- Что ж вы, Эразм, тогда мне ничего не рассказали? - проворчал Поул. - Я в этих ваших эпилепсиях ничегошеньки не смыслю, но от перспективы встретиться там с Бессмертным Ламбетом со мной самим чуть судороги не приключились, Как там? "Ветр могучий" - это про меня было сказано, у меня все кишки так и крутило от страха.
- Я удивлен, Джейкоб. - Дарвин улыбнулся своей беззубой улыбкой. - Не вы ли рассказывали, как лезли в Ширазе на самую верхушку храма, который охраняли духи жрецов, умерших тысячу лет назад? По вашим словам, у вас тогда и волос на голове не шевельнулся.
- И не шевельнулся, - фыркнул Поул. - Да ведь тот подъем сулил вывести к рубинам. И вдобавок кучка каких-то там языческих духов и вполовину так не страшна, как исполинский пес, готовый перегрызть мне хребет, пока я буду выкарабкиваться из ямы.
- Кстати, с каменоломней тоже связана легенда о сокровище, - сообщил Ледьярд. - Якобы где-то рядом зарыто золото викингов.
- Зря вы это сказали, - добродушно попенял ему Дарвин. Теперь мне его отсюда не утащить. Джейкоб, вы как хотите, а я послезавтра уезжаю. - Он снова повернулся к молодому человеку. - Читали ли вы труды Фракастро Веронского? Это не праздное любопытство, - прибавил он в ответ на удивленный взгляд Ледьярда.
Темноволосый врач покачал головой.
- А следовало бы вам их прочесть, - продолжил Дарвин. - Его книга о способах заражения прокладывает новое направление для анализа распространения болезней. Он был наблюдательным ученым и гениальным экспериментатором. Я вспомнил о нем, когда мы стояли на дне каменоломни. В одной из работ Фракастро вкратце пишет и об эпилепсии. Он утверждает, хотя никак не обосновывает, что в некоторых случаях подобные припадки можно вызывать искусственным образом. По его словам, таких пациентов помещали в темной комнате перед источником мигающего света, который получается, если на пути луча стоит вращающееся колесо.
Все разом поглядели на прибор, что стоял на дальнем конце стола.
- Лопасти ветряка, - внезапно проговорила Элис. - Мы видели сегодня, как они мелькают на фоне луны.
Дарвин кивнул.
- Не появись Джеймс Ледьярд, вас уже не было бы в живых. Когда вы стоите на дне каменоломни, восходящая луна оказывается как раз за мельницей. Сильный ветер вращает крылья с максимально возможной скоростью. Решетчатые окошки придают дополнительное мелькание. Я обратил на это внимание, а потом вспомнил заметки Фракастро и засек период вспышек. Это устройство, - он указал на конец стола, - воссоздает ровно тот же эффект вне зависимости от мельницы, луны и ветра. Мне пришлось слегка поэкспериментировать со скоростью вращения, поскольку я не был уверен, какая именно частота воздействует на Филипа Олдертона.
- И на Чарльза Олдертона это действовало точно так же? - спросил Ледьярд.
- И на Джеральда тоже, - подтвердил Дарвин. - Джеральд каким-то образом вычислил условия, которые вызывали припадки, и попытался предупредить своих потомков - так, чтобы весь мир не прознал о фамильном недуге. Какая ирония, что именно это послание и заманило Чарльза с Филипом в каменоломню, тем самым вызвав новое появление Бессмертного.
На последних словах доктора в комнату вошел Брезертон.
- Мистер Филип пришел в себя. Чувствует сильную усталость, но в остальном вполне хорошо. Он очень удивился, что снова лежит в постели, когда последнее его воспоминание - как сидит здесь в столовой. Я не стал ему ничего говорить.
Ледьярд поднялся.
- Пойду к нему. Вне зависимости от сегодняшних событий он все еще остается моим пациентом.
Элис промолчала, но встала и вышла из комнаты вместе с Ледьярдом и Брезертоном.
- Бедняжка перенесла страшное потрясение, - промолвил Поул и бросил на Дарвина проницательный взор. - Ее жених - убийца. Что она будет делать?
Тучный доктор покачал головой.
