Заложник - Борис Седов


Знахарь вызвал огонь на себя, и теперь за ним охотятся все: питерская братва во главе с посланным в Томск авторитетом, московские генералы-заговорщики, таинственные Игроки, которые пытаются навязать Знахарю свою волю. Враги берут в заложники его друга Афанасия и пытаются добыть компромат на Знахаря. Но шантажом и угрозами его не возьмешь, ведь он прошел огонь, воду и медные трубы. Разве что на пути Знахаря встанут неведомые мистические силы

Содержание:

  • ПРОЛОГ 1

  • Часть первая - ПАХАН УМЕР, ДА ЗДРАВСТВУЕТ ПАХАН! 3

    • Глава первая - ПЕРЕПОЛОХ В ШАЛМАНЕ 3

    • Глава вторая - СКОЛЬКО СТОИТ ДРУГ? 7

    • Глава третья - НА ВОРОВСКОЙ КАРАВАЙ РОТ НЕ РАЗЕВАЙ 9

    • Глава четвертая - ШПИОНСКИЕ СТРАДАНИЯ 13

    • Глава пятая - БОЙНЯ В ПАРИЛКЕ 16

    • Глава шестая - КРОКОДИЛЫ И ЕВРЕИ 18

  • Часть вторая - НАС НЕ ДОГОНЯТ! 22

    • Глава седьмая - ЦЕЗАРЬ, ГДЕ ТВОЙ БРУТ? 22

    • Глава восьмая - ГРАНАТОМЕТ С ГЛУШИТЕЛЕМ 26

    • Глава девятая - НАТЮРМОРТ С УТОПЛЕННИКОМ 29

    • Глава десятая - ДИПЛОМАТИЯ В ТРУСАХ 33

    • Глава одиннадцатая - КАЛЫМ ЗА СЛЕДОПЫТА 35

    • Глава двенадцатая - ОТ ЛЮБВИ НЕ УБЕЖИШЬ 39

    • Глава тринадцатая - А ВОТ КОМУ ОСИНОВЫЙ КОЛ! 42

  • ЭПИЛОГ 45

  • Примечания 48

Б. К. Седов
Заложник

ПРОЛОГ

Столб дыма был виден километров за десять.

Первым забеспокоился Тимур. Он привстал на цыпочки, уставился в ту сторону. Потом оглянулся на меня, но ничего не сказал. Потом подвинул оба сектора газа до упора, и два "Меркурия" за кормой злобно взвыли.

Меня откинуло на спинку кресла, и от неожиданности я выронил только что открытую бутылку пива "Грольш".

Эй, капитан, – возмутился я, – ты что, спятил?

Дым видишь? – ответил Тимур не поворачиваясь.

Ну, вижу. И что?

Как ты думаешь, что это так здорово горит?

Я пожал плечами и достал из-под кресла другую бутылку.

Не знаю. Наверное, тайга.

Да нет, Майкл Боткин, не тайга...

То, что Тимур назвал меня полным именем, было дурным знаком.

Я раздумал открывать пиво и, убрав бутылку на место, встал рядом с Тимуром, крепко взявшись за поручень.

Тайга, она по-другому горит, – задумчиво сказал Тимур и, резко крутанув штурвал, обогнул подло торчавший прямо по курсу топляк, – а тут дым идет узким столбом и поднимается быстро. Значит, горит что-то более горючее, чем простые сырые деревья.

У меня в груди екнуло.

Насколько мне было известно, в той стороне, кроме нашей фазенды, ничего особо горючего не было.

Ты что имеешь в виду? – осторожно поинтересовался я, боясь услышать ответ.

Тимур покосился на меня и ответил:

То же, что и ты.

Я промолчал и тоже уставился вперед.

Мы мчались по темной гладкой поверхности вечернего Чулыма со скоростью никак не меньше ста десяти километров в час. "Меркурии" слаженно зудели за кормой, и "Аврора" летела, как по ниточке.

Высокий столб дыма, освещаемый заходящим солнцем, был неимоверно красив, в нем уже стали видны вертящиеся огненные комочки, взлетавшие ввысь со скоростью салюта, и при других обстоятельствах я с удовольствием поглазел бы на пожар. При том условии, естественно, чтобы не было жертв.

