Через полчаса после ее ухода ванна, в которой лежала мертвая Алевтина Ивановна, переполнилась, и вода полилась на пол.
Можете себе представить мое удивление, когда на следующее утро меня разбудил разносящийся по квартире аромат кофе. Встав с дивана я, едва продрав глаза, притащилась на кухню и увидела лежавшие горкой на тарелке мои любимые пончики с вареньем, которые продаются только в "Севере" на Невском.
– Мам, неужели ты с утра пораньше смоталась в "Север"? – не веря своим глазам, спросила я.
– Ну, во‑первых, сейчас уже далеко не утро, – ответила мамуля, – двенадцатый час… Ты хоть помнишь, когда вчера вернулась?
Ну да, я вернулась вчера очень и очень поздно, потому что неожиданно случилась вечеринка у одного кинокритика. Мы познакомились с ним лет пять назад, когда ехали вместе в одном купе из Москвы, и с тех пор он изредка приглашает меня в гости. Вчера захотелось встряхнуться, тем более что Мишка Котенкин очень просил познакомить его с кинокритиком. Зачем это ему нужно, я не поняла. Критик вообще‑то довольно заурядный самодовольный тип. Но время мы провели неплохо, и Мишка завез меня в такси домой часа в два ночи.
– Мам, но сегодня же суббота, мне в редакцию не надо идти, – отмахнулась я. – А если ты сердишься, то зачем тогда пончики?
– Это Петр Ильич нас балует, – улыбнулась мамуля.
– Хм, а сам‑то он где?
– Ушел по делам. И, Александра, все‑таки ты достаточно грубо с ним разговариваешь…
Голос у мамули был непривычно неуверенный, так что я решила оставить ее замечание без ответа.
– Вот, смотри, – мамуля протянула мне газету, – твою статью напечатали.
– Не статью, а заметку, – машинально поправила я.
Действительно, напечатали. Слово в слово, никаких изменений. В газете статья выглядела совершенно не так, как на экране компьютера. Слова приобрели солидность и весомость, несведущий человек, прочитав статью, не усомнился бы в ее достоверности.
Вчера Гюрза после совещания у Главного в отдел не вернулась, так что нагоняй я не получила. Что ж, напечатали так напечатали, на мой взгляд, это мало что меняет. А от Гюрзы как‑нибудь отмахаюсь, не в первый раз.
Раздался звонок в дверь, и мамуля пошла открывать. Услышав из прихожей голос Ираиды, я доела пончик и положила себе на тарелку еще два: Ираида и сама поесть не дура, мигом подметет все! На такие мелкие неприятности, как прибавление нескольких килограммов, Ираида никогда не обращала внимания.
Однако сегодня Ираида была явно не в своей тарелке: ненакрашенная, непричесанная и не голодная, во всяком случае, на пончики она взглянула без всякого вожделения.
– Сашка, дай закурить! – обратилась она ко мне, забыв поздороваться. – У тебя есть, я знаю.
– Мамуля не одобряет, – протянула я.
– А мамуля мне коньячку нальет, хорошо? – обратилась Ираида к вошедшей мамуле.
– Это в двенадцать часов дня? – удивились мы с мамулей хором. – Ираида, алкоголиком станешь…
– Не успею, – отмахнулась Ираида, – девочки, мне плохо…
Тут мы всполошились по‑настоящему: сколько знаю Ираиду, она всегда всем довольна и весела.
– Ты не заболела? – опасливо спросила мамуля, наливая Ираиде коньяк.
Ираида хлопнула рюмку, закусила пончиком, после чего порозовела, закурила сигарету из моей пачки и только тогда соизволила объясниться:
– Черт знает что! Соседка у меня померла. Утонула в собственной ванне.
– Да ну? – ахнули мы с мамулей. – Что, с сердцем плохо стало?
– Сердце у нее здоровое было, врач сказал, просто заснула в ванной и захлебнулась.
– Ничего себе! – вздохнула мамуля. – Вот как бывает, принимаешь себе ванну, задремлешь, а потом найдут чужие люди в голом виде…
Мамулю всегда в первую очередь будет волновать только то, как она выглядит, даже после смерти.
