– Все это звучит слишком запутанно. Ты не знаешь никого из этих людей, не знаком с действительным положением дел, да и вообще. Если ты не стучал в полицию, стало быть, это делал кто-то другой. Если ты не убил мистера Агриколу, значит, это тоже сделал кто-то другой. Может, это был один и тот же кто-то, а может, и нет. Главное состоит в том, что ты не знаешь, кто эти люди, что они делают и чего добиваются. Возможно, ты для них просто нечто побочное, мелкая сошка в каком-то большом деле.
– Вот я и занимаюсь тем, что узнаю все это, – ответил я. – Что мне еще остается? Продвигаюсь от одного человека к другому, от события к событию, в надежде когда-нибудь понять, что же творится, а тогда уже и поправить дело, после чего смогу вернуться в бар и все забыть.
– Ты так полагаешь? – спросила Хло, бросив на меня взгляд, и опять уставилась на дорогу.
Я не уразумел, что она имела в виду, поэтому переспросил.
– Что я "так полагаю"?
– Когда все это останется позади, когда тебе, возможно, даже удастся уладить дело к твоему удовлетворению, неужели ты удовольствуешься тем, что опять заживешь как встарь?
– Ох-хо... – ответил я. – Могу спорить на конфету, что да.
"Удовольствуюсь" – не то слово. Коровы, которых рисуют на банках с сухим молоком, – больные неврастеники по сравнению с тем человеком, каким я стану, когда все это кончится.
Хло передернула плечами.
– Ну, если ты так считаешь...
– Я это знаю, – сказал я, озираясь по сторонам. – Где мы?
– Точно не скажу. Где-то на Лонг-Айленде.
– Это я и без тебя знаю.
– По-моему, мы едем на север. Если так, рано или поздно пересечем какую-нибудь магистраль. Можем по ней и в город вернуться.
– Превосходно.
– Чарли, есть еще кое-что, – сказала Хло.
– Еще кое-что?
– Не знаю, задумывался ли ты об этом... – начала она и умолкла.
– Я тоже не знаю. Но, возможно, буду знать, когда пойму, о чем ты говоришь.
– Если Гросс думает, что я – Алтея, и считает нас с тобой сообщниками, которые собираются угробить организацию, то где он, по-твоему, будет ждать нашего появления?
– Не знаю.
Хло покачала головой.
– Он сам рассказал тебе про легавого, который берет взятки, и назвал его своим связником в полицейском управлении. Чарли, Гросс убежден, что мы с тобой едем убивать Махоуни.
– О! – только и смог ответить я.
– И если мы найдем его, поблизости, вероятно, будут ошиваться и Траск со Слейдом.
– Не вездесущи же они, – возразил я, хотя уже не был в этом уверен.
– А им и не надо быть везде. Достаточно оказаться там, где будешь ты.
– Все равно больше делать нечего. Теперь мне надо повидаться с Махоуни, другого не дано.
– Ну что ж, прекрасно. Ты командир. Ага, вот и Большая Центральная.
Большая Центральная представляет собой бульвар и идет вдоль парка. Хло направила могучий "паккард" в объезд, сделала длинный крюк и вывела его через развязку на магистраль, где мы влились в ночной поток машин, едущих в город.
Хло забыла затронуть один вопрос, над которым я давно ломал голову: как нам отыскать Патрика Махоуни. Он был полицейским, вот и все, что я о нем знал. Махоуни мог оказаться патрульным в мундире или сыщиком в штатском платье, мог сидеть в любом районном участке или работать как представитель главного управления на Центральной улице в Манхэттене.
Хотя, если подумать, много шансов было за то, что он вовсе не мелкая полицейская сошка. Патрульный в мундире, топающий по участку, вряд ли потянет на роль "связника", как выразился Гросс, между мафией и управлением полиции. Мне представлялось вероятным, что Махоуни – какой-нибудь начальник, и искать его следует на Центральной улице.
Трудность заключалась в том, чтобы выяснить все наверняка.
Нас обогнала патрульная машина, значительно превысившая допустимую скорость, и я задумчиво посмотрел ей вслед, жалея, что мы не можем просто догнать ее, остановить и спросить полицейского за рулем, кто такой Патрик Махоуни и как его...
