– Никаких личных вопросов! – закричал он, как будто был не только моим другом и адвокатом, но с недавних пор еще представителем по связям с общественностью.
Я успокоил его жестом. До тех пор, пока фотография Йолы не появилась в СМИ, возможно, даже неплохо, если мы сделаем публичное заявление, чтобы папарацци не пришло в голову подкарауливать ее по дороге в школу.
– Спасибо, у нее все хорошо, – ответил я женщине.
Тоффи схватился за голову и посмотрел на меня, словно я только что пожертвовал все свое состояние на благотворительность.
– Как только снимут гипс, она снова пойдет в школу.
На самом деле Йола носила не гипс, а эластичную повязку, но костыли ей надоели уже на прошлой неделе.
– Это в буквальном смысле было спасение в последнюю секунду, – добавил я, снова обращаясь ко всем. – При этом на острове ей помог холод. Температура в болоте часто не выше восьми градусов по Цельсию, даже когда снаружи тепло. Моя дочь как бы подверглась шоковой заморозке, можно так сказать. Благодаря этому жизненно важные функции ее организма замедлились, что, возможно, спасло ей жизнь.
По крайней мере, так мне сказали люди, которые прилетели на вертолете спасательной службы.
– И у вашего брата было так же?
Я перевел взгляд вправо. Там поднялась другая женщина. Тоже корреспондентка. Она держала в руке микрофон. Рядом с ней камера с логотипом одного беспардонного бульварного интернет-журнала. Я живо представил, как камера поймала каплю пота, которая внезапно потекла у меня по виску.
– Я же сказал, больше никаких вопросов! – выкрикнул Тоффи и жестом показал мне тайм-аут.
– Он поэтому выжил после огнестрельного ранения? – не сдавалась журналистка. – Вы вообще поддерживаете с ним контакт?
Я открыл рот, чтобы ответить, но Тоффи оказался быстрее. В один прыжок он оказался рядом со мной, схватился за микрофонную стойку, притянул к себе и рявкнул на весь зал:
– На сегодня все закончено. Оп-оп, обед на столе, все домой к маме. И если кому-то интересно, у дикого кабана тоже все хорошо.
Это была ложь.
На самом деле ветеринары и лесники его так и не нашли. Мой спаситель бесследно исчез.
Как и Космо.
Глава 71
– Куда мы едем?
– Если я тебе скажу, ты тут же захочешь выйти.
"Мерседес" Тоффи мчался, как по рельсам, по заснеженной дороге, которая здесь, в Целендорфе, была практически в нашем полном распоряжении. Хотя у большинства жителей этого аристократического района перед гаражами стояли джипы-внедорожники, уже при первом снегопаде они не осмеливались выезжать на них на дорогу.
– Он или она? – спросил я и помассировал затылок. В последнее время мигрени усилились, это объяснялось в том числе тем, что я пил слишком мало воды. Раньше я пил не больше, но тогда меня никто и не заказывал и не пытался сжечь.
– Это он. Ты его знаешь.
Хорошо. По крайней мере, это не одно из тех "свиданий вслепую", на которые Тоффи пытался меня уговорить в последнее время. Он постоянно твердил:
– Ты одинок и известен. Парень, настало твое время. Используй тузы, которые подкинула тебе жизнь!
На самом деле я был скорее бедолагой, который чудом спасся, но личная жизнь которого оказалась в руинах. Ким съехала уже шесть недель назад, правда, не к своему студенту. Видимо, их непостоянные отношения были временно заморожены. Я все еще ежедневно рисковал наткнуться на Денниса в подъезде или у мусорных баков, но лишь до тех пор, пока не найду для нас с Йолой доступную квартиру недалеко от ее школы – правда, с моими доходами у меня было столько же шансов, как отыскать в Берлине тротуар без собачьих какашек. Единственная утешительная новость – помимо того, что мы все выжили, – органы опеки отозвали свое заявление о возвращении Йолы биологическим родителям, после того как мы смогли доказать, что Гаральда Ошацки, выдавшего заключение, подкупили. Мелани Пфайфер привлекли на свою сторону, проплатив из кассы проекта Иешуа ее мнимый лотерейный выигрыш, а по уши увязшему в долгах психиатру предложили деньги на лечение рака прямо дома.
