- Спасибо, - сказал первый, закончив писать.
- Лучше признавайся и не отнимай у нас время, - напирал второй, отшвырнув окурок в угол кухни.
- Мне добавить больше нечего, - пожал я плечами. - Опросите соседей напротив, может, заметили, кто был здесь до меня.
- Спасибо, - простодушно среагировал первый.
- Без советчиков обойдемся, - злобно рявкнул второй.
- Куда мне теперь? - осведомился я.
- В камеру, - загоготали они дружно.
Это мы тоже проходили. В отделении меня оформили, изъяли вещи из карманов, заставили снять ремень и вынуть шнурки из обуви. На мою просьбу проводить меня к следователю ответили, что тот на выезде, и когда будет - неизвестно, при упоминании адвоката - недоуменно переглянулись, заверив, что имеют полное право держать меня здесь трое суток. После чего, разумеется, я расколюсь, и мне будет предъявлено обвинение в убийстве с отягчающими обстоятельствами.
В камере оказалось трое задержанных с синюшными опойными мордами.
- За что тебя, братан? - сочувственно обратились алкаши ко мне.
Я мило улыбнулся:
- Да так, по мелочи, мужики. Перерезал глотку одному хорошему человеку.
После такого ответа от меня мгновенно отстали. Отныне я был предоставлен самому себе и своим мыслям. Особо глубокие мысли меня не посещали, и я задремал.
Полчаса.
Час.
Два.
Три.
- Галкин, подъем, - разбудил меня конвойный.
Я потер глаза.
- К следователю?
Молчок.
- К адвокату?
Молчок.
- На расстрел?
- Ты еще поумничай.
Мне вернули изъятые у меня вещи в полном соответствии с протоколом и препроводили на выход. От яркого солнца, искрящегося талого снега, струящейся с крыш воды я зажмурился. Какой прекрасный весенний денек, а ты опять, частная ищейка, в полном дерьме! Я уже понял, куда мне направляться дальше. У обочины стоял черный БМВ, принадлежащий, кому бы вы думали, помощнику прокурора Константину Ремизову. Костя предусмотрительно приоткрыл переднюю дверцу, и я сел рядом с ним.
- С освобожденьицем, Женя, - фамильярно обратился он ко мне. По своей давней привычке предложил мне сигареты. "Парламент". Зажигалку. "Зиппо". Коньяк. "Хеннесси". От всего я вежливо отказался.
Блондинистый красавец мужчина не обиделся.
- Все держишь на меня зло, Галкин, - проговорил он приятным глубоким голосом. - Это ты зря. Сколько уж времени прошло. Был бы тогда с нами - жил бы сейчас не хуже меня. В конце концов, наш мэр никого не убивал. А платить всю жизнь за то, что было в прошлом…
- Ты прав, Костя, - ответил я. - За его юношеское слюнтяйство расплачивались другие. А мэр наш действительно ничего, вроде бы даже не связан с криминалом и ворует почти незаметно. Но ведь ты искал со мной встречи совсем не ради этого.
- Правильно, - согласился Ремизов. - Твое дело, то есть дело об убийстве Виктора Евгеньевича Ланенского, взято на контроль городским прокурором, а мне, как его правой руке, поручено возглавить расследование. Я оградил тебя от общения с разной мелкотой вроде следователя и решил пообщаться тет-а-тет. Уверен, это пойдет на пользу и мне и тебе.
Помощник прокурора закурил, заглянул мне в лицо проницательными голубыми глазами. "Он, как и подполковник РУБОПа Вершинин, разыгрывает свою карту", - подумал я.
- Я знаю, что ты выполнял для Ланенского какую-то работу, - заявил Ремизов, сделав лицо бесстрастным и жестким.
Я не ожидал, что у него такая богатая мимика - то белозубый голубоглазый рубаха-парень, то неподкупный, не в меру серьезный слуга закона.
