– Одну минутку, мистер Ван-Ин, – проговорила она наконец.
С явным неудовольствием она поднялась со своего места и спустя мгновение исчезла за дверью, которая находилась у нее за спиной. Ван-Ин проводил ее изучающим взглядом. Гиртруй Вэс была одета в темно-серые джинсы с эластичным ремнем и короткую обтягивающую кофточку. Этот наряд очень ей шел. Ее женственная фигура напоминала виолончель, а в движениях своих она явно подражала Наоми Кэмпбелл.
Ван-Ин поправил галстук и взглянул на свое отражение в зеркальной стене, отделявшей банк от внешнего мира. Его не очень обрадовало то, что он увидел. Любитель триатлона зевнул и даже не прикрыл рот ладонью. Скучающим взглядом окинув Ван-Ина, он принялся протирать очки в дорогой оправе.
Спустя несколько минут вернулась мисс Вэс.
– Мистер Лонневиль сможет принять вас прямо сейчас, – сказала она. – Я проведу вас к нему.
С этими словами мисс Вэс нажала на кнопку, и дверь, из которой она только что вышла, открылась. Но, как только Ван-Ин направился к двери, индикатор, встроенный в замок, замигал красным, и дверь закрылась. В раздражении девушка-клерк опять нажала на кнопку, и на этот раз Ван-Ин смог благополучно пройти внутрь. Он двигался неуверенно, словно вор, который боится, что его вот-вот застанут на месте преступления. Гиртруй Вэс провела комиссара в небольшую приемную.
– Садитесь, мистер Ван-Ин, – проговорила она. – Управляющий скоро придет.
В приемной стоял густой запах моющего средства. На столе лежали замусоленные номера "Финансиал таймс". Эта комната, казалось, была предназначена исключительно для клиентов, которые не могли вовремя оплатить свои долги. Ван-Ин в раздражении подумал, что в соседней комнате, для других, более состоятельных и потому более уважаемых клиентов, стоит бутылка дорогого коньяка и вазочка с шоколадным печеньем.
Лонневиль заставил Ван-Ина ждать добрых двадцать минут. Часы на башне Брюгге прозвонили четверть одиннадцатого.
Внезапно дверь отворилась. В комнату вошла молодая светловолосая девушка. Она жестом пригласила комиссара войти и сказала, что Гумберт Лонневиль ждет его в своем кабинете. Судя по всему, она была его секретаршей. Глядя на нее, Ван-Ин подумал, что у мистера Лонневиля прекрасный вкус. Молодая сексапильная, длинноногая блондинка, казалось, сошла со страницы глянцевого журнала.
– Доброе утро, мистер Ван-Ин. Садитесь. Чем могу служить? – любезно поинтересовался Лонневиль.
Ван-Ин сел на простой, но дорогой и изысканный стул. Лонневиль ласково улыбнулся Ван-Ину. Это был сорокапятилетний, гладко выбритый мужчина в шикарном костюме. Внешность его была абсолютно безликой. Как и секретарша, он был достойным винтиком банковского механизма.
– Итак, что вы хотели, мистер Ван-Ин? – важно проговорил он. – Я вас внимательно слушаю.
– Вы не против, если я закурю? – спросил комиссар. Лонневиль в ужасе бросил взгляд на недавно побеленный потолок.
– Вообще-то это крайне нежелательно, – сказал Лонневиль. – Но, если вы так этого хотите…
Ван-Ин кивнул и смущенно потупился. Он мысленно обругал себя "болваном". Похоже, он все испортил. И дернул его черт попросить разрешения закурить. Это все от волнения.
– Вы, наверное, читали мое досье.
Лонневиль сложил руки на столе и молча смотрел на Ван-Ина.
– Боюсь, что нет, мистер Ван-Ин, – сказал он наконец.
"Собака! Безусловно, ты читал мое досье и прекрасно знаешь, зачем я пришел", – подумал Ван-Ин. Раздражение с каждой минутой овладевало им все сильнее.
Люди, занимающие руководящие должности, любят подобные игры. Им доставляет удовольствие проявлять свою власть и унижать тех, кто в данный момент от них зависит. Мистер Лонневиль хочет, чтобы он сам рассказал ему о своем безвыходном положении. Полицейские при допросе подозреваемых тоже часто пользуются подобными приемами.
