Шарпенер отреагировал ни оптимизм Гарольда совершенно положительно. Возможно, его приободрила еще и моя уверенность, сохранившаяся после двух побед предыдущего дня, и он скакал так безошибочно, энергично и отважно, что третий раз во время этой встречи мой конь возвращался под аплодисменты.
Гарольд, если можно так выразиться, прямо-таки парил над землей, да и Виктор позволял себе изобразить небольшую улыбочку.
Ивор ден Релган мужественно воспринял тот факт, что назначенный им приз достался человеку, которого он ненавидит, и лорд Уайт, хлопотавший вокруг девушки, с которой он разговаривал, расчистил ей дорогу сквозь толпу.
Когда я взвесился и отдал седло моему помощнику, причесался и вышел к вручению приза, сцена украсилась квадратным столом, покрытым синей скатертью, на которой стоял большой серебряный предмет и два поменьше. Вокруг стола расположились лорд Уайт, Ивор ден Релган, Виктор и Гарольд.
Лорд Уайт в ручной микрофон сказал небольшой толпе, на все это смотревшей, что мисс Дана ден Релган вручит награды, столь щедро предоставленные ее отцом. У меня по этому поводу в голове не возникло ничего, кроме циничных умозаключений. Интересно, это папочку лорд Уайт так хотел заполучить в Жокейский клуб, или дочку? Долой такие мысли. Лорд Уайт - и подружка? Немыслимо.
При ближайшем рассмотрении стало ясно, что он увлечен до того, что совсем забыл о здравом смысле. Он то и дело касался ее под предлогом устроить все надлежащим образом для вручения, и суетился тогда, когда обычно бывал степенным. Все было в приемлемых пределах этакого жуликовато-отеческого поведения, но уж благоразумным это никак нельзя было назвать.
У Даны ден Релган, подумалось мне, было все, чтобы повергнуть в восхищение любого мужчину, которому она соизволила бы ответить, а лорду Уайту она отвечала весьма нежно. Хрупкая, изящная, не слишком высокая, с копной белокурых волос, небрежно рассыпавшихся по плечам. Красиво вырезанный ротик, очень широко расставленные глаза, прекрасная кожа, и, похоже, в этой кукольной головке были не совсем птичьи мозги. Ее поведение было явно более сдержанным, чем у лорда Уайта, словом, если ей и нравились его ухаживания, то она находила их чересчур очевидными, потому она вручила призы Виктору, Гарольду и мне без особых речей.
Мне она сказала только: "Вы молодец" - и вручила маленький серебряный предмет (который оказался пресс-папье в форме седла) с лучезарной, ничего не значащей улыбкой человека, который на самом деле на тебя и не смотрит, собираясь забыть через пять минут. Голос, судя по тому, что я услышал, имел тот же смягченный американский акцент, как и у ее отца, но ей не хватало покровительственного тона, и он, по крайней мере мне, казался приятным. Хорошенькая девочка, но не в моем вкусе. В жизни таких пруд пруди.
Пока Виктор, Гарольд и я сравнивали наши призы, появился тот самый незаметный человек в очках, спокойно подошел к Дане ден Релган и что-то прошептал ей на ухо. Она отвернулась от стола с призами и медленно пошла прочь вместе с ним, кивая и слегка улыбаясь тому, что он говорит.
Это безобидное происшествие произвело чрезвычайное впечатление на ден Релгана, который не стоял уже с глупой самодовольной улыбкой, а за какую-то сотую секунды стал готовым к действию. Он почти бегом бросился за дочкой, сгреб безобидного с виду человека за плечо и отшвырнул его от нее с такой силой, что тот споткнулся и упал на колено.
- Я сказал тебе держаться от нее подальше! - проорал он с таким видом, словно вот-вот начнет бить ногами упавшего, а лорд Уайт пробормотал "говорю вам" и "о Господи", и вид у него был очень неловкий.
- Кто это такой? - спросил я, не обращаясь, в общем-то, ни к кому конкретно. К моему удивлению, ответил мне Виктор Бриггз.
- Режиссер. Этого типа зовут Лэнс Киншип.
- А с чего весь этот переполох?
Виктор Бриггз знал ответ, но прежде, чем поделиться со мной, кое-что подсчитал в уме.
- Кокаин, - сказал он наконец. - Белый порошок. Его нюхают. Очень модно. А эти глупые девочки... у них носик впадает, когда кости растворяются, и кому тогда они нужны?
Мы с Гарольдом оба в изумлении уставились на него, поскольку такой длинной речи мы никогда не слышали, и уж точно, что он никогда не высказывал нам своего мнения.
- Его поставляет Лэнс Киншип, - оказал он. - Его приглашают на приемы за то, что он с собой приносит.
Лэнс Киншип встал, стряхнул пыль с брюк и со свирепым видом поправил на носу очки.