Ага!
– Ага! – сказал я вслух.
Хло вздрогнула, и "паккард" вынесло на соседнюю полосу.
– Не надо так! – попросила она.
– Канарси, – проговорил я. – К черту Манхэттен, рули в Канарси.
– Канарси? Ты шутишь?
– Нет, не шучу. Езжай в Канарси.
– Да не найду я этот твой Канарси, даже если мне будет помогать отряд бойскаутов.
– Я найду. Тормози, я сяду за руль.
– Ты уверен, что сумеешь вести такую машину?
В ее устах это прозвучало как оскорбление, но я не стал обижаться, а просто сказал:
– Да. Сворачивай на обочину.
Хло свернула, и мы поменялись местами; я обежал капот машины, а Хло просто передвинулась по сиденью. Сев за руль, я тотчас почувствовал себя солдатом третьей армии Паттона. Танковой, как вы знаете.
Вести эту машину было истинным блаженством. Как будто сидишь с рулем в руках на огромном старинном диване, обтянутом мохером и напичканном маленькими, щедро смазанными подшипниками. Я впервые в жизни пожалел, что не курю сигары. Понятное дело, почему все считают, что гангстеры и маленькие старушки имеют пристрастие к таким машинам. Гангстеру они придают уверенность и ощущение силы, которое не испытаешь в "кадиллаке", почти неотличимом от какого-нибудь ничтожного "шевроле" мелкого жулика. А старушка с умеренно усохшей попой надолго сохранит румянец цветущей юности при условии, что будет проводить побольше времени за рулем такой тачки.
– Не удивительно, что мы удрали от тех парней, – сказал я, когда мы бодро покатили вперед. – Эта машина слишком исполнена чувства собственного достоинства, чтобы позволить догнать себя какой-то четырехглазой жестянке с клеенчатыми сиденьями.
– Благодарю, – отозвалась Хло.
– Ну, и водитель, конечно, не подкачал, – заверил я ее. Правда, только из вежливости.
***
Я заметил патрульного Циккатту, когда он шагал по Восточной 101-й улице, жонглируя своей дубинкой. Сегодня это у него не очень получалось, поэтому я сначала услышал, а уж потом увидел его.
Сперва: "тр-рах!" А после этого: "Тьфу, черт!"
Вот так.
Мы уже четверть часа колесили по округе, продвигаясь очень медленно, с опущенными стеклами. Время близилось к полуночи, и весь Канарси по обыкновению будто вымер. Мои конкуренты – два других окрестных бара – еще не закрылись, но если в них не спали, то уж, во всяком случае, позевывали. Мой собственный бар "Я НЕ...", разумеется, являл собой сонное царство. Странное чувство охватило меня, когда я проехал мимо и увидел его покинутым и запертым на замок. Как же мне хотелось вылезти из машины, открыть двери, включить яркий свет и телевизор, надеть передник и, даст бог, перемолвиться словечком с одним-двумя посетителями. Если, конечно, они заглянут ко мне.
Сегодня ночью, мигом вспомнил я, должны показывать "Смертельный поцелуй", где Виктор Мэтчер хочет жить честно, но Ричард Уиндмарк ему не дает и сталкивает с лестницы старуху в инвалидном кресле. А совсем поздно пойдет "Примите подарочек" – старая комедия с Филдзом, в которой Филдз покупает апельсиновую рощу в Калифорнии. Сколько же прекрасных передач я пропущу, а все потому, что где-то кто-то совершил дурацкую ошибку.
Ну, ладно. Короче, мы колесили по округе минут пятнадцать, прежде чем "тр-рах!" и "Тьфу, черт!" помогли мне обнаружить патрульного Циккатту. Я высунул в окно голову и как мог тихо позвал:
– Эй!
– А?
Я увидел, как Циккатта стоит на тротуаре, в темноте на полпути между двумя фонарями, и, согнувшись, поднимает свою дубинку. Оставаясь в согнутом состоянии, он принялся озираться по сторонам, будто вершил обряд какой-то неведомой веры. На самом деле Циккатта просто хотел узнать, кто его окликнул.
