– Неужели? – Лысов, кажется, впервые улыбнулся. – Нет, вероятно, вы кому-то другому перешли дорожку.
– Так у вас же одна компания!
– Я бы так не сказал. А в общем-то все от вас самого зависит…
– Что вы имеете в виду?
– Избавиться от случайностей.
– Значит, не вам я перебежал дорожку?
– Пока – нет. Но… сами понимаете.
– Ладно, оставим… пока, как вы изволили заметить. Но, пользуясь случаем, хочу выяснить ряд мелких обстоятельств, которые также вам известны. Возможно.
– Например?
– Чья квартира была записана на Айну Дайкуте? Кто ее делал? Кто ставил сигнализацию и имеет коды? Где находится Полина Скиба?
– У-у-у, сколько вопросов! Не скрою, на часть из них вы могли бы получить немедленные и исчерпывающие ответы, если бы приняли мое предложение.
– А если не приму?
– Придется вам действовать самостоятельно. Если сумеете. Или успеете.
– Неплохо сказано. Но поскольку вы ставите свои условия именно таким образом, значит, уверены, что действовать я умею… Ну а зачем бедную старуху мать грабите? Ведь тот ипподром стоит как минимум в три раза дороже.
– Это знаете вы. А вообще-то – из жалости. Хотя терпеть не могу такое слово. Ей-то ведь и этого не положено. Но вы же не отцепитесь. Слушайте, неужто вы решили помочь ей в этом вопросе?
– Вот именно, – улыбнулся Турецкий. – С детства не приемлю жлобства. Или Айна вам сильно задолжала? Сознайтесь! А может, просто не дала? У мужиков вашего типа случаются подобные комплексы.
– Нет, вы определенно мне нравитесь. Другому бы я уже сделал отметку на память.
– Слушайте, – будто загорелся Турецкий, – а может, все-таки попробуем? Смотрите, сколько народу!
– Не будьте мальчишкой, – нахмурился Лысов. – И не бойтесь, мадам мы как-нибудь не обидим. Не в наших интересах. Честь фирмы, как говорится, дороже.
– А, ну да, вы же заведующий юридическим отделом "Юноны". Лицо, можно сказать, ответственное.
– Нет, я работаю в концерне "Юнона-Русь", а это не одно и то же.
– Соподчинение мы еще выясним. А пока начали, как вам известно, ревизию у генерального директора Петра Черныха.
– Известно. И не в первый раз. Но никакого криминала, как ни старались, до сих пор обнаружить не смогли. Знаете почему? Да потому что его и нет. Есть несуразица и несостыковка в наших собственных законодательных актах. Которые, применительно к деятельности фирмы, можно истолковать и так и этак. Вот вы бы и подсказали своим коллегам, как надо толковать.
– Это что, тоже входит в оплату?
– Нет, это уже премиальные.
– Ясно. Но мы намерены всерьез. Без всяких фиглей-миглей. Так что вряд ли удастся разжиться за ваш счет.
– А я, в общем, так и думал. Но вы все равно ничего нового для себя не откроете.
– Все возможно. Но мы постараемся.
– Было бы очень неплохо, если бы вы и своим друзьям посоветовали вести себя поскромней.
– В каком, простите, смысле?
– В смысле, как когда-то говорили, неавторизованной активности.
– Формула знакомая. Впервые я ее услышал от одного генерала госбезопасности, мир праху его! Большая была, между нами, сволочь. А вот по части предостережений вы бы не мелочились, Анатолий Валентинович, а начали прямо с президента. Советуйте ему.
– Бесполезно. Стране нужен другой президент. Но – не все сразу. Не все. Каждому овощу, гласит русская пословица, свое время… Однако нас, кажется, соизволили наконец пригласить?
– Нет уж, простите, я, Анатолий Валентинович, человек, может, и недалекий, но все-таки вопрос свой помню, а вашего ответа так и не услышал. А вопрос для меня важный. Вы не объяснили, что вам за интерес работать с уголовниками?
– Возможно, я забыл. Или вы не поняли. Они не нужны никому. И я к ним не испытываю ни малейшего интереса. Если бы не чисто профессиональный долг, я не занимался бы ни Синицким, ни его подельниками.
