– Как так – в дневных? – огорчилась "поклонница".
– Да вот как-то так! – непринужденно отозвалась трубка. – В одиннадцать и четырнадцать.
– Получается, его сейчас в театре нет? И сегодня не будет? – почти прорыдала Татьяна.
– Да с чего ему быть-то? – рассердилась женщина. – Я вам русским языком объясняю: в вечернем спектакле Пожидаев не занят! Все, у меня люди!
В трубке запикали короткие гудки.
– В театре его нет. Пойду проверю, дома ли наши голубки.
– Угу. – Дина сжала кулаки и со свистом втянула воздух.
Татьяна вышла из квартиры и спустилась на первый этаж. Нужно было проверить, на стоянке ли красный "Лексус". Если автомобиль там, это почти со стопроцентной вероятностью означает, что Жан и Азалия дома.
Внедорожник, похожий на большое опасное животное, стоял на своем месте, и Татьяна поспешно вернулась домой.
Дина, которая караулила возле порога, включила свой телефон, который уже с конца марта не подавал признаков жизни и лежал на дне сумочки, прихваченной Татьяной. Днем она его предусмотрительно зарядила. Номер Жана был одним из последних в списке вызовов. Девушка сразу нашла его, но никак не могла решиться набрать.
Татьяна взяла ее ладонь в свои руки. Ладошка была ледяная и влажная.
– Не бойся, я с тобой, – ободряюще проговорила она и в очередной раз подумала: "Только бы Дине не стало плохо. Если она перенервничает и съедет с катушек, я себе этого не прощу!"
Дина натянуто улыбнулась в ответ и быстро, не давая себе времени на колебания, нажала кнопку вызова. Во время короткого разговора голос ее дрожал и срывался, но это только придавало правдоподобия, поскольку было вполне объяснимо.
– Алло! – взволнованно отозвался Жан. – Кто говорит?
Татьяна не сомневалась, что Азалия в этот момент так же прильнула к плечу любовника, как она сама – к Дининому, пытаясь услышать все своими ушами.
– Я. Узнаешь?
– Узнаю, – помедлив, ответил Пожидаев. – Ты где, Манюня?
– Не смей называть меня так! – вырвалось у девушки. – Тебя не касается, где я! Вам, конечно, хотелось бы, чтобы меня и вовсе не было!
– Что ты такое говоришь? – вполне искренне возмутился Жан.
– Говорю что думаю! Ты меня предал, сговорился с этой мерзавкой!
– Послушай, мы только заботились о тебе, ты неправильно поняла…
– Я, может, излишне доверчивая, но не клиническая идиотка! – отрезала Дина. – Так что лучше заткнись. Мне нужно с тобой поговорить. Это важно. И в твоих же интересах.
– О чем поговорить?
– Не по телефону. Я много чего знаю про тебя и твою любовницу.
– Давай увидимся! Приезжай домой… – начал было Жан, но то ли сам понял, что несет чушь, то ли Азалия ткнула его в бок, и поправился: – Где мы сможем увидеться?
– Приезжай на кладбище. К могиле моих родителей. Ты знаешь, где это. Точнее, стой на аллее номер два, возле поворота к их могилам. Я тебя увижу и подойду. Буду ждать в восемь. Понял?
– Понял, но…
– Да, чуть не забыла. Упаси тебя бог притащить с собой эту старую шлюху. Имей в виду: я буду следить, и если увижу ее рядом, не подойду. И больше на контакт не выйду. Но жизнь вам обоим испорчу, можешь не сомневаться.
– Нет, нет, приду один, – засуетился Жан, – и мы…
Дина выключила телефон.
– Надеюсь, они не смогут проверить и узнать, откуда был звонок, – медленно, чуть заторможенно проговорила девушка: не отошла от разговора, который высосал из нее все силы.
– На это нужно время, – успокоила ее Татьяна. – А времени у них нет. По идее, Азалия должна сейчас прыгать от радости: ты нашлась и ищешь встречи. Скорее всего она в эту самую минуту подробно инструктирует Жана, как затащить тебя обратно.
– Ой, что же мы стоим! – вскинулась Дина. – Пора начинать!