– Я здесь, – сказал я. – Чарли Пул.
Я уже успел остановить "паккард" у левого тротуара, рядом с Циккаттой.
Патрульный посмотрел в мою сторону, в конце концов увидел меня, узнал и воскликнул:
– О! Это ты, Чарли.
Он поднял дубинку, разогнулся и подошел к машине.
– Купил, что ли?
– Что? Ах, вы о машине. Нет, просто одолжил.
– Я заметил, твое заведение закрыто. Думал, ты захворал или еще что.
– У меня были дела, – ответил я. – Сейчас не могу об этом говорить. Не обижайтесь.
– Какие обиды! Почему я должен совать нос в твои личные дела? – С этими словами он опять наклонился и одарил улыбкой Хло, чуть приподняв форменную фуражку. – Добрый вечер.
Хло улыбнулась в ответ, кивнула и сказала:
– Добрый вечер.
– Патрульный Циккатта, – проговорил я, хотя мне было вовсе не до церемоний. – А это... Хло... Э-э-э...
– Шапиро, – сказала она.
– Шапиро, – повторил я. – Хло Шапиро. Хло, это патрульный Циккатта.
– Как поживаете? – одновременно осведомились они.
Я уже начинал терять терпение. Дело грозило дойти до чаепития с шоколадным печеньем.
– Патрульный Циккатта, я хочу вас кое о чем спросить, – сказал я.
– Разумеется, Чарли. Что такое?
– По секрету. И я не могу сказать вам, почему спрашиваю.
Он взялся левой рукой за пряжку ремня, хотя мне показалось, что на самом деле Циккатта хотел приложить ладонь к сердцу.
– Я не любопытный, Чарли, и вынюхивать не стану. С чего мне нос совать куда не надо?
– Замечательно, – сказал я – Вот что я хочу знать. Где-то в полиции служит человек по имени Патрик Махоуни, и я...
– Я бы удивился, не будь там такого человека, – ответил патрульный Циккатта и захохотал. Он снова подался вперед и подмигнул Хло. – А вы, мисс?
Удивились бы?
Рад сообщить, что на сей раз Хло удостоила его лишь мимо летной улыбки.
– Дело серьезное, патрульный Циккатта, – сказал я.
Он мигом протрезвел и выпрямился. Теперь он стоял чуть ли не как на параде.
– Извини, Чарли, мне просто стало смешно, понимаешь?
– Конечно Так вот, я хочу разыскать этого Махоуни. Кажется, он сидит на Центральной улице, но я не уверен.
– Он что, крупная шишка?
– Я так думаю. А может, и не шишка.
– Так чего ты от меня хочешь?
– Вы не могли бы как-нибудь узнать, есть ли на Центральной улице Патрик Махоуни? Или, может, в каком другом участке есть большой чин, которого так зовут? И узнать по-тихому, чтобы Махоуни ничего не пронюхал?
Циккатта нахмурился.
– Чарли, ты занялся не тем, чем надо. Я хочу говорить с тобой как друг, а не как легавый. Если ты влез куда не следует, лучше вылезай обратно, пока не поздно.
– Никуда я не влез, – ответил я, слегка уклонившись от истины, хотя если учесть, что именно подразумевал Циккатта, я говорил чистую правду. Буду очень признателен, если вы не станете меня расспрашивать.
Он развел руками, пожал плечами и сказал:
– Ладно, Чарли, я нос совать не буду, мешать тебе тоже не буду. Твои дела – это твои дела.
– Спасибо.
– Но что смогу – сделаю. Ты тут подождешь?
– Да.
– Дойду до участка, погляжу, что там есть.
– Только по-тихому, – сказал я.
– Естественно.
– Я могу подкинуть вас до участка, так оно быстрее получится.
– Мне положено ходить пешком, – напомнил Циккатта. – Но мы можем встретиться там. Участок наш на Гленвуд-роуд, ты знаешь?
– Знаю. Остановлюсь чуть дальше.
– Прекрасно.
– Большое спасибо, – сказал я.
– Я еще ничего не выяснил, – ответил он.