– Я на пять месяцев просрочил выплаты по кредиту вашему банку, – заговорил комиссар. – А сегодня утром получил вот это письмо. – Он протянул конверт своему мучителю.
Лонневиль взял у него письмо и быстро пробежал его глазами.
– Ну и что? Не понимаю, что вас так беспокоит. Это не проблема для человека в вашем положении, – заявил он беспечно.
Эта далекая от настоящей жизни банковская крыса намекала на большую зарплату, которую каждый месяц получал комиссар. Разве мог Лонневиль понять, что Ван-Ину ее катастрофически не хватает?
– Я понимаю, что вы имеете в виду. Но я все равно сейчас не могу выплатить этот долг, – сухо проговорил комиссар. – Дайте мне еще немного времени.
Лонневиль тяжело вздохнул, словно школьный учитель, лучший ученик которого провалился на экзамене.
– Я ничем не могу вам помочь, мистер Ван-Ин, – уверенно произнес Лонневиль. – Послав вам это письмо, наш банк действовал в рамках закона.
– Дайте мне еще немного времени, – упрямо повторил комиссар. – Или позвольте взять у вас ссуду.
– Вы хотите, чтобы мы дали вам больше времени? – невозмутимо уточнил Лонневиль. – Но мы не можем ждать больше пяти месяцев. Обычно мы посылаем письмо с требованиями о платеже уже через три месяца. Вам и так пошли навстречу.
– Тогда я хотел бы взять у вас ссуду, – сказал Ван-Ин. – Поймите, я не могу потерять свой дом. Для меня это очень важно. Я должен решить эту проблему. И не важно, каким способом.
Казалось, что Лонневиль искренне сочувствует бедственному положению Ван-Ина. Щеки его раскраснелись, а взгляд затуманился.
Тут в соседней комнате заработал принтер. Ван-Ин вздрогнул от неожиданности. Дверь приоткрылась, и в комнату вошел худой, как скелет, мужчина. Под мышкой он нес большую папку с досье комиссара.
– Значит, вы хотите, чтобы мы дали вам еще немного времени, – насмешливо улыбаясь, проговорил Лонневиль. – Это возможно. За вас может кто-нибудь поручиться? Друзья? Или родственники? – Он прекрасно знал, что поручиться за него никто не может.
Лонневиль в изнеможении откинулся в своем кожаном кресле и положил голову на подголовник. Весь его вид говорил о том, что банковские служащие не обязаны входить в положение клиентов и дальнейший разговор с Ван-Ином абсолютно бесперспективен.
– Этот дом очень важен для меня. Мои финансовые трудности – явление временное. Уверяю вас. Можете вы это понять или нет? – стукнув по столу кулаком, закричал комиссар.
– Я прекрасно понимаю вас, мистер Ван-Ин, – заверил комиссара Лонневиль. – Но и вы поймите. Наш банк – не благотворительная организация. Если за вас некому поручиться, то, боюсь, я вас разочарую…
Ван-Ин нервно провел рукой по волосам. У него перехватило дыхание.
– Боже мой! Я люблю этот дом, – в отчаянии воскликнул он. – Через год я встану на ноги и смогу погасить кредит на семьдесят пять процентов. Я не понимаю, почему вы не хотите продлить мой кредит!
– Вы хотите, чтобы мы отсрочили ваш платеж на целый год? – потрясенный такой наглостью, вскричал Лонневиль. – Надеюсь, вы шутите? Все, что я могу для вас сделать, – это продлить срок выплаты до 1 марта. И точка!
На самом деле Лонневиль собирался продлить Ван-Ину срок до 1 марта еще до того, как тот вошел в его кабинет. Но Лонневилю нравилось производить впечатление на своих клиентов. Ему нравилось доводить их до отчаяния, а потом проявить снисхождение и видеть благодарность в их глазах. И потому он решил отсрочить комиссару казнь на две недели.
– А что будет, если я не смогу расплатиться до 1 марта? – потерянно спросил Ван-Ин.
Лицо Лонневиля вытянулось.
– Тогда ваш дом, который вы так цените, будет выставлен на публичный аукцион, – отрезал он. – Ваш дом представляет большую ценность и недостатка в покупателях не будет, уверяю вас.