Однако то, что я видел, нравилось мне все меньше и меньше, тем более что мы стремительно приближались к месту событий и надежды на то, что горит что-нибудь другое, а не наш дом, таяли пропорционально скорости движения.

Вот уже пошли знакомые повороты, и до стремительно летящей в небо струи огня и дыма осталось не более трех километров.

И вдруг из того же места, где горело – я до последнего не хотел признаться себе, что горит наша усадьба, – поднялся ярко светящийся огненный шар, который тотчас превратился в огненно-черный гриб.

Гриб начал увеличиваться, но до размеров ядерного взрыва все-таки не дорос, и его медленно понесло в сторону. А с места пожара повалила черная копоть, подсвеченная снизу мрачным красным заревом.

Солярка, – вздохнул Тимур.

Ага... – согласился я, – двадцать пять тонн.

Ну, наверное, поменьше, тонн двадцать осталось...

Какая разница? – я поморщился. – А вот насчет Афанасия, что с ним?...

Да, – коротко ответил Тимур.

Наконец мы вылетели из-за последнего поворота, скрывавшего горящую фазенду, и нашим глазам открылось потрясающее зрелище.

Вся поляна, на которой еще неделю назад стоял двухэтажный бревенчатый дом площадью триста метров, была охвачена огнем. Ни моего – МОЕГО – дома, ни сарая, в котором обитал Афанасий, ни высокого забора, составленного из заостренных бревен, – ничего этого не было и в помине. Мы слегка опоздали, и теперь могли только наблюдать горящую землю, над которой поднимались грязные языки солярочного пламени, дрожащее жаркое марево и клубы черного дыма.

Тимур остановил "Аврору" метрах в ста от берега и, удерживая ее против течения малыми оборотами двигателей, сказал:

Ну вот. Это называется – дотла.

Да... – ответил я.

Больше сказать было нечего.

Вот только Афанасий...

Афанасия нет, – помолчав, сказал Тимур, – его или вообще теперь нет, или он на охоте.

Лучше уж на охоте, – торопливо ответил я.

Да, конечно...

Будем надеяться.

Я посмотрел на дымящиеся ветви деревьев, окружающих просторную поляну, на которой происходила огненная вакханалия, и сказал:

Как бы тайга не загорелась!

Тимур внимательно осмотрел берег, потом окинул взглядом горизонт и, удовлетворенно кивнув, ответил:

Не загорится. Примерно через час начнется дождь.

Я тоже посмотрел на небо и увидел, что с востока приближается темный грозовой фронт.

Ты знаешь... – я замялся, – мне что-то не хочется сходить здесь на берег.

Мне тоже, – откликнулся Тимур.

У нас там вроде что-то есть с собой?

Ты что имеешь в виду?

Ну, там... Бутылка водки вроде была и закусь какая-то...

Ну да, есть.

Поехали на противоположный берег. Посидим там, выпьем, так сказать, за окончание благополучной эры отшельничества. Я чувствую, что начинается новая жизнь. Какая – еще не известно, но новая. А старая кончилась – сам видишь.

Тимур молча кивнул и, повернув штурвал, направил "Аврору" к противоположному берегу, до которого было около километра. Через несколько минут катер мягко ткнулся носом в песчаную отмель, и я, стараясь не оглядываться, соскочил на берег.

* * *

Дождь так и не начался. С неба упало несколько редких капель, потом подул прохладный ветерок, а через полчаса выяснилось, что появление на небе плотного темного одеяла обернулось ничем. Оно проплыло над нами и удалилось в неизвестном направлении. То есть, конечно, в известном – на запад.

Догонять солнце.

Мы развели костер, и Тимур разложил на плащ-палатке колбасу, сыр и хлеб – убогое угощение на поминках по безвременно сгоревшему дому.

В центре стояла литровая бутылка "Финляндии", но при таких обстоятельствах я, честно говоря, предпочел бы дорогому понтовому пойлу обыкновенную "Московскую" с зеленой этикеткой.

Однако – не смотри коню в зубы. У него из рта плохо пахнет.