- То, что ты наплел операм из убойного, - чушь. Поиск сбежавшей девки… Может, сейчас дело и обстоит так, но к тому моменту, когда Ланенский нанимал тебя, у них все было на мази. Я считаю, что поручение, которое он тебе дал, как-то связано с налетом на "Миллениум". Иначе и быть не может. Все последние дни Виктор ходил как в воду опущенный, я пытался узнать, в чем дело, но он отмалчивался. Надавливать на него не решался: норов у мужика был - мама не горюй.
- Вы так близко были знакомы? - спросил я, впрочем не удивившись. В прошлом следователь городской прокуратуры, а ныне помощник прокурора якшался со многими богатенькими Буратино.
Надменная улыбка тронула губы Ремизова.
- Наши отношения были исключительно деловыми, - важно ответил Костя. - Хозяйка "Миллениума" - Друзина, а точнее - ее муженек, но управлял торговым домом Ланенский. Деньги там крутятся, нам и не снились, желающих урвать долю, махонький процентик с оборота, больше чем достаточно. Банально говоря, рэкетиров хватало. И не мальчиков в кожанках, а вполне серьезных дядечек при официальной власти. Неужели ты поверил, что противостоять им мог этот спивающийся полковник со своей службой охраны - хиляками и желторотиками? Их дело десятое - пьяного из павильонов вывести или мелкого воришку задержать. С самого основания "Миллениуму" нужна была реальная крыша. И не бандитская, потому что время этих ребят, к счастью, кончилось. Теперь ты понял, Евгений, я и есть представитель этой крыши, а кто самый главный, тебе лучше не знать. И те отморозки, которые совершили налет, перешли дорожку не только чете Друзиных и Ланенскому, но еще и нам. И мы обязаны найти их во что бы то ни стало, иначе доверия к нам никакого.
- А если вы облажаетесь? - спросил я. - Кто займет ваше место?
Ремизов не ответил, и я этому нисколько не удивился.
- Только позавчера Ланенский обратился ко мне, - продолжал рассказывать Константин. - Попросил порекомендовать какого-нибудь частного сыщика для личного дела. Если бы на него напрямую наехали, он бы стал искать помощи у нас. А так… дело явно попахивало шантажом, и он подозревал, что тут задействован кто-то из его близких. Поэтому решил довериться не крыше, а постороннему человеку. Я порекомендовал тебя.
- Спасибо за услугу, - с сарказмом отозвался я. - Но почему именно меня?
- Я видел тебя в деле, - без ехидства ответил Ремизов. - Ты специализируешься на подобных семейных делах, умеешь располагать к себе людей. Хотя подобрать ключик к такому, как Ланенский, было невероятно сложно. Поэтому у меня к тебе сейчас деловое и взаимовыгодное предложение. Ты честно сообщаешь мне, для чего тебя нанимали, и идешь на все четыре стороны. Даже с небольшой компенсацией за потраченное время и нервы.
Я молчал, посматривая в окно. Некоторые девицы, почуяв весну, стали оголяться, надев мини-юбки. Кожаные братки, сняв традиционные норковые шапки, улюлюкали им вслед и отпускали скабрезные шутки. Все шло своим чередом.
- Почему не спрашиваешь, что будет, если откажешься? - отвлек меня помощник прокурора.
- Догадываюсь. - Я обернулся к нему. - Меня отправят обратно в камеру и будут колоть на убийство.
Костя кивнул, расплывшись в фальшивой улыбке. Я помялся только для вида, твердо уяснив для себя, что правды не открою. Хватит. Я им никому не верю.
- Ну что ж, - приступил я. - Рад был бы помочь тебе, да нечем. Ланенский действительно встречался со мной, рассказал про телефонного шантажиста. С него требовали деньги в обмен на важную для него информацию. Но какую, не говорили. Я отправился на встречу с этим неизвестным. Увы, результата не было. Он, видимо почуяв что-то неладное, не явился. Вчера утром я узнал, что произошло в "Миллениуме". Скорее всего, звонки и налет были связаны между собой. А сегодня Ланенский вновь вышел со мной на связь и потребовал найти его любовницу. Я в свою очередь нашел его труп.
