Впрочем, оторопела я только на первой секунде просмотра Илоны. На второй – задумалась, на третьей – успокоилась, на четвертой – пожалела Рустама. Ибо Илона была классическая "Оцените многогранность моей неоднозначной натуры" девушка. Именно такую могла подсунуть Рустаму покойная Ирка Харченко (царствие ей небесное). На них клюют мужики с комплексами и гусями в голове. Потому что у таких девушек, как Илона, в голове не гуси, а страусы.
Пассия Рустама напомнила хиппи шестидесятых. Длинные распущенные волосы, короткие ногти, юбка "в пол", обилие браслетов, цепочек на шее, руках и ногах. Сережки в бровях, нижней губе, левом крыле носа и, видимо, языке. Впрочем, Илона была вполне миленькая и молоденькая. Весело нам улыбнулась и позвала:
– Рустик, налей нашим гостям выпить и включай, наконец, фильм!
Мы с Артуром переглянулись. Надеюсь, что незаметно. Он-то еще не знает, что у Рустама жена беременна. Интересно, а сам-то Рустам помнит об этом? Ненавижу мужчин. Впрочем, таких вот женщин тоже ненавижу.
Вошел Рустам с бокалами:
– Ольга Андреевна, Артур, познакомьтесь – это Илона, друг семьи. Илона – это главный бухгалтер мой фирмы Ольга и заместитель – Артур.
Ничего себе. Таких друзей стрихнином травить надо на пороге. Илона тоже проявляла себя весьма не дружески по отношению к Рустаму – забрала у него стакан с мутно-желтым напитком и сообщила:
– Очень приятно. Чур, мы с Рустамом на диване валяемся, вы на полу или на креслах.
Мы с Артуром, конечно же, сказали, что нам очень приятно познакомиться. На деле, хорошего в происходящем становилось все меньше. Я теряла драгоценное время. Шансов, что в разгар просмотра фильма Рустам или Артур начнут признаваться в убийстве, практически не было. Наконец, составить разговор, наедине, с Илоной тоже трудно – ловить ее в туалете, что ли? И о чем я ее спрошу? Придется организовывать перекуры на балконе с каждым наедине. Типа, так курить хочу, что сил нет. И каждый раз звать с собой за компанию следующего опрашиваемого. Такое вот у меня не расследование получается, а просто эмфизема легких или ХОБЛ, в перспективе. Ну да ладно, приступим.
Сам фильм я помню смутно. Там играл Джонни Депп. Извини меня, Джонни, я в другой раз посмотрю твою гениальную игру.
Первой моей жертвой стала Илона. Она закопошилась, словно курочка, собирающаяся снести яичко, и предложила:
– Давайте остановим, покурим!
– Да ну, Лоша!
Ужас, он звал ее Лоша. А почему не Лошарик? Первый раз слышу такое уменьшительно – ласкательное от имени Илона. Хуже было только имя Карла, которым на ледяной горке бабушка долго призывала свою внучку. Я в это время вспоминала книжку "Карлик-Нос". В итоге оказалось, что малышку зовут Каролина, красивое имя. Но Лоша?
И тут вступаю я:
– Да пойдем. Пусть они смотрят, сколько влезет. Мы вернемся – перемотают.
Здесь и сейчас могло пригодиться мое умение прикидываться идиоткой (при наличии двух высших образований), и мой талант нести ахинею (отчего людям, чуть умнее обезьяны, тотчас же хотелось наставить меня на путь истинный и открыть мне глаза).
Но ничего не понадобилось. Илона тоже оказалась на редкость контактна, мне и рта раскрыть не удалось. То ли по причине опьянения, то ли из-за расположения ко мне:
– Мы с Рустамом поженимся. Как только он оформит развод. Он давно не любит эту дуру провинциальную, и не спит с ней уже год.
Я открыла рот, чтобы сообщить о беременности жены Рустама, которую, вероятно, ветром надуло, постояла так, потом засунула туда сигарету, рот закрыла и глубоко затянулась. Илона моих мучений не замечала:
– Я знаю, он нерешительный. Ну да ничего. Наша любовь мне поможет. Я оставлю везде пучки своих волос, под кровать трусики брошу, спрячу заколку в шкафчик на кухне. Она сама от него уйдет.