Гнев, который Ван-Ин подавлял все это время, внезапно вырвался наружу. Казалось, лавина накрыла его и понесла вперед. Он уже не мог остановиться. Словно со стороны, комиссар увидел, как он со всего размаху бьет Лонневиля по лицу. Ему хотелось разорвать на части эту банковскую крысу.
– С меня хватит, мистер Лонневиль, – задыхаясь от ярости, проговорил он.
Гнев его немного утих. Он стоял, опершись на стол Лонневиля. Управляющий сидел, в ужасе прикрыв голову руками.
– Комиссар Ван-Ин, вы… – дрожащим голосом проговорил он, когда наконец обрел дар речи.
– Я хочу задать вам еще один вопрос. Только и всего, – перебил его комиссар, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно.
Управляющий безуспешно пробовал найти тревожную кнопку.
– Конечно, комиссар. Задавайте. – Губы его искривила дрожащая улыбка.
– Вы знаете, кто такой Скрудж?
– Скрудж? – непонимающе глядя на Ван-Ина, переспросил Лонневиль.
– Ладно, забудьте, – проворчал Ван-Ин. – Банковские служащие не читают книг. Им это просто не нужно. Главное для них – знать арифметику.
– Комиссар! – запротестовал Лонневиль. Взгляд его опять стал затравленным, как у пойманного в ловушку зверя.
– Удачного дня, – прошипел Ван-Ин и направился к выходу. – Кстати, чуть не забыл, – сказал он уже у самой двери. – Если вы выставите мой дом на аукцион, вы покойник. Я просто хочу вас предупредить.
Лонневиль ловил воздух открытым ртом, как выброшенная на сушу рыба. Его обычно румяное лицо побледнело до синевы.
– Вы угрожаете мне расправой? – потрясенно глядя на комиссара, спросил он.
– Вы можете написать на меня жалобу в полицию. Уверяю вас, я отнесусь к ней с должным вниманием, – насмешливо улыбнувшись, проговорил комиссар.
Когда Ван-Ин вышел из кабинета управляющего, блондинка вскочила со своего места и двинулась ему навстречу.
– Утешь его, милашка, ему сейчас это необходимо, – язвительно проговорил Ван-Ин. – В конце концов, именно за это ты и получаешь зарплату.
Ван-Ин медленно брел по Стин-стрит, угрюмо опустив голову. Настроение у него было на редкость паршивым. На улице практически совсем не осталось снега. Городские власти направили на улицы грузовики с солью, а дворники, работающие в коммерческих магазинах, с самого утра принялись посыпать ею снег. Торговля в Брюгге была делом священным. И от торговцев было гораздо больше пользы, чем вреда. Взять хотя бы тех же дворников, зимой расчищающих снег, а летом подметающих площадки перед магазинами. Благодаря им улицы в Брюгге были идеально чистыми. Не то что фермеры. Казалось бы, их деятельность никому не могла навредить. Наоборот. Но на деле получалось иначе. Они загрязняли почву и окружающую среду удобрениями и не делали ничего полезного для города и страны.
Размышляя таким образом, Ван-Ин медленно шел по улице. Он направлялся к зданию городского суда. Ему нужно было как-то развеять свое дурное настроение. И потому он собирался встретиться с Ханнелоре. Вряд ли она прогонит его. Во всяком случае, он очень надеялся, что нет. Интересно, она все еще на него сердится? Они давно не виделись. С тех пор, как поссорились.
Он остановился у "Си и Эй", чтобы собраться с мыслями.
– Боже мой, – пробормотал он. – Кто я, в конце концов, мужчина или тряпка? Нужно взять себя в руки и прекратить ныть. Лонневиль дал мне целых две недели. За это время я просто обязан решить все проблемы.
Мимо проходили двое молодых людей, по виду явно представители какой-то субкультуры. Они с удивлением посмотрели на комиссара. Вероятно, услышали, что он разговаривает сам с собой.
– У тебя галлюцинации, старик? – спросил один из них, и оба расхохотались.
Ван-Ин окатил их холодным взглядом, а потом показал язык. На что они ответили, подняв средний палец. Как ни странно, никто из проходивших мимо людей не обратил внимания на эту забавную пантомиму. Ван-Ин улыбнулся и вспомнил то время, когда сам был молодым. Это было время бунтарства. Время, когда хиппи восставали против общественных устоев… Конечно, в движении хиппи было много недостатков. И все же они были лучше, чем безмозглое поколение современной молодежи, которому важны только деньги и карьера.
