- Ты же просил не говорить, хотя, мне кажется, совершенно напрасно Нил очень отходчив, мне ли не знать собственного сына. Прошло уже четыре месяца, и он все забыл. К тому же, он и сам повел себя не лучшим образом. Он поступил с тобой слишком жестоко, не мог же не понимать, что ты не по злому умыслу, а по неопытности…
- Нет, нет, Нил Романович был справедлив и великодушен. Если бы не он, я бы еще много лет гнил в тюрьме…
Асуров подхватил очень кстати поднесенный бокал и с чувством осушил.
- Noch ein Mal! <Повторить! (нем.)> - выдохнув, скомандовал он несколько опешившей официантке и предварил вполне ожидаемые возражения подруги: - Любимая, не беспокойся, я меру знаю.
А хорошо бы, однако, надраться до бесчувствия, чтобы хоть так, хоть на одну ночку избежать пылких объятий мадам. Что то на седьмом десятке больно уж оне охочи сделались по этой части, прямо Мессалина какая-то, о душе бы лучше подумала, самое время… Но, конечно, мечту надраться придется отложить. Ни чего не попишешь, товарищ подполковник, платить надо за все…
Скандал, разразившийся тогда в доме прославленного психиатра, дорого обошелся Константину Сергеевичу. Разгоряченный стычкой, но не потерявший голову доктор сделал прибывшей на место происшествия полиции заявление: неизвестный господин обманом проник на территорию частного владения и в грубой форме потребовал от хозяина денег или ювелирных изделий на сумму три миллиона французских франков. Заявитель, доктор медицины Рене Московиц, требует квалифицировать произошедшее как попытку вымогательства в особо крупных размерах и принять к правонарушителю соответствующие меры. На яростно сопротивляющегося Асурова без колебаний надели наручники и препроводили в участок. Там он при первой же возможности выступил со встречными обвинениями: доктор с малолетней сообщницей, назвавшейся его дочерью, обманом завлекли его в свое логово, где по хитили принадлежавшее ему ценное ювелирное изделие стоимостью в три миллиона франков. Тетка-следователь посмотрела на него, как на насекомое, и кисло осведомилась, не соблаговолит ли мсье подкрепить свои голословные заявления какими либо документами или свидетельскими показаниями. Ах, соблаговолит? Очень интересно, мы слушаем…
И началось самое страшное. Правоохранительные органы плотно занялись салоном на Ришелье-Друат. Хотя факт материального существования злополучной диадемы подтверждался многочисленными свидетельскими показаниями, ни одного юридически значимого подтверждения, что оное произведение ювелирного искусства является или когда-либо являлось законной собственностью "Русского Аполлона", обнаружено не было. Ни договора о купле-продаже, ни сопряженных с этой сделкой движений по банковским счетам, ни даже от меток в инвентаризационной книге. Более того, предмет стоимостью в несколько миллионов франков не был даже застрахован!
Попутно вскрылись вопиющие злоупотребления, касающиеся всех без исключения аспектов коммерческой деятельности салона. Присутствовал весь ароматный букет - и фиктивные договора, и подложная финансовая документация, и уклонение от налогов, и нарушения правил работы с наличностью. В полное изумление повидавших всякое дознавателей поверг установленный в салоне электросчетчик, который при переключении на ночной тариф начинал вращаться в обратную сторону, накручивая уже долги энергетической компании данному потребителю. "Русский Аполлон" был немедленно опечатан, а все его счета арестованы.
Особую пикантность делу придавало то обстоятельство, что владельцем этой хитрой лавочки оказался не кто иной, как Нил Баренцев, миллиардер, светский лев и филантроп, член совета директоров "Свитчкрафт" и дюжины других транснациональных корпораций, владелец множества процветающих предприятий, человек, входящий в двадцатку самых богатых людей Франции. Великолепное подтверждение классической фразы - все крупные капиталы нажиты нечестным путем.
