– В таком случае остается только радоваться, что он осчастливил признанием не меня.
Моника села.
– Не нравится мне все это. Я ему верю. По-моему, если бы он убил собственного ребенка, то вел бы себя по-другому. Не скажу, что Ронни Бэгли мне симпатичен, но я верю, что он говорит правду.
– Будешь заниматься уголовным правом, поймешь – от клиентов что ни день, жди сюрприза, – возразил Джо. – Нельзя допускать, чтобы собственные симпатии и антипатии отражались на работе. Не можешь сдерживаться – меняй профессию. Ты будешь добиваться освобождения насильников и убийц, искать оправдания для подонков, не испытывающих даже проблесков раскаяния. Да, будет нелегко. Но в нашем деле приходится идти на сделку с совестью.
– На отвлеченные темы порассуждать еще успеем, – нетерпеливо перебила Джина. – Сначала надо решить, что делать с Ронни.
– Как это – что? Разваливать дело, естественно, – ответил Джо. – Улики сомнительные. Тел нет, свидетелей нет. Стороне обвинения пришлось постараться, чтобы подогнать картину под свою версию событий. Будем бить по всем слабым местам. На Ронни полагаться нельзя. Когда – и если – у него будут брать показания, надо, чтобы позиции были крепкими. Стоит Ронни открыть рот, и положение наше сразу пошатнется. Ронни вынужден будет признаться, что поднял руку на сожительницу, и объяснить, почему объявил себя виновным. Поэтому хорошо бы сразу разобрать дело по кирпичику, тогда до выступления Ронни дело не дойдет.
– С чего начнем? – спросила Джина.
– Первым делом разберемся с кровью. Обнаружили только разводы, а не брызги, но получается, будто Ронни пытался уничтожить следы. Полицейские изъяли целую кучу вещей, на которых обнаружились коричневые пятна, – включая пилу. Если выяснится, что это кровь и принадлежит она Кэрри, обвинение сможет объяснить, каким образом Ронни избавился от тела.
– А может, и того хуже, – тихо произнесла Моника. – Вдруг там окажется кровь малышки Грейс?
Все примолкли. Наконец Джо произнес:
– Будем надеяться, что нет. Не только ради Ронни, который тогда сразу угодит за решетку, но и ради нас самих. О таких вещах даже думать не хочется. А пока просто будем выполнять свою работу и защищать его. Если кровь принадлежит Кэрри, придется искать безобидное объяснение. Джина, обсуди с Ронни этот вопрос. Сторона обвинения, конечно, утверждает, что по лезвию размазана именно кровь и ничто другое, однако это всего лишь предположение. Надо указать суду на другие варианты.
– Но если обвинение соберет все эти мелочи вместе, может получиться очень даже убедительная картина, – заметила Джина.
– Знаю, но наша задача – показать, что возможны разные объяснения. Главное – вселить в присяжных сомнение. Этого вполне достаточно.
Джо принялся ходить из угла в угол, размышляя о деле. Этот этап работы нравился ему больше всего. Джо бросили вызов, обстоятельства против него, однако надо исхитриться и выйти победителем.
– Моника…
Стажер поспешно выпрямилась, показывая, что внимательно слушает.
– Поговори с экспертами, – отрывисто распорядился Джо. – Найди человека, который изучит образцы крови. Вдруг она старая? Точный возраст нам знать необязательно, главное – доказать, что следы могли быть оставлены давно. Нужно развалить дело, прежде чем Ронни предстанет перед присяжными.
Моника принялась торопливо записывать. Джо снова повернулся к Джине:
– Надо найти Кэрри. Вот наша основная задача. Если окажется, что она жива, дело сразу закроют. Полицейские опрашивали ее родных и друзей. Поговори с людьми, у которых есть причины избегать полиции. Что, если у нее были с кем-то конфликты? Спустись на самое дно. Наведайся в районы красных фонарей. Что, если Кэрри сбежала и теперь деньги там зарабатывает?
– А ты что будешь делать? – спросила Джина.
