– Так что ты хотел передать Иванову? – переспросил начмед, явно выходя из себя.
– То я ему сам и передам, – четко выговаривая каждое слово, сказал Яковлев побледневшему доктору. И через секунду уже добродушно добавил: – Я узнавал у своих ребят в милиции, в чем дело. Оказывается, две милиции в работе: московская и нарофоминская. Москвичи ищут, кто гроб с телом покойного Иванова стырил. Не читал, что ли, в "Московском комсомольце"?
Чиж выругался, вздохнул и спросил:
– Еще что?
– Нарофоминские гаишники заново осматривают все на месте происшествия.
– А что же не так сделали? – громко спросил Чиж.
– Не тот Юрка человек, не того масштаба, чтобы тихонько его закопали – и вопросов не возникло. Болтают, что будто сам Президент им интересовался.
– Ну это вряд ли, – не поверил Виктор Григорьевич. – И что теперь Ангелина хочет?
– Посоветоваться, как теперь вести себя.
– Она не арестована?
– Сплюнь три раза!
– Ладно, дело непростое. Позвони мне завтра к вечеру, вот карточка.
– Не затягиваешь, Григорьевич? – с сомнением спросил Яковлев.
– А по-твоему, Юрка у меня под столом сидит! Терпи. Нет, все же одного не пойму: какой нечистый свел тебя с Ангелиной. Она же от такого контингента шарахается как от огня.
– Укатали сивку, – неопределенно ответил муровец. – У нее и спросишь при случае. Ну пока, алкозельцер!
– Иди ты!..
И Яковлев пошел, радуясь и еще не веря в такую удачу.
6
Грязнов медленно закурил сигарету и пустил струйку дыма в сторону от сидящей напротив Ангелины. Он любил в себе джентльмена и позволял себе жесты, которые так нравятся женщинам. Он не ошибся. Ангелина слегка улыбнулась и тоже закурила. Грязнов знал уже достаточно о собеседнице, поэтому обращаться к Ивановой с особенным пиететом не было необходимости. Тем не менее...
– Милая дама, наверное, вы уже знаете, что Московский уголовный розыск имеет к вам бубновый интерес? – как можно добродушней спросил он.
– Что за жаргон? – с вызовом бросила Ангелина, мгновенно посуровев.
– Это общеупотребительный жаргон в том социальном слое, куда вам скоро дорога.
– То есть? – заволновалась Ангелина, нервно затягиваясь сигаретой.
– Ладно. Давайте так, – продолжал Грязнов. – Вы известный в телевизионных кругах деятель. Значит, вам на руку любые скандалы, кроме тех, которые связаны с Уголовным кодексом. Так?
– Допустим, – буркнула Ангелина.
– Пока еще на папке не написано "Дело А. Н. Ивановой", у вас есть возможность все рассказать и фигурировать в качестве свидетеля, – проинформировал Грязнов.
– Свидетелем чего? – сделала непонимающие глаза Ангелина.
– Убийства, дорогая моя, – уточнил Грязнов.
– И кто жертва? – быстро спросила женщина.
Грязнов с хрустом потянулся и со вздохом произнес:
– Если я скажу, что ваш муж, вы мне поверите?
– Н-не знаю... – слегка смутилась Ангелина.
– На вашем месте я бы поверил, – посоветовал Грязнов.
– Почему?
– Потому что в том гробу, извините, не ваш муж, а совершенно посторонний мужчина. Или не посторонний?
Ангелина тяжело задышала и отвернулась к окну.
Грязнов терпеливо ждал.
Иванова оторвала взгляд от окна и посмотрела исподлобья.
– Послушай, сыскарь, все было тихо, спокойно, согласовано. Что ты лезешь? Что тебе надо? У вас же есть бумага, что похоронен именно Юра? А если не Юра, то где доказательства?
– Увы, гражданка Иванова, предъявлять доказательства положено обвиняемому, а вы пока свидетель, который подозревается...
– В чем?
– Ну как в чем? В убийстве, – сухо уточнил Грязнов.
– В убийстве кого? – вздернула брови Ангелина.
