* * *
- Девочки, вы не могли бы дать свою машину - у меня что-то барахлит мотор. Я вызвала мастера, но пока они притащатся, я просто сдохну.
- Нет проблем, мадам.
Продавщица отдала распоряжение, и машина с фирменным знаком торговой фирмы помчала Лизавету к особняку за высоким забором.
Все прошло, как в американской комедии. Машину с товаром универмага пропустили без проблем, охранник Лизавету не узнал, потому что после перевоплощения с помощью парика и спецодежды Лизавета и сама бы себя не узнала. Главное, перед домом не стоял черный "ягуар" мужа, который она в прошлый раз видела, а значит, все идет по плану.
Водитель помог выгрузить коробки и тут же уехал.
Лизавете навстречу вышла женщина лет сорока.
- Это ваш заказ из магазина.
Лизавете было лениво играть дальше. Она достигла цели. Она попала в лагерь противника, и теперь можно было употреблять власть.
- Но мы не заказывали с доставкой, нам надо еще все просмотреть, может быть нам что-то не понравится. И вообще, нам никогда не привозили заказ. Я ничего не понимаю, может, вы что-то напутали? - уже с подозрением глядя на гостью, говорила женщина.
Но Лизавета и не думала ее слушать. Она стремительно двинулась в дом. Прошла через небольшой холл и по-хозяйски расположилась в просторной гостиной.
- Ты, что ли, главная тут? - нахально разглядывая женщину, спросила она.
- А вы, собственно говоря, кто? - грубо спросила женщина. - Я вызову охрану. Что вы себе позволяете?
Женщина повернулась к выходу, но Лизавета на чистом русском языке ее остановила.
- Да, брось ты, девочка, я жена Джоша. Сядь. Мне надо поговорить с тобой.
Женщина совершенно растерялась, но послушно присела на край дивана.
- Значит так, я хочу знать все про ваш союз нерушимый. За знания я плачу. Потому что учиться, как и лечиться даром - глупо и бесперспективно. Давай, в накладе не останешься, земеля.
Глаза женщины алчно сверкнули, и русская смекалка сработала мгновенно.
- Да что рассказывать… Да, я тоже русская, в переходном возрасте сбежала из дома, а потом все по старинной схеме. Добрые люди пригрели. Я была подарком для Джоша на четырнадцатилетие от его отца, вот с тех пор я здесь. Пастухом работаю. Девочек выпасаю.
- И сколько числом будет?
- Да, немного, всего семь, да я восьмая.
- Значит, ты здесь почти восемнадцать лет? - с ужасом констатировала Лизавета.
- Получается так, - с холодным спокойствием ото звалась женщина.
- Как зовут тебя?
- Ларисой дома звали, а здесь Лара просто.
- Знаешь, Лариса, давай прикроем все. Я отправлю девчонок по домам. У меня хватит и средств и связей. Надо прекращать этот первобытный строй.
- Как ни странно покажется вам, Лиза, - и у Лизы зашлось сердце, эта Лара знала ее имя, - но никто не уедет домой… пока. А что там, дома? Нищета, работа на макаронной фабрике? Покупка трусов - событие месяца! Они уже отравлены нормальной жизнью. А главное, они все любят твоего Джо. Да, его здесь сократили, но только в имени. За него все девчонки еще и борются. Все деньги откладывают на будущее, правда будет ли оно… хотя это уже не важно.
- Лара, а ты? Ты не хочешь вырваться? Или ты тоже его любишь?
- Нет, нет я просто не могу. У меня своя проблема. Она нас держит. Хотя мне часто снится дом… и мама. Я очень хочу назад. Они, наверное, думают, что нас уже и на свете нет…
- Кого нас?
- Да сын у меня от него, Симочка. Болен с рождения. А сейчас вообще прогрессирует эта беда. С сетчаткой там, совсем ослепнет скоро… Операцию только в Америке можно сделать, а я еще денег таких не скопила… ну, вам это все малоинтересно, и вряд ли это войдет в сумму вознаграждения за информацию.
