Обратный от­с­чет - Бретт Холлидей

"Обратный отсчет" – увлекательный роман Бретта Холлидея, известного американского мастера детективного жанра. Широкая популярность произведений этого писателя в США и других странах объясняется прежде всего необычайно привлекательным образом Майкла Шейна, частного детектива из Майами, являющегося главным героем почти всех романов Холлидея. Кроме крепких кулаков и умения без видимого эффекта поглощать огромное количество виски, Шейна отличают острый ум, находчивость и аналитические способности, позволяющие ему раскрывать самые таинственные преступления и выпутываться из самых опасных ситуаций, а также обаяние, неотразимо действующее на женщин, мужество и благородство.

Содержание:

• ГЛАВА 1 1

• ГЛАВА 2 2

• ГЛАВА 3 4

• ГЛАВА 4 5

• ГЛАВА 5 8

• ГЛАВА 6 9

• ГЛАВА 7 11

• ГЛАВА 8 12

• ГЛАВА 9 13

• ГЛАВА 10 15

• ГЛАВА 11 16

• ГЛАВА 12 19

• ГЛАВА 13 21

• ГЛАВА 14 22

• ГЛАВА 15 24

• ГЛАВА 16 26

Брет ХОЛЛИДЭЙ
ОБРАТНЫЙ ОТСЧЕТ

ГЛАВА 1

Дождь не прекращался первые двое суток, начиная с выхода из Саутгэмптона. Но когда "Куин Элизабет" вошла в теплые воды, море постепенно успокоилось и погода улучшилась.

Судно совершало последний в этом году большой пассажирский круиз на запад. Через несколько месяцев ему предстояло выйти в обратном направлении из Майами.

Доктор Квентин Литтл, сидевший в углу бара на палубе первого класса, не заметил перемены погоды. С тех пор, как судно вышло из Англии, он еще ни разу не поел. Он пил водку: рюмку за рюмкой.

– Официант,– позвал он, указывая на пустую рюмку.

– Сейчас, сэр.

Литтл уставился на циферблат своих наручных часов. Через несколько секунд его затуманенное водкой сознание уловило смысл положения стрелок. Он вынул шариковую ручку и произвел быстрый подсчет на смятой бумажной салфетке.

У него оставался семьдесят один час жизни.

Официант остановился возле стойки бара. К нему подошла темноволосая девушка. Обменявшись с ним парой слов, она взяла с подноса рюмку водки и направилась к столику Литтла.

Девушку звали Анна Бладен. У нее было очаровательное лицо, горевшее энтузиазмом молодости, и фигура гимнастки или балерины. Но, несмотря на ее непосредственность и привлекательный вид, эта двадцатилетняя американка успела уже порядком надоесть Литтлу. Он не хотел ни с кем разговаривать, да и не нуждался в этом. Пределом его желаний был столик в баре, избранный круг знакомств ограничивался очередной рюмкой водки и койкой в каюте.

– Доктор Литтл, мы уже пересекли сороковую параллель,– сообщила Анна.– Погода улучшилась. Давайте выйдем на солнышко и поговорим. Выпивку разрешено брать с собой.

– Я не хочу на палубу, и, откровенно говоря, не хочу ни с кем беседовать.

Литтл потянулся к рюмке, но девушка придвинула ее к себе.

– Доктор, вы же не хотите выглядеть, как мухомор, когда мы приедем в Майами! Там все загорают круглый; год. Они могут принять вас за агента службы безопасности.

– Анна, уходите, прошу вас. Мучайте кого-нибудь другого.

– Да вы оглянитесь вокруг! Все ходят парами, разговаривают парами. Вы и я – единственные одинокие люди в баре, если не на всем теплоходе. Нам ничего не остается делать, как мучить друг друга.

Литтл со вздохом поднялся из-за стола.

– Интересно, когда же американцы научатся хорошим манерам? – спросил он.

– Надеюсь, никогда,– Анна взяла со стола салфетку, на которой Литтл подсчитал оставшиеся ему часы жизни.– Думаю, вам не следует оставлять на столе записок с секретными формулами.