– В убийстве пока не установленного следствием лица. Давайте, дорогая, не будем темнить. Вы лучше меня знаете, что похоронили не мужа. Я допускаю, что потерпевший нанес вам какой-то ущерб. Но, будьте добры, изложите, так сказать, преамбулу: кто вас обидел, за что и на какую сумму?
– Ничего не знаю, – буркнула Ангелина, с вызовом взглянув на муровца.
– Так не бывает. Скажите лучше, что знаете мало, и эту малость изложите, – спокойно посоветовал Грязнов.
– Послушай, начальник, зачем ты копаешь эту историю? Думаешь на ней карьеру построить?
– Не уверен, – улыбнулся Грязнов, с любопытством отмечая про себя, как Ангелина на глазах из интеллигентной женщины превращается в уголовную маруху.
– Так вот и не обгоняй! Дело это тебе не по зубам, хоть ты в МУРе и самый главный, – зло добавила она.
– Какое дело? – не понял Грязнов.
– Дело Юрия Иванова.
– А что, уже есть такое дело? – будто несказанно удивившись, произнес Грязнов.
– А что же вы там стряпаете?
– Не мы – Генеральная прокуратура. Там ведут дело по факту гибели гражданина Иванова. – Грязнов заметил, что при упоминании прокуратуры Иванова посерьезнела или, быть может, испугалась.
– Послушайте, как вас зовут?
– Это еще зачем?
– Для нормального диалога.
– Зовут меня в общем-то Слава.
– А по отчеству?
– Иванович.
– Вячеслав Иванович, помогите!
Вопль, извергнувшийся из аккуратно подведенных помадой губ, был настолько неожиданным, что Грязнов невольно вздрогнул.
– Прежде чем я пообещаю вам помочь, вы должны кое-что мне рассказать. Неужели неясно? – собравшись с духом, вполне официально заявил полковник.
– Мой муж стал жертвой политических интриг, – начала Ангелина.
– Вы уверены?
– А вы что, не видели его передач, посвященных выборам?
– Если честно, не видел. Но ведь это когда было-то?!
– Вот и напрасно. Именно тогда вокруг его персоны началась нечистая игра.
– Это почему же? Ведь ваши победили!
– Какие там, к черту, наши! Кому надо, тот и победил!
– Ваш муж, по-моему, прекрасно знал, кому что надо, поэтому и попал в струю.
– Попавшие в струю не мечутся в поисках спонсоров. Другое дело, что после выборов спонсоры стали добрее и покладистее.
– Хорошо. Очень хорошо. Но почему же возникла такая двусмысленная ситуация? Мужа вы как бы похоронили. В гробу оказался другой человек. Вы понимаете, что в данной ситуации и вас, и вашего супруга нельзя не заподозрить в убийстве этого другого человека?
– Ничего не понимаю!
– Напрасно. Следствие установило, что не ваш супруг был положен в гроб. Сейчас выясняют, кто же там лежит. Вы не хотите помочь следствию?
– Не хочу.
– Напрасно. Ваш сын нам уже помог.
Лицо Ангелины Ивановой изменилось до неузнаваемости. Она вся напряглась, одновременно веря муровцу и не веря ему. Но слово "сын" стало для нее роковым.
– С чего ты взял, что у меня есть сын? – хрипло спросила она.
– Тебе протокол допроса показать? – с улыбкой поинтересовался Грязнов.
– Не надо... Пойми меня, опер, это не вина моя. Это беда моя.
– Ну-ну! – приободрил ее Грязнов.
– Не понукай, не запряг еще. Послушай, у тебя контора не прослушивается?
– А что, есть что сказать?
– Всегда есть – что. Не всегда есть – кому.
– Перед ментами не исповедуются, Ангелина, – улыбнулся Грязнов.
– А я тебя не на исповедь зову, – лукаво стрельнула она глазами. – Здесь я говорить не могу.
– А где можешь? – насторожился Грязнов.
– Приглашаю тебя к себе в гости. Там и поговорим о деле.
