Главным образом стандартные продукты, констатировал Бек-стрём, и единственным, что выглядело интересным для знатока вроде него, оказалась шкатулка из темного дерева с блестящим металлическим обрамлением и черным двуглавым орлом в барельефе на крышке. Как раз в меру большая, чтобы вместить литр солодового виски наилучшей марки. Бекстрём взвесил ее на руке, а потом открыл, но вместо красивого хрустального графина, который надеялся найти внутри, обнаружил только маленькую эмалированную фигурку мальчика, одетого в остроконечную красную шапку, желтую куртку и зеленые брюки, по размерам чуть больше бутылки емкостью 0,33 литра и в остальном похожего на обычного гнома.
На всякий случай он все равно вытащил ее из ящика и осторожно потряс с надеждой услышать хорошо знакомый булькающий звук. Из своего богатого опыта он знал, что так называемые приличные люди могли хранить крепкие напитки в самых странных предметах вроде книг в старинных кожаных переплетах, биноклях или даже в прогулочной трости. Сам он прихватил с собой такую трость, проводя домашний обыск уже скоро тридцать лет назад, когда еще начинал трудиться в отделе насильственных преступлений полиции Стокгольма, и сегодня она стояла в его подставке для зонтиков в прихожей квартиры на Кунгсхольмене. Дорогое воспоминание о старых добрых временах, когда он был молодым констеблем.
Но ничего подобного не ожидало его на этот раз. Гном не издал ни малейшего бульканья, как Бекстрём ни тряс его из стороны в сторону. На дне ящика он увидел маленький листок бумаги со сделанной от руки надписью. "Эмалированная музыкальная шкатулка в виде фигуры мальчика. Вероятно, изготовлена в Германии в начале двадцатого века. Примерная стоимость 3000 крон".
"Что она делает среди алкоголя? – Бекстрём удивленно покачал головой и вернул фигурку в шкатулку. – Возможно, ему нравилось слушать мелодию, которую она играла, когда он пил? Странный мужик", – решил он, поскольку сам предпочитал выпивать в одиночестве и лучше в полной тишине.
Потом он по телефону вызвал такси и, стоя на первом этаже, решил избавиться от своего портфеля, чтобы избежать злых слухов и обычной клеветы. И как только ему могла прийти в голову идея тащить его с собой в такое место, где два придурка, Ниеми и Фернандес, фотографируя все и вся, сделали невозможной любую попытку проявления частной инициативы. Проще всего было попросить чилийца заскочить на работу и оставить портфель в его кабинете.
"Грустная история", – подумал Бекстрём и остановился перед маленьким столиком, приткнувшимся к стене у самой входной двери. На нем стояла китайская ваза, способная стать украшением столика в его собственной прихожей, и она наверняка влезла бы в наследство Хроника. В худшем случае, с целым букетом поникших тюльпанов, который само собой работавшая нелегально уборщица Эрикссона засунула туда неделю назад.
"Что, черт возьми, происходит с нашей полицией?" – подумал Бекстрём, скосился на портфель в своей левой руке, осторожно поднял китайскую вазу, и ему сразу же что-то показалось странным. Он поставил ее на стол снова, освободил от цветов и увидел на дне какой-то блестящий предмет.
– Слепцы! – воскликнул комиссар Эверт Бекстрём с сожалением, поскольку сейчас лишился китайской вазы, которую в противном случае очень легко смог бы отнести домой чуточку позднее, когда все успокоилось бы.
37
Уже через час после разговора со своим товарищем Ара встретился с репортером, который дал тому двадцать тысяч за несколько нечетких фотографий обычного ограбления инкассаторской машины. Они нашли друг друга на тихой улочке в Сёдере с помощью своих мобильных телефонов и расположились в автомобиле журналиста, чтобы обо всем договориться.
– Если верить твоему товарищу, у тебя есть интересная информация о том, как все происходило, когда адвоката Эрикссона отправили на небеса, – начал новый знакомый Ары.
– Цена вопроса, – ответил Ара и пожал плечами, уже наученный опытом того же дня.
