мы бывали с Калле, когда он прихватывал меня с собой на "ужины". Здесь околачивалась полууголовная да и просто уголовная публика всех мастей. Кое с кем Калле и меня познакомил. Но все равно - идти сейчас к нему не хотелось. Стыдно: лопух, едва освободился и уже клянчит не дать ему подохнуть с голоду.
Так что встреча моя с Нугзаром, любившим приговаривать: "Зови меня Коля", была в какой-то мере предопределена - не он, так другой. Кряжистый, чуть выше среднего роста, двигающийся вразвалку, в свои тридцать он напоминал рано расплывшегося от сидячей жизни директора небольшой оптовой базы. Нестандартная фигура и крупное, грубо очерченное лицо со шрамом у основания мясистого носа - недостаток для афериста. Слишком приметен. Так что Нугзару подвизающемуся на второстепенных отвлекающих ролях, требовался помощник - тот, кто непосредственно получал бы из рук клиента деньги. И желательно новенький, не засвеченный. Чтобы не облегчать розыску работу, пары надолго не складывались. И хотя милиция прекрасно знала о нугзаровой деятельности, доказательно обвинить его не было возможности. Потерпевшие, если и запоминали кого, то только не случайно заглянувшего в подъезд, где происходила сделка, внушительного мужика. Все внимание их было сосредоточено на торгующем за полцены царскими червонцами застенчивом молодом человеке. Обаяние - первейшее качество мошенника. Но и оно во многом вырабатывается, как и умение говорить на "суржике" - деревенской смеси русского с украинским. Прослушав меня, словно на экзаменах в театральное училище, Нугзар сообщил, что его требованиям я примерно удовлетворяю.
Червонцы были точь-в-точь подлинные, способы, которыми их можно отличить от настоящих - покупателям неизвестны, да и работали мы с золотыми "показухами", а гарантия молчания - полная. Кто пойдет жаловаться, что при совершении валютной сделки партнер его обманул? Мести обманутых я не опасался - блатную сторону деятельности Нугзар брал на себя. Клиенты наши - народ трусливый, в основном торгаши. Не им с жуликами разборы устраивать. "Кинуть лоха" - наша работа. Такая же, как их - обвесить, подсунуть гнилье, по сути ту же "куклу".
Почти сразу я нарвался на торговцев мандаринами, которые, разобравшись, с чем имеют дело, твердо пообещали мне, что живым мне не быть. Однако все сошло. На рынке к их прилавкам неприметно подошли двое тихих мужчин предпенсионного возраста, оставив своих гориллообразных спутников помоложе, скалящихся воровскими "фиксами", подпирать ограду в двух шагах, и короткими повелительно-презрительными фразами угомонили горячих южан. Но надолго ли? Кончится "работа" с Нугзаром, все припомнится. Тогда "паханов" рядом не будет. Такова цена воровской взаимовыручки - помогают, пока ты нужен. Да ладно, с таким настроением лучше вообще не работать. Сейчас сосредоточиться, а главное - не нарваться на подставку. Приходилось подолгу проверять, путать, прежде чем по условному знаку напарника я понимал, что можно начинать "разводить". И если возникала хотя бы тень сомнения, мы расставались с потенциальным "клиентом". Уверенность должна быть почти стопроцентной. Кстати, если бы Нугзар познакомился со мной не через Калле (сама гарантия безопасности), никогда бы мне не получить столь прибыльную работу. Я рисковал меньше, чем объегориваемые любители легкой наживы: если я занимался лишь мошенничеством, что относительно безобидно и не строго наказуемо, то они добросовестно заблуждаясь, рвались осуществлять валютные операции, подрывая финансовую мощь горячо любимой родины. Я же, наоборот, извлекая деньги из их чулков в обмен на позолоченные бляшки, пускал их в оборот разными способами - накопить сколько-нибудь круглую сумму даже при солидном ежедневном заработке никак не выходило. По доходам и расходы…
Даже сейчас затрудняюсь сказать, чего в этот день было больше - хорошего или плохого. Что хорошего, если облюбованный возле "Интуриста" араб в галабии и джинсах, на чистейшем русском благосклонно отзывается на твое предложение приобрести золотые монеты и, цепко прихватив тебя за рукав, вытаскивает красную книжечку?