- Лариса, я все равно для себя все решила. Я не знаю, почему говорю вам об этом, но я не буду больше с ним жить. Я уеду, а вы уж продолжайте свои африканские ритуальные танцы без меня. Оставьте ваш телефон, я постараюсь вам помочь. - Лизавета тяжело поднялась и направилась к выходу. - Спасибо за правду.
Лизавета вынула деньги и положила на бюро. Лара мгновенно переместила сумму в карман. И как-то знакомо взглянула на Лизавету. Только в такси, которое мгновенно появилось, Лизавета вспомнила этот взгляд. Так смотрели на нее только молоденькие женщины, презирающие ее возраст и восхищающиеся силой и молодостью Джошуа.
Как только Лизавета вошла в дом, зазвонил телефон.
- Лиза, Павла арестовали. Вылетай срочно - беда у нас.
Большего от Тани добиться было невозможно, потому что она ревела не переставая и несла какой то нечленораздельный бред про растление малолетних, про растрату.
Весь следующий день Лизавета подробно собирала вещи, которых набралось не мало. Заказала билет в Штаты, последнее не составило труда, поскольку с визой у нее не было проблем. И все время регулярно говорила по телефону с мужем, ничем не выдавая своих намерений.
Вечером Лизавета позвонила но телефону, написанному на мятом клочке.
- Лара, я улетаю завтра. Как зовут твоего сына?
- Сима… Серафим. А это вы к чему? - встревожено спросила Лара.
- Завтра с утра поставь ему визу в посольстве США. Там все будут в курсе, а в три пополудни вези его в аэропорт. Будем лечить твоего шестикрылого. Но условие: нашему муженьку, горе-производителю, ни слова. Вот поправим парня, тогда и отчитаемся.
Молчание повисло банановой веткой. Лизавета не торопила, уж кто-кто, а она точно знала, что значит больное дитя и детская могила. Она знала, что ей скажет Лара, потому что, когда умирал в России ее сын, она молила о чуде и день и ночь, тогда Бог не услышал и забрал ее мальчика. И Лара сказала такое понятное для Лизаветы:
- Спасибо.
И не было в этом "спасибо" обычного восклицательного знака. Как будто какая-то неведомая сила объединила двух женщин, и это единение не нуждалось в словах. Был только сын, которого одна женщина мечтала спасти, а другая точно знала, что она это сделает.
* * *
- Пристегните ремни. - Стюардесса внимательно обходила пассажиров. Лизавета, никогда не увлекавшаяся алкоголем, достала "Джеймисон", купленный в аэропорту, прямо из горлышка отпила и протянула бутылку чудаковатому молодому мулату, сидевшему рядом.
- Спасибо, мне нельзя, - сказал парень.
- Скоро напьемся, ты у меня прозреешь, как старик Паниковский.
- А кто такой Паниковский? - спросил Серафим.
- Паниковский - это такой Гердт, но до этого ты будешь доходить всю оставшуюся жизнь. Я гарантирую тебе большой остаток, а главное, чтобы ты его увидел в полном объеме и ничего не проглядел.
"Пашка то, тоже мне, растлил там кого-то. Куда ему против моего…" - преступно-радостно мелькнуло в голове Лизаветы.
Серафим, заснув, уронил голову ей на плечо, и Лизавета замерла, боясь разбудить парня, ее мальчика, теперь ее.
Глава четырнадцатая
Свидание под липами - 2
(октябрь 1995, Берлин)
В шикарном вестибюле отеля "Кемпински" жизнь шла своим чередом. Кто-то приезжал, кто-то съезжал, кто-то кого-то встречал, провожал. За стойкой суетились администраторы, сновали носильщики и коридорные, швейцары в малиновых ливреях легким наклоном головы фиксировали каждого проходящего через стеклянные вертушки дверей. Поодиночке и небольшими группами люди прохаживались по вестибюлю, стояли возле лифтов, рассматривали витрины цветочного и галантерейного бутиков, изучали выставленную на газетном стенде печатную продукцию, сидели на расставленных повсюду диванчиках, за столиками мини-кафе. В кресле неподалеку от входа расположилась девушка в светлом пиджачке из модной среди молодежи конопли. Сидела она уже довольно продолжительное время - то погружалась в изучение солидной книги под названием "Очерки немецкого садоводства", то, устав от чтения, индифферентно разглядывала зал. Должно быть, кого-то ждала.