– Завтра встречусь с квартирным хозяином. Предложим взглянуть на дело под другим углом – покажем, что Ронни не единственный возможный подозреваемый. Пока квартирный хозяин – просто свидетель, но кто знает? Вдруг ситуацию удастся изменить? А если с этим не выгорит, расспрошу, не навещал ли кто Кэрри, пока Ронни не было дома. Кэрри алкоголичка, денег у нее не было. Вдруг на бутылку зарабатывала?
– Тогда полиция об этом знала бы, – предположила Моника.
– Не обязательно. Полиция ищет доказательства виновности, а мы – совсем наоборот. У них просто нет причин глубоко копать.
– Осторожнее, – предостерегла Джина. – Подумай, что будет с квартирным хозяином, если все решат, что убийца – он.
– Сейчас меня больше волнует Ронни.
– Значит, будешь разговаривать с хозяином завтра? А почему не сегодня?
– Нужно кое с кем повидаться.
– Насчет дела Ронни?
Джо кивнул.
– Хочу прояснить кое-какие странности. Прокурор вела себя подозрительно.
– В смысле?
– Слишком быстро сдалась. На Ким это не похоже.
Джо взял мобильник и отыскал в телефонной книжке номер, по которому звонил крайне редко. Нажал на зеленую кнопку и стал ждать. Услышав ее голос, Джо попытался сдержать улыбку.
– Ким, это я, Джо Паркер. Надо встретиться.
Когда договорились о времени и месте, Джо дал отбой. У него накопились вопросы, на которые очень хотелось услышать ответы. Джо постучал телефоном по подбородку. Да, интересный предстоит денек.
Глава 23
"Городской герб" был одним из любимых пабов Джо. Небольшое уютное заведение, полностью отвечающее старым манчестерским традициям – зеленая плитка, дерево и эль в ассортименте. Музыка играла негромко, и по заведению разносился гул голосов и звяканье стаканов. За длинными деревянными столами почти никого не оказалось – желающие выпить после работы предпочли расположиться на свежем воздухе.
Джо взглянул на часы. Ким Ридер опаздывала, но для нее это было обычное дело. Кто-то вошел внутрь, и Джо взглянул на дверь, однако это оказалась не Ким. Джо заказал себе еще теплого, горького пива. Стакан изнутри опоясывали белые кольца, и с появлением каждого нового такого кольца напряжение отступало все дальше – так бывает, когда постепенно ослабляешь ремень.
Джо уже достал мобильный телефон, гадая, не передумала ли Ким, но тут она, переводя дух, торопливо зашла внутрь. Такое чувство, будто бежала всю дорогу от работы – то есть несколько улиц. Джо встал было, собираясь принести ей чего-нибудь, но Ким лишь махнула рукой и вернулась от стойки с двумя стаканами. Тот, что поменьше, со светлым пивом, предназначался для нее, а еще одна порция горького – для Джо.
– Вовсе не обязательно постоянно доказывать свою самостоятельность, – улыбнулся Джо.
Покачав головой, Ким села.
– Прокурор не должен ничего принимать от адвоката. Даже мелкие услуги в некотором роде обязывают. А если сама сделаю заказ, все нормально – мы просто двое друзей, решившие посидеть в пабе.
Джо улыбнулся, осушил стакан и придвинул к себе новый.
– Спасибо, что пришла. Очень ценю.
Ким обвела взглядом паб:
– Надеялась, ты выберешь местечко поприятнее.
– Чем тебе здесь не нравится? Отличное заведение.
– В смысле алкоголя, может, и да. А вот оформление оставляет желать лучшего.
– В традиционных пабах публика намного интереснее. И вообще, я подумал, полумрак будет как раз кстати. Вдруг нас увидят?
– Кто?
– Начальство. Или твой жених. – Сделав глоток, Джо отметил, что Ким сразу залилась румянцем. Выходит, он не ошибся, и возможные последствия дружеской встречи и впрямь ее беспокоили. – Ты же сама сказала – мы просто друзья, решившие посидеть в пабе.
