В кабинете он был не один, чем и объяснялось отсутствие всякой реакции на мой стук. Мелкая курносая и веснушчатая девчонка с ядовито-зеленым лаком на ногтях, который я поначалу принял за грязь, пыталась застегнуть молнию на мини-юбке. Однако вновь прибывший ее ничуть не смутил, девчонка подмигнула мне и начала истерично хохотать.
- Пардон! - воскликнул мужчина, едва не свалившись со стола, на котором сидел с ногами. - Вы, вероятно, наш брат журналист, ищущий работу?
- А вы - главный редактор?
- Угадали. Но у меня не приемный день.
- И все же вы приняли…
- Ах, это. - Мужчина щелкнул себя по шее и захохотал. - Я ценю юмор. И не прочь выпить. После работы. В хорошей компании.
Девчонка визгливо вторила ему. Шеф любил не только выпить. Живой человек, весельчак и настоящий демократ.
- Я ваш постоянный читатель, - представился я.
Мужчина на глазах поскучнел.
- А я-то думал…
- Что?
- Какая теперь разница? Просто один хмырь обещался прийти устраиваться на работу. Еще не въехали? С него причитается прописка - литр водки. Мы уже что было выпили, денег голяк.
"Как хорошо, что я сейчас не пью", - подумал я. Забылся омерзительный вкус похмелья наутро, тряска конечностей и внутренностей, суицидальный бред, поиски средств на новую дозу, которая никогда не становится последней. Тебя несет. Ты сходишь с ума. Ты собираешь тараканов, ловишь ручных белок и ждешь, когда за тобой придут… Некоторых забирает Она. Да, сейчас я не пью, но деньги с меня все равно трясут, агитируя, пропагандируя, лишний раз напоминая о лучшем излечении от мыслей и забот… И я не отказываю, даю в долг и без возврата. Я помню себя, свою былую нужду в заветном стакане. Когда-нибудь я не выдержу и сорвусь.
Я протянул им несколько купюр. Главный редактор тут же повеселел. Девчонка поцеловала меня в губы и умчалась за горючим.
- Какова, а? - сказал добродушный толстячок, важно усаживаясь за свой обшарпанный стол, на котором, правда, красовался новенький компьютер. - Всего пятнадцать годков, а уже ведет рубрику "На обочине. Откровения рисковой шлюхи". Полная натура. Подсаживается ко всяким дальнобойщикам, браткам, черным, катается с ними, а потом делает классные репортажи. Приврет, бывало, для красного словца - это не возбраняется. С грамотностью, правда, туговато, порой в слове по три ошибки делает. В школе плохо учат. Но у нас корректора хорошие. Вам вообще наш стиль как?
Откровенное хамство с обилием орфографических, грамматических и стилистических ошибок вряд ли отвечало понятию стиля. Однако я не стал демонстрировать свои в общем-то скудные филологические познания, а прибегнул к вполне оправданной лести, заверив главного редактора, что я от их опусов без ума. Он разрумянился еще больше.
- Вот только, - продолжил я, - последний материал был не шибко интересный. Такой сюжет, а вы подкачали.
- Вы про торговый дом? - с ходу догадался мужчина. - Сам знаю. Это называется, что свободной прессе наступают на горло. Конец демократии, свободе слова и печати! - Его понесло, пьяно и пафосно. - Звонили из городской администрации, наехали, пригрозили, что, если рыпнемся, нас отсюда вышвырнут, газету закроют. Не только нас, все издательства застращали. У "Миллениума" хозяйка - баба, по сути, неплохая, без гонора, а вот муженек ее высоко взлетел в Москве, в правительстве заседает. Ему лишней огласки не надо. Мы ничего и не копали, тиснули в номер, что было предложено. Жить же как-то надо. Такие люди пустыми угрозами не бросаются, это не про алкашей и мелких сошек царапать.
Мое предположение лишний раз подтвердилось.
- Впрочем, я не за этим пришел, - сказал я. - У вас подшивка прошлых номеров имеется? Месяца два назад должны были писать про одно убийство. Тогда модель еще замочили. Я этот номер прозевал, не знаю где и найти.