Разлив водку по кружкам, Тимур взял свою и посмотрел на меня.

Я кивнул, взял свой поминальный кубок и, взглянув на Тимура, сказал:

Ты знаешь... Если Афанасий жив, то и хрен с ним, с этим домом. Давай сейчас не будем говорить об Афанасии. А насчет дома... Хороший был дом. И мы хорошо в нем жили. Да будет ему...

Тимур выжидательно посмотрел на меня и усмехнулся.

Давай, давай, я слушаю, – подбодрил он меня, – что ему там будет?

Э-э-э... – я посмотрел на другой берег.

Пожар уже погас, и только над горловиной глубоко упрятанной в землю тридцатитонной цистерны спокойно горел коптящий солярочный факел.

А вот ему и вечный огонь.

Кому? – спросил Тимур.

Дому, кому же еще, – я залпом выпил водку, – не Афанасию, ясен пень.

Тимур кивнул и тоже опустошил свою кружку.

Занюхав водку куском колбасы, он передернул плечами и спросил:

Так чем там дому нашему что-то будет?

А представь себе, что у домов тоже есть загробный мир.

Эк тебя потащило! – одобрительно усмехнулся Тимур. – Ну-ка, ну-ка!

Ага. И некоторые попадают в рай, скажем – школы, больницы, музеи всякие...

А другие, значит, в ад. Тюрьмы, притоны, казармы. Так?

Примерно так.

Тимур налил еще по сто, и мы выпили.

Где-то в глубине души вяло шевелилось чувство собственника, лишившегося своего достояния, но ему никак не удавалось подняться до головы и захватить мои мысли.

И я, закурив, подумал: экий я благородный да не жадный!

Вот у меня только что сгорел дом за полтора лимона зеленых, а я – хоть бы что! И совсем меня жаба не душит!

Абсолютно!

Но зато водка стимулировала мой мыслительный процесс, замедлившийся было от такого неприятного сюрприза, и мне в голову начали приходить интересные мысли.

Налей-ка еще по пятьдесят, – сказал я Тимуру, – давай хлопнем, а потом я кое-что тебе скажу. Есть некоторые соображения.

У меня тоже есть, – ответил Тимур, разливая по кружкам финскую водку.

Мы молча хлопнули, я засунул в рот кусок колбасы и, жуя, сказал:

Я уау, шо ажа...

Прожуй сначала, – посоветовал Тимур и тоже ухватил колбаски.

Я последовал его совету и, проглотив колбасу, повторил:

Я думаю, что пожар – это не просто так. Ну сам посуди – мог Афанасий случайно поджечь дом?

Тимур дожевал колбасу и ответил:

Ни боже мой. Во-первых – он не пьет. Во-вторых...

Никаких вторых. Афанасий здесь вообще ни при чем, он слишком аккуратный человек. Поехали дальше. Мог дом сам загореться?

Нет, не мог, – уверенно ответил Тимур, – бельгийская противопожарная система за восемьдесят тысяч. Сам покупал. На твои деньги.

Не говори мне о деньгах, – поморщился я, – я о них слышать не хочу.

Типичное рассуждение зажравшегося мультимиллионера, – заявил Тимур и прикурил от горящей веточки.

Бросив ее обратно в костер, он затянулся и сказал:

Это поджог.

Это поджог, – кивнул я.

А это значит...

А что это значит? – я с любопытством посмотрел на Тимура.

Мне было интересно, что он скажет.

У меня уже образовались некоторые соображения на этот счет. И если они совпадут с тимуровскими, значит, мы с ним будем не хуже Шерлока Холмса и доктора Ватсона.

Давай сначала ты, – предложил Тимур.

Изволь, – легко согласился я, – даю. Значит, так. Умышленный поджог. Друзья так не поступают, значит – враги.

Удивительно мудрая мысль! – восхитился Тимур.

Тихо! Значит – враги. А кто у нас враги? Менты – раз, бандюки – два, чиновники – три. Ну, поскольку чиновники сами, своими руками, ничего не делают – значит, бандюки. А менты тоже не будут рисковать. И поскольку они с бандюками вась-вась, то, значит, опять же бандюки.

