- Мне надо знать точно! - закричал я, схватив его за грудки. - Я звоню в полицию.
- А без легашей нельзя?
- Борис Павлович сказал, что не справимся.
- Много он секет, твой Борис Павлович! - И добавил презрительно: - Кэгэбешня!
И тем не менее они спелись, подумал я и набрал номер ФБР. Стива на месте не оказалось. Пока его разыскивали, Володя вводил меня в курс дела. Хмель с меня как рукой сняло. Я пересказал, что сам успел узнать, Стиву, когда тот наконец проклюнулся.
- Задержитесь хотя бы на четверть часа. А мы пока подтянем отряды быстрого развертывания. Чтобы подстраховаться.
При одном упоминании об этих чертовых отрядах, которые он однажды уже задействовал без всякого толку, я чуть не врезал ему словесно, но он повесил трубку. Я уже жалел, что не послушался Володю и позвонил Стиву.
Набрал Жаклин и, не вдаваясь в подробности, сказал, что все вот-вот решится.
Послушал, как Жаклин плачет, и повесил трубку.
Меня мучили сомнения - как Борису Павловичу удалось выйти на Тарзана? С помощью Володи? Или они с Тарзаном в деле, повязаны, а Володя - такая же шестерка, как мнимый владелец "Царского подарка"?
- Доскажу по дороге, - проговорил Володя, когда мы садились в "тойоту".
14
У человека, искушенного в средневековом и ренессансном зодчестве, церковь Иисуса Христа Святых Последних Дней на Санфорд-авеню в Куинсе вряд ли вызовет прилив положительных эмоций. Скорее наоборот. Тем более когда он заглянет внутрь. До ремонта на ней хоть был налет если не старины, то ветхости, а сейчас - обновленная, отлакированная до безвкусицы, со слащавыми картинками в фойе на христианские темы - эстету лучше держаться отсюда подальше. Но должен ли молитвенный дом быть еще и завлекательным эстетически? Не знаю. Не являются ли все эти взлеты художественного гения отвлечением от Бога? Не есть ли само искусство - от лукавого? Даже то, что во славу Господа, - дело рук дьявола?
Чего в самом деле жаль, так это акустики, а ее наша церковь в результате ремонта частично утратила: перекричать орущую детвору, которая составляет половину паствы, практически невозможно. Тем не менее, случается очень редко, читаю здесь проповеди, на одну из которых взял Лену с Танюшей. В конце концов, если мы посещаем иногда всей семьей православную церковь, почему хоть однажды не заглянуть в мормонскую?
Это был как раз начальный период моих сомнений - появился брат Володя, с нашего общего счета неведомо куда стали уплывать деньги, меня мучила ревность, одолела сыщицкая страсть, на душе погано. А если вдуматься, счастливейшие были времена, пусть жил в иллюзорном мире. Но я не сознавал тогда своего счастья и мучился. Вот и для проповеди я избрал тревоживший меня сюжет: "Как трудно быта христианином", все равно - мормоном, православным, католиком, протестантом. В том смысле, что трудно соблюдать общеизвестные заповеди, преодолевать соблазны, не желать ближнему зла, подставлять правую щеку, когда тебе вдарили что есть силы по левой, и прочее и прочее. Кое-какие тезисы я заготовил заранее, но большей частью импровизировал, размышлял вслух. Мне хотелось быть услышанным Леной, потому что дома мы как-то разучились слушать друг друга. Но получилось так, что обращался я в основном к самому себе, не находя больше в моей измочаленной душе ни смирения, ни благости, ни покоя. Отпустил тормоза и несся неведомо куда.
Как вот сейчас по Белт-парквею, дослушивая рассказ Володи про Танюшу.