– Успеем, не волнуйся! – сказала Татьяна, подавив вздох. Она чувствовала себя немного глупо. – Мальчику одеться надо, указания выслушать. У тебя все готово?
– Готово.
Дина отошла в глубь комнаты. Плотно задернула шторы и замерла у стола, на котором они разложили то, что им сегодня понадобится. Татьяна подошла к двери и прислушалась. Минут через десять наверху хлопнула дверь. По лестнице вниз загрохотали шаги. Спешит, даже лифт ждать не стал. А может, это не Жан? Хотя, вероятнее всего, он. Переждав некоторое время, Татьяна выскользнула из квартиры и, в отличие от Жана, воспользовавшись лифтом, спустилась на первый этаж. Когда подошла к почтовым ящикам, алого джипа уже не было. Жан уехал.
Она продолжала мучиться сомнениями: правильно ли поступила, что разрешила Дине устроить весь этот спектакль? Теперь Азалия и Жан точно знают, что Дина не просто сбежала, но находится в городе и желает им отомстить. Она фактически предупредила их о своих намерениях. А вдруг это даст преступникам фору? Кто предупрежден, тот вооружен. Азалия – тетка крученая, изворотливая, запросто может предпринять что-то, обезопасить себя…
Ладно, не стоит пока об этом. Главное, чтобы все прошло гладко и Дина перестала верить во всякую ересь.
Татьяна двинулась назад к лифтам. Уже зашла внутрь, когда в кабину, с трудом протиснувшись в закрывающиеся двери, нырнул полный немолодой мужчина. Он жил в их доме, но Татьяна не помнила его имени.
– Ох, успел! Мне восьмой, – пытаясь отдышаться, выговорил толстяк.
Она нажала на кнопки. Мужчина принялся возмущаться:
– Летают как чокнутые! Еще сантиметр – и в бок мне въехал бы!
– Да что вы говорите! – изобразила она интерес. – Безобразие!
– Вот именно, – подхватил толстяк, – думает, крутой!
– Это, случайно, не молодой парень на красном "Лексусе"?
– Он, он! Вас тоже чуть не сбил? Это же надо…
Лифт остановился на восьмом этаже, и чудом избежавший аварии автовладелец вынужден был прервать страстный монолог.
– До свидания, – попрощалась Татьяна.
– Всего доброго, – выкрикнул толстяк и покатился к своей квартире.
Татьяна зашла к себе и сказала:
– Все! Он уехал! Можно приступать.
Дина сжалась, ахнула, но взяла себя в руки и даже храбро улыбнулась.
"Молодец, – порадовалась Татьяна, – пока хорошо держится".
Глава 11
Они потушили в квартире свет, оставив гореть только лампу над столом. В комнате теперь был полумрак, в углах затаились тени, но это выглядело не уютно, как обычно, а зловеще. Татьяна обвела взглядом свою квартиру, где знала каждую пылинку, и на минуту ей почему-то показалось, что она в чужом доме. По мнению Дины, сейчас это место готовилось принять нечто такое, о чем лучше не говорить на ночь, и хотя Татьяна ничему такому не верила, ей все равно было не по себе.
Они замерли возле стола, на котором лежала свадебная фотография Азалии. Лицо крупным планом: улыбается, обнажив мелкие острые зубы и верхнюю десну. Неужели Наиль не замечал, какая неприятная у нее улыбка?
– Начинай, – негромко и слегка нетерпеливо проговорила Татьяна. Чем скорее они начнут, тем быстрее все закончится. Можно будет включить свет и выпить чаю с молоком. На травах, успокаивающего. Или, может, чего покрепче.
Подрагивающей рукой Дина зажгла пять толстых белых свечей, расположенных вокруг снимка. На их вершинах тотчас заплясали крошечные огоньки. Девушка шумно перевела дух, и пламя опасно задрожало. Она взяла в правую руку серебряный нож.
Этот нож в комплекте с серебряными вилкой и ложкой Татьяне давно подарили на очередной день рождения. Кто – она уж и не помнила. Ни одним из этих столовых приборов, кстати, очень изящных, так ни разу и не воспользовалась, и нераспечатанная коробка валялась в шкафу. Нежданно-негаданно подарок пригодился.
