Угроза сработала немедленно. Ханна перестала пинать меня ногой и вопить. Кит, тяжело отдуваясь, отступил назад. Джек отполз на карачках. Роджер поставил костыли рядом со мной и протянул руку, чтобы помочь мне встать. Это дело оказалось намного труднее, чем он предполагал, тем не менее воспитанная военной службой стойкость взяла свое, и я поднялся на ноги. Оперевшись на руки, я подхватил костыли, прислонился к стене и тут увидел, что приехали не только Айвэн с Марджори, но и Конрад с Дартом.
За короткий момент тишины Марджори оценила обстановку, заметила неутихающую ярость в движениях Ханны, неудовлетворенную звериную жестокость Кита и угрюмое желание отомстить на физиономии с расквашенным носом у Джека. Она бросила взгляд на Роджера и закончила обозрение поля битвы, оглядев меня с головы до ног и остановив свой взор на моем лице.
- Позор, - с укором произнесла она. - Дерутся, как животные. Нужно же голову иметь на плечах.
- Его не должно быть здесь, - хрипло выдохнул Кит и, не переводя дыхание, соврал: - Он меня ударил. Это он начал.
- Он сломал мне нос, - заскулил Джек.
- Только не говорите мне, что он напал сразу на вас троих, - съехидничал Дарт. - Так вам и надо.
- А ты заткнись, - вне себя от злости бросила ему Ханна.
Высказался и Конрад:
- Дыма без огня не бывает. Он что-то такое сделал, из-за чего все это началось. Я имею в виду, что в этом не приходится сомневаться.
От важности он раздулся, перед нами был судья, взвешивающий улики и доказательства, столп правосудия, воплощение царственного величия.
- Ну-с, мистер Моррис, так почему вы нанесли моему брату удар и напали на его семью? Что вы можете сказать в свое оправдание?
"Подсудимому, - подумал я, - время защищаться". Я прочистил горло. Одолевала страшная слабость. Но я еще был недостаточно зол, чтобы поддаться ей и не позволить им насладиться моей слабостью.
Когда я убедился, что голос у меня достаточно окреп и я в силах не квакать, а говорить, я начал:
- Я не наносил вашему брату ударов. Я ничего не сделал. Они же попытались побить меня за то, что я есть то, что я есть.
- Какая-то ерунда, - произнес Конрад. - На людей не налетают только за то, что они есть то, что они есть.
- Скажи это евреям, - вставил Дарт.
Они все были шокированы, но не слишком. Марджори Биншем сказала:
- Выйдите все. Я здесь сама разберусь с мистером Моррисом. - Она повернулась к Роджеру. - И вы, полковник, тоже. Выходите.
Конрад промычал:
- Это же небезопасно…
- Что за чушь! - оборвала его Марджори. - Выходите немедленно.
Они повиновались и, посрамленные, стараясь не глядеть друг на друга, потянулись из комнаты.
- Прикройте дверь, - приказала она, и выходивший последним Роджер закрыл за собой дверь.
Она вела себя совершенно без суеты, никаких лишних движений, очень уравновешенно и уверенно. На ней было темно-синее пальто с торчащим из-под него белым круглым воротничком, как у священнослужителей, таким же, как в прошлый раз. И вообще она была такой же, как в прошлый раз - волнистые седые волосы, хрупкая фигурка, пронзительные ястребиные глаза.
Она критически оглядела меня изучающим взглядом и сказала:
- Вчера вы позволили взорвать себя, а сегодня дали топтать себя ногами. Что же это получается, а? Не очень умно.
- Нет.
- И отойдите от стены. Вы пачкаете ее кровью.
- Я ее потом покрашу.
- Почему у вас столько крови?
Я рассказал ей о своих синяках, царапинах, ранах и ранках и скобах, поставленных медиками в больнице.
- Похоже, - сказал я, - часть из них выскочила со своего места.
- Понятно.
На несколько мгновений она, казалось, пребывала в нерешительности, что совершенно не подходило ее облику сильного, с твердой волей человека. Потом она сказала:
- Если желаете, я могу освободить вас от нашего соглашения.