- Да, пупсик, уже лечу, обязательно дождись меня… - Крашеная блондинка слегка за тридцать, разодетая, как картинка из модного журнала, решительным шагом двигалась от лифтов к стойке администратора, прижав к уху складной мобильный телефон.
Девушка подняла голову, реагируя на русскую речь.
- Конечно, конечно. Но только до утра. Звонил мой Савин, завтра в двенадцать он будет в Шёнефельде, я обещала встретить… - Блондинка закашлялась. - Ничего, аллергия какая то прицепилась… Ну все, целую твой стойкий хвостик. Жди.
Она убрала телефон в сумочку.
- Добри день, мадам Савин…
Портье расплылся в улыбке. Клиентов, занимающих люксовые апартаменты, полагалось знать в лицо и, по возможности, обращайся на их родном языке.
- Добрый! - Женщина небрежно бросила на стойку пластиковую карточку - ключ от номера. - Меня не будет до завтра. Разберитесь пока с холодильником, а то орет как… - Мадам Савин на секунду задумалась, подбирая сравнение, но так и не нашла. - Номер четыреста двадцать.
Ее голос, визгливый, хрипловатый, никак не гармонировал с ухоженной внешностью.
- Да, мадам…
Портье важно кивнул, хотя из всей речи, перемежаемой надсадным кашлем, разобрал только слово "холодиль". Этого было достаточно.
Блондинка между тем уже двигалась к выходу.
Девушка в кресле встала, тряхнула многочисленными косичками и направилась ей наперерез.
- Ой, это вы, здравствуйте, я совсем не ожидала вас здесь увидеть…
Блондинка чуть замедлила шаг, смерила девушку надменным взглядом.
- В чем дело? Вы вообще кто?
- Мы вам так благодарны, так благодарны! И мама, и тетя Зоя! Если бы не вы, Миша никогда не поступил бы в Строгановское…
- Простите, милочка, тут какая-то ошибка.
Блондинка ступила в отсек стеклянной вертушки. Девушка не отставала.
- Но, Светлана Яковлевна…
- Вообще то я Елена Павловнa.
Они вышли на улицу. Блондинка подняла руку. От вереницы такси, ожидающих у входа, отделилась головная машина.
- Ой, вы так похожи на Светлану Яковлевну Троепольскую из Пушкинского музея!
- Не имею никакого отношения к Пушкинскому музею…
Водитель вышел из машины, распахнул перед пассажиркой дверку.
- Битте шён!
- Извините, ради бога, я, наверное, и в самом деле ошиблась…
- Ничего, бывает…
Со снисходительной улыбкой блондинка уселась в такси, что-то коротко и повелительно бросила шоферу. Машина тронулась.
Девушка посмотрела ей вслед и пошла в противоположную сторону…
Спустя минут десять на стойке администратора зазвонил телефон.
- Отель "Кемпински", к вашим услугам…
- Алло, это Элен Савин… - прозвучал в трубке знакомый визгливый голос, сменившийся кашлем.
- Момент, мадам Савин. - Портье нажал одну из кнопок на расположенным под стойкой пульте, - Та-дек! Это Вилли. Звонит русская дама из четыреста двадцатого, разберись, пожалуйста, что ей надо…
- У, пся крев, холера ясна!.. Ладно, давай!
- Переключаю… О, херр Шнойбель, добрый день…
- Вилли, это Тадек… Сейчас подойдет племянница этой русской, дай ей ключ от номера. У них вечером что-то вроде бала, девчонке нужно забрать какое-то платье…
- Понял. Она не сказала, как выглядит эта племянница?
- Светлый пиджак, косички, как у африканки.
- А, знаю такую. Они еще разговаривали в холле и вместе вышли…
Нил приехал только ко второму действию и очень скоро пожалел, что не успел к началу. Честно говоря, он ожидал услышать очередную "городскую фисгармонию", но был приятно обманут в своих ожиданиях. Молодые, сильные, красивые голоса, свежий, разнообразный репертуар, новаторские аранжировки, вдохновенная работа молодого дирижера. Да и акустика в этом небольшом, но очень высоком зале была отменной. Для удобства слушателей текст арий, исполнявшихся, как и положено, на языке оригинала, транслировался немецкой бегущей строкой на узком экранчике, размещен ном поверх сцены.