Дина чуть помедлила, а потом резким жестом полоснула себя по подушечкам пальцев левой руки. На указательном, среднем и безымянном появились порезы. Она сжала челюсти, но не проронила ни звука, и Татьяна восхитилась ее самообладанием. Слава богу, ни она, ни Дина не из тех людей, которые падают в обморок при виде крови.
Вытянув руку над снимком, Дина трижды громко произнесла:
– Силы небесные, силы земные, кровью своей невинной заклинаю: призовите сюда черную душу ведьмы! Аминь!
Кровь капала на лицо Азалии, которая продолжала хищно улыбаться с фотографии. Минуты шли, но ничего не происходило.
Татьяна постепенно успокаивалась. Она подумала, что нужно подождать еще немного для верности, а потом сказать как можно мягче и спокойнее: "Мне жаль, Динуля. Но теперь ты видишь – я была права? Азалия никакая не ведьма. Но ты не волнуйся, она за все ответит!" Или, может, пусть Дина сама скажет, что ничего не вышло?..
Пока Татьяна размышляла над этим, в квартире вдруг стало происходить что-то странное.
Сначала замигала и погасла лампа. Против воли сердце Татьяны словно превратилось в маленький холодный камешек и ухнуло вниз. Резко стемнело: мрак набросился на комнату, как хищник, и вобрал в себя остатки света. Одновременно затрещали и зачадили все пять свечей. Татьяна с испугом ждала, что свечки тоже погаснут, и тогда они окажутся в полной темноте. Но танцующие огоньки упрямо подрагивали и не желали сдаваться.
Тени в углах сгустились, и ей снова показалось, что она находится в чужом доме, только теперь это ощущение многократно усилилось. Все вокруг стало неузнаваемым и враждебным.
Потом появился запах. Тот же, что и в квартире Азалии. Он неспешно выползал из стен, сочился, как гной из раны, обволакивал, не давая глубоко вдохнуть. Стало душно, Татьяна почувствовала, что на лбу выступили капли пота.
Дина приникла к ее плечу, тихонько всхлипывая от страха.
– Я с тобой, – рассеянно прошептала Татьяна. – Не волнуйся, маленькая!
Она до сих пор не могла понять, что происходит. Неужели у Дины получилось? Нет-нет, это невозможно! Просто самовнушение или…
В этот момент раздались шаги. Шаркающие, неуверенные, будто идущий был стар или тяжко болен. Татьяна лихорадочно обводила взглядом комнату, но понять, откуда шаги доносятся, было невозможно. Звук шел сразу отовсюду, был тихим, но при этом явственным. Внезапно она скорее ощутила, чем разглядела движение справа от себя, в углу. Плотная тьма там стала живой и подвижной, еще более черной. Что-то влажно переливалось, постепенно приобретая четкие очертания. Она резко повернулась в ту сторону.
То, что Татьяна испытала в тот момент, когда увидела, как нечто приближается к ним, невозможно было сравнить ни с чем, что она прежде испытывала в жизни. Так слепо, до холодного пота, тряской дрожи и оцепенения, человек боится в своих ночных кошмарах. Горло сводит, язык прилипает к гортани: крикнуть бы – но вопль умирает в груди. Голосовые связки становятся безжизненными тряпочками, отказываются повиноваться. Руки делаются неподъемными, ноги слабеют и перестают держать обмякшее тело.
Татьяна была самым обычным человеком – трезвым, рационально мыслящим. Она прожила обыкновенную, даже скучноватую, ничем не примечательную жизнь, разве что была более одинока, чем большинство людей. Но ничто в этой жизни не могло подготовить ее к тому, что происходило сейчас. Как могло с ней, именно с ней случиться что-то подобное? Она даже фильмы ужасов никогда не смотрела, не читала книг о привидениях, оборотнях и вампирах! Если и боялась, то вполне нормальных вещей: болезней, безработицы, войны.
Но сейчас мозг туманил не поддающийся никакой логике, животный, смертный ужас. Не отпускало ощущение полной, абсолютной беспомощности перед лицом чего-то, чему нет и не может быть ни названия, ни объяснения…
Ведьма вынырнула из тьмы, породившей ее, и сразу оказалась очень близко, прямо перед ними. Ее силуэт казался расплывчатым, дрожал, колебался в неверном отблеске свечей, но был вполне реален. Бесполезно обманывать себя, обреченно подумала Татьяна. Это не игра воображения: Азалия каким-то образом действительно оказалась здесь. Они выманили ее из телесной оболочки.