Грязнов не причислял себя к очень уж неугомонным бабникам. Но пропускал далеко не всякую юбку. Присмотревшись к Ангелине, он нашел ее вполне привлекательной женщиной. Не проходи она по делу, Грязнов вполне мог бы с ней немного пофлиртовать. В данной ситуации ничего не мешало ему подыграть дамочке, по крайней мере у него появилась возможность без санкции на обыск побывать у Ивановых дома.
– Не хотите ли вы меня скомпрометировать? – как бы между делом, вновь перейдя на "вы", поинтересовался Грязнов.
– Бог с тобой, Вячеслав Иванович! Я с твоей помощью хочу Юрку спасти и репутацию нашей фирмы. Вот только не знаю, кого надо спасать в первую очередь...
Все-таки Грязнов решил подстраховаться. Хорошенькое будет дельце, если начальник МУРа засветится в связях с подозреваемой в убийстве. Он позвонил Турецкому, но следователя не оказалось на месте. Ангелина смотрела на полковника зазывно. И он даже почувствовал в ее взгляде некоторое презрение: мол, заметался мент. Еще с минуту поколебавшись, Грязнов крякнул и решительно сказал: – Хорошо, вечером буду, но не сегодня. Жди меня завтра в семь...
Глава четвертая
1
Никита Бодров пригласил Люду Семенову в кафе. Ему не терпелось напроситься в отель, но он сдержался – сейчас она вполне может отказать, знакомы ведь без году неделя.
У девушки сегодня был выходной. Да и Никита, договариваясь о свидании, сослался на то же: мол, у него выдался на редкость свободный денек. В кафе они пришли в середине дня, поэтому с местами проблем не было. Никита выбрал укромное местечко в углу, за высоким раскидистым деревом в декоративной кадке.
– Шампанского? – спросил он, щелкнув пальцами.
– Что хотите, но только легкое. Водка сразу с ног свалит!
– А если под хорошую закусочку?
– Нет-нет, ни в коем случае.
– Хорошо, – согласился Никита.
Официант принес заказанные напитки и фрукты. Никита наполнил бокалы.
– Давайте за знакомство?
– Давайте.
– Скажите, Люда, вам нравится ваша работа?
– Почему вас это интересует? Хотите предложить другую?
– В общем, нет, но мне кажется, что в вашей работе есть плохие и хорошие стороны...
– Как во всякой другой, – пожав плечами, сказала она.
– Возможно. Но, однако, трудиться горничной в "Паласе" и, например, в Доме колхозника – это, наверное, разные вещи?
– Не знаю, – улыбнулась она, – не имела возможности сравнивать.
– То есть у вас нет никакой иерархии?
– В каком смысле?
– Ну, скажем, начинать с трехзвездочного отеля и за усердие, выслугу лет подниматься все выше и выше.
– Нет, я с таким не сталкивалась. Когда пришла устраиваться, то уже знала, что к претенденткам два основных требования: внешность и знание языков. Хотя бы английского. Но я знаю и немецкий. Собственно, это мой второй родной язык.
– Ого! – не сдержал восхищенного возгласа Никита и удивленно вытаращил глаза на девицу. – Второй родной... Это как? – полюбопытствовал он.
– Очень просто: отец – офицер, служил в Германии, в Западной группе войск. Потом приехал в отпуск в Москву, женился на моей маме. Когда я родилась, он забрал нас с собой в Дрезден. Вот там я до семи лет и общалась с немецкими девочками. После к русскому привыкать пришлось.
– Вот это да! – вновь совершенно искренне восхитился Никита. – За это стоит выпить...
– Да что вы, Никита, это же самый легкий способ усвоить чужой язык, – улыбнулась Людмила. Но неподдельный восторг ухажера ей был приятен.
– Самый да не самый, – уточнил Никита. – Меня вот, к примеру, хоть всю жизнь в Африке продержи, толку не будет никакого...
Людмилу эта фраза привела в полный восторг. Она смеялась до слез. Наверное, она в этот момент представила Никиту в набедренной повязке под жарким солнцем Африки.
– Ну с этим все понятно. Но ведь пристают? – резко перевел разговор в другое русло Никита.
– Кто?
– Постояльцы.
– Да нет... Вам-то зачем об этом знать?
– Не знаю, но мне было бы приятно, если бы к вам не приставали.