- О? - изумился я. - Нет, отчего же, соглашение остается в силе.
- Я никак не ожидала, что вы так пострадаете.
Я моментально оценил ситуацию. Пострадал я или нет, серьезно или несущественно, было некоторым образом неважно. Я постарался забыть об этом. Нужно было сосредоточиться на чем-нибудь другом.
- Вы знаете, - спросил я, - кто подложил взрывчатку?
- Понятия не имею.
- Кто из Стрэттонов был бы способен на это?
- Никто.
- А как насчет Форсайта?
Ее лицо мгновенно сделалось жестким.
- Как бы там ни было, - отрезала она, - Форсайт никакой не эксперт по взрывам.
- Может быть, у него были причины нанять кого-то?
Помолчав, она проговорила:
- Не думаю.
У меня вспотел лоб. Инстинктивно я поднял руку, чтобы вытереть его, и закачался, отчего пришлось ухватиться за костыль, чтобы восстановить равновесие и не шлепнуться на пол. Тело обожгло болью, раны саднили с удвоенной силой. Я стоял, не двигаясь, не шевелясь, глубоко дышал, тяжелый момент миновал, я мог оставаться на ногах.
- Сядьте, - приказала Марджори.
- Это может оказаться еще хуже.
Она уставилась на меня. Я улыбнулся.
- Моим детям это кажется очень смешным.
- Но это совсем не смешно.
- Не очень.
Медленно, с расстановкой, она произнесла:
- Вы будете предъявлять Киту обвинение в нанесении телесных повреждений? И Ханне?
Я покачал головой.
- Почему нет? Они же избивали вас ногами. Я сама видела.
- И вы так скажете на суде?
Она заколебалась. Она пригрозила тогда полицией, чтобы только припугнуть, не более того, чтобы только прекратить драку.
Я подумал о договоре, заключенном моей матерью с лордом Стрэттоном, желавшим замять то, что случилось, и не предавать гласности склонность Кита к насилию. Ее молчание оказалось для меня очень прибыльным. Инстинкт подсказывал мне поступить так же, как моя мать.
Я сказал:
- Будет время, я расквитаюсь с Китом, но так, чтобы не сталкивать вас с вашей семьей, тем более публично. Это будет наше личное дело, только между ним и мной.
Нетрудно было заметить, с каким облегчением и с какой церемонностью - и очень к месту - она проговорила:
- Желаю вам самого доброго.
За окном послышалась сирена полицейской машины, скорее сообщавшей о прибытии, нежели требовавшей поторопиться.
В общем, полиция все равно приехала. Видно было, что Марджори отнюдь не в восторге, а я так устал, что уже ни на что не реагировал. Тут открылась дверь, впустив в комнату гораздо больше людей, чем могло в ней уместиться.
Кит пытался завладеть вниманием блюстителя закона и убедить его, что я нанес его внуку серьезные телесные повреждения.
- Джеку, - спокойно заметил Роджер, - не следовало бы бить ногами лежачего.
- Ну а вы можете выметаться отсюда, - прошипел Кит. - Я говорил вам. Вы уволены.
- Не делайте из себя посмешища, - вспыхнула Марджори. - Полковник, вы не уволены. Вы нам нужны. Пожалуйста, останьтесь здесь. Решение об увольнении может быть принято только большинством голосов членов Совета директоров, и такого большинства не получится.
- Ничего, Марджори, - прохрипел трясущийся от унижения Кит. - Скоро я и от тебя избавлюсь.
- Послушай, Кит… - начал Конрад.
- И ты тоже заткнись, - с ненавистью произнес Кит. - Трибуны взорвал ты сам или твой шантажист-архитектор.
В комнате воцарилось мертвое молчание, у потрясенных Стрэттонов отвисла челюсть. Воспользовавшись паузой, полицейский с важным видом раскрыл свою записную книжку, куда уже была занесена заранее подготовленная повестка дня, и спросил, кто из членов семьи обычно ездит на зеленой, шестилетней давности "Гранаде" с проржавевшим левым передним крылом.
