– А ты поначалу небось на Лексея грешил, сердешный? Нет, милай, у Лешки для такого дела кишка тонка, зря на него Прасковья-то надеялась! Ох, зря! Мало на него надежи! Все мне, старухе, пришлось делать… Как они по утру-то сцепились, да Лешка по башке его шарахнул бутылкою, я уж было думала, сам он все дело справит, как нужно… Я ж ему чуть не кажный вечер нашептывала, как да что делать… да токмо он враз со страху домой побег, к девке своей крашеной… А что тому борову от эдакой пустяковины сделается? Он почесался токмо… Вот и пришлось самой дело-то заканчивать!
– Так это вы зарезали Скорнякова? – почему-то понизив голос, спросил Костромиров.
– А то кто же? – ответила старуха, вытащив из-за голенища высокого кирзового сапога охотничий нож с широким прямым лезвием. – Вот этим самым ножом… ровно хряка. Ну, дак не впервой, чай… Лексею-то помстилось, будто сам он чернявого своего как-то порешил. За каменку упрятать его надумал, с перепугу. Ну, да и я, что греха таить, нашептала ему кой-чего… самой-то не дотащить мне было бугая такого до пруду… вот и пришлось травками заветными потчевать да нашептывать…
– Что нашептывать? – непонимающе спросил Горислав.
– А то, милок, не твово ума дело! – отрезала бабка Люда. – Тебе того знать без надобности. Ты, вона, и эдак шустрый больно! – с этими словами старуха нагнулась и подхватила лежавший у ее ног окровавленный топор. – Ну, да мы с Анчипушкой тебя живо…
Что – "живо", старуха не договорила, потому что в тот же миг с резким коротким замахом, будто заправский индеец-чероки, метнула в Костромирова топор.
Мышцы Горислава среагировали быстрее, чем разум, – он мгновенно пригнулся и ушел в сторону – но при этом, так же машинально, пальцы его сжали оба курка двустволки, и утреннюю тишину расколол грохот выстрела.
Людмила Тихоновна выронила нож, отступила несколько шагов назад, удивленно посмотрела на Костромирова, перевела взгляд на разорванную в клочья плащ-палатку на своей груди и с глухим плеском упала навзничь в темную, слегка подкрашенную зеленым и алым воду.
Костромиров медленно поднялся с земли и в тот же миг услышал странный шорох зарослей рогоза справа. При полном безветрии толстые стебли растений заколыхались, раздвинулись, и нечто невидимое, разметывая в стороны ряску и тугие плети кубышки, выплыло и замерло под зеленым покровом недалеко от берега…
* * *
Резко крутанув баранку, Костромиров лихо вырулил с деревенской улицы, и уазик ходко побежал вперед, то и дело подскакивая на колдобинах и выбоинах грунтовки.
Рузанов молча трясся рядом с другом, прижимая к груди завернутую в плотную рогожу доску со старой картиной. Горислав то и дело внимательно поглядывал на него и в задумчивости качал головой. Его смущало, что перед отъездом он не удосужился заглянуть в сарай и самолично убедиться в отсутствие Татьяниного голубого "мицубиси". Казалось бы, и надобности в этом никакой не было, а вот же, отчего-то тревожно на душе, смутно…
– Так ты говоришь, она прямо перед моим приходом уехала? – в который раз озабоченно переспросил он Алексея.
– Да. Сказал же – я ее только в чувство хотел привести, по щекам легонько похлопал, а она – визжать… "Гадина! – кричит… – Я тебя, гадину, видеть не могу! Ты во всем, сволочь такая, виноват!" А в чем я виноват?.. Ну а после – вещи похватала, села за руль и укатила…
– Ну-ну, – только и ответил Костромиров и вновь сокрушенно покачал головой.