Пятьдесят минут промчались, как мгновение, хотелось слушать еще и еще, но уже зажглись люстры, и публика, отбившая ладони аплодисментами, неохотно тянулась к выходу.
- Мамочка, спасибо, ты устроила мне настоящий праздник…
- Куда это ты собрался, интересно знать?! А бан кет?
- Но, мама, я не любитель…
- Надо, Нил, надо. По программе ты, как главный спонсор всего мероприятия, должен вручить диплом и чек победителю…
- Мама, я никому ничего не должен.
- Но люди захотят поблагодарить тебя, и будет просто невежливо…
- Ну, хорошо, хорошо, я появлюсь там на несколько минут, пообщаюсь с народом… Только имей в виду, на сцену я не полезу и призы вручать не буду. Вы уж как-нибудь без меня…
Пока приглашенные рассаживались по местам в беломраморном театральном кафе, Нил успел обменяться добрыми словами с каждым из конкурсантов, поблагодарить организаторов, пожать руки высоко - и средне-поставленным чиновникам, деятелям культуры. Наконец, все участники действа поднялись на возвышение в торце зала и выстроились по ранжиру - призополучатели слева, призовручатели справа, посередине же, словно царица на троне, величественно восседала в кресле сама Ольга Баренцева.
Нил, с бутылочкой зельтерской в руке, пристроился на свободное местечко поближе к выходу.
- Простите, у вас не занято?
В открытом платье зеленоватого оттенка, удачно сочетающегося с ее короткими, чуть подвитыми рыжеватыми волосами, девушка показалась Нилу не просто хорошенькой - обворожительной. Белоснежную шейку украшало неброское, но очевидно дорогое жемчужное ожерелье, уши - крохотные серьги с бриллианта ми, запястье - дамский "Лонжин" с платиновым браслетом. Никакой косметики - да и нужна ли косметика этому свежему румяному лицу, этим большим миндалевидным глазам, этим ярким губкам?
Видя, что произвела впечатление, девушка слегка улыбнулась и присела на свободный стул.
- Вы заговорили со мной по-русски. Почему?
- Я слышала, как вы разговаривали с Ольгой Баренцевой. Вы, должно быть, ее импресарио?
- Я ее сын.
- Потрясающе! Я ее большая поклонница, стараюсь не пропустить ни одного концерта с ее участием…
- Но она теперь совсем не выступает в России, да и в Берлине всего второй раз.
- Это неважно, ведь самолеты летают повсюду…
Между тем, после краткого вступительного слова, ведущий передал микрофон бодрому толстячку в черном вечернем костюме.
- Lieber Damen und Herren!.. - откашлявшись, начал толстячок.
- Вы не откажетесь мне переводить, я плохо понимаю по-немецки…
Ее теплые пальчики дотронулись до руки Нила, вызвав давно забытый трепет.
- Охотно… Певческие конкурсы имеют в нашей стране многовековую традицию. Еще в те незапамятные времена, когда на месте нашего прекрасного Берлина стояли две деревушки, Ной-Кёльн и…
Девушка зевнула, прикрыв рот ладошкой.
- Как ваше имя, прекрасная незнакомка? - про шептал Нил.
- Что?.. Ах, Маргарита.
- Ах, Маргарита… Вам идет. А я Нил. Нил Баренцев, гражданин мира, по большей части обретаюсь в Париже. А откуда вы, прелестное дитя?
Она чуть поджала губы, но Нил понял - ей понравилось. Женщины, как известно, любят ушами.
- Я? Вы, наверное, про это место даже не слыхали Новый Уренгой.
- Отчего же не слыхал? Вотчина Газпрома. Вы часом не родственница господину Вяхиреву?
- Нет, но дядю Рэма знаю хорошо. Мой папа, Николай Петрович Савин, - его зам по производству…
- При всех германских королевских дворах - и у Фридриха Великого, и у курфюрста Саксонии, и у Людвига Баварского - были свои… - продолжал разливаться толстячок, явно не имея намерения закругляться.