– Да-да, – Людмила рассмеялась, – помню, видела, как вам было неприятно!.. Видите ли, Никита, горничная – это, попросту говоря, уборщица. Мое дело – прибирать за постояльцами. А они бывают всякие. Так что предлагают иногда, чего скрывать.
– Не думали поменять работу?
– На что?
– У вас же и внешность, и знание языков. Могли бы переводчицей или секретаршей работать в солидной фирме. Попробуйте.
– Ну, во-первых, не буду пробовать, потому что не дружу с компьютером. Во-вторых, разные предложения и там будут поступать, но отказаться будет сложнее, особенно если слюной закипит сам патрон.
– Да, Людмила, в ваших словах есть резон...
– Рада слышать! – снова засмеялась Людмила. – Расскажите лучше, Никита, о своей работе. Горничные существуют в стране не одну сотню лет, а вот брокеров тут сроду не водилось.
– Ну-у, – замялся Никита. – Рассказывать об этом – дело неблагодарное. Всего делов-то – вовремя перекупить и вовремя перепродать. Это когда сотни две таких, как я, суетятся в большом зале, может показаться, что именно там кипит жизнь.
– А заработки как?
– От выработки. Бывает густо, бывает пусто. Я еще не очень опытный спец, поэтому раз на раз не приходится. Я ведь этому не учился...
– Вы думаете, я училась люксовые номера чистить? Нужда заставила. Я институт иностранных языков заканчивала, приличного места при распределении не нашлось, все мужики и блатные дочки захватили, учительницей в школу меня калачом не заманишь. Вот и пошла туда. Так ведь тоже по знакомству, по рекомендации.
– А кто вас рекомендовал? Тот парень?
– Какой?
Людмила несколько насторожилась.
– Который тогда прощался с вами, в тот вечер, когда мы в первый раз встретились...
– А-а, ну что вы! Это Ваграм. Числится слесарем, но сами видели, что он похож скорее на директора компании "Лукойл".
– Левый бизнес? Девочки?
– Да, – с вызовом ответила Людмила. – Ко мне он относится хорошо. По-другому и не может быть, потому что в некоторых вопросах он от меня зависит. К тому же ничего не имею против бизнеса девочек. Сама насиделась без денег, так что если вас что-то шокирует...
– Нет-нет, Люда, что вы! Просто... ну как бы вам сказать, чтоб... мне кажется, я целуюсь не хуже!
– Ах вот в чем дело! Не переживайте, Никита, у него ко мне исключительно дружеские чувства.
– А есть человек, у которого другие чувства?
– Не знаю. Во всяком случае, мне он пока не известен. Я подозреваю, Никита, что вы ненавязчиво, но неуклюже пытаетесь выяснить, нет ли у меня дружка, так?
– Да.
– Ну так нет у меня сейчас дружка, хотя был, и не один. Не задерживаются почему-то. Наверное, характер у меня плохой и завышенные требования...
– К кошельку?
– К душе, к характеру. Кошелек, если голова есть, дело наживное.
– Если позволите, попытаю тоже счастья, а?
Бодров не чувствовал угрызений совести, когда говорил эти слова. Ему действительно хотелось пообщаться с девушкой не по долгу службы, а по велению сердца или если не сердца, то чего-то другого, с не меньшей силой заставляющего мужчину засматриваться на проходящих мимо милых дам.
– Что ж, Никита, вы мне отнюдь не противны. Опять же, проявили рыцарскую смелость...
Он наполнил бокалы, чтобы выпить по этому поводу.
– Вы, Никита, мне кажется, тоже не брокером родились и не на продавца воздуха учились.
– Да. По образованию я юрист, но, к сожалению, учился не по тому профилю, который нынче в ходу. У меня предложение.
– Какое?
– Давай...те попробуем перейти на "ты".
– Давай.
– Знаешь, Люда, было бы здорово, если бы та наша встреча оказалась действительно случайной...
– А что, это не так?
– Не совсем. То есть с тобой-то я встретился совершенно неожиданно для себя, но пришел к отелю не случайно.
– Интересно!