Дребезжа и постанывая всеми сочленениями, катился видавший виды "козел" по проселочной дороге, промеж заросших молодыми березками бывших колхозных полей; поднимающиеся за его колесами клубы желтой дорожной пыли плотной завесой скрывали очертания оставленной позади деревни. Только на самом краю ее, в небольшом просвете между деревьями, отчетливо было видно яркое, почти бездымное зарево: огонь уже лизал крышу старого дома, искрящимися змейками вырывался из печной трубы, с легким треском пробегал по столетним серебряным бревнам; скоро он перекинется на ближайшие дворовые постройки, примется курчавить листву древних лип, прокрадется по подсохшей траве к вросшему в землю срубу старой бани… туда, где в черной стоячей воде глубокой огородной ямы, у самого дна чуть покачивается тело молодой женщины с тяжелым каменным жерновом, крепко привязанным к ее шее кожаным ремешком от нательного крестика.
Часть II
ЗОЛОТОЙ ЛИНГАМ
Глава 1
ЛЕГЕНДА ОБ АРАК КОЛЕ
Посетитель отыскал Горислава Костромирова в тренажерном зале, где он в поте лица боролся с каким-то сложным агрегатом монструозного вида.
– Добрый вечер, Горислав Игоревич. А я к вам.
– Вечер добрый, – выдохнул Костромиров, не прекращая занятия. – Мы знакомы?
– Шигин Иван Федорович, – представился посетитель, – Председатель Федеральной антисектантской службы, сокращенно – ФАС РФ.
– Антисектантской? Надо же. Даже не слышал о такой структуре.
– Мы служба еще очень молодая, сформированы недавно.
– Вот как? – Горислав отпустил, наконец, рычаги и выбрался из прокрустовых объятий силового тренажера. – Очень интересно. Чем обязан?
– Признаться, удивлен, что нашел вас здесь, – вместо ответа заметил Председатель ФАС, поводя вокруг рукою и бросая косые взгляды на потный, бугрящийся мышцами торс Костромирова. – Довольно странное место… да и время препровождения для профессора Института востоковедения, член-корреспондента Российской академии наук.
– Что поделать? – пожал плечами Костромиров. – Когда тебе за сорок, приходится прилагать усилия, если хочешь сохранить форму.
– Да, да, – неодобрительно отозвался посетитель, втягивая живот.
– Так чем все-таки обязан?
– Я к вам по рекомендации замминистра культуры.
– Замминистра? Альберта Карловича? Как же, помню, – история с "Заклятием Шамаша"… Что, снова требуются мои познания в шумерской клинописи?
– Да, ваши познания прежде всего. Но, не в шумерской клинописи, а… насколько мне известно, в деле с Заклятьем этого самого… м-м… Шамаша, вы проявили еще и незаурядный детективный талант.
– Если речь идет о каком-то криминале, так вы не по адресу, – нахмурился Горислав. – Я, знаете ли, ученый-востоковед, а не детектив.
– Нет, нет! – улыбнулся Шигин. – Мы заинтересованы в вас, натурально, как в специалисте по сакральным тайнам Востока, но…
– Так какое ко мне дело, Иван Федорович? – с долей нетерпения перебил его Костромиров.
– Дело архиважное. Можно сказать, государственное. Думаю, и с профессиональной точки зрения оно вас заинтересует. Даже убежден. Потому как связано с неким-м… религиозным артефактом из Индокитая. Но пока вся информация – под грифом "совсекретно". Отсюда вопрос: как вы отнесетесь к тому, если я попрошу вас продолжить этот разговор в другом месте. Скажем, в моем кабинете.
– Можно и в кабинете. Только хотелось бы сразу внести некоторую ясность. Я ученый. Ученый, а не частный детектив. И отсюда у меня к вам тоже вопрос: какая роль мне отводится?
– Консультанта. Разумеется, вы можете и отказаться, и мы обратимся к другому специалисту, – тут Иван Федорович развел руками, как бы с сожалением. – Мне, откровенно говоря, этого не хочется. Ввиду того, что имею многие основания полагать, что лучше вас не справится никто. Да и время поджимает… Но, как говорится, на "нет" и суда нет. Однако вы должны понимать, что раскрыть суть вопроса я смогу, только заручившись предварительно вашим согласием.
