Мне доводилось плавать почти десять лет – плавать серьезно, и еще два года я провел на флоте военным ныряльщиком, – и я знал, как опасна река. Так что мне пришлось, выкрикивая имена проказников, выманивать их из воды. Кого просьбами, кого угрозами, а кого – просто вытаскивать. Днестр испещрен водоворотами, как больной оспой – метинами, и я здорово испугался. К счастью, вся эта орава забежала в воду со стороны пляжа, и всем хватило мозгов оставаться на мелководье. Всем, кроме одного.
Моей жены.
Ее голова торчала уже посреди реки, и я, не раздумывая, нырнул с мелководья вперед. Расстояние до Рины было небольшое, но потребовались усилия, чтобы преодолеть его: течение реки в этом месте особенно быстро. Я, мощно дельфиня, поднялся из воды почти по пояс, чтобы не упускать Рину из поля зрения.
Увиденное потрясло меня.
Рина лежала посреди реки, прекрасная, обнаженная, и ее волосы оплетали тело, словно тонкие, – о, толщиной с волос, не больше, – змеи. Они шевелились в такт воде. Лицо ее – прикрытое тонкой пленкой воды – было безмятежно, глаза закрыты. Она была похожа на богиню вод. Она и есть богиня вод, подумал я. И едва не повернул назад, потому что тревожить богиню показалось мне кощунством. А женщина посреди реки была не Риной, нет.
Я обернулся было уже и поплыл обратно, как вдруг сильный всплеск рядом привел меня в чувство. Это приплыл еще кто-то. Я рванул вперед, к Рине, и успел, погрузившись на корпус, поймать ее тело, уходящее в темное дно реки. Рядом со своей я увидел еще одну руку. Такую белую, что чуть было не спутал ее с брюхом рыбы. А потом мы выдернули тело Рины на поверхность, и отбуксировали его к берегу. Оказалось, нас снесло вниз почти на полкилометра и мы слышали голоса тех, кто пошел по течению искать нас. Только тогда я взглянул на человека, который спас Дьявола вместе со мной. Тоненькая блондинка с большой красивой грудью, плоскими мальчишескими ягодицами, редкими волосами, и улыбкой голливудской актрисы Скарлет Йохансон. Я узнал в ней одну из студенток своего курса. Мы привели в чувство Рину, не успевшую наглотаться воды, уложили ее на песок, и стали ждать помощи. Я все не мог заставить себя отвести взгляд от груди девушки. Попросту пялился. Она видела это, но улыбалась мне.
Так в мою жизнь вплыла Юля.
23
Наш с Юлей роман начался до того, как мы встретились.
Я почувствовал приближение женщины, которая станет моей.
Я не могу даже сказать, что это была любовь с первого взгляда. Ведь еще до того, как взглянуть на нее, я уже ощутил в водах реки что-то, похожее на сладкую судорогу тонущего. Мне, как и всякому пловцу, доводилось тонуть. И я знаю, как это сладко. Разноцветные видения проносятся в ваших глазах с пузырьками воздуха и вы отплываете в воды Океана покоя и вечной любви, отплываете смирившимся и утешенным.
Может, это богиня вод насылает видения тем, кто идет к ней, чтобы человек не цеплялся за свою земную – во всех ее смыслах, – жизнь?
Не знаю. Я помню лишь, что, когда тонул, странное оцепенение нападало на меня и, любуясь калейдоскопами глаз, я уходил на дно. Всякий раз меня спасали. Спас я и Рину, хоть здорово потом и жалел об этом. Но тогда я еще лишком любил ее, чтобы дать вот просто так уйти, уплыть от меня по течению Днестра в мрачные, таинственные плавни лиманов, а оттуда – в кораллы Средиземного моря, вечно колышущиеся кораллы, словно волосы, волосы тонущих женщин, навсегда застрявших в трюмах погибших кораблей. И вдвойне издевкой судьбы выглядит то, что именно в тот момент, когда я спас Рину, которую еще любил, и начался крах нашего брака.
Первую трещину звали Юлия.