А тогда, после моей проповеди, хоть я и адресовал ее жене, а оказалось - самому себе, как Марк Аврелий, именно Танюша измучила меня теологическими вопросами. Как раз у Лены было деревянное ухо к религии, да и атеистское воспитание вряд ли способствовало ее приобщению к вере. А в православную церковь наведывалась скорее от крутого одиночества, особенно поначалу, среди американцев и эмигрантов, по преимуществу евреев, хоть и таких же безродных и безверных, как и она, но живших замкнутым кланом, в добровольном и вроде бы никак не обозначенном топографически гетто.
- Зачем быть христианином, если так трудно? - спросила меня Танюша, а Лена усмехнулась, предвкушая мой теологический провал, как прежде историко-мифологические (типа "Кто сильнее - Геракл или Самсон?").
На этот раз я, однако, нашелся:
- Укол делать больно, но он избавляет тебя от болезни. Зуб лечить больно, но это лучше, чем его потерять. А думаешь, легко Лене было тебя рожать? Два дня мучилась - и все никак. А потом ей живот разрезали - иначе бы ты родилась мертвой. Да и тебе было нелегко в эти дни, хоть ты и не помнишь. Приходится жертвовать меньшим, чтобы приобрести большее.
- Чтобы родиться, чтобы не заболеть, чтобы зуб сохранить - это я понимаю. А зачем в Бога верить, если это так трудно, как ты говоришь?
Я быстро перечислил в уме сомнительные выгоды веры по сравнению с жертвами воздержания во имя ее и понял, что ни один из аргументов не прозвучит для Танюши убедительно. Что для нее душа либо бессмертие? Если даже для меня это под вопросом и Соловьев, мой русский знакомец, назвал меня недавно "бывшим мормоном". Короче, спасовал перед дочкой, не сумев ответить на ее вопросы. И сейчас, когда мы мчались с Володей по Белт-парквею, та моя безответность мучила меня больше всего, словно я уже тогда расписался в собственной немощи, в неспособности помочь, когда настанет пора, самому дорогому для меня существу на белом свете. И вот эта пора наступила, и я молил моего Бога, чтобы он одарил меня заново верой в Него, потому что без этой веры я не смогу ее спасти. И в тот самый момент, когда мой Бог, мне казалось, снизошел до моей мольбы и меня как озарило если не верой в Бога, то верой в то, что с Его помощью я спасу Танюшу, и я дал полный газ, вжав ногу в педаль, моя "тойотушка" рванула вперед, но вдруг стала терять скорость, едва успел вырулить на обочину, и она встала там как вкопанная. Проклятие!
Глянул на приборы - бензина полбака. Чертова колымага - давно пора купить новую. Если б не моя треклятая шотландско-мормонская скупость! Загнал машину, как коня, а ей давно уже пора на покой. Задрал капот - так и есть: тайм белт. Надо же, чтобы тайм белт отказал именно на Белт-парквее! Я захлопнул капот и что есть силы пнул "тойоту" ногой по бамперу. И завыл от боли в бедре, а потом разрыдался от отчаяния.
- Не бзди. Проф. Сейчас одолжим какую-нибудь тачку. Живы будем - не помрем, - услышал я голос моего спутника. И как ни странно, утешился, хотя и не сразу понял, в каком смысле употребляет Володя глагол "одолжить".
Мы перемахнули с ним через кустарник и сразу наткнулись на запаркованный в неположенном месте ржавый "бьюик" с торчащей из-под дворника квитанцией штрафа. Володя быстро справился с замком, с зажиганием пришлось немного повозиться - с профессиональной сноровкой он извлек откуда-то проводки, соединил их, и драндулет завелся без всякого ключа. .
- И всех делов. А ты, Проф, думал, что у меня пальцы из жопы растут.
Мы вырулили обратно на Белт, пролетели по мосту Веразано через Восточную реку и погнали по Стейтен-Айленду. Крутя мигалками и неистово сиреня, нас обогнали три машины - уж не пресловутые ли это отряды быстрого развертывания? Полицейских обозначений на них не было, а мчали они в том же направлении, что и мы. Мне стало не по себе - жизнь моей девочки зависла на волоске.