- Манекенщицу, что ли?
Редактор-демократ порывисто поднялся из-за стола, чуть было не опрокинув его, распахнул дверцы стенного шкафа и вытащил оттуда кипу газет. С веселым возгласом: "Читайте на здоровье!" - грохнул их передо мной.
Найти нужный материал оказалось несложно, ведь прошло не так уж и много времени. Он занимал всю центральную полосу, имелось несколько фотографий, как я и ожидал, подписи под статьей не было. Это лишний раз говорило в пользу того, что факты здесь собраны "жареные", непроверенные, в погоне за сенсацией выдуманные анонимным писакой, но к суду за клевету привлекать некого. На первом снимке была изображена девушка, запечатленная в момент разгуливания по подиуму. Снимок был мелкий и нечеткий, внизу имелось пояснение: "В ореоле славы. Демонстрация мод в Париже". На второй фотографии Кристина изображалась крупным планом. Она не казалась простушкой и размалеванной куклой. Хотя лицо было круглое и открытое, с высокими славянскими скулами и аккуратным носиком, взгляд обладал притягательной гипнотической силой: в нем сплелись в единое целое и таинственность, и независимость, и решимость, и воля. Не было лжи, притворства, кокетства. Таких женщин не покупают за деньги, их невозможно завоевать и приручить, они, как царицы, сами выбирают себе свиту и мужчин. Они говорят только то, что думают, и если ставят перед собой цель, то непременно ее добиваются. Любыми средствами. И у них всегда много завистников и врагов. "Казалось бы, все впереди". Фасад элитного дома, которых строится сейчас великое множество: никакой вычурности, но и отсутствие серой безликости хрущевских строений. Одно окно жирно обведено. "Здесь она встретила смерть".
Я начал читать:
"Казалось бы, времена поменялись, мы больше не пугаем Запад нашими танками и крылатыми ракетами, но клич "Русские идут" остается по-прежнему актуален. Мир завоевывают русские красавицы. Однако их священная миссия - не поставить его на колени, а, перефразируя русского классика, спасти от жестокости и насилия. Но кто в таком случае защитит их, этих милых и хрупких девушек, от варварства и дикости, которые готовит им Родина по их возвращении сюда? А ведь там, на чужбине, они возвеличивают престиж великой России, не покладая устали трудятся для ее славы".
Я прослезился от умиления. Можно подумать, русские красотки отправляются за бугор, как на тяжкую повинность, чтобы орудовать кирками и отбойными молотками в штольнях, а заработанную таким непосильным трудом валюту отдают в фонд своей страны. "Возвеличивают престиж великой… Не покладая устали трудятся для ее славы…" Я больше не обращал внимания на подобные ляпы, коих было не счесть, и продолжил ознакомление с данным шедевром.
"Наш печальный рассказ о трагической судьбе русской красавицы Кристины Фирсовой, девушке целеустремленной и настойчивой во всех начинаниях. Она одна из немногих, кто смогла своим обаянием, умом, распахнутостью русской души пленить сердца ценителей прекрасного во Франции, законодательнице мировых мод. Взлет Кристины был стремительным, но сколько труда и стараний было брошено на алтарь признания! В скором будущем она могла стать конкуренткой несравненной Синди Кроуфорд и бесподобной Клаудии Шиффер. По нашим сведениям, Кристиной заинтересовался Голливуд и рассматривал ее кандидатуру для съемок в дорогостоящем блокбастере. Все оборвалось внезапно. Приехав на родину навестить родителей, она стала жертвой разбойного нападения в собственной квартире. Конченый наркоман, двадцатилетний Д., разыскивая деньги на спасительную дозу героина, выследил Кристину и ворвался за ней. Получив отказ, Д. рассвирепел и набросился на девушку. Она пыталась сопротивляться, но силы были неравны. Обезумев, этот сумасшедший отщепенец нанес своей жертве более двухсот ударов тяжелым предметом по голове. Он не просто убивал девушку, а садистски издевался над ней, выкалывая глаза, выбивая зубы, насилуя в самых извращенных позах. Д. посягнул не просто на человеческую жизнь, свою агрессию он выплеснул на Красоту, Любовь, Веру, на все то, что он утратил, сдружившись с пагубной привычкой потребления наркотических средств. Напоследок совершив половой акт с трупом, Д. забрал находящиеся в доме ценности и попытался уйти. К счастью, работники милиции на следующий день по горячим следам задержали убийцу и извращенца. В кабинете следователя по особо важным делам М. Федорчука Д. не раскаивался, сообщив, что чувство сострадания ему неведомо, и бредил лишь о новой дозе. Возмездие настигло преступника. Находясь в камере, в туже ночь ему в его наркотических видениях привиделась убитая им Кристина, и Д. наложил на себя руки. Похороны девушки состоялись при большом стечении народа на центральном кладбище. Депутаты городской думы на последнем совещании поддержали инициативу широких масс увековечить память Кристины Фирсовой и назвать ее именем одну из новых улиц города".