– Однако ж…
– Но я считаю… Я просто уверен, что известное вам военно-патриотическое общество готово немедленно проявить инициативу и избавиться от порочащих патриотическое движение случайных уголовных элементов.
– Закономерен вопрос: где они были раньше? Но оставим риторику, в которую вы и сами ни черта не верите.
– Вы просто не в курсе. Там же целый ворох проблем!
– Не столько проблем, сколько наркоты и краденого оружия. Не путайте с вечной идеей единой и неделимой.
– Ах, Александр Борисович, ей-богу, не брали бы вы в голову! Все это решается. И не так сложно, как вы думаете. Было б желание.
– Значит, вы предлагаете мне самоустраниться? Взамен на безбедную жизнь?
– Что касаемо второго, то – да. А вот самоустраниться? Тут вопрос. Не знаю, правильно ли это.
– Да уж это – не ваши проблемы… Нет, думаю, что вам пока не удалось меня переубедить. Вы мне лучше объясните, чего вы тут делаете? Старуху стережете, чтоб не сбежала? Так она никуда не денется. Между прочим, возле Нечаева я вас сегодня не видел.
– Зато я видел вас, Александр Борисович. И слышал ваш превосходный диалог с премьером. Хорошо сыграно. Впечатляюще. Но ведь теперь ваша главная задача – сохранить лицо, то есть свидетелей. И исполнителей. Верно? А задачка-то не из простых, не мне вам рассказывать.
– Повторяю, мы постараемся. Но теперь уже и я начинаю подозревать ваше непосредственное участие. В качестве заказчика? Не думаю, не тот уровень. Да вы не смущайтесь, – поспешил добавить Турецкий, заметив, что лицо Лысова снова превратилось в камень, но теперь уже кирпичного оттенка, – нет, видно, не все у этих бывших в порядке, нервы расшатались. – Это я к тому, что, по моему глубокому убеждению, сложившемуся во время нашей беседы, вице-премьер вам по херу, не ваша это забота. А вот если Айна вас послала, это – серьезно. Тут соперника, да еще запечатленного на кинопленке, или чем теперь у вас работают? Видеокамерой? Так вот, его "замочить" – милое дело. Но вы на это не пойдете. Школа чувствуется. Значит, вы где-то рядом с преступлением. А это мне интересно. Вы не боитесь своей откровенности?
– Бог с вами, Александр Борисович, чего мне бояться, если я живу в правовом государстве! Вы сперва доказать попробуйте, хотя бы для начала, что этот разговор у нас был вообще.
– А если я его записывал на секретный магнитофон?
– Не врите, – по-простецки отмахнулся Лысов. – Ни черта у вас нет в карманах. Неужели вы меня держите за идиота из райотдела милиции? Идите и думайте. Это для вас сейчас самое главное. И желаю вам совершенно искренне успеха на этом поприще. Мой телефон у вас имеется. Мне мадам сказала.
Демидыч выбрал себе удобную позицию: зашел в контору крематория и соответственно кладбища-колумбария и устроился возле окна, из которого была как на ладони видна площадка, уставленная машинами. Миша, водитель, запер дверцы и прилег на переднем сиденье. Стекла в джипе были сильно затемненные и с зеркальным отражением, поэтому рассмотреть снаружи, есть ли кто внутри, было практически невозможно. А любителей чужой собственности в месте, где мысли людей заняты совершенно иными проблемами, должно было хватать. Эта территория, как было известно заинтересованным лицам, контролировалась измайловской оргпреступной группировкой. Так что ухо тут нужно было держать востро.
Первая ласточка не замедлила появиться минут через пятнадцать – двадцать после парковки. Между машинами, стоящими впритык друг к дружке, с видом местного сторожа начал прохаживаться некий тип в форме, напоминающей одновременно и милицейскую омоновскую, и милицейскую муниципальную: высокие шнурованные ботинки, серые шаровары, бушлат и кепарь-бейсболка, надвинутая на самые брови. Но больше всего его почему-то интересовали две машины – серые "Жигули" Турецкого и черный джип, стоящий рядом. И так обошел вокруг и этак, и в окна джипа заглянул с обеих сторон, и даже за дверные ручки подергал. Потом исчез. Разведка? А когда появился снова, его было трудно узнать – ни бушлата, ни бейсболки. Какая-то длинная хламида вроде старого, поношенного плаща и мятая шляпа. А вот ботинки выдали – лень, видно, было переодеваться. Движения тоже стали иными. Скользнув вдоль кирпичной ограды кладбищенской территории, он присел за багажником "Жигулей", потом переместился к джипу и стал ковыряться в замке правой передней двери.