– Сплю я ночью, – начала рассказывать Ираида, загасив сигарету и немедленно прикурив другую, – слышу, будто капает что‑то. Прихожу в ванную – батюшки! Весь потолок мокрый, и вода льется. А на часах – полвторого ночи. Я – наверх, стучу, звоню – никто не открывает. Нету, думаю, Алевтины Ивановны, уехала куда‑то, а кран забыла закрутить. И еще ругаю ее по‑всякому, потому что ремонт только что сделала, и вы знаете, сколько денег отдала!
Голос у Ираиды дрогнул, она налила себе еще коньяка и выпила залпом, как воду.
– На шум соседи выбежали, кто‑то вспомнил, что видели, как Алевтина вечером домой шла. Да она вообще никуда не уезжала, всегда с работы – домой, утром – снова на работу…
– А где работала? – машинально поинтересовалась я.
– В нежилом фонде вроде бы… – неуверенно вспомнила Ираида.
– Да что ты? – заинтересовалась я. – И бабки хорошие получала?
– Ну не знаю, – задумалась Ираида, – вечно в одном и том же пальто ходила… Ой, да что об этом теперь говорить!
– А как ее нашли‑то? – напомнила мамуля.
Вот тут самый кошмар начинается! – оживилась Ираида. – Значит, вызвали мы аварийку, приехали они, а краны в подвале заело, не могут они воду закрыть. От меня уже на нижних жильцов протекло, вызвали участкового – времени восьмой час утра – и решились дверь взломать. Потому что сначала‑то Алевтину все ругали, а после как‑то нехорошо стало на душе: женщина она не слишком‑то молодая, как бы чего не вышло. Решили жильцы, в случае чего, на новые замки скинуться. Пришел слесарь, зашли мы в квартиру – Господи помилуй! Воды по колено, а она сама в ванне мертвая лежит… – Ираида снова потянулась было к коньяку, но под укоризненным взглядом мамули отставила бутылку подальше и закурила следующую сигарету.
– Меня, конечно, в ванную не пустили, да и, откровенно говоря, некогда было: воду с пола собирала. Вожусь с тряпкой, а сама реву, как дура, думаю, человек умер, а мне денег на ремонт жалко! Сволочи мы все, вот что!
– Не обобщай, – буркнула я, – что ты так расстраиваешься? Ну несчастный случай, бывает же…
– Все от одиночества, – всхлипнула Ираида, – жила одна, некому было разбудить…
Как видно, вспомнив про одинокую соседку, Ираида вспомнила, что в данный момент она тоже одинока, и нужно с этим срочно покончить. Она приосанилась, обвела взглядом кухню и спросила совершенно иным голосом:
– А что это вы сегодня одни? Где же наш гость, а, Елена?
Мамуле явно не понравился игривый Ираидин тон, а еще ей не понравилось местоимение "наш". Гость был только ее, и Ираиде тут ничего не обломится, говорил ее взгляд.
Я сочла за лучшее ретироваться в свою комнату. Пусть выясняют отношения на свободе, а меня ждет все тот же эротический рассказ, который нужно было сдать Кап Капычу еще вчера. Я не успела вовремя и в качестве компенсации обещала еще к воскресенью статью "Женщина и цветы".
Рассказ все не шел, как я ни старалась. И я подумала, что, возможно, Петр Ильич прав, когда упрекает меня в бездействии, возможно, так и нужно – стремиться наверх, чтобы заработать известность, тогда никто не заставит меня писать дурацкие эротические рассказы, в которых, если посмотреть, ничего эротического и в помине нет. Так, сладкая водичка для дам в возрасте за… – дцать. Сюжет всегда один: двое познакомились и полюбили друг друга. Он должен быть обязательно богатым и красивым, а она – тоже красивая, но богатство необязательно.
Неужели всю жизнь мне придется заниматься этой ерундой?
Чтобы не раскисать, я решила перекинуться на статью, а то время вдет, а дело стоит.