– Прекрати, ты не так понял, – проговорила Ким, залившись еще более густым румянцем. Все он понял как надо. – Очень приятно снова тебя видеть.
– И мне тебя тоже.
– Как дела?
– Хорошо. А дальше будут только лучше… если вы, прокуроры, не перестанете клиентов нам поставлять.
– Пока таких планов не рассматриваем.
Джо откинулся на спинку с потертой кожаной обивкой.
– Как твой жених? Его ведь, кажется, Шон зовут?
Ким опустила глаза, а когда снова подняла голову, взгляд у нее был унылый.
– К сожалению, иногда нам трудно бывает договориться.
Джо со смехом закатил глаза:
– Будешь жаловаться, что дома тебя не понимают? А я думал, этим приемом одни мужчины пользуются.
– Если бы я к тебе подкатывала, действовала бы напрямик, сам знаешь, – ответила Ким. Зрачки у нее расширились, так что зеленой радужной оболочки со светлыми пятнышками стало почти не видно.
На несколько секунд суровая женщина-прокурор в темном костюме и с идеальным маникюром исчезла, и ее место заняла давняя знакомая, жизнерадостная юная студентка, на которую Джо поглядывал во время лекций. В те времена Ким носила джинсы, висящие на бедрах, и мешковатые свитера. Джо старался не думать о том, каким утехам они предавались, но образы так и мелькали один за другим – глаза у Ким закрыты, одежда раскидана по полу… Эти воспоминания заволакивал алкогольный туман – иногда, выпив, они покидали заведение вместе. Бывало, Джо просто провожал Ким до общежития, поддерживая подругу, если ее сильно шатало. А иногда Ким приглашала разделить с ней матрас на полу комнаты, пропахшей марихуаной.
– А ты совсем не изменилась, – заметил Джо. – Только в суде сама на себя не похожа.
– В смысле?
Джо отпил еще глоток, избегая ответа, но, когда Ким вопросительно вскинула брови, пояснил:
– Там ты себя ведешь намного жестче. Суровая, будто в бой идешь. Помню, какой ты была раньше. Наверное, это и есть настоящая ты, ведь тогда тебе не надо было играть роль.
– А вдруг наоборот? Просто на работе у меня есть повод проявить свою внутреннюю суровость.
– Нет, мы оба стали кем хотели, но в душе остались прежними. Неужели ты и дома такая же злющая, как на работе?
Ким отвела взгляд, и Джо понял, что его замечание ее расстроило.
– Иногда трудно бывает переключиться, – ответила Ким. – Я принимаю решения, которые могут разрушить чью-то жизнь. Никогда нельзя заранее угадать последствия. Это большая ответственность, но Шон, похоже, думает, что, переступив порог, я должна волшебным образом превращаться в ласковую хранительницу домашнего очага. А на меня к вечеру такая усталость накатывает… – Ким глубоко вздохнула и подняла бокал. – Знаю, я полный трудоголик, но как представлю, что начнется, когда домой вернусь… – Отпив глоток из своего стакана, Ким произнесла: – А ты изменился.
– В какую сторону?
– Наверное, стал более зрелым. Более серьезным. И смеешься меньше.
– Просто жизнь невеселая пошла, – произнес Джо, снимая пиджак и повесив его на спинку соседнего стула.
– Ну давай, выкладывай, зачем звал, – произнесла Ким. – Не затем же, чтобы на тяжелую жизнь поплакаться. Знаешь, как говорят – кончил дело, гуляй смело? Вот и давай сначала разберемся с делом. Итак, Ронни Бэгли.
– Не понимаю, о чем ты.
– Раньше ты меня в пабы не приглашал. Спрашивается, с чего вдруг такая любезность?
Джо хотел было все отрицать, но потом решил, что это бесполезно – его хитрости шиты белыми нитками.
– Ладно. Поговорим о Ронни Бэгли, – кивнул он.
– Это официальная встреча? Записи делать нужно?
– Нет, просто поболтаем по-дружески, – ответил Джо.
– Если хоть что-то из того, что я сейчас скажу, будет использовано на суде, больше я с тобой по-дружески болтать не стану.