Мы сделали друг другу ручкой, и Циккатта зашагал своей дорогой, возобновив упражнения с дубинкой, а я включил передачу и поехал к шестьдесят девятому полицейскому участку на Гленвуд-роуд.
– А он довольно мил для полицейского, – заметила Хло.
– Славный парень, – ответил я.
– Готова спорить, что у тебя друзья классом выше, чем у Арти.
– Что ты хочешь этим сказать? Арти и сам мой друг.
– Да, но ты – один из лучших людей, с которыми он знается. А сам он едва ли не худший человек из всех, с кем ты знаком.
– Арти? А что в нем плохого?
– Ничего. – Она похлопала меня по руке. – Ты просто оставайся самим собой.
Чего я не выношу, так это покровительственного тона. Но я никак не мог придумать достойного ответа, поэтому просто вцепился в руль и запыхтел от злости.
Мы молчали, пока я не затормозил неподалеку от полицейского участка, который размещался в перестроенном особняке на одну семью, больше похожем на космический корабль, чем на пункт охраны правопорядка. Только теперь Хло сказала:
– Интересно, где сейчас Арти?
– Дома, наверное, – ответил я. – А вот что с мисс Алтеей – это и впрямь интересно.
– Без нее легче живется, – сказала Хло. – От этой девки одни мучения и никому никакого проку.
– Послушай, что ты там залепила насчет Арти?
– Чарли, ты знаешь его не хуже, чем я. Зачем об этом говорить?
– Господи, да ты же его подружка. Почему ты говоришь о нем такие веши?
Она криво улыбнулась.
– Неважно почему. Важно, что это правда, но тогда возникает другое "почему". Почему я – подружка Арти? Но я даже не подруга ему. В лучшем случае, одна из подружек. А он – в самом лучшем случае – один из моих дружков. Я – его вытрезвитель на дому, ты же слышал.
– Но почему так? – спросил я.
Она склонила голову набок и, казалось, занялась рассмотрением этого вопроса. Спустя минуту Хло сказала:
– Чарли, мне двадцать три года. Половая зрелость у меня наступила в двенадцать лет, то есть одиннадцать годков назад. В семнадцать я выскочила замуж за парня годом старше. Поверь мне, это была ошибка. Спустя два года я развелась, потому что он меня бросил. Мы тогда жили не здесь, а в Элизабет, это в Нью-Джерси. До своего бегства Маури работал на нефтеперегонном заводе "Эссо". Как, по-твоему, это начинает немного смахивать на исповедь, да?
– Если не хочешь говорить, я не... То есть я считаю, что это твое личное дело. Я не вправе...
– Нет уж, позволь мне продолжить, раз начала. Ты, Чарли, очень упрощенно меня воспринимаешь. Пора представить твоему взору более подробную картину. У меня, к примеру, есть пятилетняя дочь Линда, которая живет с моими стариками в Бронксе.
– О... – изрек я.
– О, – ответила она. – Еще какое "о". Слава богу, что я хотя бы не поддалась на уговоры Маури и не бросила школу за полгода до выпускных экзаменов. Я кончила ее и получила аттестат. Последние четыре года работаю то тут, то там и учусь на вечернем в нью-йоркском университете. Иногда Линда живет со мной, иногда – с дедом и бабкой. Так оно и идет. Ну, теперь картина ясна?
– Более-менее, – ответил я.
– Прекрасно. Идем дальше. После слишком раннего замужества я совсем не торопилась взрослеть и проникаться чувством ответственности. Ты понимаешь?
Вот почему я при каждом удобном случае сбагриваю Линду предкам, вот почему якшаюсь с парнями вроде Арти и его сброда. В их среде царит полная безответственность. Понятно, что я имею в виду?
– Я хоть и не женился в семнадцать лет, но у нас есть нечто общее. Моя работа в баре, наверное, тоже своего рода способ избежать ответственности.
– Хорошо, значит, с этим тебе все ясно. Перехожу к последнему пункту.
Надеюсь, что не вгоню тебя в краску. В двенадцать лет – половая зрелость, в семнадцать – замужество. В восемнадцать – материнство. Я уже давно не девочка, Чарли, и у меня есть свои желания и потребности, как у всякого человека. И я с ними уживаюсь, а с ответственностью уживаться не хочу. Вот и дошла до того, что превратилась в послепопоечную подружку Арти Декстера.