– Не с формулами, а с формулой,– поправил Литтл.– В моей профессии больше нет секретов. Все дело в деньгах.

– Серьезно?

– Серьезней некуда. Дайте эскимосам достаточно денег, снабдите их соответствующими пособиями и разработками, и через несколько месяцев они взорвут собственную ядерную бомбу. Наша помощь им не понадобится.

Нахмурившись, девушка взглянула на салфетку.

– Что должно произойти через семьдесят один час? – спросила она.

– Так, простые каракули,– устало сказал Литтл.

Он замигал, как сова, оказавшись на залитой солнцем палубе. Казалось, атмосферное давление внезапно изменилось, и ему стоило большого труда сохранить равновесие. Анна повела его к ближайшему соломенному креслу и покачала головой.

– Вы в фантастически плохой форме, доктор. Никакие аргументы в пользу целебных качеств водки вам не помогут.

– Я уже говорил вам о своем глубоком отвращении к физическим упражнениям. У меня от свежего воздуха голова кружится.

Литтл надел темные очки, висевшие на цепочке у него на шее. Ослепительно голубое небо больше не резало ему глаза.

– Вы не забыли мою выпивку?

Девушка протянула ему рюмку, и он умудрился осушить ее, не пролив ни капли. Солнце приятно согревало его; неумолимый ход минут, казалось, остановился.

Анна блаженно вытянулась в соседнем шезлонге, повернула лицо к солнцу и закрыла глаза. Сообразуясь с внезапной переменой погоды, она носила белую блузку-безрукавку и очень короткие облегающие шорты. Между шортами и блузкой виднелась узкая полоска загорелой кожи. Литтл внезапно ощутил острое желание положить ладонь на этот юный упругий живот. Он уже забыл, когда у него в последний раз возникали подобные импульсы.

Она открыла глаза и улыбнулась.

– Ну что, поговорим?

– О чем?

– Я не очень-то сильна в арифметике, но все же догадалась. До нашего прибытия в Майами остается как раз семьдесят один час,– Анна повернулась боком, почти прижавшись к Литтлу.– А вы знаете, иногда ваша британская молчаливость выглядит довольно нелепо. Разве вы не слыхали о докторе Фрейде? Стоит выговориться – и сразу станет легче. Конечно, я могу показаться настойчивой…

– Это еще мягко сказано.

– Квентин, ведь наша встреча не случайна. Я знаю, вы не верите в астрологию.

– О Господи!

– Ну конечно: такой крупный ученый! Все вы не верите в то, чего нельзя разглядеть под микроскопом. Когда я училась в высшей школе, то так и не смогла разобраться с этой штуковиной. Никак на резкость не наводилось. Между прочим, если бы не я, вы бы за всю поездку произнесли не более двух слов, и знаете, каких? "Еще рюмку", вот каких.

– "Еще рюмку, пожалуйста". Целых три слова.

– А вы хоть раз задавались вопросом, почему я поехала на этой посудине? Все лондонские гороскопы говорили, что Близнецам в ближайшие две недели следует воздержаться от воздушных путешествий, вот почему.

– Астрологи получают субсидию от морского пароходства.

– Даже если и так, какая разница? Честно говоря, мне в последнее время не везло с мужчинами, но я никогда не зарекаюсь. И вот, представьте себе: захожу я в первую же ночь в бар, и что же я вижу? Интересного мужчину, надменного одинокого англичанина, разбитого унынием и непомерным количеством водки.

Литтл заметил стюарда и жестом позвал его.

– Еще одну рюмку, пожалуйста. Скажите Гарри, что доктор Литтл просит добавить побольше лимонного сока.

– От цинги вы не умрете,– заметила Анна.– От недоедания – может быть, но не от цинги. Замкнутость – замечательная черта характера, Квентин, но давайте говорить начистоту. Вам предложили большую новую работу; судя по всему, эта работа вам по душе. Вас ведь не заставляли насильно подписывать контракт, верно? Сейчас вам следовало бы отдыхать, наслаждаться жизнью, или, на худой конец, играть в бадминтон на верхней палубе. А когда рядом с вами садится одинокая молоденькая курочка робко предлагает завязать знакомство, то вы должны хотя бы ответить ей. Я, например, считаю свою настойчивость просто героической. Вы ведь не привыкли пить такими дозами: как же вы будете работать? Нет, что-то вас беспокоит. Расскажите, а я вас внимательно выслушаю и утешу, как смогу. Видите, я уже уперлась ладошкой в подбородок.