Мне стало грустно. Не хотелось побывать в шкуре жены Рустама. Я тоже, когда-то была беременной Петькой. Если бы в этот момент я бы начала обнаруживать у себя под кроватью женские трусы, а на подушке – чужие волосы…разве эта дура не понимает, что ребенок ни в чем не виноват?
Но с Илоной стало ясно одно – это боец невидимого фронта. Она ведет борьбу с помощью амулетов, трусов и волос, а не пустыми бутылками. Для Рустама она – очередное развлечение, вряд ли он стал бы убивать Ирку ради того, чтобы скрыть свой роман с Илоной. Илона сама сбежит, когда узнает, что у Рустама жена ждет ребенка. А если Надя узнает, что Рустам ей изменял? Ничего не будет. Куда она денется? В маленький казахстанский городок со смешным названием? Кому она там беременная нужна? Здесь у нее – ни работы, не жилья. Так что проглотит она эту измену, как все прошлые и будущие. Сделает вид, что ничего не находила. Ужасно это все сознавать. Решившаяся завести детей женщина, если она к этому времени не стала олигархом или не имеет богатых родителей, окунается в пучину бесправия. Жизнь мужчины с рождением ребенка практически не меняется. Женщина оказывается в тисках беременности. Далее следуют роды, и еще хорошо, если они будут естественными. Паровозом идет грудное вскармливание, младенчество, детские болячки. Когда же дети вырастают, оказывается, что делать карьеру поздно. Муж, не обремененный больничными, ускакал далеко вперед по карьерной лестнице и снисходительно предлагает сидеть дома и дальше. А если ты выйдешь на работу, то получишь невроз, денег – только на оплату няни. Или все это одновременно. Грустно.
Мы с Илоной докурили, и освободили местечко на тесном балкончике Рустаму и Артуру. Квартирка у Рустама однокомнатная, на кухне балкон, куда и выходим курить. Вдвоем – удобно, вчетвером – невероятно тесно, но весело. Огоньки сигарет мигают в теплых сумерках – май в этом году удался. Свет на кухне включать нельзя из-за обилия тараканов, живущих в периметре. Рустам сказал, что насекомые омрачат нам просмотр фильма. Я не против, мне уже Илона сюжет испакостила.
Когда у Артура зазвонил мобильный и он пошел на кухонный балкон говорить, я оставила сладкую парочку наедине, и пошла за ним, чтобы покурить и подумать. Тихонько пробираясь по темной кухне, я видела Князев силуэт на фоне окна и могла слышать его разговор. Греть уши я не собиралась, мне вообще было главное добраться, не сломав ногу о табуретку и не раздавив таракана, как вдруг речь коллеги заставила меня остановиться. Потом тихонечко достать диктофон и включить его. Благо, меня было не видно, а Артур говорил нормальным голосом, думая, что мы все поглощены просмотром. С кем он общается, поначалу понять было невозможно:
– Привет.
– Я у Рустама в гостях, так, фильм смотрим. Нее, не один, еще Андреевна с нами и Рустамова телка.
Ну и жаргон. И зачем меня, как бабку старую, Андреевной называть? Можно было сказать – со мной в гостях красивейшая из женщин мира, великолепная Ольга, главный бухгалтер нашей фирмы, например. Но Артур продолжал на своем полу понятном жаргоне:
– Че, тебе следак звонил? Офигеть, и че ему надо? Вызывает опять. Послезавтра? Когда похороны? (Тяжелый вздох).
Я напряглась. Князь точно разговаривает с кем-то своим, в теме. Кому еще мог звонить следователь и приглашать на беседу. Кстати, а почему про меня все забыли?
– Мне? Нет, мне не звонил. Про че спрашивать если будет? Не говорить? Не, я – могила. А че, ты ее, что ли? В натуре? Да ладно, Дымыч, мне не загоняй, ты же не все время с нами тусовался. Я же слышал, она тебе звонила и в контору звала, а потом ты типа в туалет, а я же видел, ты на моцике уезжал.