Володя Демидов выметнулся из помещения и успел увидеть последний момент вскрытия машины: дверь распахнулась, и жулик словно нырнул внутрь салона. И – тишина. Миша сработал четко.
Демидыч вразвалочку, лениво оглядываясь, подошел к джипу, постоял возле него, потом подошел к забору, словно собираясь справить малую нужду. Так, вероятно, выглядела картина со стороны. А он в это время внимательно осматривал "жигуленка" и, присев, обнаружил, наконец, плоды деятельности странного ворюги: от днища машины, из-под багажника, вилась рыболовная леска, а конец ее был привязан к торчавшему из стены куску арматуры. Дурак поймет, что тут мина со взрывателем натяжного действия. Водитель сядет, тронется – вот тогда она и рванет. Примитивчик, конечно.
Володя опустился на корточки и отвязал от выхлопной трубы обернутый целлофаном сверток, а леску пережег огоньком зажигалки и концом ее обмотал самодельную мину. Или бомбу – назови как пожелаешь. Штучка, однако, серьезная. Граммов на триста – четыреста.
Затем он открыл своим ключом заднюю дверцу и присвистнул. Просторная машина джип, удобная. И расстояние хорошее от передней спинки до заднего сиденья. Но сейчас это место на полу занимал лежащий навзничь, отлично увязанный мужичок, он что-то тягуче и негромко мычал, поскольку рот был залеплен широкой лентой пластыря, а на окровавленном лице безумно пучились глаза.
Демидыч небрежно подвинул его ногой и уселся сзади. Положил рядом бомбу. Посмотрел на спокойно облокотившегося на руль Мишу.
– Не сказал, чего он хотел?
Миша отрицательно покачал головой. Мужичок затих, прислушиваясь. Демидыч показал бомбу Мише:
– Есть такое предложение. Мы ему сейчас вот эту хреновину положим за пазуху, привяжем конец подлинней, чтоб нас не задело, и где-нибудь на трассе выкинем его из машины, а? У тебя, я видел, в бардачке леска была, достань, я пока займусь.
Лежащий на полу ухитрился каким-то образом громко заскулить и даже попробовал изогнуться на полу дугой, но Демидыч спокойно поставил на него ногу и придавил маленько. Тот затих.
– Может, он чего заявить хочет? – предположил Миша.
– А хрен его знает! Хочет, так пусть заявляет.
– Так ты ж ему пасть освободи. Не целиком, а так, маленько, чтоб только понять.
Володя оторвал пластырь и тут же поднес к носу кулак. Мужик немедленно с готовностью закатил глаза – значит, научен. Володя пальцем оттянул его губу и увидел, что передних зубов мужичок лишился. Посмотрел на Мишу:
– Чем это ты его?
– А чего он меня укусить хотел? – наивно спросил Миша и показал кулак с небольшой ссадиной на средней костяшке.
– Тоже верно, не кусайся, – рассудительно заметил Демидыч и пнул мужика: – Говорить будешь или выкидываем?
– Шкагу…
– Надо понимать: скажу, – объяснил Миша.
В течение пяти минут они выяснили все, что хотели, ибо травмированный представитель измайловской братвы обожал бить свои жертвы, но оказывается, имел низкий собственный болевой порог. Значит, исходя из этих условий, ему и следовало всегда действовать в стае, а уж коли вышел в одиночку, постарайся не попадаться. Такой запоминающийся урок преподали ему в джипе, после чего он охотно выложил, кто и зачем его сюда послал. Задание он получил от Сени Круглого, тот назвал марку машины, цвет и номер. А кто в ней и зачем все это, Федю не касалось. Он свое дело сделал, через двадцать минут братва подхватит его вон там, возле леска… Тут и ходу-то десять минут.