К тому же выяснились все обстоятельства с нокаутирующими каплями, и никто больше не думал лишать меня права опеки только потому, что от меня ушла жена. Правда, для удочерения были все-таки желательны более упорядоченные семейные отношения.
– Ладно, последний раз. Как зовут типа, к которому ты меня везешь?
Мы свернули в переулок рядом с Ботаническим садом и поехали по улице Унтер-ден-Айхен в направлении автострады.
– Этмс, – пробормотал Тоффи. Он любил такие игры, даже в зале суда, разговаривая с прокурором, нередко маскировал ругательство типа "тварь" громким "апчхи".
– Брось этот детский сад! – потребовал я. – Говори четко!
– Этмарс.
– ЭДВАРДС?! – вскрикнул я. Резко повернул к нему голову.
– Да, я же говорю. А теперь возьми себя в руки.
Тоффи похлопал меня по колену.
– Ты тащишь меня к человеку, который хотел убить Йолу? – растерянно спросил я.
– А также тебя, и курьершу, и Космо, абсолютно верно.
За нами резко затормозил "смарт", потому что Тоффи сменил полосу, не включив поворотник. Позади засигналили, на что мой адвокат показал средний палец.
– Они собираются отпустить его.
– Эдвардса? – Я не мог поверить его словам.
– Не просто так, конечно. – Тоффи открыл консоль между сиденьями и вытащил жвачку из пластиковой банки. Мне не предложил.
– Он австралиец. Шли долгие закулисные переговоры. Его вышлют из страны. Самолет сегодня вечером. Но я не представляю себе, что машина когда-либо приземлится в Сиднее.
– Ты думаешь…
– Я думаю, что мы живем в мире, где авиалайнеры исчезают в океане – навсегда. Все возможно, разве нет?
Тоффи говорил, чавкая, и в другой раз я заставил бы его выбросить жвачку из окна, но сейчас у меня были другие проблемы.
– Он все еще сидит в Моабите?
– Нет. Его перевели в более надежное место. Под охрану пяти вооруженных парней, по сравнению с ними GSG 9 выглядит как студенческий клуб дебатов.
Тоффи повернул свой лимузин налево, на Шлоссштрассе. Издалека я увидел красное клинкерное здание ратуши Штеглица.
– Эдвардс связался со мной три недели назад. Хотел, чтобы я помог ему. Но я отказался.
– О, спасибо! Решение наверняка далось тебе нелегко.
– Немного. – Тоффи шутливо улыбнулся. – Но коварный подонок пытался повлиять на меня. Он предоставил кое-какую информацию и хотел, чтобы я прекратил дружбу и все деловые контакты с тобой.
– Что он сказал?
Улыбка Тоффи исчезла.
– Думаю, тебе лучше услышать это от него самого.
– Нет, спасибо. Меня это не интересует. Я больше не хочу видеть того типа.
– И Космо тоже?
Я вопросительно посмотрел на него:
– Что ты имеешь в виду?
– Эдвардс утверждает, что знает, чем занимается сейчас твой брат.
Тоффи резко перестроился вправо, и автоматически включившиеся фары осветили въезд на многоярусную крытую парковку, которая вообще-то не должна была эксплуатироваться, потому что относилась к офисному комплексу округа Штеглиц. Уже несколько лет высотка в сердце города пустовала из-за опасности отравления асбестом, который использовали при строительстве.
Немного спустя я уже находился на двадцать третьем этаже этого обреченного на снос небоскреба и смотрел в глаза мужчине напротив, который, имей он выбор между собственной свободой и моей смертью, выбрал бы последнее. Я читал это в его глазах.
Любой бы прочитал.