Все – поняла я. Дело раскрыто. Ну, ни за что бы, ни подумала. Дымыч, так его за ногу. Несчастный влюбленный. Вообще-то логично – о страховке не забываем, измена опять же, на фоне большой и искренней любви. Вполне достаточный повод для убийства. Как я могу предположить из разговора, совсем пьяная Ирка в надежде помириться в романтической атмосфере ночного офиса (ведь домой-то к себе ее Дымыч не пригласил), вернулась на работу и вызвала туда же ревнивого сисадмина в надежде объясниться, загладить свою вину на моем диванчике и все-таки выйти замуж. И Дымыч примчался в офис. Судя по всему, примирение не состоялось, а железное алиби ему обеспечивают такие идиоты, как Князь и Дымычевы друзья – болельщики. Мужики всегда друг за друга горой, а такие как я, страдают.
Победоносно щелкнула кнопкой диктофона и вышла на балкон. Разговор по телефону быстренько свернулся, Артур, как всегда, отобрал у меня зажигалку и прикурил сигарету.
Глубоко вдыхаю прохладный ночной воздух и закашливаюсь. Как описать мои ощущения? Так себя чувствуешь, когда удачно сдал экзамен, вытянув билет, который знала. Когда получил работу соей мечты, покорил вершину, прибежал первым. Так я радовалась, когда увидела своего новорожденного сына. Победа. Вот как называется этот подъем. Усталость напополам с радостью после тяжелой работы. "Я это сделала".
И не поделиться этим чувством для меня было невозможно. Кто из классиков сказал: "Женское желание исповедоваться сравнимо разве что с необходимостью почесаться"? Разумеется, я не буду говорить, что мало того, подслушала, так еще и записала на диктофон Артуркин разговор по телефону. Нет, есть другие способы намекнуть о своей осведомленности. Захожу издалека:
– Так что, не нашли, кто Иру…того?
– Не а. Так, похоже, и заглохнет.
Но я хочу показаться умной и значительной, заинтересовать собой. Мне приятно внимание человека, который моложе меня на шесть лет. Ужасно хочется намекнуть на мое расследование, связи в милиции нашего района (в виде Кириной), про диктофон. При этом поддерживаю на лице выражение таинственности напополам с сознанием собственного превосходства. Мартини в голову ударило, не иначе.
Говорю, что знаю, кто убил и это записано на диктофоне. Бедный Князь, хороший, но, глуповатый мальчик, никак не сообразит, что беседовал по телефону с убийцей. А я не скажу, пусть помучается.
Кассету от диктофона я прячу у Рустама в туалете. Это происходит через час. Мартини давно кончился, мы разбавляем водку кока-колой и досматриваем последние кадры фильма. О чем он – я так и не поняла, но забавных моментов было много. К сожалению, ни одного припомнить не могу. Желание припрятать что-либо в туалете у Рустама посетило меня внезапно. Теперь я понимаю, что чувствует белка, прячущая орешки. Просто, когда я в очередной раз подкрашивала губы, в голове мелькнуло: "Это захламленное помещение – идеально для того, чтобы в нем что-нибудь спрятать. Годами не обнаружат". Вытащила из диктофона кассету, и засунула в щель между стиральной машинкой и стеной. Ума хватило спьяну сообразить, что если машинка протечет, то кассета пропадет, поэтому я сняла с пачки сигарет прозрачную оболочку, завернула в нее кассету и зажигалкой оплавила края. Герметично. Этому фокусу я научилась, переходя с очков на контактные линзы. Глаза часто болели, поэтому их приходилось снимать, где попало, хоть в туалете общежития, и организовывать сохранность. Чувствуя себя как минимум, подружкой Джеймса Бонда, прячущей секретные микропленки, я закинула сверток глубже и успокоилась. Мысль о том, как я найду повод забрать ее отсюда, в мои пьяные мозги не пришла. Да это и к лучшему.
Кто бы знал, что этот поступок, сделанный в состоянии практически полного опьянения, спас мне жизнь.
Глава № 18
Долгие проводы – горькие слезы
Как мы вызывали такси, ожидали ее и загружались – помню смутно. Достаточно отчетливо, чтобы осознавать, что, как обычно, Князь попросился завезти его домой бесплатно, и стрельнул сигарету, а я созерцала все это с пьяным благодушием. Рустам с Илоной приветливо махали нам из окошка.