Я завершил свой рассказ, не упомянув ни Клоуна, ни Настю, ни прочих персонажей разыгравшейся драмы. И остался собой очень доволен. Ремизову тоже придраться было не к чему.
- Что ж, ступай, - довольно легко сдался он, однако забыв о выплате обещанной компенсации.
Действо восьмое. Галкин подозреваемых намечает и…
В "Миллениуме" не протолкнуться. Торговый дом никогда не испытывал недостатка в состоятельных покупателях, сегодня же народ валит сюда валом, и основная масса никак не принадлежит к категории лиц с туго набитой мошной. Насмотревшись криминальных новостей местного пошиба, городской люд устремился поглазеть на место, где свершилась кровавая трагедия. Интерес подогревался расползшимися, точно раковая опухоль, слухами - число жертв росло в геометрической прогрессии, иные знатоки утверждали, что случившееся - дело рук чеченских боевиков. Даже опухший от пьянства гегемон, стрелявший на опохмелку перед торговым домом, имел свое мнение насчет произошедшего. Окидывая ненавидящим взглядом стеклянный фасад здания, он бубнил себе под нос:
- Так им и надо, буржуям. Будь моя воля, вовсе бы взорвал к едрёне фене.
На первом этаже дежурил охранник - мужчина средних лет с военной выправкой. В руке у него попискивала портативная рация, на боку - кобура с пистолетом. Видимо, администрация торгового дома раскошелилась на путевую службу безопасности.
Я поинтересовался, на месте ли Фирсов. Охранник сквозь зубы процедил, что тот отсутствует. Цепкий взгляд его серых глаз буравил людские потоки, отмечая личностей подозрительных, праздно шатающихся, смуглых и бородатых.
Вход в административное крыло мне преградил другой бдительный страж, помоложе, но тоже вооруженный.
- У вас назначено? - серьезно осведомился он на мою просьбу пропустить меня к Друзиной.
- Свяжитесь с ней, - устало вздохнул я. - Передайте, что пришел Галкин.
- Одну минуту. - Пружинистым шагом он отправился докладывать.
Вернулся, кивнул с таким видом, будто осуществил особо важную миссию.
- Пожалуйста, документы.
Еще минута ушла на бюрократическую процедуру. Охранник тщательно сверил фотографию в моем паспорте с оригиналом, переписал данные в специальную тетрадь, заведенную лишь сегодня, отметил время моего появления.
- Распишитесь.
Я расписался.
- Алевтина Семеновна согласна вас принять, - наконец прозвучало желаемое.
Я направился вперед по коридору, затылком чувствуя неусыпный бдительный взгляд сотрудника службы безопасности. Все это напоминало игру, показуху, плохой спектакль. Вспомнилась часто слышанная в детстве поговорка: "После драки кулаками не машут".
Дверь в кабинет Друзиной была приоткрыта, но, прежде чем постучать и войти, я воровато заглянул в щель. Большая полная женщина сидела за столом, упираясь в его дубовую поверхность размякшими локтями и сжимая виски пальцами. Она смотрела куда-то перед собой, но вряд ли что видела; ее лучистые светло-голубые глаза, утопнув в жировых отложениях, потеряли живой блеск, как-то смазались. Высокая строгая прическа, которую раньше носили номенклатурные дамы, растрепалась, прядь золотистых волос струилась по белой от пудры щеке. Женщина казалась ошеломленной каким-то страшным известием. Однако я не строил никаких догадок. Наблюдая за ней в этой обстановке, сам по-прежнему оставаясь невидимым, я подумал, что, несмотря на приличное состояние, высокое положение в обществе и всесильного супруга, Друзина очень одинока и несчастна, но вынуждена играть совсем другую роль - властной преуспевающей хозяйки. И еще, что уже никак не относилось к делу - давно, лет двадцать назад, Аля была очень красивой девушкой с внешностью героинь русских народных сказок.
Я решительно постучал по косяку.
- Войдите.
Друзина выпрямилась, и ее большие материнские груди заколыхались под черным свободным платьем.