– Для тебя уже все в прошедшем времени, запомни, – строго сказал Демидыч, а Миша подтвердил суровым кивком. – Если повезет – сядешь. Ну а нет – извини.
И Володя вышел из машины, чтобы встретить возвращающегося Турецкого.
– Все в порядке, Демидыч?
– Да, можно сказать.
– Тогда поехали, – не стал уточнять Турецкий. – Грязнов на месте? Ладно, едем, я по дороге позвоню ему.
Под охраной Володи Демидова Турецкий мог чувствовать себя в полной безопасности. Ему и в голову не пришло бы теперь вертеть во все стороны головой, ожидая погони. А вот Демидыч был настороже, и когда они проезжали поворот к стройке, за которой виднелся лесок, он немедленно обратил внимание на заляпанную по низу грязью "бээмвуху", застывшую на обочине, но, едва они проехали, тронувшуюся за ними. Эта машина сопровождала их почти до Садового кольца, а после исчезла из поля зрения.
ЧТО СЧИТАТЬ ПОСЛЕДНИМ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕМ?
Нападение на Турецкого в районе Ярославского шоссе показало Грязнову, что противоположные силы активизировались. Быстро выслав на место аварии оперативную группу во главе с Яковлевым, он тут же разыскал Кистенева и назначил ему встречу в саду "Эрмитаж". Таганский авторитет попробовал было взять на голос, но Грязнов предложил ему, во избежание очень крупных неприятностей, прибыть немедленно. Тон начальника МУРа подсказал Алексею, что дело действительно может запахнуть керосином, и, побазарив для порядка, согласился.
Грязнов позвал Николая Саватеева и предложил сходить на пару в садик напротив Петровки, 38, выпить по бутылочке пивка. Для порядка прихватили с собой и нескольких оперативников.
Кистень с двумя охранниками приехал на шикарном "мерседесе". Втроем прошли в парк, но тут им преградили дорогу трое же крепеньких мужичков, из-под распахнутых курток которых выглядывали ремни пистолетных сбруй. Кистеневу предложили пройти к пивному павильону, где его ждут, а его браткам посоветовали немного погулять, подышать свежим воздухом. Популярно объяснили, что никаких эксцессов не будет. Разговор произойдет с глазу на глаз. Кистенев подумал и согласился.
Погода была хоть и без дождя, но мрачная, давящая. Народу в парке в середине рабочего дня почти не наблюдалось. Кистенев вошел в павильон и увидел Грязнова, который, отставив бутылку, пошел ему навстречу и предложил прогуляться по аллейкам.
– Значит, так, Кистенев, блатную "музыку" свою оставь, поговорим как нормальные люди и нормальным языком. У меня к тебе, по твоей вине, накопилось несколько вопросов. Я буду спрашивать, а ты отвечать. И учти, это не столько мне, сколько тебе самому надо. Поймем друг друга, выпьешь пивка и отправишься домой, ну а не поймем, извини.
– Только пугать меня не надо, Грязнов.
– Я не пугаю, я ближайшую перспективу обрисовываю. Чтоб потом между нами не было неясностей. Чьи сегодня на МКАДе у Ярославки напали на серого "жигуля"?
– Не слышал. Не мои – точно.
– Чем докажешь?
– А ты их возьми да сам спроси. Вы спрашивать умеете. Мне Афоня рассказал.
– Я предупреждал. По бюллетеню он у меня не получит. Наркота была твоя?
– Нет, ее нужно было отдать.
– Кому?
– Грязнов, не пытай, все равно не скажу. Да и не знаю. В нашем деле лишнее знать опасно.
– Полина ушла по тому же адресу?
Кистенев испытующе поглядел в глаза Грязнову и промолчал.
– Ясно с этим вопросом. Мы нынче взяли нескольких рязанских волков. Пошарили и нашли кое-что. Так вот, получается та же марка и та же консистенция. Из одного мешка. Что скажешь? Экспертиза в таких делах ошибки не дает.
– Ну вот видишь, какой ты догадливый.
– Это хорошо. Там, в Сокольниках, база у них есть. Под тобой?
– Нет. Измайловская братва.
– А район-то вроде твой. В чем же дело?
– Так получилось.