В такси я молчала, как проклятая, ощущая себя наполненной драгоценным напитком вазой. Информацию следовало сохранить в голове, обдумать и донести до Кириной в ближайшее время. Завтра с утра, например.
Завибрировал сотовый телефон. Кто так поздно тревожит практически подследственную? Кирина звонит. Явно, какие-то новости. Язык у меня слегка заплетается. Это я так думаю, пока достаю телефон. Когда начинаю беседу, выясняется, что сильно. То есть я вообще говорить не в состоянии.
– Олька, ты где? Дома тебя нет, муж говорит – пьянствовать к директору поехала.
– Мать… Ссть… Саш, я уже домой еду, счас заместителя нашего завзем и все… Сслушай, у меня такие новости, я знаю, кто! Ну, ты понимаешь, о чем мы в субботу говорили? – кошусь на Артура, который едет на переднем сидении и тоже с кем-то говорит по телефону, то есть меня не слышит.
Свистящих и шипящих звуков в моей речи гораздо больше, чем способен передать динамик телефона. Поэтому сама себе я кажусь дельфином или китом-касаткой. По количеству воющих и пощелкивающих звуков на душу населения мне нет равных.
– Что тебе дома не сидится? Выпила что ли, по голосу слышу. Давай езжай домой и сиди, не высовывайся.
– Се, Шаш, се, давай, пока. Я тебе с домашнего перезвоню, че деньги тратить. – И нажимаю отбой. Так и не поняла, зачем она мне звонила. Контролирует, что – ли?
Вдруг возникает острое желание еще выпить и покурить. Собственно, оно меня и не покидало, просто сейчас стало особенно острым. Так всегда – какая бы перед тобой не стояла цель, в смысле потребления благородного спиртного, каким бы элитным алкоголем не наливалась, все завершается лакировкой пивом. Грустно, и смешно одновременно. Еще ни одна попытка типа: "Сегодня будем пить только красное сухое вино с фруктами" или: "Текила и суши" успехом не закончилась. Финишируем головной болью наутро.
Вот и сейчас – чинно вкушали весь вечер водку и коктейли с мартини, набрались под завязку, но сейчас меня тянет на дрожжевой напиток с консервантами. Предлагаю:
– Артур, давай у этого киоска на повороте выйдем, еще по бутылке выпьем и покурим, и ты меня домой проводишь?
– Олечка, да с удовольствием, только у меня бабосов совсем нет, даже до дому тебя попросил подбросить.
Ага, нет денег – Светочка мне доложила, что он своей девушке букеты каждый день таскает и по клубам водит. На сэкономленные с моих стреляных сигарет средства, разумеется. Ох, сволочь. Где-то слышала поговорку: "Вора можно понять и простить. Убийцу нельзя простить, но можно понять. И только подлого скупца нельзя не простить, не понять". До сих пор свято верю в это изречение, поскольку сама жадная.
Получается, мне придется раскошеливаться и на пиво Князю. Вот старость – не радость, уже приходится платить за компанию. Ну да ладно, не разорюсь.
Высаживаемся на повороте, покупаем по банке "Старопрамен" и закуриваем.
– Ты домой-то дойдешь? – моя сестринская нереализованная компонента не успокоится.
С чего бы это он не дойдет, буйвол здоровый. Невелик крюк, да и время не совсем позднее – около одиннадцати вечера. А я переживаю. Так волновалась бы за своего братишку, если бы ему предстояло ночью преодолеть три квартала. Надо как-то избавляться от этой паранойи.
У подъезда набираю код, поворачиваюсь к Артуру и говорю:
– Ну, пока, спасибо, что проводил.
– Нет, пошли. Вдруг у тебя там, в подъезде, маньяк сидит у мусоропровода? До квартиры доведу.
Как приятно. Хоть кому-то я не безразлична. Живу на втором этаже, вероятность столкнуться с маньяком невелика, но радует, что наличие этой возможности Артура беспокоит. Поэтому заходим в подъезд и поднимаемся к почтовым ящикам. Лампочки горят, уже вижу дверь своей квартиры и поворачиваюсь к Князю, чтобы еще раз поблагодарить за приятный вечер.