Ираида убралась восвояси, и мамуля тоже засобиралась уходить на свой Лен‑фильм. Леопольдовна по выходным не приходит, так что мамуля немного повозилась в квартире, подметая и распихивая вещи. Я была благодарна, что она не дергает меня по пустякам, и уселась писать:
"Всем своим знакомым женщинам я задаю один простой вопрос: какие цветы вы предпочитаете – гвоздики или розы? И получаю обычно такой же простой ответ: или – или. Или гвоздики, или розы, реже – ни то, ни другое. Женщина, которая любит одновременно гвоздики и розы, не существует в природе.
Женщина, которая любит гвоздики, признается в этом с охотой, она гордится этой любовью. Такая женщина манерна, искусственна, капризна, очаровательна, она мучает своих поклонников бесконечными претензиями, которые нужно воспринимать как должное. Аромату любого цветка такая женщина предпочитает аромат французских духов и различает по запаху десятки сортов французского парфюма…"
Я писала и косилась на мамулю: конечно, именно она вдохновила меня на этот глубокомысленный пассаж. Изысканная и утонченная леди, воплощение стиля, она наполняла любое помещение легким ароматом французских духов и действительно предпочитала гвоздики любым другим цветам, прекрасно в них разбиралась, выбирая какие‑то особенные, "усатые", и утверждала, что некоторые гвоздики замечательно пахнут, во что я совершенно не верю.
Усмехнувшись, я закончила пассаж о гвоздиках:
"Женщины естественные, милые, женственные не любят гвоздики или совершенно равнодушны к ним".
Будем надеяться, что мамуля эту статью не прочитает.
Надо было продолжать. Я вспомнила мамулину темпераментную подругу Ираиду и застучала по клавишам компьютера:
"Женщины, обожающие темно‑красные розы на длинном стебле, живут сильными страстями, эмоциями, глубокими переживаниями. Именно такая женщина способна бросить в огонь пачку денег и спокойно смотреть, как они горят. Так что мужчинам, ценящим спокойную жизнь и собственную независимость, следует хорошо подумать, прежде чем связать свою судьбу с женщиной, у изголовья которой стоит букет роз…"
Я представила себе, как Ираида бросает в огонь толстую пачку денег, подумала, что это явный перебор, но тем не менее очень развеселилась, и продолжила:
"Впрочем, розы, как и женщины, бывают разные. Одна маленькая девочка, рассматривая на выставке натюрморт Ренуара, остроумно заметила, что у этого художника розы такие же, как женщины, – пухлые, рыжие и нахальные. Надо отметить, что женщины, признающиеся в любви к розам, делятся в свою очередь на две категории: те, кто их действительно обожает, и те, кто считает, что любовь к розам придает им респектабельности…"
Выйдя утром к завтраку, я лишилась дара речи.
Мамуля, всегда придававшая несоразмерно большое значение внешнему декоруму, на этот раз превзошла саму себя. Стол был накрыт новой скатертью в красно‑белую клетку, кроме того, перед каждым прибором походной палаткой красовалась отдельная крахмальная салфетка. Чашки из нашего лучшего парадного сервиза тускло отсвечивали темно‑синими кобальтовыми цветами, посреди стола в плетеной корзиночке дымились горячие круассаны, и, конечно, не обошлось без знаменитого серебряного чайного набора.
– Ну, мамуля, ты даешь! – Я наконец выразила свое восхищение в доступной мне вульгарной форме и уселась за стол.
Мамуля не обратила внимания на мои слова. Ее глаза блестели, она подливала Петру Ильичу кофе и в полном восторге слушала какие‑то его глубокомысленные рассуждения.
Не в силах спокойно смотреть на эту идиллию, я прибавила громкость радиоприемника и прислушалась к тому, что вещала женщина с занудным и нравоучительным голосом школьного завуча с тридцатилетним стажем:
"В заключение краткого обзора сегодняшних событий я хочу обратиться к вам, дорогие женщины, с призывом: будьте осторожны! Нас окружает в быту столько опасностей! Опасностью может грозить электроприбор и газовая плита, люстра и холодильник… Вчера сотрудница одной из библиотек Евгения Петровна Птицына, вымыв голову, захотела просушить волосы электрическим феном. Все мы проходили в школе такое понятие, как заземление, все должны помнить, как опасно пользоваться электроприборами во влажном помещении. Тем не менее Евгения Петровна включила фен, находясь в ванной комнате, да еще и прикасаясь к корпусу стиральной машины. Результат плачевный: хотя "скорая помощь" приехала довольно быстро, спасти пострадавшую врачи уже не успели.