- Не могу сказать. Олдертон - человек не слишком приятный. Со слугами он груб и заносчив. И все равно его надо пожалеть.
- Джеймс Ледьярд к Элис неравнодушен, - заметил полковник. - А вы, по-моему, весьма к нему расположены. Вы предлагаете, чтобы Олдертона арестовали за убийство Тома Бартона?
Дарвин вздохнул. Серые кроткие глаза глядели встревоженно и устало.
- Не провоцируйте меня, Джейкоб. Вы отлично знаете ответ. Я врач. Моя задача - спасать жизни, а не отнимать их.
- Думаете, Джеймс Ледьярд разделяет ваши взгляды?
- Его чувства к Элис затрудняют решение, однако, думаю, он придет к тому же выводу. Теперь нам только надо позаботиться, чтобы подобного не повторилось впредь. Эпилепсия Олдертона относится к редкой категории - судя по всему, ее вызывает только особенное мелькание света. Надеюсь, узнав, что произошло, Олдертон сам пожелает, чтобы его лечили и за ним присматривали.
- А если нет?
Дарвин вздохнул, пожимая массивными плечами.
- Тогда его необходимо лечить силой или же поместить туда, где он не сможет никому причинить вреда. Помните, Филипа нельзя обвинять в самой болезни, он тут совершенно бессилен. С тем же успехом можно винить вас за вашу малярию. Но он должен принять на себя ответственность за контроль над недугом. Джеральд Олдертон столкнулся с такой же проблемой и, выяснив правду, посвятил жизнь религии. Впрочем, у него уже были дети. Возможно, узнав горькую истину, Филип захочет, чтобы род Олдертонов на нем и прервался. Но это уже решать не нам.
Толстяк поглядел на остатки еды. За время разговора он уничтожил большую часть провизии, включая и презренный голубиный пирог без гвоздики. Теперь доктор отодвинул кресло от стола.
- Если это случится, - продолжил он, - подозреваю, Джеймс Ледьярд будет счастлив утешить Элис - а если она пожелает, даже свозить ее к гробницам Египта. Ледьярд обладает настоящим даром по части древней истории.
- И вы по-прежнему считаете, что мы завтра же должны выехать в Личфидд и предоставить Филипу Олдертону, Джеймсу Ледьярду и Элис Милнер самим разбираться между собой?
- Именно. - Дарвин зевнул и грузно поднялся на ноги. - Теперь это уже не наше дело. Идемте, Джейкоб. Я хочу еще взглянуть на Филипа, а уже поздно. Хлопотливый выдался денек. Так или иначе, мы прервали древний род, вытащили Зверя из каменоломни и убили Бессмертного. А теперь я хочу осмотреть пациента.
СОЛБОРНСКИЙ ВАМПИР
Самый короткий день в году близился к вечеру. Хрустящий иней, что еще с полудня выбелил лужайку, мало-помалу подбирался к плоской крыше приземистого кирпичного склада. Утром, в девять часов, крыша была чуть ли не горячей - внутри царила убийственная жара, за девяносто градусов. Но без двадцати семи минут двенадцать взрыв котла вышиб окна, разнося осколки стекла и черного железа на добрую милю вокруг. С тех пор тепло так и утекало из помещения через зияющие проемы. Мокрые полотенца уже задубели, а кувшины и тазы, где недавно клокотал кипяток, начали покрываться корочкой льда.
Раненым оказали помощь, мертвых унесли. Команда уборщиков сделала все, что могла, и разошлась. Обломкам металла, глубоко врезавшимся в крепкие кирпичные стены, пришлось ждать своей участи до завтра - равно как и искореженному металлическому каркасу посередине комнаты.
На складе остались только два человека. Младший, лет сорока, с сумрачным, замкнутым лицом, нервно расхаживал вдоль стены, не в силах глядеть на жалкие останки паровой машины. - Вот и все, - горько произнес он. - Конец. Не надо было мне уезжать из Глазго. И вы с Мэтью можете меня даже не уговаривать - новой я строить не стану.