Прокурор города, у которого мадам следователь запросила санкцию на арест Баренцева, долго не мог придти в себя от шока. Потом снял трубку и попросил соединить его с министром.
На другой день министр назначил следователю аудиенцию.
- Господин министр, - с порога заявила она. - В демократическом обществе законы одинаковы для всех, и никакие миллионы не освобождают от ответственности за совершенное преступление. Предупреждаю вас, что не уступлю ни давлению, ни подкупу…
- Присядьте, инспектор Лори, - прервал ее министр. - Я не намерен ни давить на вас, ни, тем более, подкупать. Я всего лишь взываю к вашему здравому смыслу. Скажите, какую примерно сумму, в результате всех выявленных вами злоупотреблений, могло бы присвоить лицо, их совершившее?
- Точную цифру знает лишь само это лицо, но речь может идти об очень большой сумме. До миллиона франков. А если приплюсовать те три миллиона, которые вымогались у доктора Московица…
- Ну, такое арифметическое действие едва ли будет юридически правомочным, но для наглядности давайте приплюсуем. Получим, если не ошибаюсь, четыре миллиона. А по данным "Фортюн де Франс", за один только прошлый год личное состояние мсье Баренцева увеличилось на шестьсот миллионов. Прошу заметить, мадам, долларов. В пересчете на франки это составит приблизительно два с половиной миллиарда… Инспектор Лори, ваш годовой оклад составляет, кажется, сто двадцать тысяч франков?
- Сто сорок. Зимой я получила повышение.
- Поздравляю… Путем несложных подсчетов можно убедиться, что для мсье Баренцева те четыре миллиона, о которых вы говорите, - это примерно то же, что для вас двести франков. А уж тот миллион, который вы, чисто теоретически, могли бы ему инкриминировать, - и вовсе пятьдесят франков. Чашечка кофе, рюмка пастиса и пачка сигарет. Скажите, ради этого вы пошли бы на должностное преступление, рискуя при этом потерять все - работу, репутацию, свободу, наконец?.. Поверьте, я отнюдь не питаю иллюзий насчет кристальной честности богачей. Полагаю, и Баренцев не исключение. Но несоразмерность масштабов… Я неплохо знаю мсье Баренцева и уверяю вас, он отнюдь не похож на идиота. Не сомневаюсь, что в этом деле он скорее жертва, но уж никак не преступник. Я распоряжусь, чтобы его немедленно известили о случившемся. А вам советую сосредоточиться на персоне этого мошенника управляющего, как его там…
- Асуров, господин министр…
Баренцев, который, по словам его адвокатов, должен быть прилететь из Америки несколько дней назад, с возвращением не спешил. Его мобильный телефон не отвечал.
А Костя Асуров уже больше недели парился на нарах в следственной тюрьме. Конечно, по сравнению с изолятором ГБ на Каляева здесь был санаторий, но по сравнению даже с самым задрипанным советским санаторием… С другой стороны, лучше уж здесь, чем лицом к лицу с разгневанным Баренцевым. Так все повернулось, что Нил его теперь в порошок сотрет…
Но Нил вообще не удостоил его своим обществом.
Когда Асурова привели на очередной допрос, мадам Лори попросту встала и вышла из кабинета, а ее место занял мэтр Зискин, один из своры баренцевских адвокатов.
- Оливье, счастлив вас видеть!
Асуров, шапочно знакомый с адвокатом, протянул руку. Зискин никак не отреагировал.
- Патрон согласен взять вас на поруки, - деревянным голосом проговорил он. - Ознакомьтесь с условиями вашего освобождения из-под стражи. И подпишите.
Зискин подтолкнул к Асурову несколько бумажек.
Условия были жутковатые. В обмен на свободу Асурову предлагалось за счет собственных средств погасить все фискальные и прочие недоимки, которыми в результате его незаконной деятельности было обременено предприятие "Русский Аполлон", включая все пени и штрафы, на общую сумму в один миллион четыреста тринадцать тысяч восемьсот двадцать семь франков пятьдесят сантимов.