– За этим дело не встанет, – уверил репортер и улыбнулся. – Рассказывай.
– О’кей, – сказал Ара. – Я почти уверен, что видел того, кто сделал это. Не когда все случилось, но чуть позднее, когда он оставлял место преступления. Кроме того, я видел автомобиль, на котором он и его кореш убрались оттуда.
– Ты его узнал? Того, кого видел?
– Как я уже сказал, у меня нет желания вдаваться в какие-то детали. Все стоит денег. Пока же я могу сообщить тебе следующее. Во-первых, я в состоянии доказать, что был там. Ты можешь получить распечатку с моего такси со временем рейса, адресом и всем таким. Во-вторых, я сумею опознать преступника, если увижу его хорошую фотографию. В-третьих, я могу дать тебе автомобиль, на котором уехали он и его товарищ. Не номер, поскольку я его не видел, но, наверное, не составит большого труда найти именно эту машину. Речь идет не о каком-то обычном "вольво", если тебе интересно.
– Но подожди, – возразил репортер. – Полиция ведь уже допрашивала тебя. Тебе, наверное, уже дали взглянуть на кучу фотографий.
– Нет, – ответил Ара и пожал плечами.
– Извини, но это звучит чертовски странно. Ты же должен был просмотреть массу снимков.
– Нет, – повторил Ара. – Констебль, с которым я разговаривал, выглядел ужасно усталым и предупредил, что мы увидимся снова. Так что просто дай мне хорошую фотографию.
– О’кей, о’кей, – согласился репортер. – Если верить тебе, значит, ты можешь дать мне автомобиль, на котором они уехали, и, если получишь правильную фотографию, сумеешь указать преступника.
– Да. – Ара кивнул. – Это и есть цена вопроса, как уже сказано.
– Но откуда такая уверенность, что ты видел именно преступника?
– Если бы ты сам увидел его, то никогда не задал бы такой вопрос, – ответил Ара. – Если тебе нужны детали, придется раскошелиться…
– Пять кусков, – перебил его репортер.
– Извини, – сказал Ара.
– Пять кусков, ты получишь пять тысяч наличными, если расскажешь, что случилось, согласишься взглянуть на имеющуюся у меня подборку фотографий и дашь мне автомобиль. Кроме того, тебе не придется ни о чем беспокоиться, мы представим тебя как анонимный источник.
– Пять тысяч? Забудь об этом, – сказал Ара и покачал головой.
Дальше они так и не продвинулись. Когда расставались, репортер пообещал дать знать о себе, как только переговорит со своим шефом, и при условии, что Ара не расскажет ничего никому другому. Потом они обменялись рукопожатиями и договорились созвониться снова.
"Не самый хороший день, хотя он начинался так многообещающе", – подумал Ара, когда снова сел за руль и обозначил себя как свободный автомобиль через свой компьютер.
Не самый хороший день, а его продолжение, пожалуй, стало еще хуже. Уже когда он делал свой первый рейс после встречи с журналистом, зазвонил его мобильный, и пусть номер не высветился и у него в такси сидел клиент, Ара ответил. Это оказалась какая-то молодая дамочка-полицейский, явно получившая его телефон от Альма. Она говорила очень дружелюбным тоном, хотела только показать ему немного фотографий, и проще всего было бы, если бы он смог приехать в полицию Сольны как можно быстрее.
Ара объяснил, что у него нет времени. Ему же требовалось работать, иначе он умрет от голода. Если они готовы возместить ему потери рабочего времени, он, пожалуй, согласился бы пойти им навстречу. В противном случае они могли вернуться к этому вопросу завтра, когда он будет свободен до обеда. А проще всего, если бы они забрали все свои фотографии и приехали к нему домой, чтобы он сам не тащился в полицию. На этом он закончил разговор, отключив свой мобильник.