Я даже не взглянул толком в ее лицо в тот вечер, лишь не мог отвести взгляд от декольте. Юля была из породы тех женщин, красота груди которых видна лишь при ее обнажении. В одежде они выглядят худенькими, без – крепкими и даже полными. Мне было на что посмотреть в ту ночь, когда мы стояли над Риной, постанывающей в песке, в ожидании, когда нас найдет кто-то из компании, веселившейся в доме. В ту ночь волосы Рины пропахли тиной и страхом всех утопленников реки. Она лежала в беспамятстве и я даже начал беспокоиться, не закончится ли дело асфиксией или как она, эта штука, называется? Кислород не поступает в мозг долгое время, вы успеваете спасти человека, но сознание его уже мертво. Кажется, на циничном медицинском жаргоне таких называют овощами? Я, встревоженный, присел над женой и похлопал ее по щекам. Девушка, имени которой я тогда еще не знал, присела на корточки рядом со мной. И я не смог заставить себя посмотреть куда-то, кроме ее щели, прикрытой полоской плавок. Интересно, бреется ли она, подумал я жадно. Уставший, я, тем не менее, хотел женщину. На секс с Риной в эту ночь рассчитывать на приходилось, знал я.
Нужно растереть ее лицо, – сказала девушка.
Вы умеете это делать? – спросил я.
Попробую вспомнить уроки военного дела, – сказала она с улыбкой.
Спасибо, – сказал я, – не понимаю, какого черта она полезла в воду, если бы не вы…
Вы отлично справились, – сказала она и принялась растирать щеки Рины, отчего жена застонала.
Вы вдохновили меня, – сказал я.
Вот как? – сказала она, и, перейдя на руки Рины, посмотрела мне в глаза.
Да, – сказал я, и слегка кивнул, потому что больше мне нечего было сказать.
Она, улыбаясь, похлопала по щекам Рины. Жена застонала и ее стошнило несколько раз подряд, сначала зеленым, потом слегка розоватой водой. Я видел, потому что Луна светила ярко. Бедняжку выворачивало так, что ей пришлось глубоко дышать, чтобы успокоиться.
Где это мы, черт побери, – сказала она.
С вами все в порядке, ваш муж спас вас, пока вы тонули, – сказал девушка.
А ты, черт возьми, кто такая? – спросила Рина.
Меня зовут Юля, – сказала она.
Так мы узнали ее имя. Рина посмотрела на нее мутным взглядом, и, опираясь на мою руку, села.
А меня зовут Рина, – сказала она, – этого же мужественного героя в плавках Владимир.
Мы супруги, – сказала она, полуприкрыв глаза.
Я знаю, – приветливо улыбнулась нам Юля.
Юля помогла мне вытащить тебя из воды, – сказал я.
Ты уже уходила ко дну и мы могли потерять тебя из виду, вода в реке темная, – сказал я.
Необязательно расписывать мне трудности, с которыми ты столкнулся, исполняя свой человеческий долг в отношении ближнего своего, – сказала Рина, и я понял, что она оправилась.
Он действительно выхватил вас в последний момент, – сказала девушка.
Рина глянула на нее подозрительно. Но пл лицу Юли нельзя было сказать, что она хотела нанести удар. Она просто констатировала факт. Рина, подумав долю секунды, кивнула.
Спасибо, милый, – сказала она тем своим голосом, от которого мои легкие, сердце и грудная клетка становились комком мягкого масла, и я мог поползти к ней на край света по собачьи, – о, спасибо…
Не знаю, что на меня нашло, – сказала она.
Свет Луны, – сказал я, и мы увидели, что на нас и в самом деле упал лунный свет, в котором мы выглядели странной композицией из серебристых фигур.
И вам спасибо, – сказала Рина.
Пожалуйста, – просто сказала Юля.
Она вообще оказалась немногословна и спокойна.