- Бред какой то! - возмутился Асуров. - Откуда я возьму полтора миллиона?!
Адвокат молча показал на следующую бумажку.
Договор о безвозмездной передаче движимого и не движимого имущества ликвидационной компании "Зуг-цванг-3". Квартира. Автомобиль, не откатавший и трех тысяч километров. Вклады, размещенные на трех банковских счетах, включая и номерной анонимный депозит в Швейцарии.
- При существующих ценах на жилье и валютном курсе за вами остается от пятнадцати до сорока тысяч. Патрон вам их прощает.
- Ах, спасибо ему, благодетелю! А если я не подпишу?
Зискин спрятал улыбку в пышных усах.
- Тюрьма здесь, конечно, неплохая. А вот после суда вас могут перевести в не столь приятное местечко…
- Давайте ручку… Ну все, я теперь свободен?
- Не спешите, мсье. Вы ознакомились не со всеми документами…
В следующей бумажке говорилось, что он, Константин Асуров, принимает на себя обязательства по компенсации морального и материального ущерба нынешнему владельцу "Русского Аполлона" господину Нилу Баренцеву. Перечисление позиций, составляющих ущерб, занимало три убористо распечатанных листа, а общая сумма зашкаливала за девять миллионов.
- Это уже разбой! Какие, к чертям, девять миллионов, он что, свихнулся?! Да я же ему этот салон из руин поднял, на блюдечке преподнес! Это он мне должен!
- Прекратите брызгать слюной, Асуров, и выслушайте меня. Своими махинациями вы нанесли ущерб деловой репутации моего патрона, которая дороже не только девяти миллионов, но и девяти миллиардов. Если бы я не был профессиональным юристом, обязанным стоять на страже закона, я вам сказал бы, что полагается за такие дела.
- А вы скажите!
- Не дождетесь. Лучше подписывайте.
- А если я подпишу, а потом не стану ничего платить?
- Рискните, коли угодно. Только позвольте напомнить, что освобождение ваше является условным, дело не прекращено, а лишь приостановлено.
- Да? И на какой, интересно, срок?
- Здесь же сказано - на пять лет. Либо вы за это время погашаете свой долг, либо отправляетесь в тюрьму на двадцать лет без права апелляции. Можете не сомневаться, это мы вам организуем.
- Да уж…
- Все платежи прошу проводить через нашу контору, "Зискин и Перельман", адрес вы знаете… И еще, уже на словах. Патрон просил передать вам - если с ним что-нибудь случится, все ваши долговые обязательства перейдут к другим людям… скажем так, куда более жестким… Вы меня поняли?
Первое, что сделал Костя, оказавшись на свободе, - зашел в телефон-автомат и набрал номер Нила.
- Слушаю!
- Нил, это Константин Асуров, надо бы объясниться…
- Константин Асуров? Простите, я такого не знаю.
Конечно, Асуров не был бы Асуровым, не будь у него надежно припрятанной заначки на черный день. Достав ее, он и рванул… Куда? Да к своей старой во всех отношениях зазнобушке, Ольге свет Владимировне, благо она как раз принимала участие в грандиозном концерте по случаю очередного объединения Европы. В Брюсселе, рукой подать…
Намерзся, как собака, у входа, налаялся с охраной, но своего все же добился - по пути от дверей до лимузина, выцепила она его близоруким взглядом из толпы поклонников, признала.
- Костя!
- Оленька!..
Он не знал, какие отношения связывают ее с сыном, возможно, Нил уже посвятил ее в эту малоприятную историю, а потому его версия событий была выстроена крайне дипломатично, с предельной приближенностью к фактам, с покаянным признанием своей вины, но при полной подмене мотивировок. Дескать, по глупости погорел, по неопытности, хотел как лучше для Нила Романовича… Баренцева ни в чем не винил, наоборот, всячески восхвалял за благородство и справедливость, ни словом не обмолвившись о том, что драгоценный ее сынуля лишил последних средств к существованию, пустил, можно сказать, по миру…
С разомлевшей от ласк Ольги Владимировны Асуров взял твердое слово: сыну об их отношениях - ни гу-гу!..