- Простите, - произнесла женщина, приглаживая выбившиеся волосы пухлой розовой ладошкой. - У меня было предчувствие, что вы вот-вот должны были прийти. И принести какие-то важные новости. Мне тоже есть что сообщить вам. Только что позвонили из милиции и сообщили, что…
Ей стало трудно говорить, и взгляд вновь стал матовым, неподвижным.
- Я догадываюсь, - сказал я. - Вам сообщили о смерти Ланенского.
- Да, - выдохнула Друзина. - Вы уже все знаете?
- Это я нашел его тело. И я вызвал милицию.
- Господи, - прошептала Алевтина Семеновна. - А я все не могла поверить, сидела точно ошарашенная, потеряла счет времени. И самое главное, я ведь говорила с ним незадолго до смерти. И ничего не почувствовала.
- Вот как?
- Да. Виктор Евгеньевич звонил мне и предупреждал, что болен и на работу не выйдет. Конечно, он генеральный директор и вправе не ставить никого в известность, однако он был очень обязательным человеком. Даже подумать страшно, такие чудовищные совпадения. Сначала охранники, потом он…
- Вряд ли здесь имеют место совпадения, - сказал я. - Хотя прямой связи я тоже пока не нащупал.
- Расскажите, как это произошло, - подавшись вперед, попросила Друзина.
Уже в который раз я живописал свои утренние похождения. Не забыл упомянуть и о вчерашнем разрыве Инги с Ланенским, и о мордобое сына с отцом. Женщина не перебивала меня вопросами, лишь время от времени повторяя тихо и обреченно: "Это ужасно… Это просто ужасно…"
- Виктор Евгеньевич был незаменимым работником, о таком управляющем можно только мечтать, - собравшись с духом, заговорила хозяйка "Миллениума", когда мое повествование подошло к концу. - По натуре он был трудоголиком, почти не думал о себе, всегда на первом месте у него был бизнес. И вдруг такие потрясения: налет, разрыв с… любовницей, ссора с сыном. Какие нервы нужно иметь, чтобы пережить все это?! Вам не приходило в голову… - Алевтина Семеновна понизила голос, и я перехватил ее взгляд, робкий и просительный, - что Виктор Евгеньевич покончил с собой?
- Исключено, - ответил я. - Правда, я плохо знал Ланенского, но он не походил на человека с суицидальными наклонностями. И, кроме того, ванная комната была закрыта не изнутри, а снаружи, чего он сделать никак бы не смог. Это дело рук или убийцы, или человека, который побывал там прямо передо мной. Если это был убийца, то они очень хорошо знали друг друга. Настолько хорошо, что Ланенский открыл ему дверь, без стеснения расхаживал перед своим гостем в нижнем белье и преспокойно брился, не ожидая нападения.
- Брился? - изумленно спросила Друзина. - Насколько я знаю, Виктор Евгеньевич очень ревностно относился к своей бороде, гордился ею. Она придавала ему солидности и скрывала ямочку на подбородке, которой он всегда стеснялся. С чего бы он стал бриться?
- Он был сильно пьян и пережил драму на личном фронте, - предположил я. - Он мог посчитать, что борода его старит, к тому же Инга любит гладко выбритых красавцев, а от бороды, простите за интимные подробности, у нее бывало раздражение на теле. Я ничего не придумываю, всего лишь повторяю ее слова. В свете вчерашних событий его любовница становится одной из подозреваемых.
Алевтина Семеновна недоверчиво выслушала меня.
- Я не думала, что у него могло зайти так далеко, - сказала она с легкой долей презрительности. - Увлечься такой… пустышкой, взбалмошной размалеванной куклой, у которой, кроме красивого юного тела, ни в душе, ни на сердце… Мужчины часто корят женщин за неразумность, но сами бывают ничуть не лучше. Вы что, серьезно подозреваете Ингу Князеву?
- Я не отбрасываю такой версии.