– Понятно. Все никак не поделите. А у измайловских кто сейчас в фаворе?
– Круглый.
– А ведь и твои братки с рязанцами контачили. Они же не могли помимо твоей воли.
– Это когда было!
– Да как же! Мы ж твоих взяли на наркоте.
– Так и отпустили уже.
– Но – поговорили, Кистенев. Теперь еще девица на твоих повисла. Вот ведь какая нехорошая история получается. Прямой смысл тебе есть сообщить мне, в каком направлении искать.
– Своя голова дороже, Грязнов. А насчет девицы надо доказать. Мало кто чего говорил! Пустой базар.
– Боишься, значит. А чего вы на сходняке своем о Чехове рассуждали?
– Да ты же и сам все знаешь, чего спрашивать?
– Ох, Кистенев, – вздохнул начальник МУРа, – крутишь все, темнишь, а не понимаешь, что давно засвеченный ты весь – с головы до ног.
– Это кто же меня кидает, ты, что ль?
– Если б я… Вон, Фиму Рафаловича, питерского, хоть и отошел он от братвы, а как замочили… А ведь умный был, дошлый. У тебя тоже, поди, бронированная машинка, как и у него? Так разнесли, что для кладбища ничего не осталось.
– Ты на что намекаешь?!
– Тихо. Ты меня на горло не бери. Я тебе в худшем случае срок припаяю, зато дышать будешь. А Фиме и этого не досталось.
– Да видал я, по телику показывали…
– Значит, так остается мне думать, что если, помимо тебя, измайловскую братву задействовали, то, выходит, лишаешься ты доверия? Сам посуди: наркоту вы потеряли. Была б своя – куда ни шло, а за хозяйскую ведь платить надо, а там сумма! С рязанской охраной "Юноны" дружбу водили, дела делали. Те под суд пойдут, твоих потянут. Тебе впору просить, чтобы я тебя от твоих же спрятал. Вот какие дела, Кистенев. А заказчика твоего мы днями возьмем, рядом уже. Так он первым тебя же и продаст. Говори фамилию.
– Не знаю, Грязнов. Анатолием его зовут… А! – и он грубо выругался. – Анатолий Валентинович. Но я с ним не виделся. По телефону.
– А чего тогда боишься? Может, тебя на арапа взяли!
– Не надо. Кому положено, тот знает.
– А он не адвокат, часом? Тут один какой-то мне названивает, свиданку с охранниками, что у меня отдыхают, требует.
– Как вы мне надоели все, Грязнов! – с отчаянием почти прорычал Кистень. – Уйти бы от вас на край света, чтобы…
– Ладно, – хлопнул Грязнов его по плечу, – зайди пивка попей и действительно отваливай-ка ты отсюда, пока жив.
Проходя мимо павильона, Вячеслав Иванович кивнул Саватееву, наблюдавшему за ними в окно, и пошел к выходу из "Эрмитажа".
А Кистенев вошел в павильон, пробежал глазами по стойке и попросил фляжку с дагестанским коньяком и шоколадку. Отошел в сторону, отвинтил крышку и единым духом вылил весь коньяк в горло. Конечно, из стакана было бы сподручнее, но не хотелось лишних движений. Все равно те же двести пятьдесят граммов. Отщипнул от шоколадки и ушел, оставив ее на столике. Он готов был проклясть себя за имя, вылетевшее изо рта. Почему сказал? И не мог ни понять, ни путем объяснить. Но Леха даже не догадывался, что именно этот недолгий разговор с начальником МУРа через очень короткое время спасет ему жизнь…
В этот же день, в районе десяти утра, по красивой лесной дороге, ведущей в пансионат "Солнечный восход", проехал потерханный сорок первый "Москвичок" и остановился у чугунной кованой решетки, за которой виднелась аккуратная аллея, составленная из двух рядов напоминающих небольшие кипарисы разросшихся туй. А между ними ландышами изгибались низкие светильники. Корпуса за деревьями не проглядывали.
Из каменной будки вышел "секьюрити" с короткоствольным автоматом на груди и, кинув по-американски два пальца к черному берету, уставился на приезжего. Из машины вылез нескладный молодой человек в очках и вежливо кивнул охраннику.