Это поразило меня. Мало кому удавалось оставаться спокойным в присутствии Рины. Эта женщина – катализатор всего того дерьма, которое таилось в вас, как сероводород в Черном море – под толщей воды и песка. Стоило вам оказаться поблизости от Рины, как дьявольские пласты вас начинали сходиться и сталкиваться, словно материки на жидкой магме. Наружу вырывались огонь и камни. Любая другая женщина сейчас бы или дрочила, или, сойдя с ума, вырывала себе матку, чтобы принести ее в зубах на вершину жертвенной пирамиды, или, рыдая, пыталась бы утопиться. О, Рина сводила женщин с ума по особенному, не так, как мужчин. Но Юля была нечувствительна к волнам удушливой злости, которые источала Рина.
Роза, ад источающая.
Вот кто моя жена и вы чувствовали это, приблизившись к ней на расстояние вытянутой руки. Это пугало, волновало, тревожило, на худой конец, озадачивало. Но Юле было все равно. Она источала – словно в ответ – лишь доброжелательный спокойный интерес. Словно ботаник, склонившийся над редким видом ядовитого цветка, она смотрела на Рину с интересом и без страха. Добавьте к этому, что она была молода, очень молода, и вы поймете, в какой тупик зашла Рина, пытаясь понять, что именно она видит в этой красивой и умной – вот еще одно дьявольской сочетание – блондинке.
Все это, – я видел, – так озадачило Рину, что она отложила решение проблемы по имени "Юлия" на потом.
Обязательно приезжайте к нам на следующую вечеринку, – сказала моя жена Юле.
Я приеду, – сказала та.
Рина встала, пошатываясь, и обняла меня за плечи. Юля смотрела на нас блестящими в свете луны глазами. Мы оба пялились на ее стройные ноги. Голоса были слышны все ближе.
Давайте пойдем им навстречу, – сказала Рина.
Она встала между мной и Юлей, – чтобы мы поддерживали ее, ну, и чтобы разбить связку, – и мы, поддерживая Рину, пошли. Внезапно она остановилась.
Но я-то голая, – сказала она, – а вы в купальниках.
Юля взглянула не нее с интересом.
Вы хотите, чтобы я разделась? – спросила она.
Я хочу, чтобы вы оба разделись, – сказала капризно Рина, приходившая в себя на глазах.
Так свежее мясо, которое вы ткнули пальцем, на глазах у вас наливается соком и вмятина исчезает, словно в обратной замедленной съемке. Воистину, подумал я, даже смерть бессильна над моей сумасшедшей проклятой, ненавистной, обожаемой сукой женой.
Время показало, как я ошибался.
Но тогда Рина наливалась плотью и кровью буквально на глазах. Она приходила в себя так быстро, что я бы диву давался, не будь я ее супруг с пятилетним стажем. Юля, нисколько не удивившись, развязала шнурок верхней части купальника. И сняла его. У нее были красивые – тяжелые, чуть продолговатые, с большими розовыми сосками, которые в свете луны выглядели посеребренными, – груди. Тяжесть их стремилась вниз, они не были раздуты вширь, как дурно сделанные протезы, которыми надувают своих пациенток пластические хирурги. Но грудной клетки они касались лишь там, откуда росли. У нее была красивая, не обвисшая грудь третьего размера. Не могу сказать, что я определил его на глаз. Я просто не удержался – с ней у меня не получалось этого делать с самого начала, – и спросил, каков он.
Третьего, – сказала она.
Если Рину это и взбесило, она не показала виду. У нее тоже была красивая грудь, крепкая, как молодые яблоки, но небольшая. Я не раз говорил ей, что люблю ее и ее грудь, и она знала, что это так. Но какое значение имеет, верите ли вы в бога-императора или нет, если вас все равно внесли в проскрипции, чтобы отдать на растерзание львам? Рина плевала на то, люблю я ее или нет. Рина хотела моей крови и моих кишок, чтобы слепить из них босховы фигуры своего наступающего безумия. Она жаждала вырвать мои ребра, чтобы, натянув меж ними мою кожу, сделать лук и стрелять из него золотыми стрелами Аполлона во все, что она увидит, сидя на облаках. Из моего члена она жаждала вырезать прекрасную золоченую флейту и сыграть на ней те грустные песни, что насвистывал Пан, свергнутый с пьедестала богов гнусными христианами. Моим мясом она мечтала набить свои походные сумки, после чего – отправиться на покорение неизведанных земель, где черви танцуют на ложах гробов.