Горислав Игоревич мгновение рассматривал Председателя ФАС, но, видимо, любопытство в конце концов взяло вверх, пересилив естественные сомнения.
– Хорошо, – кивнул он. – Я готов вас выслушать. Только уговор такой: решение приму после беседы – в зависимости от существа проблемы. Вдруг вопрос вообще за пределами моей компетенции? А соблюсти приватность обещаю в любом случае. Идет?
– Идет, – согласился Председатель ФАС после легкой заминки.
– Мне надо принять душ.
– Обязательно. Я буду ждать вас в машине у входа – черный "порше кайен турбо" с маячком.
Несмотря на то что Федеральная антисектантская служба была ведомством молодым, ей выделили целое здание – особняк на Комсомольском проспекте. На входе стояла пара молодцев в черном камуфляже с нарукавными нашивками в виде белого голубя. Еще двое секьюрити, с такими же шевронами и при оружии, встретили их в приемной руководителя.
– Однако! – заметил Костромиров, усаживаясь в предложенное кресло. – Охрана у вас, гляжу, преизрядная. Кстати, ваша Служба к какому министерству относится? К Минюсту или Минкультуры?
– Мы находимся в прямом подчинении Председателя Правительства, – ответил Шигин, значительно поджав губы. – Но вы правы, инициатива создания ФАС исходила от обоих этих министерств. Разумеется, мы работаем в тесном контакте с правоохранительными органами. А также имеем полное понимание со стороны Московской Патриархии. Пользуемся, так сказать, духовной поддержкой. Полагаю, не нужно объяснять, почему. А что касается повышенных мер безопасности, им есть свое объяснение. Позже вы сами это поймете.
– Ого, раз подчиняетесь напрямую Премьеру, значит должность ваша, считай, министерская, так? Я и не предполагал, что наше Правительство придает такое значение работе с религиозными объединениями.
– Не с объединениями, – поправил его Шигин, – а с сектами. И не работе, а борьбе. Мы созданы именно с этой целью – для борьбы с сектами. Разумеется, речь идет лишь о тоталитарных сектах деструктивной направленности.
– Давно пора, – согласился Горислав. – А то множится эта нечисть, как поганки после дождя.
– Рад, что встретил в вашем лице единомышленника, – серьезно заметил Председатель Федеральной службы. – Чай, кофе?
– Не отказался бы от рюмки коньяку.
– Извините, Горислав Игоревич, – развел руками Шигин, – но спиртное на моем корабле под безусловным запретом. Как и табакокурение.
– Тогда кофе, – вздохнул ученый, с сожалением пряча обратно в карман длинную пенковую трубку с янтарным мундштуком.
Иван Федорович распорядился по селектору. Костромиров тем временем огляделся. Кабинет руководителя ФАС имел прямоугольную форму. Главенствующее положение в интерьере занимал, естественно, рабочий стол – массивный, приземистый, темного дерева. По периметру стояли стулья, числом двенадцать, с высокими прямыми спинками и жесткими, неудобными сиденьями. Имелся еще книжный шкаф с девственно пустыми полками; лишь одна книга в толстом кожаном переплете сиротливо пылилась в его недрах. Вся мебель имела какой-то подержанный, казенный вид. Единственная более-менее комфортная вещь – кожаное кресло, на котором сейчас сидел Горислав, находилось напротив стола Председателя. Сам хозяин кабинета довольствовался простым стулом, столь же мало приспособленным для сидения, как и остальные двенадцать его собратьев.
Легкое оживление в этот почти казарменный интерьер вносили две иконы по углам – современные списки с Владимирской иконы Божьей Матери и "Троицы" Рублева, да еще портрет, висевший за спиною начальника. Горислав пригляделся. Судя по характеру письма и состоянию полотна, картина старинная, начала XIX века. А изображен на ней был почтенный старец в кафтане допетровского покроя, безбородый и безусый, с лицом мертвенного цвета, на котором ярким пятном выделялись красные, влажные губы. Старик этот странным образом напоминал хозяина кабинета. Не внешним обличьем, а застывшим на лице выражением: та же мрачноватая, почти скорбная мина, тот же цепенящий взгляд угольных глаз из-под кустистых, сурово нависающих бровей. Роднило их лица и еще нечто… нечто трудноуловимое… какая-то загадочная харизма, что ли? По низу полотна церковно-славянской вязью шла надпись: "Иже исказиша сами себя царствия ради небеснаго. Могий вместити да вместит".