- Уверяю, вы на ложном пути, - с неожиданной горячностью произнесла Друзина. - Она не из тех, кто может убить. У нее на уме только развлечения и отдых. Когда устает развлекаться - отдыхает, когда надоедает отдыхать - развлекается. Этим наполнено все ее существование: путешествия, шикарные машины, ужины в ресторанах и, конечно, постель.
- Я бы не сказал, что она абсолютно глупа и инфантильна, - перебил я. - Скорее косит под дурочку. Вчера она зазвала меня к себе, но ничего особо ценного не сказала. Зато попыталась соблазнить. С какой целью? У меня два объяснения. Первое: подчинить меня себе и выведать все, что мне известно, и второе: спровоцировать нашу с Ланенским ссору на почве ревности, чтобы в результате мы поубивали друг друга.
- Она не смогла бы соблазнить всех людей, работающих по этому делу, - возразила Алевтина Семеновна.
- А всех и не надо. На то я и частный сыщик, что мне могут рассказать о том, о чем не решаются сказать официальным органам. Другой вопрос, что никакими тайнами я не обладаю, но откуда это знать Инге? Зато, в отличие от милиции, у меня есть конкретный подозреваемый в обоих случаях - Владислав.
Лицо постаревшей располневшей героини народных сказок вспыхнуло.
- Вы готовы представить его бог знает кем! Вчера вы чуть ли не утверждали, что он организовал налет, сегодня - что перерезал горло родному отцу. А между тем у Виктора Евгеньевича было множество конкурентов в сфере бизнеса. Убийцу надо искать прежде всего среди них.
- У меня нет таких возможностей, милиция разберется в профессиональной деятельности Ланенского гораздо лучше, - сказал я. - Я оперирую лишь тем, что знаю. А что Владислав угрожал отцу - это факт. Но, разумеется, не имея доказательств, я ничего не берусь утверждать. Были ли еще у вашего управляющего враги… на личном фронте?
Друзина задумчиво молчала.
- Почему вы полагаете, что я должна это знать? - Она довольно неумело попыталась разыграть удивление.
Я пожал плечами.
- На основании наших бесед я сделал вывод, что вы давно знали Ланенского. Может, даже до того, как он стал генеральным директором "Миллениума". Или это секрет?
- Что вы, никакого секрета здесь нет, - приободрившись, отвечала Алевтина Семеновна. - Я действительно очень хорошо знала Виктора Евгеньевича, и поэтому его смерть оказалась для меня таким ударом. Я знала его даже дольше, чем вы можете себе представить. Только прошу, не делайте скоропалительных выводов, нас связывала исключительно работа. А в прошлом… Мы вместе учились в политехническом институте, были в приятельских отношениях и не более. Потом наши пути разошлись, появились семьи, заботы, совсем другая жизнь. Жили в одном городе, но на протяжении двадцати лет не виделись, не поддерживали никаких отношений, да что там говорить, даже не слышали друг о друге. Затем - случайная встреча, ужин в ресторане, воспоминания молодости. К этому времени был построен "Миллениум", подыскивалась кандидатура генерального директора. У Виктора всегда была ясная голова, к этому времени он получил второе высшее образование - экономическое, работал в сфере шоу-бизнеса, был устроителем гастролей и конкурсов красоты. Место управляющего он получил без какого-либо блата, если вы вдруг подумали… Он отлично зарекомендовал себя во время испытательного срока, и факт нашего давнего знакомства ровным счетом ничего не значил. Если бы я заподозрила Виктора в мошенничестве или каких других махинациях, я бы рассталась с ним без раздумий. А так как я полностью уверена в своих работниках, я просто не имею морального права в чем-либо подозревать их.
Как и накануне, я уперся в глухую стену.
- И все же вы знали Ланенского больше, чем кто-либо другой, - не сдавался я. - Меня интересует его личная жизнь. Отбросим любовницу. У него должна быть жена, мать Владислава. Не может ли мотивом убийства стать ревность с ее стороны?
- Нет, - ответила женщина. - Жены Виктора Евгеньевича уже несколько лет нет в живых.
- Она умерла?