Эразм Дарвин собирал окровавленные тряпки и швабры и скидывал их в ведро. При этих словах он выпрямился. Всю ночь доктор принимал тяжелые роды, а срочный вызов в пригороды Бирмингема разбудил его от краткого трехчасового сна. Круглое лицо толстяка посерело и осунулось от усталости, однако в голос не прокралось признаков слабости.
- Сегодня, конечно, не станете, Джимми, не спорю. Но завтра?.. Поживем - увидим. Бьюсь об заклад, вы еще передумаете.
- Не спорьте - проиграете. С меня хватит. Возвращаюсь к прежнему ремеслу. Буду мастерить инструменты.
- Нет-нет. - Кряхтя от ломоты в натруженных костях, Дарвин нагнулся за последней тряпкой, а потом зашагал к стоявшему в углу на скамье медицинскому сундучку. Каким-то чудом улыбка, сиявшая на усталом рябом лице, умудрялась вселять уверенность и надежду. - Вы должны работать не покладая рук, Джимми. Мир ждет усовершенствования ваших идей. Придет день, когда они, - одним взмахом пухлой руки доктор словно бы очертил всю северную часть Англии, - при помощи ваших котлов будут вращать сотни прядильных машин. Ваши изобретения обегут весь мир. Через сотни лет энергия воды станет такой же древней историей, как Вавилон и Ниневия.
- Водяные колеса по крайней мере никого не убивают и не увечат.
- Погиб всего один человек - что просто чудо, учитывая силу взрыва. И, насколько я понял, Нед Самптон не послушался ваших распоряжений.
- Я велел ему не начинать без меня, потому что у меня до двенадцати дела в Сохо. - Лысоватый шотландец впервые поглядел на обломки машины, в которую было вложено столько трудов и мечтаний. - А Неду прямо не терпелось. Я ему сколько раз твердил: пар - не игрушка, а могучая природная сила. И относиться к ней легкомысленно - очень опасно. Да еще не следить за давлением и даже не проверять предохранительный клапан…
- Что бы Нед ни сделал, он дорого поплатился за неосмотрительность. - Дарвин защелкнул застежки сундучка. - Джимми Ватт, ежели вам тяжело с вашей работой справляться, что бы вы на моей-то делали? Сегодня вы видели всего одну смерть, а понимаете ли, что для меня эта смерть была второй и чудом не третьей? Мать я еще спас - надеюсь, - но ребенок умер через два часа после рождения.
- Нет, с вашей работой мне бы не справиться, Эразм. Мы с вами оба это понимаем. Даже и будь у меня ваши медицинские познания, мне не хватает вашей силы духа.
- Как мне не хватает вашего инженерного искусства. В мире найдется место множеству дополняющих друг друга талантов. Что же до стойкости духа, она не врожденная, а приобретается практикой. - Эразм Дарвин выглянул в ближайшее окно, ныне зиявшее рваным квадратом пустоты на беленой стене. - Джимми, кажется, сегодня я отдамся на милость вашего гостеприимства. Возвращение домой представляется мне совершенно немыслимым. Дороги нынче плохи, а сейчас, верно, и вовсе застыли.
- Ну конечно же! - встрепенулся его собеседник. - Я просто варвар. Должно быть, вы умираете с голода и усталости. Да и вообще Мэтью мне никогда не простит, если я отошлю вас прочь, не дав ему с вами повидаться. Оставайтесь со мной. Пойдемте пообедаем - вы как, готовы?
- Дождаться не могу, - Дарвин рывком поднял сундук, для удобства прижимая его к груди. - Изнемогаю от голода. Пообедаем у вас?
- Да нет, наверное. Я не бог весть какой едок, до вас мне далеко. - Ватт окинул взором выпирающий живот Дарвина. Впервые со времени несчастного случая во взгляде инженера появились проблески юмора. - Думаю, отобедаем у Мэтью. Денег у него больше, чем у нас двоих вместе взятых, и стол он держит не в пример лучше. Наверняка ему захочется узнать, какие новые идеи появились у вас со времени последней встречи нашего Общества Луны.
- Хотите сказать, мне придется отрабатывать ужин? И почему это вы думаете, что я к этому готов?