– Беспокоиться должно все человечество, я-то как раз не очень волнуюсь.

Анна дотронулась до его руки.

– С человечеством все в порядке, Квентин. Не пытайтесь изображать экзистенциальную скорбь. Вас тревожит что-то вполне определенное. Что должно случиться через трое суток? Или лучше поставим вопрос так: зачем физик– ядерщик носит в кармане пистолет?

– Анна, Бога ради,– раздраженно сказал Литтл.– Если бы я мог твердо стоять на ногах, то я бы сейчас схватил вас вместе с шезлонгом и выбросил в Атлантику,– он огляделся.– Где, черт побери, стюард? У меня в горле пересохло.

Анна нырнула в бассейн. Ее купальник был одним из самых незамысловатых и в то же время привлекательных, какие Литтлу приходилось видеть в популярных журналах мод. Она дважды переплыла бассейн ровным, безупречным кролем, вылезла на несколько секунд, чтобы поправить бикини, и снова нырнула в воду.

Литтл уже успел заметить, что он не единственный, кто всерьез заинтересовался Анной Бладен и особенностями ее купального костюма. Большинство мужчин были со своими женами. Литтл в свои сорок два года был самым молодым из них, но выглядел едва ли не хуже всех. Однако Анна, в очередной раз выпрыгнув из бассейна, уселась именно рядом с ним, и этот факт наполнял его душу удивительным удовлетворением. Учитывая его положение, удивительно было даже то, что он мог испытывать удовлетворение.

Ей– таки удалось убедить… нет, буквально впихнуть его в плавки, купленные специально для этой цели в магазинчике на верхней палубе. Он прекрасно понимал, что выглядит как клоун. Литтл и впрямь не преувеличивал свое отвращение к физическим упражнениям: он их терпеть не мог. Еще мальчишкой он вечно болел, был тощим и близоруким. Большую часть своей жизни он провел за сидячей работой. В школе он брал призы на конкурсах по физике; в университете с отличием окончил кафедру физики элементарных частиц. После университета он был немедленно приглашен в Кэмберуэльский экспериментальный центр, где за достаточно короткий по научным меркам срок прошел путь от рядового сотрудника до заместителя директора. Он оставался все таким же тощим, невысоким, близоруким, с бледным лицом и шишковатыми коленями. Он не был мужчиной, на котором способна остановить свой взгляд молоденькая девушка во время морского круиза, и никто не знал этого лучше, чем он сам.

Впрочем, это его никогда не тревожило. Он давно сделал бесповоротный выбор между эмоциональной и интеллектуальной жизнью. Чувственная сторона его натуры атрофировалась: он приучил себя не испытывать эмоций самому и не удивляться их проявлению в других людях.

Анна подплыла к краю бассейна и плеснула в него водой. Выражение ее серо-зеленых глаз было загадочным.

– Выходите? – спросил он.

Она кивнула. Внезапно, потянувшись вперед, она схватила его обеими руками за щиколотку и укусила за большой палец на ноге.

Это был не игривый жест, а настоящий укус. От неожиданности и боли Литтл громко вскрикнул. Люди начали оборачиваться, кто-то уронил и разбил очки.

Зажав в зубах палец Литтла, Анна пыталась утащить его в воду. Он сопротивлялся, все еще не в силах поверить в чудовищность случившегося. Казалось, она всерьез намеревалась прокусить палец до кости. Литтл испытывал ужасное замешательство – большинство из присутствующих были англичанами – и вместе с тем удивительное, ноющее, почти сексуальное ощущение приподнятости во всем теле. Как бы то ни было, для представления выбрали именно его.