Глава 72
Видимо, к встрече готовились давно и тщательно. Мое имя стояло в нескольких списках – на парковке у лифта их сначала проверил полицейский в черной маске, без бейджа и каких-либо опознавательных знаков, намекающих на его звание. Второй раз – на выходе из лифта, а потом еще раз, уже перед входом на пустой этаж. Там меня встретил такой же военизированный великан, чей набедренный пояс с трудом выдерживал все, что на нем висело: пистолет, наручники, дубинка, раздражающий газ, нож.
Тоффи остался внизу в машине, да и никто больше не захотел составить мне компанию во время встречи с похитителем моей дочери.
За металлическим столом, к которому Эдвардс был прикован одной рукой и ногой, легко могла бы расположиться команда "Герты" , но мы были единственные, кто сидел друг напротив друга.
Он смотрел в северо-восточном направлении, в сторону района Темпельхоф. Я же мог разглядеть в засаленных за многие годы фасадных окнах юго-восток Берлина и задавался вопросом, была ли такая рассадка случайностью или я был намеренно посажен лицом к Ванзе и Морвалу.
– Ну и как вы себя чувствуете? – спросил Эдвардс.
Я не поздоровался с ним, войдя на этаж, так что это были первые слова. Он говорил по-немецки с австралийским акцентом. Голос отдавался металлическим эхом, что было неудивительно в таком окружении. Не было ни мебели, ни напольного покрытия, только скупая бетонная стяжка и голые стены. Над нашими головами виднелись десятки открытых кабельных шахт, потолочные плиты были просто сорваны. Лампочка, болтающаяся на толстом кабеле, давала холодный промышленный свет.
– Гордитесь собой?
Во время разговора Эдвардс неритмично, дергано моргал. Неконтролируемый тик, который я объяснял травмой головы. Врачам пришлось ввести его в искусственную кому, чтобы справиться с отеком мозга. Это Фрида постаралась стулом.
– Я пришел не для светской беседы, – сказал я ему и надеялся, что моя улыбка выглядела увереннее, чем звучал голос. – Вы утверждаете, что знаете, где мой брат?
Эдвардс едва заметно помотал головой. Видимо, движение причиняло ему боль.
– Я сказал вашему адвокату, что знаю, чем Космо сейчас занимается, а не где находится. Это большая разница.
Я закатил глаза.
– Хорошо, тогда скажите мне, чем он сейчас занимается, и закончим на этом.
Эдвардс предупреждающе поднял палец.
– Но только после того, как вы ответите на мой вопрос.
– Горжусь ли я собой?
Я ненадолго задумался. Я на что-то повлиял? Да. Полетели чьи-то головы? Да. Официально той тайной мадейрской встречи министров внутренних дел семи крупнейших промышленных держав, на которой выбрали мое имя, никогда не было, даже если анализ спутниковых снимков, сделанных независимыми негосударственными организациями, мог однозначно доказать одновременное нахождение там политиков. Что касается формулировок, участники договорились между собой, что для общественности на этой неформальной встрече речь шла исключительно об обмене опытом в борьбе с терроризмом. А не о покупке нелегальной программы для прогнозирования преступлений. Неофициально, конечно, все знали настоящую цель. Но программу не купили, и это было главным, поэтому я ответил Эдвардсу:
– Иешуа остановлен. Вы сидите в тюрьме. Ваши подельники мертвы или при смерти, как Ошацки, или, как Мелани Пфайфер, находятся в бегах и скоро будут схвачены. Гордость не совсем верное слово. Скорее удовлетворенность.
– Удовлетворенность, – повторил Эдвардс с таким выражением лица, как будто выучил новое слово, которое обязательно хотел запомнить. Неосознанным движением он потрогал висок, где на месте послеоперационного шва не росли волосы.
– Я спросил вас о гордости не потому, что вы разрушили мое предприятие, дело всей моей жизни.
– Тогда почему?
– Потому что вам сошло с рук преступление. – Он замолчал, потом продолжил: – Но только пока.
– Что? – Я рассмеялся.