Комиссар достал из пачки сигарету, зажег ее и с наслаждением затянулся. После визита в банк, где курить было категорически запрещено, сигареты казались Ван-Ину чем-то запретным, почти непристойным. Ему с огромным трудом удалось справиться с наваждением и закурить в общественном месте.
Из-за отсутствия снега и слепящего солнца казалось, что уже наступила весна. Около какого-то большого магазина собралась целая компания молодых людей. Все они были без пальто. Ван-Ин удивился, почему эти болваны расхаживают без пальто в зимний день. А потом вспомнил, что и сам сегодня решил обойтись без верхней одежды. Неожиданно он почувствовал, что промерз до костей. Когда Ван-Ин вышел из банка, он был в таком отчаянии, что даже не почувствовал холода, и только теперь понял, как сильно замерз. Комиссар поднял воротник пиджака и ускорил шаг.
Неожиданно Ван-Ину пришло в голову, что ему не следует приближаться к полицейскому участку. Комиссар безнадежно опоздал на работу, и его коллеги, должно быть, подумали, что он заболел. В очередной раз Ван-Ин пожалел, что полицейский участок находится так близко от его дома. Кто-нибудь из его коллег может увидеть его, шатающегося в рабочий день неизвестно где. Он зашел на террасу первого попавшегося кафе под тентом. К удивлению Ван-Ина, в кафе было тепло. В углу стояла газовая плита, на которой официант подогревал детскую бутылочку. Комиссар не сразу заметил молодую пару с ребенком. Они делали вид, что внимательно изучают меню. Ребенок оглушительно орал.
За столиком возле двери сидел прилично одетый мужчина и потягивал пиво. Ван-Ин тоже сел за столик, подальше от кричащего младенца.
– Что вам нужно? – довольно грубо обратился к нему официант.
* * *
К середине дня комиссар успел выпить ровно столько, чтобы, с одной стороны, быть в состоянии самостоятельно передвигаться, а с другой – найти в себе силы, чтобы встретиться с Ханнелоре. Только под воздействием спиртного Ван-Ин и мог побороть врожденный комплекс неполноценности и доказать самому себе, что он настоящий мужчина. Он пытался изжить в себе этот комплекс на протяжении многих лет. Но так до конца и не смог его победить. Ван-Ин научился скрывать свою природную робость от посторонних. Многие считали комиссара даже излишне самоуверенным. И только самые близкие Ван-Ину люди знали о его патологической боязни разрешать проблемы и стремлении прятать голову в песок. И потому с его стороны решение наладить отношения с Ханнелоре после ссоры было настоящим подвигом.
Ван-Ин ждал Ханнелоре возле здания городского суда. Это фешенебельное здание находилось неподалеку от Круиспурта. К нему вели чудом сохранившиеся средневековые ворота. Обычно Ханнелоре заканчивала работу в половине седьмого. К счастью, сегодняшний день не стал исключением.
Ханнелоре появилась на автостоянке ровно в половине седьмого, красивая, словно нимфа из средневекового леса. Она была одета в длинную узкую серую юбку и короткую кожаную куртку. При ходьбе в разрезе юбки открывались соблазнительные ножки. В призрачном свете фонаря они казались особенно привлекательными.
– Привет, Питер. Давно не виделись, – поздоровалась она, завидев комиссара.
Он подошел к Ханнелоре и целомудренно поцеловал ее в лоб.
– Все в порядке? – с глуповатой улыбкой спросил Ван-Ин. – Надеюсь, ты на меня не сердишься? В прошлый раз я вел себя как настоящий идиот.
– Ты хочешь, чтобы я опять начала читать тебе нотации? – со смехом проговорила молодая женщина.
Ван-Ин не решился положить руку ей на плечо, хотя ему очень этого хотелось.
– Я взял сегодня отгул и подумал, что… – неуверенно начал комиссар.
– Держу пари, ты опять сказался больным, – усмехнулась Ханнелоре. Ее глаза весело заблестели.
– Ну да, ты совершенно права, – неохотно признался Ван-Ин.