Маргарита приблизила губы к уху Баренцева.
- Если все будут произносить речи, эта болтология растянется до утра.
- У вас есть альтернативные предложения?
- Я предпочла бы прост о погулять по ночному городу. Тем более, я в первый раз в Берлине
- Сочту за честь быть вашим гидом… А вы уверены, что прогулка вам не повредит? Мне показалось, у вас жаркое дыхание, и глаза блестят…
- Я в полном порядке. Хотя, пожалуй, не помешает одеться потеплей. Заедем на минуточку в отель. Вы не против?
- Отнюдь. Мое авто в вашем распоряжении…
По рассеянности Ольга начисто забыла сказать Асурову, что после концерта будет еще и банкет, и теперь он напрасно ждал ее на лавочке у входа в театр. Публика давно разошлась и разъехалась, а он все сидел, не решаясь ни уйти, ни заглянуть внутрь и навести справки, поскольку в первом случае он рисковал навлечь на себя гнев Ольги Владимировны, во втором - нос к носу столкнуться с Баренцевым, свидание с которым никак не входило в его планы.
"Интересно, где тут ближайшая пивная? - думал Костя. - Наверняка недалеко. Сбегать, что ли, быстренько шнапсу дерябнуть для согрева?"
Свежая мысль придала смелости. Асуров встал, сделал несколько шагов - и тут же спрятался за своевременно подвернувшееся дерево. На ступенях театра появился Баренцев с какой-то бабой, определенно не Ольгой.
Они остановились всего в нескольких шагах от него. Свет фонаря упал на лицо баренцевской спутницы, и Константин Сергеевич едва сдержал крик.
Он узнал Анну, ту самую малолетнюю стерву, которая так ловко умыкнула у него диадему императрицы и пустила под откос только начавшую налаживаться жизнь…
Возле парочки тут же материализовался длинный дорогой автомобиль, бесшумно и неспешно растворяя двери.
- Прошу, - сказал Нил, пропуская даму. Потом уселся сам, и прежде чем захлопнулась дверца, Асуров услышал: - В "Кемпински"!
Ах, вот, значит, как? Сговорились, значит? Одна, значит, на деньги разводит, а другой, значит, потом предъявы делает?
Ну, большого пока не одолеть, а вот девка…
Девка - слабое звено!
Выждав, пока авто не скроется за поворотом, Асуров вышел из своего укрытия и быстро зашагал по Унтер-ден-Линден в поисках ближайшего телефона автомата
Зайдя в кабинку, он нащупал во внутреннем кармане заветную записную книжечку, с которой никогда не расставался, а записи делал таким образом, чтобы никто кроме него ни черта в них не понял. Вставил в щель карточку, набрал номер. С замиранием сердца ждал.
- Грабовски хир! - отрывисто рявкнула трубка.
- Привет, Гюнтер, - по-русски отозвался Асуров. - Это Константин. Не забыл такого?..
С капитаном Штази Гюнтером Грабовски Асуров познакомился в Ленинграде еще в начале восьмидесятых. В деле об очередном антисоветском кружке оказались каким-то боком замешаны несколько студентов из ГДР, и, чтобы разбираться с ними, потребовался специалист из фатерлянда. Выяснилось, что Гюнтер прекрасно шпарит по-русски, охотно употребляет водочку и вообще парень свой в доску. Потом Гюнтер приезжал в Дрезден, где у Асурова была краткосрочная командировка, они и там неплохо провели время. Потом ГДР приказала долго жить, ее госбезопасность - тем паче. Но Асуров, по мере сил отслеживавший судьбы людей, которые могли бы ему пригодиться, знал, что несгибаемый Гюнтер не только выжил, но быстро приспособился к новым условиям и теперь возглавляет частное сыскное бюро.
- Не вибрируй, я тоже, понимаешь, кардинально перестроился, теперь честный предприниматель французской национальности… Наклевывается выгодная работенка. Как раз по твоей новой специальности… "Кемпински" знаешь? Жду напротив входа через полчаса.