* * *
Они явно не сдались. Когда он включил телефон пару часов спустя, у него на автоответчике имелось два сообщения. Первое от той же дамочки-полицейского, с которой он уже разговаривал. Столь же дружелюбное, как и в первый раз. Второе от ее коллеги мужского пола, говорившего значительно более резким тоном и пожелавшего встретиться с ним сразу же для дополнительного допроса с показом фотографий. Ара глубоко вздохнул и решил, что самое время немного перекусить и обдумать ситуацию в тишине и покое. Поэтому он поехал в свою обычную кафешку. Заказал кебаб, диетическую колу и чашку марокканского мятного напитка с целью немного заморить червячка, пока он думает.
"Клевая девица", – подумал Ара, успев только приняться за свой кебаб. Он явно никогда не видел ее раньше. Она стояла в дверях, широко расставив ноги, внезапно появившись неизвестно откуда. Широкоплечая, с руками висящими на мужской манер. С коротко постриженными черными волосами, в мокасинах, джинсах и кожаной куртке, и изучала всех, сидевших в заведении.
Единственная проблема состояла в том, что в ее глазах было то же выражение, что и у типа, чуть не попавшего ему под колеса предыдущей ночью. И она остановила взгляд на нем.
Двадцать минут спустя он сидел в одной из комнат здания полиции Сольны. Его такси осталось перед кафе в городе, куда он заехал перекусить, и прежде чем посадить Ару на заднее сиденье полицейского автомобиля, доставившего его сюда, двое мужчин-полицейских обыскали его и вывернули ему карманы. Потом женщина, ранее стоявшая в дверях, взяла его за руку и кивнула ему.
– Вот что, Ара, – сказала Анника Карлссон. – Прокурор принял решение доставить тебя на допрос без предварительного уведомления, поскольку ты явно издеваешься надо мной и моими коллегами, поэтому сейчас речь идет о следующем. Никакой болтовни и никаких фокусов, будь смирным и послушным, и если ты поможешь мне, обещаю, я помогу тебе.
– Все нормально, – сказал Ара и кивнул.
"А какой у меня выбор?" – подумал он.
38
Обход соседей дал результат далеко превыше всяких ожиданий даже для такого района, как этот. Когда Фелиция Петтерссон приняла смену у своего коллеги Яна Стигсона, они сначала расположились в полицейском микроавтобусе, припаркованном перед домом жертвы, и он немного ввел ее в курс дела.
– Как дела? – спросила Фелиция.
– Все идет как по маслу, – констатировал Стигсон. – Мы здорово продвинулись.
Во-первых, они уже переговорили со всеми, живущими по соседству. Работа началась около семи утра. Они охватили почти сотню домов в непосредственной близости к вилле убитого, и, когда Фелиция Петтерссон появилась десять часов спустя, на ее долю осталось менее полдюжины фамилий из списка, который Стигсон передал ей.
Во-вторых, им удалось пообщаться со всеми четырьмя соседями, звонившими в службу экстренной помощи в течение вечера и ночи из-за лаявшей собаки. С тремя, сделавшими это между четвертью одиннадцатого и пятью минутами двенадцатого. Их тогда перенаправили к дежурному, поскольку у полиции имелись другие и значительно более важные дела. А также с четвертым заявителем, чей сигнал приняли сразу после двух ночи, в результате чего патрульная машина прибыла на место десять минут спустя.
– Там нам немного не повезло, – сказал Стигсон и криво улыбнулся. – Надя позвонила мне и рассказала о таксисте, явно чуть не задавившем одного из преступников всего за пару минут до прибытия первого патруля. Плюс что касается бедной псины, которой очевидно перерезали горло.
– Постоянно не может везти, – согласилась Фелиция. – У тебя есть еще что-то на сей счет?
– Да, с собакой ведь чертовщина какая-то, – сказал Стигсон. – Между десятью и одиннадцатью она лает, по большому счету, как заведенная. Потом молчит три часа, прежде чем подать голос снова, и тогда ужасно шумит в течение пяти минут, пока кто-то не успокаивает ее навечно. Так в общем все выглядит со слов тех, с кем мы разговаривали. Ротвейлер молчал три часа. Немного странно, как мне кажется.