- Если я хочу поговорить с Даной, я буду в ней говорить, - сказал он.
- Пока я здесь - не будешь.
Все клубные манеры ден Релгана мигом улетучились, и коренная порода поперла наружу. "Бандюга, - подумал я. - Страшный враг, даже если он на сей раз и прав"
Но Лэнса Киншипа не так-то просто было утихомирить.
- Маленькие девочки не всегда любят, когда папочки присматривают за ними, - злобно проговорил он, и ден Релган ударил его - резко, сильно, с хрустом, прямо в нос.
Крови было изрядно. Лэнс Киншип пытался стирать ее руками, но только все сильнее размазывал по физиономии. Она потекла по рту и подбородку и закапала большими пятнами его замшевый оливковый пиджак.
Лорд Уайт, которому все это страшно не понравилось, протянул Киншипу двумя пальцами гигантский белый платок. Киншип схватил его, не сказав "спасибо", и попытался остановить кровь. Платок пропитался красным.
- Может, первую помощь? - сказал лорд Уайт, оглядываясь по сторонам. - Н... Нор, - просиял он, - вы знаете, где тут медпункт? Не отведете этого джентльмена туда? Вы очень любезны... - он показал мне рукой.
Но, когда я протянул руку к оливковому рукаву, чтобы отвести Киншипа туда, где ему поставят холодный компресс и окажут первую помощь, он дернулся в сторону.
- Ну, так кровите, - сказал я.
Злые глаза сверкнули на меня из-за очков, но он был слишком занят вытиранием носа, чтобы отвечать мне.
- Я покажу вам, - сказал я. - Идите за мной, если хотите.
Я направился от круга к крашенному в зеленый цвет домику, где по-матерински добрые леди ждут, чтобы залатать раненых. Но пошел за мной не только Киншип, но и ден Релган. Я слышал его голос так же ясно, как и Киншип, и смысл его слов был очевиден.
- Если ты еще раз подойдешь к Дане, я тебе шею сверну!
Киншип снова не ответил.
- Ты слышал, гад, сутенер поганый? - крикнул ден Релган.
Мы достаточно далеко ушли, чтобы люди загородили нас от тех, кто стоял у весовой. Я услышал позади шум потасовки и оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Киншип умелым каратистским ударом бьет ногой ден Релгана в пах. Киншип повернулся ко мне, еще раз зло посмотрел на меня поверх покрасневшего платка, который все время прижимал к носу.
Ден Релган хрюкнул и схватился за больное место. Вряд ли кто-то ожидал, что пышное вручение призов окончится таким скандалом.
- Сюда, - кивнул я Киншипу. Он последний раз ужалил меня своим змеиным взглядом и открыл дверь в комнату первой помощи.
- А-ах-x-х, - сказал ден Релган, кружа на месте, согнувшись в три погибели и зажимая рукой перед своего верблюжьего пальто.
"Жаль, что Джордж Миллес отправился к праотцам, - подумал я. - Он всем с удовольствием раззвонил бы об этом, и, в отличие от других, уже был бы здесь со своим неумолимо нацеленным и сфокусированным аппаратом, снимавшим по три с половиной кадра в секунду. Ден Релган должен был бы быть благодарен тем двум стаканчикам виски и подвернувшемуся не там, где надо, дереву за то, что его схватка с Киншипом не появится в ежедневных газетах, публикующих новости о его избрании в Жокейский клуб".
Гарольд и Виктор Бриггз все еще стояли там же, где я их оставил, но лорд Уайт и Дана ден Релган ушли.
- Его лордство увели девочку, чтобы успокоить ее нервы, - сухо сказал Гарольд. - Старый козел прямо-таки пляшет вокруг нее, дурак чертов.
- Она хорошенькая, - сказал я.
- Из-за хорошеньких девочек иногда войны разгорались, - сказал Виктор Бриггз.
Я посмотрел на него с изумлением. Но вид у него был обычный - замкнутый и непроницаемый, как каменная стена. В душе у Виктора таились неожиданные глубины, но они все так же оставались тайными.
* * *
Когда я немного позже вышел из весовой, чтобы отправиться домой, меня с виноватым видом перехватил долговязый Джереми Фолк, который слонялся тут без дела.
- Не верю глазам своим, - сказал я.
- Я… ну… предупреждал вас…
- Предупреждали.
- Не мог бы я...ну... переговорить с вами?
- Чего вам надо?
- Ну... В общем...
- Ответ - нет, - сказал я.
- Но вы же не знаете, что я собирался спросить.
- Я вижу, что это нечто такое, чего я делать не захочу.
- Ну… - сказал он, - ваша бабушка хотела бы, чтобы вы зашли к ней.
- Нет и нет.