Сидя на этих гробах, я возвращаюсь в ту ночь.
Мы красовались тремя серебристыми фигурами на черном песке в ту ночь, и мы светились, словно призраки мертвых.
После Юля сняла плавки, и я увидел, что она не бреет лобок. Но волосы у нее и там были редкими, и, – как у всех натуральных блондинок, – практически незаметными. Глядя ей в промежность, я снял плавки. Она глядела на меня с улыбкой средиземноморского бога, аттического Аполлона. Уголки губ слегка подняты, голова чуть задрана назад. В ее взгляде я распознал торжество, радость, отсутствие какой-либо рефлексии, спокойствие, и беспримесное любопытство к жизни.
Юля казалась моложе нас с Риной на три тысячи лет.
24
Почему мы не разведемся, – сказал я уже ночью, когда часть гостей улеглась спать по комнатам, а другая отправилась обратно в город, распугивая живность в лесу воплями и визгом шин.
Ответь мне, – сказала она, сидя на подоконнике, завернувшись в плед.
Я пытался понять – смежив нестерпимо болевшие глаза – осталась эта девушка у нас дома или уехала обратно в город. Выяснить сразу мне бы не удалось при Рине. Так что, когда мы привели жену домой, под приветственные возгласы и здравицы гуляк, я просто кивнул ей с легкой улыбкой, и повел жену в дом. А девушку потерял из виду.
Все пытаешься понять, где она? – сказала Рина.
О чем ты? – спокойно удивился я.
В этот момент я и правда верил, что мне безразлична Юля. Рину можно было обмануть, только если ты начинал верить в ложь, начинал за секунду до того, как сказать ее. Если бы Рина решила стать моим агентом, я бы добился успеха на подмостках. Она вышлифовала меня в актера лучше любого театрального училища. Так что я и правда подумал: – какая еще девушка? Рина глянула на меня с подозрением, но уже чуть менее враждебно.
Почему мы не разводимся? – сказал я.
Перекладываешь ответственность на меня? – сказала она.
Пытаюсь понять, – сказал я.
Ну, попробуй, – сказала она спокойно, и я впервые за несколько лет увидел, что моя жена не хочет меня уязвить, и действительно предлагает мне попробовать ответить на вопрос, вставший перед нами обоими.
Деньги, – сказал я.
Немаловажно, – согласилась она. – Но и порознь мы с голода не умрем.
Это было правдой. Дом у реки мы бы себе уже не смогли позволить, но на две приличные квартиры в городе денег бы нам хватило. Детей мы не родили, и мне не пришлось бы платить ей алиментов. Она не работала, но у нее была куча богатых друзей, и некоторые из них часто ссужали ей деньги без процентов на долгие сроки. Она их никогда не возвращала. Предоставляла это мне. Но я знал, что, разойдись мы, она уже завтра же сломит еще кого-нибудь. Деньги не были для нее проблемой.
Ты меня любишь, – сказал я.
Но это не имеет значения, – сказала она.
Я кивнул. Мы оба знали, что наша любовь давно уже не имеет никакого значения. Подул ветер и тополя зазвенели листвой. Нет ничего красивее, чем звук тополя. По иронии судьбы, это дерево причиняло Рине массу неудобств, она ведь аллергик.
Тополя, которые мы могли спилить, спилили. Но за городком стояла роща вековых тополей, и до них добраться у нас не получилось. И слава Богу, добавлял я про себя иногда. Мне нравилось, как звучат тополя.
Красиво, правда? – сказала Рина. – Я о тополях.
Видишь, я в состоянии оценить врага, – сказала она.
Ты хочешь сказать, что я тебе враг? – сказал я.
Ты для этого чересчур слаб, милый, – сказала она, – пороху тебе не хватает на то, чтобы быть по-настоящему жестким.
Зато ты отдуваешься за двоих, – сказал я.