– Что-то еще?
Возможно, две вещи, по мнению Стигсона. Они пообщались еще с одним свидетелем, тоже собачником, сообщившим интересные наблюдения. Пожалуй, одновременно дополнившие общую картинку, которую они к тому моменту уже получили. Около половины десятого вечера он прогуливался со своей собакой мимо дома адвоката и заметил человека, сидевшего на его лестнице, в то время как входная дверь была открыта нараспашку.
– Пожилой седовласый мужчина сидел там, и, если верить собачнику, тот сначала собирался спросить его, не нужна ли какая-то помощь. Но поскольку с тем вроде бы все было в порядке, он не сделал этого. Решил, что незнакомец, пожалуй, просто вышел на улицу ради глотка чистого воздуха.
– Пожилой седовласый господин?
– Все так и есть, – подтвердил Стигсон и кивнул. – Свидетель, конечно, спешил, ему требовалось домой, отлить, о чем он рассказал вне протокола и доверительно, скажем так, поэтому он не остановился и не рассмотрел того человека тщательно. Пожилой седовласый мужчина, стройный, хорошо одетый, в светлом летнем костюме. Так он воспринял все, значит. Зато он не заметил никакого более молодого, хорошо тренированного господина, которого видела наша свидетельница, когда он грузил картонные коробки в серебристый "мерседес".
– Пожилой седовласый? Сколько ему было лет? Шестьдесят? Семьдесят? Восемьдесят? Сто?
– Где-то между семьюдесятью и восьмьюдесятью, если верить свидетелю, – сообщил Стигсон с недовольной миной. – Так он сказал, когда мы поднажали на него. Примерно семьдесят пять, поэтому определенно не молодой мужчина. Свидетелю самому около шестидесяти, а значит, он мог довольно точно оценить возраст того, кого видел.
"Семьдесят пять лет, сидит на лестнице при открытой настежь двери, – подумала Фелиция Петтерссон. – Вряд ли такой отрихтовал голову адвокату Эрикссону. Скорее похож на человека, присутствовавшего при чем-то ужасном".
– Автомобиль, – сказала Фелиция. – Серебристый "мерседес". У нас есть два свидетеля, говорящие о нем. Женщина и таксист. Этот собачник видел…
– Он не видел ни автомобиля, ни картонных коробок, – перебил ее Стигсон и покачал головой. – В том, что он не обратил внимания на "мерседес" такого цвета, пожалуй, также нет ничего странного при мысли о тех, кто живет здесь, и всех их мерсах, и БМВ, и "лексусах"… Поэтому тут нечему удивляться.
– Я тебя услышала, – кивнула Фелиция. – Автомобиль из той же серии, и именно здесь он нисколько не выделяется. Оставим пока машину в покое, но меня интересует кое-что другое, – сказала она, на всякий случай заглянув в свои записи.
– Мне кажется, я знаю, – улыбнулся Стигсон. – Давай! Я слушаю.
– Звонок, сделанный в службу экстренной помощи с телефона Эрикссона, приняли без двадцати десять, и это абсолютно точно, поскольку он зарегистрирован у них…
– Тогда как мои свидетели говорят об интервале между половиной десятого и десятью, – перебил ее Стигсон, которого та же мысль посетила еще утром, когда он разговаривал со своей первой свидетельницей. – Мне приходят в голову разные объяснения этой проблемы.
– Да и мне тоже, – согласилась Фелиция, – но, скорее всего, Эрикссон ведь в любом случае попытался позвонить в службу экстренной помощи, когда запахло жареным, и именно тогда его убивают, после чего преступники оставляют место…
– И берут с собой всякое барахло, которое засунули в пару белых картонных коробок, а это в любом случае должно означать, что наша свидетельница ошиблась примерно на четверть часа. Значит, не около половины десятого, а где-то без четверти десять она сделала свои наблюдения, и не впервые ведь кто-то ошибается по времени на пятнадцать минут. Есть и другая возможность тоже.
– И какая же?