– Сегодня утром я разговаривала по телефону с Гвидо, – виноватым тоном проговорила Ханнелоре. – Он бы, наверное, очень удивился, узнав, что ты был в состоянии дойти до автостоянки городского суда.
С этими словами Ханнелоре открыла дверцу своего "рено-твинго" со стороны пассажирского сиденья, и комиссар сел в машину.
– Почему ты без пальто? Ты же мог замерзнуть насмерть, – ласково пожурила Ван-Ина Ханнелоре. – На улице отнюдь не лето.
На комиссара действительно было жалко смотреть. Он посинел от холода и весь дрожал. Его хлопчатобумажный костюм, казалось, покрылся ледяной коркой. Ханнелоре завела машину и включила печку.
– Ничего страшного. Я прождал тебя всего пару минут, – сказал комиссар. Он все еще дрожал от холода и никак не мог согреться. – Ты до сих пор ко мне неравнодушна?
– Конечно нет, Питер. С чего ты взял? Но я рада тебя видеть. Мне нужно столько всего тебе сказать. Я звонила тебе домой, а потом на работу, но ты не отвечал, и я…
"О боже! – подумал комиссар. – Я выгляжу как настоящий кусок дерьма".
Ханнелоре повернулась к Ван-Ину, положила руку ему на плечо и поцеловала. Губы ее были прохладными и сухими.
– Вот что я называю настоящим поцелуем, – заявила она, когда Ван-Ин высвободился из ее объятий.
Комиссару хотелось бы продлить этот поцелуй, но нос его был заложен, и ему нечем стало дышать.
– Тебе уже лучше? – спросила Ханнелоре.
Ван-Ин кивнул, хотя это было не совсем так. Голова его кружилась, а в ушах звенело. Он не мог понять природу этого звона. То ли это били часы на башне, то ли это звенело у него в голове. Он так и не смог до конца согреться. Казалось, Ханнелоре читала его мысли. Она перевела печку на более сильный режим и включила "дворники", чтобы стряхнуть снег с ветрового стекла. Взглянув в зеркало заднего обзора, Ханнелоре заметила судебного следователя Крейтенса. Он нес потрескавшийся от старости кожаный дипломат.
– Это не его стиль, – сказала Ханнелоре.
Ван-Ин не понял, что она имеет в виду.
– О ком ты говоришь? – удивленно глядя на нее, спросил он.
– Посмотри назад. Ты его узнаешь? – вместо ответа, задала вопрос Ханнелоре.
Ван-Ин посмотрел назад и увидел, как судебный следователь Крейтенс счищает снег с ветрового стекла своего обветшалого, побитого жизнью "мерседеса" пластиковой лопаткой.
– Крейтенс по прозвищу Скряга, – насмешливо улыбнувшись, проговорил Ван-Ин. – Жадность ходит за ним по пятам. Кажется, она въелась в его кровь и плоть. Конечно же я его узнаю.
Ханнелоре рассмеялась. Ее искренне позабавила шутка Ван-Ина. Комиссар был рад, что ему удалось развеселить ее.
– Ты как, начинаешь потихоньку оттаивать? – спросила она.
– Да, медленно, но верно. Как земля ранней весной. Но если я до конца не смогу согреться, то обращусь к тебе за помощью, – лукаво улыбнувшись, проговорил Питер. – Надеюсь, ты не откажешь в частице тепла замерзшему путнику.
Обычно Ханнелоре сердили непристойные намеки комиссара. Но в этот раз она на него не обиделась и даже поцеловала его. "Сердце женщины – великая загадка", – подумал Ван-Ин.
– Хочешь закурить? Дать тебе сигарету? – спросила Ханнелоре, оторвавшись от его губ.
– Конечно хочу.
У него давно закончились сигареты, и он не курил уже несколько часов.
– Значит, ты на меня больше не сердишься? – с надеждой в голосе спросил комиссар.
Ханнелоре тоже закурила и прибавила скорости.
– В тот раз я очень рассердилась на тебя, Питер Ван-Ин. И ты об этом прекрасно знаешь. Когда на Рождество ты пришел в гости в дом моих родителей, ты уже успел как следует набраться. Посуди сам, любой бы на моем месте рассердился, – укоризненно покачав головой, сказала она.