Эдвардс, напротив, и бровью не повел. Вперился в меня цепким взглядом и спросил:
– Когда вы планируете это сделать?
– Сделать что?
– Ваша дочь. Когда вы собираетесь в первый раз изнасиловать Йолу?
Глава 73
КОСМО
Космо скорчился. Он лежал на боку в глухо зашторенной комнате, подтянув ноги к подбородку, как эмбрион в утробе матери.
Боли, раздиравшие его изнутри, сводили с ума, но этого никто не мог знать. Не должен был знать.
Он всем им налгал.
Врачам, медсестрам, Максу. Сказал, что рана, вопреки всем прогнозам, не болит. И все обрадовались второму чуду подряд.
Первое было уже настолько невероятно, что представители прессы осаждали его больничную койку.
"Мужчина с огнестрельным ранением в живот выжил в болоте!"
Этот заголовок появился даже в одной из самых крупных берлинских газет. Еще до сообщений о "заговоре Иешуа", как назвали покушение на Йолу, Фриду, Макса и свободу каждого из них. Видимо, это была действительно скудная на события неделя.
Когда же СМИ докопались, кто он – осужденный педофил! – новостной поток резко оборвался.
Даже его побег из клиники Вирхов почти не освещался в разделе местных происшествий. Вообще-то он должен был вернуться в Бранденбург, для превентивного заключения, но Космо был сыт по горло гештальт-терапией, душевным стриптизом и уколами.
Все это помогало так же слабо, как и упаковка ибупрофена. Дозировка 800 мг. Разрешенная суточная доза – максимум три таблетки, а он снова запихнул себе в рот целую горсть.
В животе урчало. Казалось, срочно нужно в туалет, но Космо знал: если он сейчас встанет и дотащится по коридору своей меблированной квартиры до ванной комнаты, выложенной мерзким белым кафелем и напоминавшей ему скотобойню, из его разрушенного организма ничегошеньки не выйдет. Его уже несколько дней мучил запор.
И все равно он решил подняться. Медленно сел на провонявшем луком и пиццей диване (похоже, студенты, которые временно сдали ему эту квартиру, а сами уехали на семестр в Южную Африку, были фанатами фаст-фуда) и со всей силы сжал виски ладонями. Он выяснил, что это помогает. Как акупрессура. Может, там какая-то точка, неизвестно. Боль в голове облегчила спазм в животе. По крайней мере, немного. Настолько, что он смог встать, чтобы подготовиться.
"Черт, Макс, ты не мог просто оставить меня лежать там?" – думал он по дороге к окну.
Еще одна минута в болоте, всего одна чертова минута, и потеря крови была бы слишком большой. Но Макс, этот чертов "герой", вытащил его из трясины и вернул к жизни. За это Космо его ненавидел, как и врачей скорой помощи и хирургов, которые реанимировали его, а затем прооперировали.
Его босые ноги прошлепали по плиткам к окну.
Он отодвинул штору в сторону. Голым – без одежды он всегда чувствовал себя комфортнее всего – встал перед окном и схватил маленький серый бинокль, который лежал на батарее.
– А вот и ты, – прошептал он, и боль в желудке чуть отпустила.
С неосознанной улыбкой он наблюдал за маленькой девочкой на противоположной стороне.
Закрыл глаза.
Снова открыл их и сморгнул слезы. Настроил бинокль на резкость – девочка в гостиной осторожно потянулась за пультом дистанционного управления, чтобы не столкнуть с коленей кошку.
– Йола, – прошептал Космо. – Моя милая маленькая Йола.
Он почувствовал эрекцию.
Глава 74
МАКС
Я рассмеялся и немного расслабился. Обвинения Эдвардса были настолько абсурдными, что я действительно решил, что он спятил.
– Можете повторять это сколько угодно. Я не знаю, что вы с Виго раньше курили, но из меня такой же педофил, как из вас следующий кандидат на получение Нобелевской премии мира.