– Один из них оставляет дом и забирает с собой добычу, в то время как другой остается и убивает Эрикссона. Или они сначала выносят добычу, а потом возвращаются в дом и кончают адвоката.
– А пожилой мужчина, сидевший на лестнице? Какое он имеет отношение ко всему этому?
– Не знаю, – ответил Стигсон и ухмыльнулся. – С ним все туманно, поэтому, надеюсь, Бекстрём решит эту задачку для нас.
– Есть еще что-нибудь интересное для меня? – продолжила Фелиция.
– Эрикссон, похоже, был не самым идеальным соседом. Я не помню никакого другого случая, чтобы допрашиваемые нами люди говорили столько дерьма о ком-то, кого только что убили. Шумные вечеринки среди недели, странные посетители, появлявшиеся в любое время суток, парковавшиеся как попало и хлопавшие дверьми своих машин. Эрикссон сам тоже вроде не был особой очаровашкой. Плюс его собака, которая наводила ужас на весь квартал.
– Хотя вряд ли из-за этого ему проломили голову.
– Нет, скорей всего, нет, – согласился Стигсон. – Но если кто-то из них и сделал это, они в таком случае едва ли признаются.
39
Анника Карлссон решила сама показать фотографии Аре Дорси, пусть подобное не входило в ее задачу и хотя к этому моменту уже проработала четырнадцать часов подряд. Анника сходила в туалет, сполоснула лицо холодной водой, постаралась избавиться от ощущения скованности, возникающего, если слишком долго просидишь за письменным столом, и несколько раз глубоко вздохнула, прежде чем забрала свой ноутбук с почти двумя сотнями фотографий, которые Надя загрузила в него.
"Никаких фокусов, никакой пустой болтовни, иначе я лично засуну тебя в кутузку", – подумала она, когда открыла дверь в комнату для допросов, где в ожидании ее сидел таксист.
– Приятно, что ты решил нам помочь, Ара, – сказала Анника. – Я постараюсь отнять у тебя как можно меньше твоего рабочего времени и, кроме того, попытаюсь компенсировать тебе его потери. Если ты вдобавок укажешь мне правильного парня, обещаю организовать небольшую награду для тебя в качестве благодарности за помощь.
– О’кей, все нормально, – ответил Ара и кивнул.
"Клевая девица", – подумал он. Если бы не ее черные глаза, впившиеся в него.
Потом они вместе смотрели картинки – фотографии всего ста восьмидесяти пяти личностей из полицейских регистров. Три из них на всякий случай представляли одного и того же человека, Фредрика Окаре, якобы ненавидевшего адвоката Эрикссона, и они были сделаны с промежутком в несколько лет и в разных ситуациях. Еще три десятка снимков принадлежали товарищам Окаре из "Ангелов Ада", его знакомым по бизнесу или просто дружкам из криминалитета.
Афсан Ибрагим и его компания, в повседневной речи обычно именуемая как Братство Ибрагимов, также привлекли к себе внимание розыскной группы. Эрикссон, конечно, являлся юридическим поверенным семейства иранцев и пользовался их доверием уже в течение нескольких лет, но все могло быстро измениться. Кому как не полицейским это знать.
Оставалось порядка сотни не самых законопослушных граждан, в какой-то мере соответствовавших описаниям, которые Ара Дорси и свидетельница Стигсона, соседка покойного, дали полиции и которые, в силу своих прежних преступлений, могли, пожалуй, справиться с практической стороной дела, если говорить об убийстве Эрикссона.
Просмотр картинок занял почти три часа, и Ара Дорси узнал два десятка из показанных ему мужчин. Первым из них оказался один из помощников семейства Ибрагим, ровесник самого таксиста.
– Привет, – сказал Ара и показал на фотографию, которую Анника вывела на экран компьютера. – Это же Омар. Мы вместе ходили в школу в Гношё. Клевый парень. Приехал сюда из Марокко. Был председателем ученического совета. Лучший в учебе. Как он попал в твою папку?
– Понятия не имею, – сказала Анника и покачала головой.