– Сама знаешь, я всегда бьюсь до последнего, но запрещенными приемами не пользуюсь.
Ким задумчиво помолчала и наконец произнесла:
– Хорошо. Ну и что ты хотел узнать?
– Насчет сегодняшнего утра… – начала Джо.
– Ты про слушание?
– Естественно.
– Продолжай.
– Вообще-то, я даже не про само слушание, а про тебя… Карьеру мы с тобой начинали вместе. Уж мне ли не знать, какой ты прокурор! Отступать – не твой принцип.
Несколько секунд Ким вертела в руках стакан, внимательно следя за подрагивающей пеной.
– Иногда приходится. Не всегда удается отстоять позиции.
– Нет, тут что-то другое. Ронни Бэгли предъявлено обвинение в убийстве. Я ведь молол всякую чушь, работал на публику, пытался произвести впечатление на клиента. Не ожидал, что ты так легко сдашься.
– Я не сдавалась.
– А вот и сдалась. Почуяла, что судья не на твоей стороне, и вместо того, чтобы отстаивать собственную правоту, просто сложила оружие. И вообще, ты бы ни за что не позволила выйти на свободу человеку, который убил женщину и ребенка. И ради чего – ради того, чтобы уберечь себя от нескольких минут позора! На тебя это не похоже, Ким. Ты запросто могла бы повернуть ситуацию в свою пользу. Произнесла бы пламенную речь о виновности Бэгли, и мне бы осталось только локти кусать!
– Это что за намеки?
– Чувствую, есть в этом деле какие-то подводные течения. Мне эта мысль весь день покоя не дает.
– Какие еще течения?
– Есть два варианта. Первый – ты считаешь, что Ронни невиновен, и позволила совести одержать победу над профессионализмом. Однако, судя по материалам дела, весомые доказательства невиновности отсутствуют.
– А второй вариант?
– Ты уверена в виновности Ронни, но хотела, чтобы он вышел на свободу.
– Ну, и какая нам, по-твоему, от этого польза?
– Нам? Все интереснее и интереснее…
– Хватит нести чушь.
– У меня сложилось впечатление, что сегодня утром решение принимала не прокурор Ким, – произнес Джо, – а Ким – пособница полиции. Во всяком случае, с юридической точки зрения твой поступок совершенно не оправдан. Ты поддалась, чтобы помочь расследованию. Тебе кажется, что обвинение Ронни предъявили слишком рано – не хватает улик. Ситуация выглядит вполне благовидно – освобождения под залог я добивался по собственной инициативе, никто не помогал мне уговаривать судью. Но ты хочешь, чтобы нашли тела, потому что тогда Ронни будет проще отправить в тюрьму. Ты рассудила – если Бэгли будет разгуливать на свободе, полиция установит за ним слежку и попытается напасть на след.
Ким осушила стакан до дна. Теперь глаза ее больше не сияли, взгляд стал холодным.
– Не имею права обсуждать такие темы, – бросила она.
– Этими отговорками ты только подтверждаешь, что я прав.
– А может, ты просто ловко выкрутился, Джо. В свои силы надо верить, хотя бы иногда. – Ким встала и потянулась за сумкой. – Мне пора.
– Уже? Так скоро? Может, останешься?
Джо протянул к ней руку. Ким печально улыбнулась.
– Если бы ты просто хотел встретиться и поболтать о прежних временах, я бы еще подумала. Но вот так… Нет, не могу. – Ким поцеловала его в щеку холодными от пива губами. – До встречи, Джо.
Он проводил ее взглядом. Постепенно холодный след от ее поцелуя таял. Джо откинулся на спинку сиденья, ощущая внутри пустоту. Ким была не первой женщиной, которая его покинула, Джо уже успел к этому привыкнуть. Единственное, о чем жалел, – у него не хватало духу, чтобы бороться за них, убедить, что стоит остаться. Джо вскинул стакан и произнес:
– Да-да, до встречи.
Но алкоголь утратил свою притягательность.