Повисло молчание. Вокруг нас собирались домой люди, желали друг другу доброй ночи. Было четыре часа. В скаковом мире рано желают доброй ночи.
- Я ходил к ней, - сказал Джереми. - Я сказал, что вы не хотите искать свою сестру за деньги. Сказал, что пусть она даст вам что-нибудь другое.
- Что? - Я был озадачен.
Джереми с высоты своего роста огляделся вокруг рассеянным взглядом.
- Ведь вы можете найти ее, правда, если по-настоящему попытаетесь?
- Не думаю.
- Но вы могли бы.
Я не ответил, и он снова внимательно посмотрел мне в лицо.
- Ваша бабушка призналась, - сказал он, - что с Каролиной... вашей матерью... она пережила ад... и выгнала ее, когда та была беременна.
- Моей матери, - сказал я, - было семнадцать лет.
- Ну... вы правы. - Он улыбнулся. - Так странно. Чья-то мать - и такая юная. Бедная беззащитная бабочка.
- Да, - сказал я.
- Ваша бабушка сказала… согласилась… если вы найдете Аманду... сказать вам, за что она выгнала Каролину. И скажет вам, кто ваш отец.
- Господи!
Я отшатнулся, сделал было пару шагов, остановился. Обернулся и посмотрел на него.
- Так, значит, вы это ей сказали? - резко спросил я. - Скажите ему, кто его папочка, и он все для вас сделает?
- Но вы же не знаете, кто ваш отец, - рассудительно сказал он. - Ведь вы хотели бы это узнать, правда?
- Нет, - сказал я.
- Я вам не верю.
Мы просто поедали глазами друг друга.
- Но вы же должны хотеть узнать, - сказал он. - Это же в человеческой природе.
Я сглотнул.
- Она сказала вам, кто он?
Он покачал головой.
- Нет. Не сказала. Похоже, она никому не говорила. Совсем никому. Если вы не будете искать, вы так и не узнаете.
- Ну, вы и ублюдок, Джереми, - сказал я.
Он смущенно задергался, хотя на самом деле смущения и не чувствовал. Блеск в его глазах, который сделал бы честь шахматисту, только что поставившему мат, был куда более точным индикатором его действий.
- Мне кажется, что адвокат должен сидеть за столом и вещать, а не бегать сломя голову по мановению руки старой леди.
- Эта старая леди...это испытание.
Мне пришло в голову, что он меняет свои намерения прямо на ходу, но я сказал только:
- Почему бы ей не оставить деньги своему сыну?
- Не знаю. Она не рассказывала почему. Она просто сказала моему деду, что хочет изменить завещание, в котором оставляла все сыну, и составить новое, в пользу Аманды. Сын, конечно, будет его оспаривать. Мы говорили ей, но это ни к чему не привело. Она… ну… уперлась.
- Вы видели ее сына?
- Нет, - сказал он. - А вы?
Я покачал головой. Джереми еще раз рассеянно обвел взглядом ипподром и сказал:
- Почему бы нам не продолжить это дело вместе? Мы мгновенно вернем Аманду, разве не так? Тогда вы снова можете забиться в свою раковину и обо всем забыть, если хотите.
- Нельзя забыть о том... кто был твой отец.
Его взгляд тут же стал острым.
- Так вы согласны?
"Соглашусь я или нет, он все равно не отстанет, - подумал я. - Он будет доставать меня, когда ему заблагорассудится, подлавливать на скачках каждый день, как прочтет программу в газетах, и никогда не оставит меря в покое, потому что он хочет, как уже сказал мне с самого начала, доказать своему деду и дяде, что, если он чего решил, то сделает обязательно".
Чтоже до меня... Мое рождение с самого начала было окружено тайной. По крайней мере, этот катаклизм, эхом отдававшийся в моих ранних воспоминаниях, словно гром из-за горизонта, можно было наконец понять и объяснить. Я мог бы понять, о чем тогда был весь этот крик за белой крашеной дверью, пока я сидел и ждал в гостиной в своем новом костюмчике.
Я мог бы, в конце концов, возненавидеть зачавшего меня мужчину. Мог бы ужаснуться. Мог бы захотеть, чтобы никто и никогда не рассказывал мне о нем. Но Джереми был прав. Получить шанс... кто знает...
- Ну? - спросил он.
- Ладно.
- Будем искать ее вместе?
- Да.
Он откровенно обрадовался.
- Здорово!
Я не был так в этом уверен, но сдержался.
- Вы не могли бы приехать сегодня вечером? - спросил он. - Я позвоню и скажу ей, что вы приедете. - Долговязый Джереми нырнул в телефонную кабинку, все время тревожно не сводя с меня глаз, чтобы я вдруг не передумал и не удрал.
Однако звонок не обрадовал его.