- Если нет - с вами такое случится впервые. - Ватт уже выходил в разбитую, повисшую на одной петле дверь склада. - Идемте. Ванна, отдых и славный ужин. Я сообщу в Личфилд, что сегодня вы домой не вернетесь.
Первая зимняя ночь сковала землю. Казалось, особняку Мэтью Бултона уже не ждать новых гостей. Дом, башенками и шпилями напоминающий средневековый замок, словно обратился внутрь себя: наглухо закрытые ставни, запертые двери. Снаружи пошел мелкий снежок - для крупных хлопьев было чересчур холодно. Звенящие хрусталинки опускались на землю; ветерок, слишком слабый, чтобы шелохнуть хотя бы одну ветку, подхватывал их и легкой порошей нес над землей. Под изгородями намело первые сугробы. Барсуки глубже зарывались в норы, а лисы, поводя носами, рыскали по мерзлой земле, выискивая зимних зайцев.
В доме же царил праздничный уют. До Рождества оставалось лишь четыре дня, над камином просторной гостиной висели плющ, остролист и омела. За длинным столом сменяли друг друга все новые и новые блюда: копченый угорь, вареный палтус, пироги с ветчиной и телятиной, начиненные каштанами перепелки, рыбный пирог, каплуны, фаршированные луком и устрицами, огромный дымящийся шар ростбифа в окружении печеной репы, картошки и морковки, пропитанный бренди сливовый пудинг с цукатами и кремом, а под конец - целое колесо стилтонского сыра. Не зря Бултон, владелец лучшей в Европе металлообрабатывающей фабрики, гордился своим поваром. Он небрежно извинился за то, что к столу не поданы жареный гусь и поросенок - они намечаются ближе к Рождеству. Если бы он только знал, что приедет Дарвин…
- То не стали бы ничего менять.
Освеженный часом сна и горой яств Дарвин чувствовал себя в своей стихии. Признательная аудитория всегда вдохновляла его. В промежутках между отправляемыми в рот горстями кураги он разглагольствовал о последних необычайных успехах доктора Уизеринга в области облегчения или даже исцеления водянки при помощи наперстянки и о потенциальных возможностях отвара сушеных листьев этого растения в дополнение к коре хины, алое и смоле гваякового дерева. Даже Ватт, заслушавшись, словно бы позабыл о сегодняшней катастрофе или хотя бы оттеснил воспоминания на более глубинный, внутренний уровень своей сумрачной и мятущейся шотландской души.
- Вы, Мэтью, - продолжал Дарвин, - человек методический.
Раздавшийся в эту секунду стук железного молотка по высокой парадной двери прозвучал ударом самой судьбы. Ватт с Дарвином дернулись, но Бултон и бровью не повел.
- Такое у нас случается что ни вечер, - весело пояснил он. - Кредиторы или курьеры, а не то кто-нибудь из муниципального совета. Учитывая близость Рождества, очень может быть - христославы. Масгрейв разберется. Продолжайте, Эразм. Вы, кажется, собирались рассказать о применении кристаллов медного купороса.
Однако Дарвин не слушал - точнее, слушал что-то другое: насторожившись, он старался уловить голоса, доносившиеся из отделанного дубом и мрамором холла.
- Похоже, надо накрыть еще одно место, - заметил он, рассеянно вытирая руки о скатерть. - Если позволите мне привести к ужину нежданного гостя.
- Приводите хоть двадцать. - Бултон махнул рукой на один из свободных стульев. - Прямо сюда. Но я не знал, что вы кого-то ждете.
- Я и сам не знал. - Дарвин не поднялся, а лишь чуть отодвинул кресло от стола, чтобы дать простор животу, и удовлетворенно кивнул появившемуся в дверях новому гостю. - Джейкоб. Мне так и показалось, что я узнаю ваш лай. Джимми Ватт, позвольте представить вам полковника Джейкоба Поула из Рэдберн-Холла, моего соседа и друга. Мэтью, вы с Джейкобом уже знакомы. Ну и как там снаружи?
- Холодно, как у снежной бабы за пазухой. - Поул довольно чопорно поздоровался с двумя остальными, прибавив, впрочем: - Эразм столько о вас рассказывает, что мне кажется, я вас уже давно знаю.