Глава 24
Он закрыл глаза и, закинув голову, вытянулся в полный рост. Сделал долгий, глубокий вдох, втянув в себя прохладный ночной воздух. Уже стемнело, небо стало темно-синим, каким оно бывает только по вечерам в начале лета. После дня, наполненного шумом, он постарался как следует насладиться тишиной.
Он вернулся. Это его территория, его владения. Невдалеке раздавались звуки города – машины, трамваи, иногда – звон разбитой бутылки или крики пьяного. Но все это было за пределами высоких, надежных стен. Тем, что происходило за ними, он управлять не мог. А здесь – совсем другое дело. Здесь все было ему знакомо, он знал, что прячется в каждой тени, заглядывал во все темные углы, нарушал мирную тишину эхом своих шагов.
Он приходил сюда, чтобы проводить длинные ночи наедине со своими воспоминаниями. Здесь можно притвориться, что на самом деле они не погибли, будто его присутствие каким-то образом может все изменить. Он присматривал за ними, заботился о них, пока природа не отняла их, не обратила в прах.
Воздух наполняли приятные, знакомые запахи. Холодная сталь, ржавое железо, сырые кирпичи, аромат папоротников, пробившихся сквозь бетон. Эти запахи напоминали обо всех ночах, которые он провел здесь в одиночестве. Здесь он ходил, иногда вздрагивая от звуков, доносившихся из тени. Успокоиться удавалось, только когда наступление рассвета прогоняло угрозу до следующей ночи. И тогда все начиналось сначала, но с каждым разом страх становился все сильнее и сильнее.
Но это было еще не самым худшим. Не все его ночи были долгими и одинокими – бывало, до утра у него не находилось другой компании, кроме собственного воображения. Другие ночи были гораздо страшнее. Крики. Погоня. Борьба. Попытки вырваться, дрожащие ресницы. Воспоминания вспыхивали, как вспышки света.
Он открыл глаза. Сквозь прорехи в крыше светили звезды – всего лишь точки в темноте. Вид ночного неба закрывали зазубренные края сломанного металла, местами части кровли провалились. Причиной был и вандализм, и обыкновенное запустение. Место, где он стоял, никто не посещал больше шестидесяти лет, и с тех пор природа успела взять свое. Каждый раз, приходя сюда, он чувствовал благоговение. Трудно предположить, что такое место может найтись в самом сердце города. Казалось, оно вышло прямиком из далекого прошлого. Нельзя не уделить ему внимание. Как символично – за новым и современным скрываются распад и заброшенность, остатки былого великолепия больше никого не волнуют.
Однако находиться здесь было тяжело. Ему не давали покоя тени и яркий лунный свет, проникавший внутрь сквозь прорехи. Те участки, куда падали лучи, казались серыми. В них можно было разглядеть насекомых. Другие же оставались в темноте. Он снова закрыл глаза. Хотелось услышать звуки. Они помогали оживить это место. Одни были близкими, другие далекими. Иногда он слышал легкое царапанье когтей по бетону, но стоило их обладателю добежать до разросшейся травы, и звук затихал. Или хлопанье крыльев – под крышей свили гнезда птицы. Они кружили наверху, поэтому за звуками их полета надо было следить. Иногда они задевали его крыльями, и в волосах оставались грязные перья. При этой мысли его передернуло, и он сосредоточился на других, тихих звуках, которые не могли заглушить доносившийся из-за стен шум. Однако он их слышал. Это были призраки прошлого, здешние кирпичи хранили воспоминания. Шорохи, шаги, сигналы, стук колес, свист, похожий на крик.
Он сделал несколько шагов – лишь для того, чтобы шум отвлек его от этих мыслей. Пальцы задрожали: на него снова нахлынули воспоминания. Нет, сейчас об этом думать нельзя. Он еще не освободился от их власти.
Раздался шум крыльев. Птицы перелетали с места на место и садились на потолочные балки. Он смотрел из стороны в сторону, вскинув вверх фонарь. Сердце быстро билось. Он невольно вздрогнул и рассмеялся, потом вскинул руки и развел их в стороны – здесь его оазис, его владения.