– То, что ты предлагаешь, невозможно по многим причинам,– резко сказал Литтл, вцепившись в поручень ограждения.– Приятно, слов нет, но невозможно.

Они стояли на прогулочной палубе и смотрели на лунную дорожку, дрожавшую на волнах. Воздух был теплым и влажным, почти тропическим. Было около полуночи, и Литтлу казалось, что его мозг, вознесший его так высоко,; сжался до размеров булавочной головки.

Анна прижалась губами к его плечу.

– Невозможно – это слишком серьезное слово,– npoшептала она.– Если бы мы считали многие вещи невозможными, то до сих пор плавали бы на каноэ, однако вот стоим на палубе "Куин Элизабет".

– Это возможно, допускаю. Невозможно то, о чем ты говоришь.

Она придвинулась ближе и запустила руки под его расстегнутую рубашку. Прикосновение ее прохладных пальцев к первому за двадцать лет загару было мучительно приятным.

– Что плохого, если мы попробуем? – прошептала она.

Они лежали в постели, на узкой койке в каюте Литтла. Анна нежно провела пальцем по его груди, пересчитывая ребра.

– Господи Боже, какой же ты тощий. Одни кости, никаких мускулов. Как тебе удается вращать винт микроскопа?

– У нас нет микроскопов. Мы работаем головой.

– Квентин, милый, а почему… почему ты думал, что у тебя не получится?

Литтл немного отодвинулся.

– Почему? Странный вопрос. Такое со мной случается не каждый день, да и не каждый месяц. В последний раз я…

– Но у тебя есть жена и двое детей. Значит, в сексуальном плане ты абсолютно нормален.

– Жена… да, жена. Может быть, не будем обсуждать мои сексуальные успехи в семейной жизни?

– Почему?

– По поводу Делии я тебе могу сказать только одно: это невозможная женщина.

– Зачем же ты женился на ней?

– Мне и самому иногда трудно понять. Анна взбила подушку и устроилась поудобнее.

– Если бы я не боялась, что ты осудишь меня за такие манеры, то я бы покурила.

– Кури. Я, пожалуй, тоже покурю.

Она грациозно прикурила две сигареты: себе и ему. Литтл бросил курить много лет назад, когда статистика безошибочно доказала, что сигареты сокращают срок жизни. Но теперь, подумал он, это вряд ли имеет значение. Он взглянул на часы: осталось пятьдесят восемь часов.

– Настало время подвести итоги,– сказал он, выдохнув.

– Подожди, Квентин,– быстро сказала она.– Не говори ничего. Ты знаешь, как я хотела узнать, что тебя гложет – сильнее всего на свете. Ты как будто бросил мне вызов, а я всегда отвечаю на вызов. Я всю жизнь куда-то спешу. Не успеваю прочитать в детективе и десяти страниц, как меня уже тянет заглянуть в самый конец и узнать, кто убийца.

– Я действительно хочу рассказать тебе. Теперь я просто обязан.

– Подожди, говорю тебе. Я отпускаю тебя с крючка.

– Не глупи.

– Нет, правда. Я знаю одно: я хотела успокоить тебя, чтобы ты перестал дергаться. Теперь все изменилось. Я, например, хочу, чтобы ты побольше рассказал о своей жене. Дурачок, ты думал, будто мне будет достаточно твоего объяснения, что она "невозможная женщина"! Нет, игра в молчанку хороша только для доброй старой Англии. Расскажи мне о семье, а об остальном забудь.

Литтл промолчал.

– Не знаю, как и сказать,– продолжала Анна, сделав глубокую затяжку.– Ты очаровательный человек. Я еще не встречалась ни с кем, кто был бы хоть отдаленно похож на тебя. Знаешь, я до сих пор не понимаю, зачем я укусила тебя за палец. Ты сидел такой холодный, уверенный в себе… и ничего нельзя было поделать с твоей интеллигентной отстраненностью. Поэтому я и укусила тебя. Я вот что хочу сказать: ты больше не бросаешь мне вызов. Ты живой, ты дышишь, совокупляешься так же, как и все остальные. Может быть, если я тресну тебя по затылку, ты даже потеряешь сознание. Если не хочешь ничего говорить – не говори. Зигмунд Фрейд был идиотом. Наверное, не нужно ни о чем говорить. Почему мы должны терять время на разговоры?