- А при чем это здесь? - удивился Дарт.
Не отвечая на его вопрос, полицейский повторил свой.
- Ну я, - сказал Дарт. - Что из этого?
- Не въезжали ли вы за рулем этого автомобиля через главные ворота ипподрома вчера в восемь двадцать утра и не вынудили ли вы мистера Гарольда Квеста отпрыгнуть с дороги, чтобы избежать серьезных телесных повреждений, и не сделали ли вы непристойного жеста, когда он стал возмущаться?
Дарт чуть было не расхохотался, но благоразумие вовремя взяло верх, и он удержался.
- Нет, я этого не делал.
- Не делали чего, сэр? Не въезжали в главные ворота? Не заставляли мистера Квеста отпрыгивать с дороги? Не делали непристойного жеста?
Дарт беззаботным тоном произнес:
- В восемь двадцать вчерашнего утра я не въезжал никуда, я вообще в это время не ехал на машине.
Полицейский вежливо задал неизбежный в таких случаях вопрос.
- Я был у себя в ванной, раз вас это так интересует, - пояснил Дарт, оставив присутствующим домысливать, чем таким он занимался у себя в ванной.
Я решил задать вопрос:
- Мистер Квест - это такой высокий человек с бородой, в вязаной шапочке и с плакатом "Права лошадей прежде всего"?
Полицейский подтвердил, что да, это он.
- Он подходит под ваше описание, да, сэр.
- Тот самый человек! - воскликнула Марджори.
- Скотина, - откомментировал Конрад.
- Этот человек выскакивает перед вашим автомобилем, - сказала Марджори возмущенно. - Не сомневайтесь, он в конце концов добьется своей цели.
- Какой цели, мадам?
- Быть сбитым, конечно. Театрально упасть при малейшем прикосновении, пострадать за дело. С такими людьми нужно ухо держать востро.
Я спросил:
- Вы уверены, что мистер Квест сам вчера был у ворот в восемь двадцать утра?
- Он говорит, что был, - ответил полицейский.
- В Страстную пятницу? В день, когда никто не ходит на ипподром?
- Говорит, что был там.
Мне надоел этот разговор. Не было никаких сил. Дарт со своим автомобилем столько раз въезжал и выезжал с ипподрома через эти ворота, что любому пикетчику не составляло труда описать машину вплоть до наклейки на помятом заднем бампере: "Если вы можете это прочитать, сбросьте скорость". Дарт досадил Большой бороде в тот день, когда я был с ним. Большая Борода, Гарольд Квест, чувствовал, что просто должен поднять шум. Где же лежит правда?
- А вы, мистер Моррис… - зашелестели листочки записной книжки, полицейский смотрел в записи. - Нам сказали, что вы должны быть задержаны в больнице, но когда мы приехали допросить вас, нам сказали, что вы сами выписались из больницы. Вас официально не выпускали.
- Какие странные слова! - вырвалось у меня.
- Что?
- Задержать, выпустить. Как в тюрьме.
- Мы не могли найти вас, - стал оправдываться полицейский. - Получалось, что никто не знает, где вы.
- Ну ладно, теперь я здесь.
- И… э… мистер Джек Стрэттон утверждает, что приблизительно в восемь пятьдесят сегодня утром вы напали на него и сломали ему нос.
- Джек Стрэттон ничего подобного не утверждает, - непререкаемым тоном проговорила Марджори. - Джек, скажи.
Хмурый юнец, прижимавший к лицу носовой платок, не пропустил мимо ушей звеневшего в голосе Марджори недовольства и промямлил что-то вроде того, что, наверное, наткнулся на дверь. Невзирая на возмущенные протесты Кита и Ханны, полицейский послушно вычеркнул пометку в своей записной книжке. Он сказал, что его начальство хочет выяснить у меня, где находилась взрывчатка "перед взрывом от детонации". Где, спрашивали они, можно будет меня найти?
- Когда? - спросил я.
- Сегодня утром, сэр.