– Предок ваш? – догадался Костромиров, кивая на картину.
– Пра-пра-прадед, – подтвердил Шигин, оглядываясь через плечо. – Хотя в числе "пра" могу и обсчитаться. Купец первой гильдии, к слову сказать. В Бархатную книгу был записан.
– Сурьезный старик. Какое лицо – волевое, властное…
– Точно! Людишек своих вот так держал, – Председатель сжал поднятую руку в кулак. – Это у нас, Шигиных, в крови. Натурально.
Через минуту в кабинет вошла плечистая дама лет тридцати – тридцати пяти, в синем деловом костюме, но без кофе. Строгая униформа не могла скрыть пышных (на вкус Горислава, даже чрезмерно), кустодиевских форм; роскошные белокурые волосы были заплетены в толстую косу и убраны на манер кокошника.
За ее спиной возвышался один из камуфлированных охранников с подносом, на котором дымились две чашки.
– Познакомьтесь, – Иван Федорович указал на фигуристую женщину, – мой заместитель Копейко Ольга Ивановна. Она в курсе и будет присутствовать.
– Очень приятно, – Костромиров привстал и пожал даме руку. – Горислав Игоревич.
– Профессор, член-корреспондент РАН и кавалер ордена Почетного легиона, – добавил Шигин, беря на себя роль герольда.
– Взаимно, – отвечала Ольга Ивановна низким грудным голосом, задержав ладонь Костромирова в своей чуть дольше необходимого. – Знаете, мне до сих пор не случалось встречаться с обладателем стольких громких титулов… Если не секрет, за что вам присвоили звание кавалера?
– Не секрет. Только, вот, история довольно длинная. Если коротко – за вклад в развитие французской культуры.
– Ой! А вам говорили, что вы удивительно похожи на одного американского актера… как же его? Он еще в фильме "Касабланка" играл… А еще в другом – тот мне особенно нравится… Забыла название! Он там играл отставного военного, а действие происходит на острове… ну, буря, гангстеры…
– "Ки Ларго", – подсказал Костромиров, – по пьесе Андерсона.
– Ах, да-да, "Ки Ларго", верно! А актера как звали, не помните?
– Хамфри Богарт, – усмехнулся Горислав, мягко высвобождая руку, – но, поверьте, я – не он.
– Ольга Ивановна! – поднял брови Председатель. – Ты смотришь американские фильмы?
– Когда-то смотрела, – отчего-то смутилась женщина. – Это ведь старый фильм, пятидесятых, наверное, еще годов.
– Ну, ну, – покачал головой начальник с явным неодобрением.
Охранник все это время так и стоял с подносом в руках, словно не мог догадаться, что ему с ним делать. Это был подслеповатый, очкастый парень лет двадцати пяти, среднего роста и отнюдь не атлетического сложения; нездоровая бледность покрывала его безвольное лицо, под глазами залегли глубокие тени, на лбу выступили бисеринки пота. Казалось, он планирует в любую минуту брякнуться в обморок.
– Кхм… что ж, кофе разве выпить? – откашлявшись, произнес Костромиров.
– Кофе? Ах да, кофе! – вспомнил Председатель и обратил хмурый взор на охранника. – А чего ты стоишь, братец? Ставь поднос – вот сюда, на стол – и ступай себе.
Паренек, чуть шатнувшись, поставил поднос на середину столешницы.
– Э-ге, голубь, – протянул Иван Федорович, тоже заметив, наконец, болезненный вид бойца, – неможется? Ступай-ка ты сейчас домой, отлежись. – И, нажав кнопку селекторной связи, добавил: – Каплунов, ты? Проводи Сурина Андрея до дому. И, пожалуй, побудь с ним там некоторое время. Да, совсем нехорош… А если что – знаешь чего делать… Добро, добро.