– Не мути воду, Анна,– раздраженно сказал Литтл.– Конечно, мы не составляли письменного соглашения, но уговор был предельно ясен. Я не собираюсь тебя обманывать. Сначала секс, потом разговор. Анна крепко поцеловала его.

– Заткнись,– прошептала она.– Храни свои проклятые секреты при себе.

Литтл оттолкнул ее.

– Ты сама этого хотела,– сказал он.– Теперь ты узнаешь обо всем, с самого начала. Но предупреждаю: многое покажется тебе невероятным.

Он не удержал сигарету и быстро смахнул ее с простыни на пол. Неуклюжая попытка вновь вернуться к курению показалась ему символичной и одновременно смешной. Литтл засмеялся. Его смех был похож скорее на квохтанье и звучал истерично даже в его собственных ушах. Он никак не мог остановиться. Смех, как и секс, был нечастым гостем в его жизни.

– Самое смешное в этом деле вот что,– наконец сказал он.– Если бы я знал заранее, что еще способен на такие вещи, то, вероятно, ничего бы не случилось. Но теперь уже поздно. Теперь ничего не поделаешь.

ГЛАВА 2

Патрульная машина подъехала к доку. За рулем сидел Ян Камерон – резкий, иногда даже жестокий полицейский. С другой стороны, он был из тех немногих копов, которые считают, что преступники – тоже люди.

Камерон перегнулся к заднему сиденью, взял бумажный пакет с бутылкой коньяка и вручил его Майклу Шейну.

– Сувенир с Бермудских островов. Очень сожалею, Майк, что все так кончилось.

– Я тоже.

Частный детектив – высокий, крепко сбитый человек с рыжей шевелюрой и грубыми чертами лица – так ни разу и не успел переодеться с тех пор, как приехал на остров. Последние пять, часов он провел в полицейском участке, отвечая на вопросы. Шейну иногда казалось, что большую часть жизни он провел в этих одинаковых служебных кабинетах: те же сигары, те же архивные шкафы, те же невозмутимые лица.

Два человека были мертвы. Один из них – женщина, которую Шейн знал больше десяти лет, обладавшая даром совершать непредсказуемые поступки. На этот раз она внезапно решила отправиться в двухнедельный отпуск на Бермуды с человеком, которого только что встретила. Она почти ничего не знала о нем: не знала, например, что человек этот едет на Бермуды с целью получить партию героина.

Но она не должна была умереть. Все принимавшие участие в инциденте согласились с тем, что произошла ошибка.

– Мы должны были поручить расследование тебе,– сказал Камерон.– Извини, я не хотел говорить этого при комиссаре полиции.

– Это моя вина,– проворчал Шейн.

– Нет, Майк. Это была нечестная игра. Наш комиссар привык думать о протоколе, а не о людях. К тому же у тебя не было выбора, верно? Я сам слышал, как он говорил тебе, чтобы ты держался подальше от полиции. В конце концов, это его остров, он здесь хозяин.

Шейн открыл дверцу.

– Я всегда думал, что у меня есть выбор,– сказал он.– В следующий раз я не буду спрашивать ничьих советов.

Двое репортеров, узнавших, что Шейн в последний момент изменил свои планы и решил ехать в Майами на теплоходе, поджидали его на пристани. Как только Шейн вышел из машины, один из них моментально щелкнул затвором фотоаппарата.

– Мистер Шейн,– мягко обратился к нему второй репортер.– Скажите, правда ли, что женщина, убитая сегодня утром, была вашей клиенткой?

– Она была моей клиенткой и моим другом,– сказал Шейн.– Можете поговорить об этом с копами.

– Мы уже пытались. Они отказались делать какие-либо заявления по поводу вашей связи с расследованием. Что вы можете сказать о работе полиции? Вы довольны тем, как они вели дело?

– Они просрали это дело,– коротко сказал Шейн.

– Можем ли мы процитировать ваши слова, мистер Шейн?