Вот рассказ Володи. Точнее, пересказ: с его невнятной, хоть и красочной, фени - на общедоступный, пусть и бесцветный, русский язык.
Прав, как ни странно, оказался Борис Павлович - Танюшу похитили "Братья Карамазовы" и теперь шантажировали ею Тарзана, который готов был на что угодно - только бы вырвать ее из рук похитителей. Похоже, с Леной его связывало нечто большее, чем я предполагал. Или это было уязвленное самолюбие мафиози, который не мог позволить, чтобы у его бабы выкрали ребенка? Володя, по ряду дел сподручный Тарзана, уверен был в первом, но Володя, как я заметил, был, несмотря на послужной уголовный список, наивняком и искал романтические объяснения даже сугубо меркантильным побуждениям. Быть униженным для мафиози масштаба Тарзана значило потерять авторитет в преступном мире. Не исключаю, впрочем, что Тарзан, пытаясь вызволить Танюшу, действовал из обоих побуждений. А Володя был в курсе, потому что, принадлежа в разное время волею судеб к обеим соперничающим группировкам, вел между ними посреднические переговоры. Каких уступок ждали от Тарзана "Братья Карамазовы" в обмен на освобождение Танюши - не знаю. И на какие уступки мой бывший студент и любовник моей жены готов был пойти?
Неизвестно также, что было конечной целью "Карамазовых" - стол переговоров или физическая расправа с Тарзаном?
Они пытались заманить его пусть не на свою, то хотя бы на нейтральную территорию. В качестве предполагаемого места встречи фигурировали русские рестораны - "Распутин" на Брайтоне и "Тайга" в Форест-Хиллс. Почуяв подвох, Тарзан отказался. В конце концов сошлись на редакции "Царского подарка", хозяин которого хоть и был на содержании у Тарзана, но сохранял видимость независимости и время от времени устраивал встречи российских и местных бизнесменов. "Фрукт еще тот - сучонок хитрожопый: и нашим и вашим", - охарактеризовал его Володя и добавил, что Тарзан подозревает его не только в двурушничестве, но и в стукачестве ("куруха" - еще одно словечко в мой гипотетический словарь едреной фени), а Лена, которую познакомил с ним Тарзан, назвала его "обрубком человека" (в моральном смысле, понятно). Но лояльность в том мире была вообще понятием относительным и переменчивым и простиралась от и до, обрываясь еще более неожиданно, чем возникая. Однако в сложившейся ситуации Тарзану ничего не оставалось, как согласиться, хоть он и догадывался о риске, на который шел. Железным условием он поставил, чтобы на встречу была привезена Танюша, дав "Карамазовым" заранее знать, что готов в ответ на уступки в бизнесе. Насколько я мог понять из путаных объяснений Володи, речь шла о новом разделе, о дележе сфер влияния между "Братьями Карамазовыми" и "Бог в помощь!" - в обмен на Танюшу Тарзан уступал Филадельфию и Вашингтон, округ Колумбия. "Не велика потеря", - сказал Володя, добавив, что Тарзан давно уже поостыл к девичьему графику, увлекшись более серьезными делами. Я догадался, какие "серьезные дела" он имел в виду, и при иных обстоятельствах воспользовался бы случаем и расспросил его, но сейчас мне было не до выполнения гражданского долга.
А рисковость ситуации заключалась не только в моральной склизкости мнимого владельца "Царского подарка", который готов был продаться любому, кто поманит лишним долларом, но и в том, что задействованы были сторонние. силы. Не знаю, удалось ли бы нам справиться без них - Тарзан сомневался в искренности "Карамазовых", для которых месть могла быть дороже выгоды, но с ментами увеличивалась не только степень надежности, но и одновременно степень риска. Стив, правда, дал мне слово, что его ребята только для того, чтобы обеспечить безопасность Танюши. То есть на всякий случай. Их присутствие номинальное и невидимое, а действовать будут по обстоятельствам и только после передачи Танюши попытаются схватить русскую братву либо выследить, куда они направятся по окончании торга.