- Впустую, - сказал он. - Я говорил с сиделкой. Миссис Нор плохо себя чувствовала сегодня, и они сделали ей укол. Она спит. Посетителей не пускают. Позвоню завтра.
Я испытал облегчение. Он заметил.
- Вам-то хорошо, - сказал я. - Но как бы вам понравилось, если бы вы, того гляди, узнали, что своим существованием обязаны коротенькой встрече вашей матушки в кустах с молочником?
- Вы так думаете?
- Что-нибудь в этом роде. Ведь так должно быть, верно?
- Все равно... - неуверенно сказал он.
- Все равно, - безропотно согласился я, - узнать хочется.
Я отправился к стоянке, думая, что Джереми свое дело закончил, но, как оказалось, я ошибался. Он шел за мной, но медленно, так что я обернулся и подождал его.
- Насчет сына миссис Нор, - сказал он. - Его зовут Джеймс.
- И что?
- Я просто подумал, что вы могли бы поехать к нему. Узнать, почему его лишили наследства.
- Вы просто подумали…
- Мы же вместе работаем, - торопливо добавил он.
- Могли бы и сами поехать, - предложил я.
- Н-нет, - сказал он. - Как адвокат миссис Нор, я начну задавать вопросы, которых задавать не должен.
- А я смогу увидеть, как птичка этого самого Джеймса будет отвечать моей.
Он вытащил визитную карточку из кармана своего черного костюма.
- У меня с собой его адрес, - сказал он, протягивая ее мне. - И вы обещали помогать.
- Договор есть договор, - сказал я и взял визитку. - Но вы все равно ублюдок.
Глава 8
Джеймс Нор жил в Лондоне, и, поскольку я был более чем на полдороге туда, я поехал прямо со скачек к дому в Кэмден-Хилл. Всю дорогу я надеялся, что его дома нет, но, когда я нашел улицу и номер и нажал нужную кнопку, дверь открыл человек лет сорока, который подтвердил, что его зовут Джеймс Нор.
Он был поражен, чего и следовало ожидать, увидев неизвестного племянника, который вот так, без предупреждения, заявился к нему, но после короткого замешательства он пригласил меня войти и проводил в гостиную веселой расцветки, набитую старинными безделушками викторианской эпохи.
- Я думал, Каролина сделала аборт, - прямо сказал он. - Мать сказала, что от ребенка избавились.
Он ничем не походил на свою сестру, насколько я ее помнил. Это был пухлый, мягкотелый мужчина с небольшим ртом и печальным разрезом глаз. В его дряблом теле не было ничего от ее легкомыслия и веселости, изящества и лихорадочной живости. С каждой минутой я чувствовал себя все более неуютно, и мое поручение нравилось мне все меньше.
Он слушал меня, надув свой маленький рот, пока я объяснял ему насчет Аманды, выказывая все большее и большее раздражение.
- Старая хрычовка уже месяцы талдычит, что лишит меня наследства, - яростно проговорил он. - С тех пор, как побывала здесь, - он обвел взглядом комнату, но я не нашел в ней ничего, что могло бы разозлить ее. - Все было в порядке, покуда я время от времени приезжал в Нортгемптоншир. Затем она сама приехала сюда. Без приглашения. Старая хрычовка...
- Она сейчас больна, - сказал я.
- Да уж конечно. - Он преувеличенно страдальчески всплеснул руками. - Я предлагал ей посещать ее. Она сказала нет. Не хочет меня видеть. Старая тупая карга.
Бронзовые часы на каминной полке тихонько отбили полчаса, и я отметил, что все здесь было очень качественным и тщательно вытертым. Старинные безделушки для Джеймса Нора были не каким-то там хламом, а антиквариатом.
- Я был бы дураком, если бы взялся помогать вам отыскивать этого второго жалкого ублюдка Каролины, - сказал он. - Если никто не сможет ее найти, то все состояние все равно перейдет ко мне, будет тут завещание или нет. Но мне придется ждать годы. Годы и годы. Мамаша злопамятна.
- Почему? - мягко спросил я.
- Она любила Ноэля Коварда, - обиженно сказал он. Судя по его голосу, если она любила Ноэля Коварда, то ей следовало любить и его.
- Резюме, - сказал я, поняв, - не всегда то же самое, что и подробности.
- Я не хотел, чтобы она приезжала сюда. Тогда не было бы всей этой суматохи. - Он пожал плечами. - Может, поедете? Вам тут уже нечего делать.
Он направился было к двери, но прежде ее открыл какой-то мужчина в пластиковом фартуке и с деревянной ложкой в вялой руке. Он был гораздо моложе Джеймса, явный гомик - тут уж ошибиться было невозможно.
- О, привет, милый, - сказал он, увидев меня. - Останешься на ужин?
- Он уходит, - резко сказал Джеймс. - Он не... м-м-м...