Сколько раз уже говорилось об опасности курения в постели! Тем не менее до сих пор находятся легкомысленные люди, которые не обращают внимания на эти предупреждения. Так, вчера сотрудница одной из коммерческих фирм Ангелина Перепелкина прилегла после ужина отдохнуть с детективным романом Анны Мымриной и с сигаретой. Видимо, детектив оказался не слишком увлекательным, и Перепелкина задремала. К счастью, соседка Ангелины почувствовала запах гари и успела затушить тлеющий плед. Ангелина Перепелкина госпитализирована с диагнозом "отравление угарным газом", но, к счастью, жизнь ее вне опасности.
Помните, дорогие слушатели, что для смертельного отравления дымом достаточно, чтобы сгорело десять квадратных сантиметров одеяла!
Ангелине Перепелкиной спасла жизнь соседка. Тем же, кто живет в одиночестве, нужно быть особенно осторожными!
Вчера вечером одинокая женщина Алевтина Ивановна Фадеева, сотрудница КУГИ, решила принять ванну. Казалось бы, что тут опасного? Однако купание закончилось трагически. Алевтина Ивановна задремала в ванне и захлебнулась…"
– Ничего себе! – воскликнула я. – Ведь это про ту женщину говорят, Ираидину соседку! Вот это оперативность!
– Что такое? О чем ты? – удивленно спросила мамуля.
Мои престарелые голубки, естественно, не слушали радио, занятые исключительно друг другом. Я вкратце пересказала им содержание передачи, в частности, то, что касалось Алевтины Ивановны.
– Ну вот! – торжествующе заявил Петр Ильич.
– Что – "ну вот"?
Я совершенно не поняла причин его радости. Женщина утонула, а он глядит именинником.
– Вода, в которой утонула Фадеева, льется на твою мельницу! – сказал он красиво, но непонятно.
Я даже не пыталась это осмыслить и просто ждала, когда старый демагог расшифрует свою тонкую мысль.
– Нужно писать следующую статью, – продолжил он командирским голосом. – Ты в первой статье намекала на какие‑то известные тебе махинации с коммерческой недвижимостью?
Какое там намекала! Я чуть ли не прямо об этом заявляла, – напомнила я, – по вашей, кстати, указке. На месте директора этого самого "Домовенка", я бы подстерегла меня в темном переулке и набила морду! Устроила человеку неприятности ни за что ни про что!
– Пока у него никаких неприятностей не будет, – хладнокровно заметила мамуля.
– Что значит "пока"? – с подозрением спросила я.
– То и значит: пока ты не напишешь следующую статью, – невозмутимо ответствовала мамуля, а ее приятель‑провокатор кивал из‑за ее плеча.
– Ну, знаете! Мне и за ту‑то статью от Гюрзы нагоняй был! Как бы вообще с работы не вылететь!
Но кипятилась я больше для вида, потому что и сама понимала, что одна статья никак не может прибавить мне популярности.
– Ладно, раз уж вы так просите… – Я поднялась из‑за стола.
– Что значит мы "просим"? – возмутилась мамуля, но Петр Ильич дернул ее за руку и показал глазами, чтоб она оставила меня в покое.
Все их перемигивания я видела в зеркале, которое висит у нас в прихожей, в нем как раз отражается часть кухни. Мне как‑то не очень понравилось, что они переглядываются за моей спиной, но в голове уже созрел план очередной статьи, и я устремилась к компьютеру.
"В прошлой статье я проинформировал вас об ограблении агентства недвижимости "Домовенок" и предсказал, что за этим незначительным с виду событием последуют другие преступления, так или иначе связанные с переделом рынка коммерческой недвижимости. Конечно, мне хотелось бы, чтобы этот прогноз не подтвердился, потому что меня, как, думаю, и всех вас, дорогие читатели, искренне огорчает, когда наш город называют криминальной столицей России.