Верно, – сказала она задумчиво, и сказала, – тяжело тебе приходится?
Я все еще здесь, – сказал я.
Глаза у нее были, словно у сытой кошки. Все еще опасные, но ленивые, с поволокой. На минуту мне даже показалось, что я вижу перед собой Рину пятилетней давности. В чем причина того, что все мои женщины становятся прямой себе противоположностью после нескольких лет брака, подумал я. И еще – интересно, произойдет ли это и с Юлей?
Так я впервые подумал о том, что мы могли бы жить вместе.
Рина, словно что-то почувствовав, шевельнулась. Наваждение ушло, я снова видел перед собой жену. Дерзкую, жесткую, сволочную, слишком вросшую в меня, чтобы я мог уйти от нее. Как ноготь, вросший в палец ноги. Вырезать такие приходится хирургам.
Знаешь, какую ошибку допускают те, кто видят в статуях богов истуканов и идолов? – сказала Рина. – ну, ранние христиане, например?
Нет, – сказал я.
Им кажется, что это резные идолы, – сказала она – просто резные идолы.
Но ведь духи могущественны, но не обладают формой, – сказала она.
Статуя бога это его тело, – сказала она.
Тело, которое делали, чтобы дух снизошел в форму и принял ее, – сказала она.
Без тела, в которое он мог бы войти, дух беспомощен, он скитается по миру, он ужасен в гневе, но не может ничего сделать, пока у него нет рук, нет ног, нет тела, – сказала она.
Когда дух находит тело, он вступает в отношения с нашим миром, и он может здесь все,
Напоминает теорию о вселении бесов, – сказал я.
А бесы, милый, и есть боги, – сказала она.
И бесовски подмигнула.
Я пожал плечами, и, зная, что до рассвета осталось каких-то полчаса и ложиться спать не имеет никакого смысла, – предстояло выпроваживать старых, поить, развлекать, и принимать новых гостей, – выпил прямо из горлышка. Подержал во рту напиток и понял, что это коньяк. Это значило, что скоро начнет болеть голова. Я глотнул еще. Боль в голове не дает мне напиться, поэтому, если нужно пить много и долго, я предпочитаю коньяк. Рина глянула на меня с досадой.
Не пей, – приказала она.
Почему? – сказал я.
Выпив, ты становишься мерзким, тошнотворно пассивным, скучным мудаком, – сказала она.
Проще говоря, не впадаю в истерики, как ты, – сказал я.
Пусть даже так, будь ты проклят! – ударила она кулаком по окну.
Рина, – сказал я.
Я не собираюсь трахать тебя сейчас, – сказал я.
Не очень-то и хотелось, – сказала она.
Но мы знали, что хотелось. Рину задело, что я оказался не так слеп, как обычно, и она завелась.
Всю эту историю про духов я рассказала тебя, чтобы объяснить, почему мы до сих пор вместе, – сказала она зло, и я почувствовал запах гнили и тины, исходящий из ее рта, запах сетей, пролежавших на дне омута годы.
Считай, что я ее не понял, – сказал я.
Ну так я растолкую тебе ее до конца, – сказала она.
Считай, что я дух, милый, – сказала она.
Хорошее тело он себе выбрал, – сказал я, улыбнувшись, и снова выпил, назло.
Твоё, – сказала она.
Я говорю о твоем теле, милый, – сказала она.
Только тогда я, наконец, понял.
25
Следующую неделю мы с Риной провели в аду, который она устроила заботливо и продуманно, как комендант концентрационного лагеря – помещения для культурного отдыха служащих. Занавески, патефон, продуктовые наборы, дощатые полы и площадка для танцев с девушками из обслуживающего персонала. Жена моего деда, женщина, которую он взял после того, как моя бабка – урожденная польская дворянка, умерла от алкоголизма, – пережила концентрационный лагерь. Я часто спрашивал ее, как оно там было, в Равенсбрюке. Ну, до тех пор, пока не повзрослел и не понял, что ад это всегда обыденность. Она мне и отвечала:
Там было Обычно.