А это значит, нужно действовать дальше. Иного выхода нет.
Татьяна с силой сжала руки в кулаки, впившись ногтями в ладони. Боль помогла прийти в чувство. Локтем толкнула Дину в бок, почувствовав при этом легкий укол совести.
– Иди! – прошептала она. – Иди же, не стой! Пора!
Девушка, словно очнувшись ото сна, бросилась к выходу. Дверь за ней захлопнулась с такой силой, что едва не слетела с петель.
Теперь Татьяна осталась с ведьмой один на один. Краем сознания поняла, что Азалия не замечает ее, обшаривая блуждающим взглядом место, в котором оказалась. Молниеносным движением схватила толченый ладан и опрокинула его в бокал, едва не пролив при этом вино. Стараясь не смотреть перед собой, чтобы не видеть жуткий лоснящийся силуэт, открыла книгу и принялась тонким, слабым от ужаса голосом читать молитвы.
Спустя какое-то время раздался знакомый голос. Татьяна не поняла, слышала она его наяву или же он звучал только внутри ее головы. Скорее второе. Она вскинула голову и увидела, что ведьма в упор смотрит на нее.
"Все, теперь она знает", – как-то отстраненно подумала женщина.
– Так вот кто меня позвал, – проговорила Азалия как будто в ответ на ее мысли. – Что ж, рада встрече.
Дина выскочила из квартиры и сначала просто стояла, жадно вдыхая свежий, нормальный воздух. На лестничной клетке было светло, в соседней квартире играла музыка, смутно слышались чьи-то голоса. Жизнь продолжалась и для огромного большинства людей текла в привычных рамках. Страх ослабил хватку, и она немного успокоилась.
"Я тут отдыхаю, а Татьяна одна, с ней, рискует из-за меня!" – огнем полыхнула мысль. Дина оттолкнулась от стены и взлетела по лестнице, чудом не переломав ноги. Привычным движением вставила ключ в скважину и повернула. Дверь оказалась заперта всего на один замок. Дина потянула ее на себя и переступила порог.
В прихожей горел свет. Она почувствовала знакомый удушливый запах, но решила не обращать на него внимания. Быстро огляделась по сторонам – ей вдруг почудилось, что вот-вот покажутся Азалия или Жан.
Но никто не вышел из ванны, не выглянул из гостиной. Кругом тихо, буднично и обычно, как в сотнях других квартир. Как и в этом доме на протяжении многих лет. Правда, сейчас здесь куда более неряшливо, чем раньше.
"Грязнуля", – брезгливо подумала Дина, заметив серую бахрому пыли на полу, разводы и муть на зеркале, небрежно брошенную грязную обувь, раскиданные повсюду вещи, одежду, журналы. Пока они жили в квартире вдвоем с Азалией, Дина старалась поддерживать чистоту. Но у мачехи с Жаном, очевидно, имелись дела поважнее.
Свет горел и на кухне, и в спальне, и в гостиной. Дина ничуть не сомневалась, что тело Азалии должно находиться в спальне. Возле алтаря. Скользнула вперед и распахнула дверь, с удивлением обнаружив, что так и сжимает в руке серебряный нож. Что ж, это хорошо. Может, он пригодится.
Азалия лежала поперек кровати, раскинув руки в стороны. На ней было платье лимонного цвета с крупным черным узором по подолу. Она часто надевала его, когда папа был жив. Платье доходило до середины икры, но сейчас задралось, обнажив полные колени с ямочками. Одна нога была обута в домашнюю туфельку на каблуке, кокетливо отороченную пушистым серебристым мехом, другая – босая. Вторая туфля валялась на полу возле кровати. Ступни у Азалии оказались крошечные и на удивление изящные.
Дина осторожно приблизилась к кровати, стараясь не смотреть на разбросанную по всей комнате мужскую одежду. Сквозь вонь, которая пропитывала всю квартиру, пробивался едва заметный аромат любимой туалетной воды Жана.