К несчастью, мы все ошиблись в наших предположениях и события вышли из-под контроля как соперничающих братков, так и ментов из отрядов быстрого развертывания. Не говоря уже о шестерке из "Царского подарка" - все равно перед кем он шестерил и кого закладывал, но в своем воробьином умишке уж точно предвкушал некий навар с этой встречи.
С бульвара Хайленд мы свернули на Терновую улицу, но и без этого названия, по одному только скоплению в переулке машин с затененными стеклами и легко угадываемыми за ними невидимками я понял: чем бы ни кончился сегодняшний день, название подходит к улице как изначальная характеристика. Попытался вспомнить хоть какую завалящую молитву, но голова была пуста, а сердце сжималось от тревоги за Танюшу. В крови бушевал адреналин. Мой alter ego.
Чего не успел спросить у Володи, в курсе ли Лена.
15
Был уже поздний вечер, когда мы подрулили к особняку с колонным портиком и сторожевыми сфинксами по бокам - показушная роскошь новых русских, решил было я, да вспомнил о принадлежности посаженному итальянцу. Сфинксы, конечно, никакие не мраморные, а гипсовые - дешевые копии из магазина садовой скульптуры. Почти во всех окнах горел свет, и я напряженно вглядывался, пытаясь угадать, за которым из них находится моя Танюша. Позади ярко освещенного особняка был темный провал, где скорее угадывался, чем был виден залив, с дальними огнями на том берегу.
Около дома прогуливались как ни в чем не бывало два бугая с оттопыренными карманами - боевики Тарзана? братья Карамазовы? оперативники Стива? случайные прохожие? Что вряд ли, так это последнее. Переулок был забит машинами, мы подрулили к гидранту, уготовив еще один штраф неведомому хозяину "бьюика". Володя уверенно направился к облезлым сфинксам, я поплелся за ним, волоча больную ногу. Один из бугаев преградил нам путь, но Володя шепнул ему, и его как ветром сдуло.. Но тут неведомо откуда возник перед нами еще один мужичок, в котором я мгновенно признал русского, пока не пригляделся в темноте: Борис Павлович собственной персоной. Здесь, в Америке, он выглядел заурядным представителем своего племени - вот я и обратил внимание прежде всего на родовые черты. Или он слинял еше раньше, когда накрылась гэбуха? Но тогда он тоже был не сам по себе, а представителем - тогда организации, как сейчас этноса. А я? Американ, мормон, славист, обманутый муж - где кончаются общие признаки и начинаются личные?
Втроем мы встали перед мощной дверью, Володя дал два коротких звонка и один длинный. Условный знак? Но дверь все равно открывать не торопились. Потом погас свет в глазке - кто-то нас внимательно разглядывал изнутри. Наконец дверь приоткрылась, мы шмыгнули один за другим в просторный холл с двухпролетной лестницей, которая вела вверх, а сбоку примостилась узенькая лесенка, которая спускалась в бейсмент, где, вспомнил я, и находилась редакция "Царского подарка". Перед нами стоял малорослый, лысый, круглолицый, как колобок, с бегающим масленым взглядом хозяин-временщик этого особняка.
- Где девочка? - спросил Борис Павлович, и до меня дошло, что если редактор "Царского подарка" и куруха, как подозревал Тарзан, то связан вовсе не с полицией и не с ФБР, а с такими вот, как Борис Павлович, - с тех добрых времен, когда Борис Павлович был не сам по себе, а его организация во всей своей красе. Может, тогда он и был заслан к нам в Америку и все еще продолжает служить своим бывшим хозяевам на инерции прежнего страха? Либо новоиспеченный кадр, если гэбуха, как предположил Стив, а Борис Павлович ушел от ответа, не перешла на подпольное существование до лучших времен?