* * *
- Северин, ты гений! Сегодня твои бумажки выручили нас дважды… Линк, доставай!
Линк, улыбаясь во весь рот, извлек из сумки бутыль хорошего французского коньяка.
- "Курвуазье"? Я тронут… Жаль только, что после желтой лихорадки, которую я подхватил в Бирме, мне категорически запрещены крепкие напитки, даже в малых дозах. Ничего, выпью пивка… - Северин открыл холодильник, но ничего, похожего на пиво, там не обнаружилось. - Так, похоже, кончилось. А "Кайзер" давно закрылся… Слушай, Линк, может, сгоняешь на заправку, у них круглосуточно? Как выйдешь, через мост налево. А мы с Энн тем временем поджарим мясо и приготовим салат.
Линк поднялся.
- Да я и сам больше пиво уважаю…
- Кошелек в куртке, куртка в прихожей, - напомнила Энн.
Северин отправил замороженные антрекоты в микроволновку, выложил на тарелку сыр, достал из буфета бокалы, разлил коньяк.
- Твое здоровье! Прозит!
- Но тебе же нельзя коньяк!
- Кто сказал? - Северин поднес бокал к губам, сделал маленький глоток. - Блаженство!.. Кажется, есть один способ решить вашу проблему.
- Ты о?..
- О ней самой. Есть у меня в Амстердаме один умелец, Йос Вламинк, честнейший парень, в одной камере сидели… Я тут утречком с ним связался, поговорили на нашем птичьем языке. В общем, он готов взглянуть на вашу вещь, но…
- Что ты замолчал?
- Рисковать он не хочет. Золото пойдет в переплавку, камешки - поштучно… По прикидкам, в цене потеряете раз в пять, рынок сейчас не очень… Но других вариантов предложить не могу, да они и вряд ли существуют. Ты подумай.
- Я подумаю. Линку ничего не говори. Я должна сама принять решение.
- А зачем, по-твоему, я его за пивом отправил? Только смотри, не очень долго раздумывай, Йос ждать не будет…
- Налей еще, я, кажется, заболеваю. Голова трещит, продуло, наверное… А болеть некогда… Мне нужно дня два, от силы три. Хочу попробовать одну штуку. Если не получится, тогда, наверное, придется ехать к твоему Йосу…
Глава тринадцатая
Крокодилы, пальмы, баобабы. И жена…
(октябрь 1995, Кения)
Новый каталог принесли с почтой.
Лизавета, не вставая с кровати, принялась рассматривать последние поступления в магазин - именно в магазин, потому что магазин, публикующий каталог, был единственным в городе. Сезонные скидки произвели на нее сильное впечатление, и Лизавета с несвойственным ей темпераментом, даже толком не позавтракав, кликнула секьюрити и помчалась в центр города с азартным чувством приобретения.
Водитель и охранник, как всегда, молчали в пути. И даже столь ранний выезд хозяйки нисколько не возмутил прислугу. Уже подъезжая к магазину, Лизавета отметила про себя скопление известных автомобилей. Значит, не одна она сегодня позавтракала быстрее обычного, что неприятно огорчило ее. Планы покупок уже окончательно созрели в пути, и заработал советский страх оказаться неотоваренной за счет конкурентов. Ли завета неприлично скоро для своего статуса влетела в торговый зал и заметалась от прилавка к прилавку. Секьюрити быстро наполнял корзину и послушно следовал за хозяйкой, как вдруг Лизавета заметила, что две незнакомые белые женщины просто сметали все самое лучшее просто перед ее носом. Коляски с вещами и обувью у них принимал абориген и, расплачиваясь в кассе, вывозил все к микроавтобусу.