- И что же он о нас рассказывает? - В отличие от Дарвина Ватт при появлении Поула поднялся на ноги.
- Что, мол, Джеймс Ватт - один из величайших инженеров нашего времени, а Мэтью Бултон - ведущий новатор нашей нации во всем, что касается машин и техники.
Пройдя к камину, Поул остановился перед огнем и протянул к нему дрожащие руки. В отсветах пламени тощее лицо полковника казалось еще желтее обычного.
- Тогда садитесь, дружище. - Бултон показал ему на свободное место. - Даже если вы уже отужинали, эти слова достойны второй порции.
- Одну минуту. - Поул замялся, обегая всех троих взглядом. - Мне очень неловко, но я пришел сюда не один - с кузеном моего старого и доброго друга. Он там, в холле, и страшно хочет поговорить с Эразмом. А я боюсь нарушать покой вашего ужина.
- Не бойтесь - все равно уже нарушили.
Бултон шагнул было к двери, но Поул вскинул руку, останавливая его.
- Позвольте я буду с вами предельно откровенен. Я рассчитывал встретить Эразма по дороге домой, чтобы хватило времени побеседовать наедине. А на фабрике мне сказали, что он отправился сюда. Теперь вот я не знаю, что делать. Видите ли, мой спутник описывает свою проблему как крайне личную и деликатную.
- Медицинская проблема? - Дарвин попрямее уселся в кресле.
- Не знаю.
- Понятно. Что скажете, джентльмены? - Доктор поглядел на Ватта и Бултона.
- Не знаю, какая там у него проблема и захочет ли он обсуждать ее при нас. - Бултон снова направился к двери. - Знаю только, что нельзя оставлять замерзшего и голодного гостя ждать в холле. Садитесь, Джейкоб. По крайней мере поешьте. Глинтвейн вас согреет до самых костей.
- А еда добавит на них хоть чуть-чуть плоти. - Дарвин обвел рукой стол. - Лучший пирог с телятиной и ветчиной, что я ел за весь год. Поверьте мне.
Бултон вернулся с новым гостем, столь плотно закутанным против буйства стихии, что разглядеть его черты и сложение было совершенно невозможно. Нависшие на бровях, усах и окладистой черной бороде вошедшего сосульки медленно таяли и стекали по лицу и плащу.
- Томас Солборн, - представил Бултон. - Из Дорсета. И, по его словам, там не в пример теплее, чем у нас.
- Что нетрудно, особенно в такую ночь, как сегодня. - Солборн, говоривший с легким акцентом уроженца юго-западных областей Англии, снял островерхую шляпу с ушами и оказался румяным мужчиной лет тридцати, без парика, зато с густой копной собственных черных кудрей. Низко поклонившись всей компании и оглядев ее, он обратился уже непосредственно к Дарвину:
- Доктор Дарвин, я понимаю, что явился без приглашения. Честное слово, задумывалось все совершенно иначе.
- Что, Джейкоб сказал, мол, выглядывайте самого толстого? - поинтересовался доктор, снова указывая на место за столом. - Прошу вас, мистер Солборн, садитесь. Говорите, задумывалось все иначе? Сегодня, кажется, вообще все идет совершенно иначе, чем задумывалось. Я, например, собирался ночевать в своей собственной постели. Позвольте же мне высказаться начистоту. Джейкоб уже намекнул на причину вашего прихода сюда. Все в этой комнате, исключая, разумеется, вас, - мои старые и доверенные друзья. Я ценю и уважаю их здравый смысл и умение молчать. У вас есть какая-то проблема, о которой я не знаю ничего, помимо того, что она самого личного свойства. Если пожелаете поделиться ею здесь и сейчас - вы обретете сочувственных и неболтливых слушателей. Если же предпочтете отложить обсуждение до тех пор, как мы не останемся одни, это тоже легко устроить. А пока будем есть, пить и беседовать в свое удовольствие, наслаждаясь приятным вечером.
Солборн медленно снимал с себя многочисленные слои одежды: вязаные перчатки, два плаща, длинный шарф и кожаную куртку. Под всем этим он оказался человеком среднего, отнюдь не атлетического сложения, с уже намечающимся брюшком.