– Да нет, не слишком. Скорее, банально. Видишь ли, у моего приятеля неподалеку от отеля угнали тачку, хороший дутый "мерс". Он в него почти все свои бабки вбухал. Ну не мог жить человек без такой игрушки. Сейчас в отчаянии, рвет на голове остатки волос. А у нас среди брокеров много всякой информации бродит. И серьезной, и на уровне сплетен и бредней. Вот он и услышал, что будто бы в "Палас-отеле" не то штаб, не то постоянная стрелка бригады, которая по автомобилям тут в округе основная. Я и пришел, идиот, к отелю, думал, что-то замечу. Но не жалею!
Людмила помолчала.
– Я тоже кое-что слышала, но так, несущественно. Могу помочь только одним: сведу с Ваграмом, если, конечно, ты милицию на хвосте не притащишь.
– Да упаси Бог! – воскликнул Никита.
– Хорошо, верю. С Ваграмом встретишься. Но не завтра, хорошее дело быстро не делается.
После кафе Никита предложил Людмиле прогуляться по Москве. Они пошли по Тверскому бульвару.
– Я сейчас подумал, Люда, – кашлянув для солидности, сказал Никита, – что, наверное, проигрываю в сравнении с твоими прежними ухажерами. Роман с грузинским мужчиной – это море цветов, куча красивых слов и прочее... Словом, роковые страсти. Женщины это любят...
– Да никакой мне Ваграм не ухажер, – рассмеялась Людмила, – у нас с ним дело общее, и не более того.
Как-то само собой получилось, что Никита оказался вечером в уютной двухкомнатной квартире на Сретенке. На полу валялись шкуры двух медведей, стены были увешаны декоративным холодным оружием. Особенно Никите понравился двуручный тевтонский меч. Он долго крутил его в руках, представляя себя средневековым рыцарем, а Люда глядела на него и покатывалась со смеху.
– Зачем ты собираешь это оружие? – спросил он. – Это же чисто мужское увлечение.
– Неужели не догадался? Это же должно выдавать мою суперсексуальность, – кокетливо выставив вперед ножку, ответила она. – А вообще-то все это оружие папа коллекционировал.
Никита прислонил меч к стене и одним прыжком преодолел расстояние до медвежьей шкуры, на которой в призывной позе стояла Людмила. Он упал перед ней на колени и стал целовать... Потом все происходило, как в сладком сне: он упивался ароматом ее волос и наслаждался трепетом юного тела. Перед его глазами, словно в бреду, расплывались пурпурные клинья ее платья...
Никита уснул тут же, на медвежьей шкуре. Утром, когда он открыл глаза, Людмила уже стояла над ним в том самом платье, в котором он ее увидел в первый раз у "Паласа".
– Ну что, тевтонский рыцарь, выспался? – весело спросила она.
Никита резко встал, но, видимо, выглядел несколько помятым, потому что Люда с ироничной улыбкой и некоторым сарказмом в голосе сказала ему:
– Ну вот что, Никита, мне скоро уходить, я дома никого не оставляю. Давай быстренько приводи себя в порядок и – вперед!
Никита чуть не ляпнул: есть, товарищ генерал! Да уж, не к месту был бы такой юмор. Прикусив язык, он промямлил:
– Я и не собирался оставаться. Сейчас, я мигом.
Проходя в ванную, он обратил внимание на фотографию, висевшую на стене. На фоне Берлинской стены были запечатлены улыбающиеся военные: генерал, полковник, майор и два капитана.
Не дожидаясь вопроса, Людмила объяснила:
– Полковник – это мой папа, а рядом его друзья по службе в Германии.
– Ага, ясно, – кивнул Никита и поспешил в ванную.
На улице Никита спросил:
– Люда, у тебя потрясная судьба: два родных языка, Германия... отец – полковник. А где твой отец сейчас?
– Папа погиб в прошлом году. Работал в одной фирме, которая продает на Запад, кажется, лом цветных металлов. Он сопровождал фуру с этими отходами, и на границе с Польшей на них напали бандиты. Обстреляли из автоматов. Видимо, думали, что в фуре какая-то дорогостоящая аппаратура или вещи. Сволочи...