- В таком случае… наверное, здесь.
Посмотрев на часы, Конрад объявил, что вызвал эксперта-взрывника и инспектора из местного совета для консультации, как лучше снести старые трибуны и расчистить площадку для новых.
Разозленный Кит сказал:
- Ты не имеешь права делать это. Этот ипподром такой же твой, как и мой, и я хочу продать его, и, если мы продадим его строительной компании, она будет разбирать трибуны, и нам это ничего не будет стоить. Мы не перестраиваем.
Испепеляя его взглядом, Марджори сказала, что нужно получить заключение экспертов, можно ли восстановить трибуны в том виде, как они были, и покроет ли страховка, которая имеется на ипподром, какие-либо другие расходы.
- Прибавьте страховку к прибыли от продажи, и все мы выиграем, - упрямо твердил Кит.
Полицейским все это было неинтересно, и они перебрались в стоявший на улице у входа автомобиль, где, по всей видимости, вступили в переговоры с начальством по своему радиотелефону.
Я с сомнением задал Роджеру вопрос:
- А можно восстановить трибуны?
Он ответил с известной мерой осторожности:
- Об этом рано говорить.
- Конечно, можно, - безапелляционно заявила Марджори. - Все можно восстановить, если только решиться.
"Это будет ошибкой, - подумал я, - фатальной ошибкой для будущего ипподрома Стрэттон-Парк".
Семья продолжала препираться. Они все приехали в такую рань определенно с целью помешать принятию одностороннего решения. Они выкатились из конторы сцепившейся сворой, каждый боялся оставить других, чтобы те не сумели сделать по-своему. Роджер с досадой посмотрел им вслед.
- Вот так ведутся дела! И ни Оливеру, ни мне не платили после смерти лорда Стрэттона. Он сам подписывал чеки. После него право подписи осталось только у миссис Биншем. Прошлую среду, когда мы с ней обходили ипподром, я объяснил ей это, она сказала, что ей все понятно, но когда я вчера напомнил ей еще раз - тогда, когда она приехала сюда после взрыва, она сказала, чтобы я не приставал к ней в такой момент. - Он тяжело вздохнул. - Все это очень хорошо, но мы уже больше двух месяцев ничего не получаем.
- Кто платит обслуживающему персоналу ипподрома? - поинтересовался я.
- Я. Так установил лорд Стрэттон. Кит против. Говорит, это лазейка для махинаций. Судит по себе, конечно. Но так или иначе, единственно, кому я не могу выписывать зарплату, это Оливеру и самому себе.
- Вы подготовили чеки?
- Моя секретарша подготовила.
- Тогда давайте их мне.
- Вам?
- Она подпишет при мне эти чеки.
Не спрашивая, как, он просто открыл ящик стола, вынул конверт и подал мне.
- Суньте его мне в пиджак, - сказал я.
Он глянул на мои костыли, покачал головой и положил конверт в мой пиджак.
- Что, - спросил я, - трибуны полностью разрушены?
- Лучше взгляните своими глазами. Кстати, имейте в виду, никого близко не подпускают. Полиция оцепила все вокруг.
Из окна конторы не было видно, чтобы трибуны сильно пострадали. Видны были только боковая стена, крыша и часть трибун.
- Лучше было бы посмотреть на дыры без Стрэттонов, - сказал я.
Роджер почти расплылся в улыбке.
- Да никто из них и не решится оторваться от других родственничков.
- Я тоже так подумал.
- У вас идет кровь. Нужно в больницу.
- Марджори сказала, что я пачкаю стену, - кивнул я. - По-моему, сейчас уже прекратилось.
- Но… - Он не договорил.
- Я туда съезжу для текущего ремонта, - успокоил я его. - Только Бог его знает, когда. Там так долго приходится ждать.
Он не очень уверенно произнес:
- Может, быстрее было бы с нашим доктором на ипподроме? Я мог бы попросить за вас, если хотите. Он очень любезный человек.
- Да, - коротко согласился я.