– Все, голубь белый, свободен на сегодня, – распорядился он, снова обращаясь к охраннику и протягивая тому руку. – Благодарю за службу. И не беспокойся, скоро все образуется. Это я тебе самолично обещаю, по-отечески, так сказать. Ты у нас теперь, считай, герой. На белого коня сесть – это не фунт изюму съесть.
– Спасибо, Иван Федорович! – неожиданно звонким, почти детским голосом ответил парень и обеими руками ухватил ладонь начальника. При этом он снова пошатнулся, едва не ткнувшись лицом в начальственную длань.
– Ну, ну, – нахмурился Председатель, отнимая у того руку. – Ступай теперь.
Ободрительно похлопал охранника по плечу и одновременно подтолкнул к двери.
Прямо слуга царю, отец солдатам, подивился Горислав.
Заметив его взгляд, Шигин счел необходимым пояснить:
– Это у него после недавнего ранения. Слабость. Кстати, оно, ранение, имеет непосредственное, так сказать, касательство к предмету нашего разговора. Но об этом – в свое время.
– Понятно, – кивнул Горислав, отхлебывая горячий черный кофе. – Ну-с, я готов слушать. Так зачем все ж таки я вам потребовался?
– Да. Пожалуй, пора перейти к делу, – согласился Шигин. – Но… не сочтите за недоверие, Горислав Игоревич, однако как… должностное лицо и… ответственный человек полагаю не лишним, и… даже считаю своим долгом, еще раз напомнить о строгой конфиденциальности настоящей информации. Особо отмечу, что круг посвященных крайне узок и почти ограничивается здесь присутствующими. За небольшим исключением в лице… но это неважно. Расширение этого круга может повлечь неконтролируемую утечку, результатом каковой могут стать, гм… панические настроения в городе. Да, именно так.
Теперь перехожу к самой истории. Точнее, к той ее части, которая на текущий момент известна нам самим. И необходима для целей успешного разрешения… комплекса возникших проблем. Сразу скажу, что, во-первых, не полномочен раскрывать все источники, благодаря которым нам стало известно о подробностях происшедших событий, а во-вторых, сами эти события, особенно их предыстория, имеют довольно, гм… необычный, даже фантастический характер. Собственно говоря, именно поэтому мы к вам, Горислав Игоревич, и обратились.
Позвольте сначала изложить, так сказать, легендарную основу текущих событий… Вот тут у меня имеется аналитическая записка. Подготовленная на основе одной древней вьетнамской легенды и некоторых современных изысканий исторического, так сказать, характера. Но она – на бумажном носителе, поэтому я ее вам сейчас, с некоторыми сокращениями, озвучу. Так оно ловчее выйдет.
С этими словами Председатель вынул из ящика стола красную пластиковую папку, открыл и, водрузив на нос очки в тонкой золотой оправе, приступил к "озвучиванию бумажного носителя".
"Давным-давно, а точнее, около двух тысяч лет назад, на территории Индокитая, где-то между современными Камбоджой, Таиландом и Лаосом, существовало процветающее королевство Чен-Ланг, населенное многочисленным и воинственным народом еду. На много дней пешего пути, на сотни ли, простирались земли государства Чен-Ланг. Правили еду короли-девараджи, почитаемые подданными, как живые боги, вроде египетских фараонов.
Кроме своего короля, еду поклонялись целому сонмищу хтонических духов-хранителей, именуемых "неак та". Но сильнейшим и могущественнейшим среди неак та был Арак Кол, бог-демон жизни и смерти, единовременно олицетворявший мужскую созидательную мощь и женское плодородие. Храм сего дуалистического божества располагался в самом сердце страны еду, на главной столичной площади, под сенью священных баньянов и тхонгов.
Там, в этом капище, за сакральной бамбуковой завесой, таился золотой истукан Арак Кола. Помимо устрашающих клыков на кабаньей морде, кумир был оснащен пышными грудями и внушительных размеров мужским достоинством, в боевой, так сказать, готовности…