Как ни странно, догадки эти меня успокоили. Борис Павлович внушал мне больше доверия, чем Стив, а тем более Колобок. Я не ожидал от него ни подвоха, ни промашки.
Не говоря ни слова. Колобок поскакал вверх по лестнице, мы вслед за ним.
- А Тарзан где? - спросил Володя.
- Где ему быть! В редакции. С "Карамазовыми". Переговоры в разгаре.
На втором этаже мы проследовали по коридорчику и остановились у одной из дверей. Колобок вынул из кармана ключ, открыл дверь и пропустил нас вперед. В комнате было темно, мы остановились. Колобок включил свет, на кровати лежала Танюша, и меня как прошило: мертвая. Я бросился к ней и сжал в объятиях это маленькое и самое дорогое тельце. В моих руках оно вдруг ожило, зашевелилось, Таня открыла глаза и прошептала:
- Папа…
Я заплакал.
Внизу раздались выстрелы. С улицы? Из бейсмента? Потом мы услышали шаги по лестнице. Я обернулся - у всех моих спутников в руке по пистолету. Борис Павлович выхватил у меня Танюшу и, как неживую, пихнул под кровать. Таня не сопротивлялась - за эти три недели, похоже, она научилась наконец-то слушаться старших.
Дверь распахнулась, на пороге стоял мой бывший студент. Как он изменился с той нашей встречи в Саг-Харборе! Не узнал бы, только темные очки те же. Лицо небритое, вид измученный, на левой штанине кровь.
- Где девочка?
Танюша покорно выползла из-под кровати.
- Смывайтесь, - сказал Тарзан и вытолкнул нас с Таню-шей в коридор. - Как можно скорее. "Карамазовы" пронюхали, что дом оцеплен. Думают, по нашей накатке. Кто бы легавых ни вызвал, переговоры сорваны. Уходите, пока не поздно, я вас прикрою, - шепнул он, когда мы ринулись в коридор.
Вдруг он схватил Колобка и впихнул обратно в комнату, а дверь запер.
- На всякий случай. От этой сучары всего ожидать можно. Иди с ними, - приказал он Володе.
. Снаружи все изменилось. Метрах в пяти от входа корчился подстреленный бугай. Пригибаясь, к нему с разных сторон бежали несколько человек. Из машин торчали стволы.
- Сюда! - услышал я крик и узнал Стива, хотя лицо негра сливалось с окрестной тьмой.
Я побежал на его голос, держа крепко Танюшу за руку и припадая на левую ногу. Проклятая нога! В минуту наивысшей опасности она совсем отказала. Я волочил ее за собой, а она тянула назад. Дорого бы дал, чтобы от нее сейчас избавиться, - уж лучше скакать на одной, чем с этим балластом. Снова раздались выстрелы - из дома. В ответ оперативники обрушили огонь по снайперам в окнах. Шанс уцелеть в этом перекрестном огне был не так уж велик.
Кто-то вдруг рухнул на Танюшу, повалил, прижал к земле. Я упал рядом и услышал то ли комариный писк, то ли жужжание пчелы, но вмиг стихло, звук выключили, упала мертвая тишина, будто я уже умер и со мной - весь мир. Я протянул руку к Танюше и тут же отдернул, вляпавшись в липкое и горячее. Как свист пули я принял за писк комара, так же не сразу понял, что это кровь. Господи! Ранена? Убита?
Подоспел Борис Павлович и стал осторожно вытаскивать Танюшу из-под лежащего на ней плашмя тела.
- Жива? - прошептал я, боясь нарушить мертвое безмолвие.
- Он ее спас. - И потащил Танюшу на ту сторону улицы, к машинам.
Только теперь я увидел, кому принадлежит безжизненное тело, и вспомнил, как Лена защищала от меня Володю. И вот он мертв, мертвее мертвого, а моя Танюша жива, и я в неоплатном долгу у мертвеца, который из злодея в мгновение ока превратился если не в святого, то в жертву.