Да это-то и ежу понятно, – поморщился Тимур, – я о другом. Вообще о другом.

Интересно, о чем? – удивился я. – Думаешь, есть еще желающие?

Не в желающих дело. Ты лучше вспомни, как мы прилетели.

Ну да, прилетели мы хреново, – согласился я.

И в самом деле – в аэропорту Томска произошло что-то странное.

В зале прибытия стояли омоновцы и шмонали всех подряд. Это не показалось мне чем-то из ряла вон выходящим, особенно если учесть разгул терроризма и прочие радости двадцать первого века.

Заглянув в наши документы, капитан, руководивший двумя здоровенными парнями в натянутых на лицо шерстяных шапочках с прорезями для глаз, поджал губы и вежливо, но непреклонно сказал:

Прошу вас пройти со мной.

Это еще зачем? – возмутился Тимур, но я толкнул его локтем.

Не хватало еще разборки со спецами.

Простите, уважаемый, – любезно обратился я к офицеру, – вы там, в документах, обратили внимание на то, что я американский гражданин?

Обратил, – кивнул капитан, – и это одна из причин.

Одна из причин – чего?

Того, что я приглашаю вас на личный досмотр.

Хорошенькое приглашение, – пробурчал я, – четыре часа летели, и теперь снова приключения.

А что, у вас были приключения? – капитан пристально посмотрел на меня.

Да нет, – я пожал плечами, – особенных не было. Это я так – к слову.

Прошу! – И капитан повел рукой в ту сторону, куда он нас просил.

Его гориллы шагнули к нам, и – ну что тут поделаешь! – мы пошли в угол зала, где перед дверью толпились недовольные выходцы из южных республик, охраняемые спецназовцами.

Ну, их-то – понятно, – сказал я капитану, – шахиды и все прочее. А мы-то голимые русские! Может, не надо?

Надо, Федя, – вздохнул у меня за спиной рослый омоновец.

Присядьте здесь, – сказал капитан, – вас вызовут.

Мы с Тимуром уселись на шаткую пластиковую скамью с отгибающейся спинкой, и, поставив сумку между ног, я взялся за молнию.

И тут же увидел перед своим носом раструб короткого автоматного ствола.

Не открывать, – угрожающе скомандовал омоновец.

Я развел руками и, откинувшись на предательски подавшуюся спинку скамьи, чуть не загремел на пол.

Блин! – вырвалось у меня.

Омоновец хмыкнул.

И долго нам тут сидеть?

Сколько надо, – коротко ответил омоновец.

Сидеть, оказалось, надо четыре часа.

Причем если иметь в виду, что там была какая-то очередь и время от времени приводили новых задержанных для личного досмотра, которые почему-то проходили вне очереди.

А мы все сидели, сидели...

Наконец, когда мое терпение уже почти лопнуло и я решил устроить скандал, из двери вышел тот самый капитан и, подойдя к нам, сказал:

Можете идти.

То есть как? – возмутился я. – Столько ждали и теперь идти? Хочу, чтобы был произведен личный досмотр.

Не утомляйте меня, – капитан нахмурился, – могу только сказать, что те, кого искали, задержаны. Поэтому необходимость досматривать вас отпала. Всего хорошего.

Он махнул рукой омоновцам, и те, повернувшись к нам спиной, отвалили.

Мы чувствовали себя полными идиотами и ничего не понимали. Хотя, если капитан говорил правду, тут и понимать было нечего. Ну, искали они кого-то, поэтому гребли всех подряд. Ну, нашли. А остальных отпустили. Только и оставалось, что чесать себе восвояси и быть довольными, что все так благополучно закончилось.

Но теперь, после того как Тимур обратил мое внимание на эту непредвиденную задержку, я перестал думать о ней как о простом недоразумении.

Наверное, это отразилось на моем лице, потому что Тимур решительно налил нам еще по пятьдесят и спросил:

Ну что, понял?

Пока не понял, но что-то проясняется.

Тимур с сомнением посмотрел на меня и, убив комара на голой шее, сказал:

Не, Майкл, ни хрена тебе пока не понятно.

Ну так объясни!

Я взял кружку и сказал:

Ну, за прояснение обстановки!

Ага!

Дальше