Я отложил газету и поднял глаза на главного редактора. Тот, забыв о моем существовании, напряженно всматривался в окно.
- Куда же подевалась эта шлюха? - шептали его пересохшие губы. - Дай деньги, тут же слиняет…
- И сколько процентов тут правды? - перебил я его.
Но, удрученный мыслями о несостоявшейся выпивке, мужчина обрушил всю досаду и гнев на меня. Давно было подмечено, что настроение алкоголиков может кардинально меняться под воздействием сиюминутных факторов.
- А вам-то какое дело? - забухтел толстяк. - Не считайте меня за полного кретина. Постоянный читатель… Статью зашел посмотреть… Кто вы вообще такой? Что вы вынюхиваете? Проваливайте вон! Я вызываю милицию…
И он действительно вцепился в телефон и набрал 02. Я нажал на отбой.
- Ах так! - Главный редактор схватил меня за грудки и начал трясти, визгливо выкрикивая: - Сатрап! Душитель свободной прессы! Кто, кто тебя заслал?
Сзади хлопнула дверь.
- Э, успокойтесь! - Это была девчонка с ядовито-зелеными ноготками. В руках она держала две бутылки водки и шоколадный батончик "сникерс". - Быстрей раскупоривайте, не выпью - сдохну.
Мужчина отпустил меня и обратился к пигалице:
- Где ты пропадала, ларек в десяти метрах?
Она равнодушно повела плечами:
- Знакомого встретила. Поболтали.
- А почему помада на губах смазана? Опять трахалась в подъезде?
- Не в подъезде, а в лифте. Мы уже давно не виделись. Он обещал подкинуть клевый материал об игре на бегах. Это будет сенсация.
- Вот с таким контингентом и приходится работать, - пожаловался главный редактор мне, уже забыв о случившейся размолвке.
Он выпил сам, налил ведущей рубрики "На обочине" и как ни в чем не бывало вернулся к прерванной теме:
- Правды и вранья, как и везде, фифти-фифти. Ну, про Голливуд приврали, про Кроуфорд с Шиффер, но во Франции она действительно была, и убили ее не понарошку. - Мужчина хихикнул. - А как? Следователь в интервью сказал, что с предельной жестокостью. Мы и досочинили.
- Этот Д. покончил с собой в камере на самом деле?
Главный редактор развел руками:
- Ты про Дудкина? Чего не видел, того не видел. Тебя это так сильно волнует?
"Странно, - подумалось мне. - Преступник взят по горячим следам, тут же подписывает чистосердечное признание и кончает с собой. Суда нет. Дело оперативно закрыто. Более чем странно". Я поделился этой мыслью с главным редактором. Но толстячка более занимала принесенная водка и худосочные прелести малолетней шлюшки, подсевшей ему на колени.