Роджер взялся за телефонную трубку и сообщил доктору, что скачки состоятся, как и планировалось, в понедельник. Кстати, не мог бы он оказать любезность и подштопать тут одного пострадавшего? Когда? Желательно сию минуту. Большое спасибо.
- Ну, так что, пошли? - сказал он, кладя трубку. - Идти-то вы сможете?
Я смог, хотя и черепашьим шагом. Полицейские снова запротестовали по поводу моего повторного исчезновения.
- Вернемся через часок или чуть позже, - успокоил их Роджер.
Стрэттонов не было видно нигде, хотя их машины стояли на месте. Роджер направился к главным воротам, и мистер Гарольд Квест не стал кидаться нам под колеса.
Врач оказался тот же самый, который оказывал помощь пострадавшим около препятствия во время скачек, очень деловой и очень выдержанный. Увидев, что его просят сделать, он сначала отказался.
- Врачи общего профиля больше этим не занимаются, - сообщил он Роджеру. - Они направляют людей в больницу. Ему место в больнице. Глупо терпеть такую боль.
- То болит, то проходит, - сказал я. - А если бы мы оказались в пустыне Сахаре?
- Суиндон не Сахара.
- Вся жизнь пустыня.
Он недовольно проворчал что-то и заклеил меня чем-то вроде липкой ленты.
- Я с вами раньше не встречался? - спросил он озадаченно, залепляя мою последнюю рану.
Я рассказал про березовый забор.
- А, человек с детьми! - он сокрушенно покачал головой. - Боюсь, они насмотрелись жутких вещей.
Роджер поблагодарил его за оказанную мне услугу, я тоже. Врач сказал Роджеру, что руководство скачек получило жалобу от Ребекки Стрэттон, в которой она выражает сомнение в его компетентности как профессионального врача ипподрома. Они требуют доложить полное обоснование его решения отстранить ее от участия в скачках из-за сотрясения мозга.
- Вот сука, - с чувством выразился Роджер. Доктор с тревогой посмотрел в мою сторону.
- Все в порядке, - успокоил его Роджер. - Можете говорить свободно.
- Вы давно его знаете?
- Достаточно долго. Кроме того, это Стрэттоны разбередили его раны.
"Адские муки, - подумал я, - хоть как-то зависеть от Стрэттонов, быть у них на службе". Роджер поистине жил на краю пропасти - расстаться с работой означало для него расстаться со своим домом.
Он осторожно доехал до здания ипподрома, воздержавшись от замечаний по поводу того, что я прижимаю руку к лицу и что у меня постоянно клонится вперед голова. Насколько он понимал, как бы я ни решал свои проблемы, это было моим личным делом. Он вызывал у меня сильное чувство дружбы и благодарности.
Большая борода шагнул наперерез джипу. "Интересно, - подумал я, - действительно ли его зовут Квест, или он это придумал". Спрашивать об этом было не совсем к месту. Он решительно преградил нам путь, и, к моему удивлению, Роджер ловко подал машину от него назад, развернул джип и поехал по дороге в другую сторону.
- Мне только что пришло в голову, - рассудительно произнес он, - что если мы заедем через задние ворота, то не только избежим разговора с этим маньяком, но и сможем заскочить к вам в автобус и вы переоденетесь.
- У меня там уже ничего чистого не осталось.
Он с сомнением смерил меня взглядом.
- Мои не очень-то подойдут, будут маловаты.
- Ничего. Все о'кей.
У меня был выбор между поношенными джинсами и брюками. Я остановился на джинсах и рубашке в крупную клетку, какие любят лесорубы, а запачканные кровью вещи, которые надевал утром, кинул в ящик для грязного белья, набитый вымокшей одеждой малышни.
Мальчики уже перестали поливать водой автобус и друг друга. Автобус, несомненно, стал чище. Мальчики должны были быть сухими, - только вот куда они все запропастились? Я снова кое-как спустился из автобуса на асфальт и увидел, что Роджер, как всегда сдержанный и не показывающий своих чувств, с интересом обходит мое чудище, оглядывая его со всех сторон.