Но пока события развиваются именно по моему сценарию, точнее, по тому сценарию, который кажется мне наиболее вероятным.
Снова произошло событие, на первый взгляд совершенно незначительное и не имеющее отношения к теме моей предыдущей статьи. .
3 сводке несчастных случаев по городу промелькнуло сообщение о том, что некая Алевтина Ивановна Фадеева, одинокая женщина, проживавшая в отдельной квартире на улице Стахановцев, задремала в ванне, захлебнулась и умерла.
Слов нет, засыпать в ванне – это опасно, особенно для одиноких людей, но так же, как и в случае с ограблением "Домовенка", у этого события есть второе дно, и если внимательно разобраться в деталях дела, можно обнаружить много неожиданного.
Как нам удалось установить, Алевтина Ивановна Фадеева, так неожиданно и трагично ушедшая из жизни, была сотрудником КУГИ, причем работала в отделе нежилого фонда, то есть коммерческой недвижимости, той самой коммерческой недвижимости, о которой мы говорили в предыдущей статье, и на рынке которой ожидается серьезный передел сфер влияния.
Случайность, скажете вы? Не много ли случайностей в этом деле? Недавно совершенно случайно из агентства недвижимости был похищен компьютер, содержавший серьезную информацию, связанную с торговлей коммерческой недвижимостью, и буквально через несколько дней тоже совершенно случайно тонет в собственной ванне сотрудница соответствующего отдела КУГИ. Какие удобные случайности!
Не логичнее ли предположить одно из двух: либо покойная Алевтина Ивановна была связана с агентством "Домовенок", и ее устранили конкуренты, стремящиеся расчистить поле деятельности, либо в компьютере "Домовенка" обнаружились сведения о том, что Фадеева обманывала собственное начальство, прокручивала не санкционированные с ним сделки, и ее устранили за такую самодеятельность.
Так или иначе, обе эти версии кажутся мне более вероятными, чем банальный несчастный случай, на котором настаивает милиция, чтобы не брать на себя очередного "глухаря" – безнадежное нераскрываемое дело.
Так или иначе, боюсь, что мне придется еще не раз выступить на страницах нашей газеты со статьями на эту тему, потому что "дело "Домовенка"" не закончено, у него будет продолжение, и, боюсь, продолжение это еще ярче покажет криминальную подоплеку происходящего на рынке нежилой недвижимости.
Первый труп уже появился в этом деле, первый – но, боюсь, не последний".
Я поставила последнюю точку и подписалась, как и в прошлый раз: Александр Кречетов.
Утром в понедельник я вошла в кабинет Гюрзы и с невинным видом положила статью перед ней на стол. Она в это время разговаривала сразу по двум телефонам, точнее, трубку одного телефона прижимала левым плечом и выслушивала чей‑то взволнованный монолог, до того громкий, что даже мне были слышны темпераментные нечленораздельные возгласы, а по другому телефону она безуспешно пыталась куда‑то дозвониться.
Тот, кто вопил в ее левое ухо, был так возбужден, что не нуждался в собеседнике, и Гюрза только время от времени повторяла "Ага", чтобы у него не сложилось впечатление, что он говорит в пустоту. В действительности Анфиса его не слушала и сразу впилась глазами в мою статью.
Пробежав взглядом по строчкам, она позеленела и подняла на меня глаза, которые абсолютно точно доказывали справедливость присвоенного ей прозвища.
Издав негромкое угрожающее шипение, Гюрза положила правую телефонную трубку, на левом аппарате выключила звук, чтобы ее разговорчивый собеседник не услышал грядущую бурю, и со вкусом заорала:
– По тебе биржа труда плачет! Если тебе работа не нужна – так и скажи! Ты уже протолкнула одну статью обманом! Что же, думаешь, такое еще раз повторится? Завтра же безработной будешь! Откуда ты только выкапываешь весь этот бред?
– У меня есть источник информации, – вставила я дежурную фразу, пока начальница набирала в грудь воздуха для следующей реплики.