- Всяко бывает, - пожал плечами он. - У нас денег на вставные челюсти нет и жить пока не надоело, так что журналистскими расследованиями мы не занимаемся. Другое дело - сенсация, а зарываться в такие дебри… себе дороже выйдет. Наших читателей вполне устраивает версия, что восходящую звезду подиума грохнул сумасшедший наркоман. Это даже символично: смертельная схватка Красоты и Уродства, первая погибает, что вполне отвечает духу времени. Есть и воспитательный аспект - убийца добровольно уходит из жизни, раскаиваясь в содеянном. Если тебе интересно, как было на самом деле… - мужчина завороженно уставился на початую бутылку, которая появилась тут благодаря мне, сообразив, видимо, что я могу рассчитывать на некоторую благодарность, - попытайся узнать у сожительницы Дудкина. Свою хату он давно за наркотики спустил, бомжевал, приклеился к одной чувихе. С ней наш корреспондент беседовал, но у нее тоже от героина мозги набекрень, плела какую-то чушь, да кто этому поверит? У меня в компьютере ее адресок забит, сейчас посмотрю.
Вскоре у меня на руках была короткая распечатка. Чувиху звали Любка Карякина, и было ей то ли шестнадцать, то ли семнадцать лет от роду.
Я поблагодарил и откланялся в тот момент, когда опьяневший главный редактор принялся тискать веснушчатую девчонку с особой страстностью. Она проводила меня хмельным печальным взглядом.
По щербатым каменным ступеням я спускаюсь в ад. В углах залитого нечистотами темного полуподвального помещения что-то ворочается и попискивает. Остро воняет мочой и крысиным пометом. Дверь в комнатушку Карякиной оказывается картонной, судя по надписям и лейблам, для ее изготовления использовали коробку из-под холодильника, предварительно ее смяв, промазав клеем и подвесив на две веревочные петли. Припав ухом к этому убожеству, я прислушался - тишина, постучал с особой осторожностью, дабы не поломать хрупкую конструкцию, и принялся ждать. Безрезультатно. Изнутри дверь чем-то легонько поджималась, не иначе как простеньким шпингалетом или щеколдой, а это значит, что внутри кто-то был. Мой сегодняшний рабочий день начался с обнаружения трупа, мне бы очень не хотелось, чтобы он тем же и закончился. Объяснять милиции, почему я появился здесь, будет еще проблематичнее. Постучав сильнее, я навалился на дверь, и она поддалась.
- Ты кто? - Я нос к носу столкнулся с отечным землистым лицом, которое в ту же секунду замаячило в образовавшейся щели. - Чё надо?
- Люба Карякина?
- Ну и чё с того? - Голос был безразличный и тусклый, казалось, обладательница этого жуткого, рано постаревшего лица и убитого голоса спала на ходу. Во всяком случае, глаза не открывались полностью, в углах бесформенных потрескавшихся губ присохло что-то похожее на плесень.
- Я знакомый твоего приятеля Дудкина.
- Неужто? Его еще кто-то помнит? - Пухлые пальцы в гнойных ранках попытались размежить слипшиеся веки. - Дудика пару месяцев как зарыли, если что-то должен, платить за него не намерена.
- Могу предложить тебе, если откроешь, - сказал я. - Здесь на поправку хватит. Согласишься ответить на вопросы - получишь столько же.
Я поводил перед смятым облупившимся носом хрустящей купюркой. Карякина попыталась завладеть ею, но резвости не хватило, оголенная рука, вяло поднявшись до уровня груди, бессильно упала.
- А ты знаешь, что мне надо? - сонно произнесла девка.
- Догадываюсь. Герыч?
- А чё, нельзя? Точно не обломишь? Деньги вперед.
- Отворяй.
Дверь открылась, Любка отступила в сторону. Она была босиком, в грязной мятой ночной рубашке. Взлохмаченная голова выглядела неестественно большой в сравнении с тщедушным кривобоким тельцем, грудь не вырисовывалась, зато огромный тугой живот распирал материю, точно воздушный шар.
- Чё уставился? - отреагировала Карякина, наконец-то наполовину открыв глаза. - Брюхатых никогда не видел? Дружок твой, между прочим, постарался. Трахнул, когда - не помню. Гнида!