Дело было на улице, и вывернуться мне удалось лишь благодаря сумке с десятком купленных в буфете бутылок чешского пива. Где и силы взялись! Получив сумкой удар в лицо, "араб" моментально обмяк и вместо моего рукава схватился за рассеченную, сочащуюся кровью бровь. Когда он воспрянул, я уже был далеко. Памятуя о том, где хранятся отпечатки моих пальцев, хрустящую стеклом и капающую сумку я не бросил, нырнул между домами и прыгнул в поджидающую в условленном месте машину Нугзара. Напарник, ни о чем не спрашивая, рванул с места. Вместе с бутылками разбился и наш столь многообещающе начинавший тандем. Сопротивление сотруднику, причем скорее всего комитетчику, не больно поощряется, а назад в тюрьму никак не хотелось. На всякий случай сказал Нугзару, что взятую с собой "показуху" пришлось оставить неприятелю Мало ли, может, толкну… Нугзар совсем заскучал. "Улику, понимаешь, оставил. Теперь наверняка розыск за мной пойдет. Все, залегаем. Надоело: воруешь, воруешь, а толку? Того, что отложил, при моей жизни и на год не хватит. Открыть бы дело, иметь копейку на законных основаниях и не ходить под тюрьмой!"
Я уже знал, что такая меланхолия накатывала на него всякий раз, как случался очередной прокол. Да и было отчего: от одного эпизода еще можно, хоть и с трудом, отбрехаться. Но если кому-то понадобится, аналогичный эпизод подберут с легкостью. А не будет подходящего, состряпают фальшивый, всегда найдется мелкий крысятник. Далеко ходить не надо - годится любой спекулянт с базара. Конечно, честным быть неплохо. Если бы за это еще и платили! Или придется избавляться от досадной привычки ужинать в "Интуристе".
- Тормозни, Нугзар, на минутку. Я тут кое-что заберу, и сразу домой. Здесь недалеко, а мотаться по улицам что-то мне не хочется. Приметы, наверное, уже сообщили. Заеду домой, переоденусь, да и постричься давно пора. И покороче. Хорошо, не успел.
Перепечатанная в двух экземплярах рукопись ждала меня уже несколько дней. Секретарша беспокоилась - деньги-то в полтора раза больше ее зарплаты. Гроши, в сущности, но как не хотелось вспоминать, что еще две недели назад, до начала "ювелирной" деятельности, я знал в лицо каждый медяк в собственных карманах. А что дальше? Даже если я не ошибаюсь, и книга действительно представляет какую-то ценность, пока что от нее одни убытки.
Так вышло, что по пути домой я все рассказал Нугзару. Против ожидания, Нугзара моя история сразу заинтересовала. Он вообще быстро соображал: тугодумам нет места в такой работе, когда по короткому движению глаз, интонации, случайно оброненному слову требуется составить представление о характере человека и его возможностях. Пришлось дать один экземпляр - "на день, максимум на два". На два, как же! Сам ведь говорил, что собрался с девчонкой на дачу на несколько дней! Домик у него на Днепре - будь здоров. Ну, да не съест же. И отказать неудобно. Высадив меня у дома, Нугзар удалился "знакомиться". Втайне я предвкушал похвалы: написать книжку - это тебе не "куклы" подсовывать.
Взял оставшийся экземпляр и снова стал пробегать текст. Чем дальше, тем больше бросалась в глаза убогость, монотонность языка. Материал, действительно, захватывающий, это как раз не моя заслуга. А все остальное - ужас. Сплошные штампы, натяжки с претензией на юмор и тонкость. Попробовал прочесть пару фраз вслух, и просто заскрежетал зубами. Отовсюду лезли повторы, кишели слова-паразиты, прямая речь путалась с авторской, а повествовательные времена сцепились в такой клубок, что казалось - не разгрести вовек.
Запершись в своей комнате и вооружась двухлитровой кастрюлей кофе, до утра я исчеркал полрукописи. Поспал часа четыре и взялся снова. В каком-то безумии, лихорадочно спеша, все сплошь перекраивая, к вечеру я добрался до финала. Последние страницы проглядывал наскоро, казалось, что там текст получше, а может просто сказалась усталость. Снова поспал и ринулся к дяде - ковать, пока горячо.
Дядя Лева пребывал в благодушном настроении в отсутствие домашних. Он предавался разврату. Так именовала дядину слабость его жена - жидкий чай с невероятным количеством бисквитов. Семья оставила дядю всего неделю назад, а последствия его загула уже давали себя знать. Дядилевино пузцо заметно оттягивало резинку тренировочных брюк.
- Вот тетя вам всыплет, когда приедет! - я пытался поддерживать отвлеченную беседу, но неудержимо сползал к тому, что меня жгло. - Вы бы лучше побегали по утрам, разминка не помешает. А гимнастику для ума я вам предоставлю. За уши не оттянуть. Патентованное средство от монотонности обыденной жизни. Через два интервала, как и было сказано. Правда, кое-где есть исправления…
- Ладно-ладно, забеги через недельку, а пока пей чай…
- Дядя Лева, какая неделька! Здесь и читать-то три часа! Конфетка!
- Оставляй, попробуем твою конфетку. Если не слишком снотворная, может раньше управлюсь. Словом, позванивай…