Как обычно, повсюду были свечи. Некоторые зажжены, остальные не горели. На прикроватном столике стояла обожаемая Азалией безобразная "модерновая" ваза. А в ней – большой букет желтых роз. Как мило: петушок балует свою курочку! Точнее, племенной бык свою корову. Дина почувствовала, как ее захлестывает ненависть. Отлично: ярость затмевает страх.
Ведьма казалась похожей на восковую куклу – неподвижную, омертвевшую копию человека. Глаза плотно прикрыты, грудь едва заметно вздымается. Дина вздохнула свободнее. Задача выглядела не слишком трудной. Нужно взять Азалию за ноги и развернуть головой к дверям. Самым сложным представлялось то, что у них разные весовые категории, однако Дина была уверена, что справится.
Она подошла ближе и склонилась над мачехой, протянув к ней руку. В этот момент откуда-то послышался пронзительный, тонкий, высокий звук. Уши заложило, обожгло оглушительной болью. Девушка с криком отпрянула. Ощущение было такое, будто она нырнула на приличную глубину: голову сдавило, в уши залилась вода. В панике Дина обхватила голову руками, задыхаясь от пронизывающей боли и внезапной глухоты. На глазах выступили слезы, она почти ничего не видела и не соображала.
Уже через пару минут боль отступила, слух вернулся. Девушка сглотнула, вытерла слезы, растерянно произнесла вслух: "Что такое?" – и услышала свой голос.
Она обошла кровать с другой стороны и снова, уже с опаской, потянулась к ведьме. На этот раз, видимо потому, что наклон был плавным, осторожным, она "погрузилась" не так глубоко, и боль была не настолько сильной. Холодея от ужаса и уже догадываясь, в чем дело, Дина попробовала пробиться к Азалии еще с нескольких точек. Напрасно.
Она беспомощно опустилась на стоящий возле кровати пуф и заплакала от бессилия и разочарования. Ведьма защитила свое богомерзкое тело какими-то чарами! Ей не удастся даже прикоснуться к ней, не то что развернуть!
Получается, все бесполезно. Теперь только хуже станет: ведьма знает, что они решили бороться с ней. И пойдет на все, чтобы их уничтожить. От страха и жалости к себе Дина буквально завыла. А Татьяна? Ни в чем не повинная, добрая, славная Татьяна! Она-то за что пострадает?
Девушка вскочила на ноги и закружила по комнате, натыкаясь взглядом на мебель, безделушки, вазы, свечи. Неожиданно замерла, как охотничья собака, которая почуяла дичь. Решение пришло молниеносно, и теперь Дина знала, что делать. Получится или нет, неизвестно, но это был хоть какой-то шанс.
– Мы тебя уничтожим! – Татьяна старалась говорить твердо и спокойно.
Ведьма продолжала буравить ее взглядом. Потом разомкнула губы и негромко вымолвила:
– Ты боишься, жалкая дрянь. Ах, как же тебе страшно! Воздух здесь пропитан твоим ужасом, я чувствую его. И знаешь что? Твой страх придает мне сил!
Татьяна хотела возразить, но не смогла произнести ни слова. Против воли глядя в глаза ведьмы, ощущала себя слабой и беззащитной. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как начался ритуал. О чем она только думала, когда влезала во все это! Если бы хоть на минутку поверила Дине, допустила мысль о том, что на свете действительно может существовать что-то подобное, то нашла бы способ отговорить девушку. Но Татьяна до последнего момента полагала, что мрачноватый, какой-то слишком киношный обряд всего лишь должен стать своеобразным сеансом психотерапии.
"Нельзя, нельзя показывать ей, что я боюсь!".
Татьяна вновь взялась за молитвослов. Вот только будет ли толк? Она непослушными губами произнесла несколько фраз, не вникая в смысл молитвы, но чувствуя, как понемногу крепнет голос.
Азалия ничего не говорила. Может быть, удалось ее отпугнуть? Татьяна глянула на жуткую гостью и тут же пожалела об этом, сообразив, что снова вырваться из-под власти пронзительного взора будет почти невозможно. Ведьма смотрела пристально, чуть склонив голову. Снова вернулась противная слабость, закружилась и заболела голова.