Эдвардс продолжал то, что, похоже, умел лучше всего: упрямо мотал головой и пытался загипнотизировать меня взглядом.
– Иешуа не ошибается.
– Это вы уже говорили. Знаете, что это признак сумасшествия – когда вы повторяете одно и то же в надежде получить другой результат?
– Моя программа не ошибается, – настаивал он. – Это люди совершают ошибки. Такие глупцы, как мы, которые решили, что сможем просто повесить на вас преступление и это сойдет нам с рук. Но Иешуа? Нет.
– Ну, не хочу подрывать вашу веру, но в моем случае компьютер, к сожалению, просчитался.
– Чушь. Он был абсолютно прав. Вы ведь в итоге похитили свою дочь или нет?
Я раздраженно моргнул.
– Имеете в виду мое бегство от Службы опеки, которую вы обработали и настроили против нас?
– Именно. Иешуа точно проанализировал ваш личностный профиль. Распознал синдром добряка в связке с неконтролируемой горячей головой.
– Да любой отец поступил бы так же, – возразил я. Услышав себя со стороны, решил уточнить, но фраза "Любой отец помешал бы забрать ребенка из семьи и передать наркоманам" прозвучала как-то жалко и неубедительно.
– Глупость, и вы это знаете, – парировал Эдвардс. Если бы не кандалы, он бы вскочил с места. – Любой нормальный отец сообщил бы в полицию и дожидался бы дома адвоката. Вы же бросились в бега. И похитили Йолу. Как и предсказал Иешуа.
Я покрутил пальцем у виска.
– Хорошо, возможно, иногда я действую немного импульсивно. Но это не значит, что я причиню зло дочери.
К моему удивлению, он улыбался, почти ласково. Как отец, который хочет обнять сына, потому что тот сморозил глупость, но глупость милую.
– Возможно, что вы это забыли? – спросил он.
Внутри у меня раскрылся и снова сжался невидимый кулак.
– Верите вы или нет, но Иешуа настолько хорош, что знает большинство людей лучше, чем они сами себя.
Я кивнул. Эти слова я уже слышал. От мужчины, который был сейчас мертв. Теодор Брауншвайг. Антрополог и программист Иешуа. Сгорел, как и Виго. Пожертвован ради высшей цели.
– Пожалуйста, давайте вернемся к моему брату.
Эдвардс часто заморгал.
– Да, вернемся к Космо. Анализ его доступных публичных профилей однозначно говорит о скором рецидиве.
– Он проходит терапию, – вяло возразил я. На самом деле недавно он исчез. Вылез из окна и сбежал из больницы Вирхов, прежде чем его успели перевезти в закрытую клинику в Бранденбурге.
– Я сомневаюсь в действенности терапии, – сказал Эдвардс. – Иешуа просчитал, что Космо прервет лечение, чтобы снова совершить насилие над ребенком. Признаки однозначны, говорят сами за себя. Как и в вашем случае.
– Признаки? – Я искусственно рассмеялся. – Какие еще признаки?
Одно мгновение Эдвардс словно смотрел сквозь меня.
– Вы интересуетесь юриспруденцией? – спросил он.
Я пожал плечами.
– Не больше, чем необходимо для написания моих книг.
– Вы любите сидеть в эротических чатах!
– Это ложь! – запротестовал я.
– Конечно, вы это отрицаете и возможно, даже верите в собственную ложь. Вы же просто больной!
– Больной?
Я смотрел поверх головы Эдвардса в окна небоскреба. Снегопад усилился. Здесь наверху возникало ощущение, что стоишь в пелене из облаков, которая опускается на огни большого города.
– Вы мочились в постель? – на полном серьезе спросил Эдвардс.
– А кто нет?
– Животных мучали?
Я закрыл глаза. В голове у меня блуждало, отзываясь эхом, слово "забыл". Я видел отца, который заставлял Космо убить кошку и таким образом проучить его: потому что нельзя было просто так брать деньги из банки из-под варенья.
– Поджигали? – Эдвардс продолжал инквизицию.