И тут Артур бьет меня по лицу. А потом – в живот. Это так неожиданно, что я даже не поняла ничего. В детстве, когда я занималась конным спортом, меня в лоб лягнула лошадь. Задней ногой, с железной подковой. Я успела увидеть, как ко мне разворачивается толстый круп, потом взмах копыта, темнота. Только фейерверки в голове. Хотя никаких салютов мы в том далеком 1989 году не знали.
Так и сейчас. Я отметила только кулак в черной кожаной перчатке. Пару минут назад, когда мы входили в подъезд, их у Артура не руках не было. Наверное, чтобы отпечатков пальцев не оставлять. Такой проницательности мне секунду назад – успела бы на помощь позвать.
Меня отшвыривает затылком на угол мусоропровода, и я снова вижу огни. Из-за дикой боли в животе, судорожно пытаюсь вдохнуть, приходит мысль – как все удачно складывается. Я больше не должна считать Артура своим лучшим другом и названым братиком, поэтому последняя причина оставаться на работе в "Телеком-Продвижение", исчезла. "Уволюсь, если выживу" – думаю я, со всхлипом втягивая в себя воздух.
Когда-то давно печатала фотографии в ванной, завесив дверь изнутри одеялом, чтобы не проникал свет. Горел красный фонарь, пахло проявителем и фиксажем, побрякивал металлический пинцет о пластиковую ванночку, где, как дельфины, плескались листы фотобумаги с едва узнаваемыми очертаниями. Так и в этот миг, растянувшийся на дни, я вспомнила мою зажигалку, которую забрал у меня со стола Артур, а потом бросил у Иркиного трупа. Нищий, жадный, агрессивный: Князь всегда дрался по пьяни, наутро в офисе демонстрируя сбитые костяшки пальцев и синяки. Мне становится страшно.
Артур, сам на себя не похожий, роется в моей сумке. Огромные руки в перчатках – два паука. Все как во сне, я даже закричать не могу, а надо бы позвать на помощь. Радость по поводу предстоящего увольнения кажется мне преждевременной, и я пытаюсь издать хоть какой-то звук, постучав головой по мусоропроводу.
Видимо, это выглядит как конвульсии, потому что Артур не оборачивается. Выуживает у меня диктофон из сумки, проверяет его и обнаруживает отсутствие кассеты. Снова хватает мою авоську и выворачивает ее. На грязный пол подъезда летит добришко: ключи, расческа, сигареты, кубики из янтаря, зажигалка, зеркальце, кошелек, печенье, чайная ложка, пустые обертки от диктофонных кассет, телефон, мой паспорт, Петькина фотография. Вандализм придал мне злости. Двадцать минут назад Артур бережно и уважительно, как самую большую драгоценность подал мою торбу, когда я выходила из такси. А теперь треплет ее, как тузик – грелку. У, лицемер, вот кого надо было бояться. А я Колю-шизофреника подозревала. Дымыча несчастного.
Столбняк прошел на секунду раньше, чем Князь повернулся ко мне и спросил:
– Где кассета, сука?
– Пожар! Помогите. Горииим! – успеваю выкрикнуть до того, как перчатка залепляет мне рот, а другая начинает душить.
Видела передачу про безопасность – бесполезно звать на помощь ночью в подъезде. Могут даже в милицию не позвонить, когда счет идет на секунды. Орите "пожар, горим". Люди повыскакивают из квартир, испугавшись за имущество, появится шанс на спасение.
Сверху раздался топот ног. Еще раз завопить я не успела. Артур взмахнул кулаком, и на этот раз салют обрушился на меня надолго.
… Фейерверки бабахали и взрывались. Я приоткрыла глаза, ожидая увидеть что-то вроде больничной палаты, букета цветов у постели и встревоженное лицо симпатичного медбрата-негра, склонившегося надо мной. Стоп. Афроамериканцы в белых халатах – из жанра эротической прозы, меня тут убивают, насколько помню.
Голова крепче, чем я думала, все еще сижу у мусоропровода. Правда, вокруг стало оживленно – на пожар люди, что ли, сбежались? Как их много. Все – близнецы, как на подбор. Два Артура стоят и ждут, пока на них наденут наручники, две Сашки Кириной склоняются надо мной и двумя ртами говорят:
– Дура, ты, дура, сказала же тебе сидеть дома и никуда не лезть…