- Вот еще, спекулянтки выискались!
Лизавета, оставив охранника ждать, решила выяснить конкурентов. Она вышла к автобусу и задержалась, встречая нагруженного аборигена.
- Ну, зачем тебе так много этих туфель! Я специально приехала именно за этим фасоном. Продай хоть одну пару! - Лизавета специально наигранно-небрежно завела разговор.
- Не могу никак, мадам, я только исполняю поручение господина, а его женщины все отбирают. Там все по счету.
- Да какой может быть счет! Что у него гарем, что ли?
- Да, госпожа, гарем что ли, - уныло отозвался грузчик.
Лизавете стало смешно и интересно: во что наряжают женщин из гарема. Она отошла от машины, но так, чтобы было видно, что и сколько грузят. А грузили по полной программе - и белье, и европейские платья, и шляпки, и всякие мелочи, без которых любой женщине просто не прожить. Две не очень молодые, скромно одетые женщины-конкурентки быстро вышли из магазина и скоро направились к автобусу. Проходя мимо, они возбужденно говорили о чем-то, и к полному ужасу Лизаветы она четко услышала русскую речь.
- Юль, думаю, что на всех не хватит, а хозяин вообще обалдеет, как узнает за какие гроши мы отоварились. Вот, хоть и принц, а экономит на каждой пуговице. Хорошо, что хоть заказ приняли и через неделю подвезут остальное, а то девчонки передерутся. Жене, небось, денег не жалеет ни на что, а нашим девчонкам за нее такое приходится вытворять, что не приведи Господь.
Лизавета ошарашено проводила взглядом женщин, которые быстро забрались в машину, сильно хлопнув дверцей. Автобус мгновенно тронулся, но Лизавета успела прочитать номера. Сомнения ее не обманули - эта была машина из гаража драгоценного супруга.
Лизавета поспешно забралась в свою "БМВ" и двинулась за автобусом. То, что такое количество женской одежды предназначалось не ей, для Лизаветы было очевидно, но тогда кому и зачем. Гуманитарной помощью давно занималась сама Лизавета, да и не похож этот ассортимент на гуманитарку. Между тем автобус повернул из центра города и скоро остановился у высокого каменного забора. Никогда прежде Джош не привозил ее сюда и не говорил о том, что у него есть этот особняк. Забор был настолько высок, что только малая часть крыши была видна за деревьями. Лизавета припарковала машину так, чтобы видеть как будут выгружать товар, и кто будет встречать подозрительный груз.
Сначала из машины вышел слуга, он ключом открыл автобус, что немало удивило Лизавету. Женщины проворно выскочили из машины, и в этот момент сразу открылись железные ворота. Сначала дамы прошли во двор, и только потом въехала машина. Ворота закрылись так же быстро, как и открылись, но Лизавета успела нажать на газ и проехать мимо. Закрывал ворота бывший слуга супруга, который как будто бы был уволен хозяином несколько месяцев назад но причине болезни, и это событие тогда расстроило Лизавету. Этот старый слуга много лет служил в семье мужа, и то, что старик жив и здоров и, мало того, работает как ни в чем не бывало, а Лизавета этого не знает, сильно встревожило ее. Спрашивать напрямую мужа Лизавете не хотелось, интуиция подсказывала ей, что за этим всем кроется тайна и скорее всего малоприятная. Надо самой размотать этот клубок. Лизавета поехала вдоль забора, который шел по всему периметру, и с противоположной стороны обнаружила еще один въезд, парадный. Ворота были закрыты.
Лизавета проехала немного дальше, притормозила и, не закрыв машину, вышла. Глухими эти ворота можно было бы назвать только условно, поэтому в зазор она рассмотрела весь двор и дорогу, ведущую к скромному входу. То, что она увидела не сразу - вернее не сразу поняла, что она увидела, - заставило ее метнуться к своей машине и на скорости удалиться прочь от особняка.