Каков портрет, а?
– Тебе вовсе не обязательно было... м-м-м...
– Замолчи, Чарли. Я просто хочу, чтобы ты знал, кто мне Арти и кто я ему. Я представляю себе, что он за человек, и связалась с ним только из-за его слабостей.
– Э... ну... – начал я. – А как насчет его сознания ответственности перед обществом? Тот фильм по телеку, после которого он прекратил сбывать пилюли, да и вообще...
– Знаю, – ответила Хло. – Есть и другие признаки перемен. Например, то, как он сейчас старается подражать тебе. Может, он взрослеет, и скоро я стану еще чьей-нибудь послепопоечной подружкой.
– Не могла бы ты...
– Не говори глупостей, Чарли. Гляди-ка, вон твой легавый дружок.
Я поднял глаза и действительно увидел своего легавого дружка. Он входил в участок.
– Ладно, вернемся к делу, – сказала Хло. – Могу я внести предложение?
– Конечно.
– Сейчас поговорим с ним, и на сегодня хватит. Уже поздно, и мистер Гросс, вероятно, разослал повсюду ищеек. Разумнее было бы отсидеться где-нибудь до утра, верно?
– Ну, и где мне отсидеться?
– Да там же, где и вчера. У Арти. Ключ у меня есть. Думаю, до утра мы там будем в безопасности.
– Мы?
– Не валяй дурака, Чарли. Я остаюсь с тобой. Это я была за рулем, когда мы удирали, я готова сделать все, что тебе нужно. Я уже однажды тебе пригодилась, помнишь?
– Помню, – сказал я и подумал, что спорить с ней нет смысла. Она права, мне стоило переждать до утра, и не где-нибудь, а в квартире у Арти. Если Арти уже там или придет под утро, мы сможем посовещаться и распределить роли. А если Арти не покажется, утром я смогу сказать Хло, что мне лучше действовать в одиночку.
Через несколько минут патрульный Циккатта вышел из участка и принялся вышагивать туда-сюда, разыскивая нас. Машина стояла слева от него и чуть поодаль, и ее было отлично видно, поскольку позади нас на углу торчал уличный фонарь. Я опустил стекло со своей стороны и замахал руками, но Циккатта по-прежнему расхаживал взад-вперед и не замечал нас.
Что ни говори, патрульный Циккатта не был безупречным полицейским. Он совершенно не умел вертеть свою дубинку, не любил совать нос в чужие дела и не умел отыскать "паккард" 1938 года выпуска, стоящий под уличным фонарем прямо перед ним.
В конце концов мне пришлось крикнуть:
– Эй!
Он поднял глаза, заозирался и увидел нас. Правду сказать, он указал в нашу сторону пальцем, Циккатта улыбнулся, радуясь тому, что мы обнаружены, и перешел через улицу.
– Нашли что-нибудь? – спросил я тоном заговорщика.
– Нашел ли? Еще бы! – Он облокотился о крышу "паккарда" надо мной и наклонился так, что его голова показалась в оконном проеме. Циккатта улыбнулся Хло и сказал:
– Привет, вы там.
Она улыбнулась в ответ, по-моему, несколько более приветливо, чем нужно, и произнесла:
– Здравствуйте еще раз.
– Привет, – выпалил я. – Что вы узнали?
– Может, это и не тот Патрик Махоуни. Вероятно, в полицейском управлении столько Патриков Махоуни, что замучаешься на них дубинкой показывать.
– Я не хочу ни на кого показывать дубинкой, – ответил я. – Расскажите мне о том Патрике Махоуни, про которого узнали.
– Ну что ж, это и впрямь большая шишка. Помощник старшего инспектора, а это уже почти заместитель старшего инспектора.
– Вау! – притворно удивился я. – А что делает помощник главного инспектора?
– Он в отделе организованной преступности. Второй человек после заместителя старшего инспектора Финка.
– Что такое отдел организованной преступности?
– Новое подразделение, образованное после того, как телевидение начало орать про "Коза ностру". Специальная бригада, следящая за организованной преступностью в Нью-Йорке.