- Зачем же так грубо, вроде бы вы…
- Так бы и дала я ему, спидовому. Сам уж загибался, а тут и меня заразил, и выродка своего. - Любка с ненавистью ткнула себя в живот. - Это он меня на героин подсадил, я раньше только винтом мазалась, к нему не привыкаешь. А тут с Дудкиным снюхалась, бомжом проклятым, и понеслось. Теперь уже не слезу, да и надо ли? Все равно скоро загнусь.
Она приняла у меня деньги и сомнамбулической походкой направилась вглубь своего жилья. Ноги у Карякиной были короткие и худые, при ходьбе они заплетались и подкашивались.
Помещение, в котором я оказался, назвать комнатой можно было только с большой натяжкой. Отапливалось оно печкой-буржуйкой, и хотя труба от нее тянулась в крохотное оконце на улицу, гарь и копоть умудрялись оседать на стенах и низеньком потолке. Прожженный тюфяк заменял Любке кровать, и я представил, как крысы, которыми кишит ее жилище, по ночам выбираются из своих нор и бегают по ее отекшему лицу и уродливому телу, забираясь под ночнушку. Скоро девка сдохнет, но прежде чем ее обнаружат, эти серые хвостатые твари успеют обглодать труп до костей.
Карякина повалилась на тюфяк, зашарила в его складках, извлекла наполненный шприц.
- Здесь все готово, - пробормотала она. - Ширнуть сможешь? Руки не слушаются, колотит.
- Давай после разговора, - предложил я.
- Да пошел ты! - внезапно вышла из себя девка.
Зло закусив губу, Любка принялась исследовать свои руки на наличие вен, но результаты осмотра оказались неутешительными. Задрав ночную рубашку, она оттянула край трусов и склонилась над густой черной порослью, царапая ее иглой и повторяя в отчаянии:
- Ну где же? И ты, что ли, спряталась, падаль?
Я слышал и раньше, что некоторые наркоманы колются в пах, однако никогда не был тому свидетелем.
- Помоги, как человека прошу, - взмолилась Карякина, поднимая на меня глаза, полные невыразимой муки. - Клянусь, что угодно сделаю.
Я наклонился и, не встретив особого сопротивления, отобрал у девки шприц. Она была слишком слаба, даже сил на ругань не осталось.
- Чем быстрее ответишь на мои вопросы, тем быстрее получишь дозу, - сказал я.
Любка плюнула в мою сторону, но слюна повисла у нее на подбородке.
- Ты сомневаешься, что манекенщицу убил твой приятель? - не обращая на это внимания, приступил к допросу я.
- Мне наплевать, кто кого убил, - спустя некоторое время произнесла наркоманка. Ее тупые сонные глаза следили за шприцем в моей руке. - Давно это было. Кажись, меня кто-то спрашивал про это, а может, и почудилось. Мы с Дудиком сильно обкололись, я вырубилась. Очухалась часа через три, он рядом. На следующий день его повязали за убийство. Он кого угодно грохнуть мог, если бы на дозу не хватало. Меня несколько раз в лепешку месил, и просто так, и от жадности, когда лишний кубик загоню, а ему для прихода не хватит. Но в тот день у нас прилично ширки было, Дудик чью-то хату выставил, мы на неделю вперед затарились. Подтвердить, что он рядом все это время был, я не могу, сама в отключке была, но какого хрена ему выходить и манекенщицу мочить, чего ради? Не абстяжный же, порошка вдоволь. Разве что крышу сорвало. И то вряд ли. Я ж его потом видела. Завали он кого, кровью б извозился, а здесь ни единого пятнышка. Помыться ему негде, другой одежи тоже нет. Подставили дурачка - и слава богу. Хоть так от него отвязалась.
Во время рассказа Любкина голова все ниже и ниже клонилась к тюфяку, пока вовсе не коснулась его.
- Коли, - прошептала она и захрапела.
Я вложил шприц в ее руку и ушел.