Говоря это, он отворил двери и ввел меня в комнату, как мне показалось, роскошно убранную, но также плохо освещенную одной полупритушенной лампой. Комната была большая и, судя по тому, как мои ноги утопали в ковре, богато меблированная. Я мимоходом заметил бархатные стулья, высокий белый мраморный камин и, как мне показалось, с одной стороны его – набор японского оружия. Как раз под лампой стоял стул; пожилой человек указал мне на него. Молодой вышел из комнаты и внезапно вернулся через другую дверь, ведя за собой джентльмена, одетого во что-то вроде халата. Джентльмен медленно приближался ко мне. Когда он вошел в круг слабого света, бросаемого лампой, я ужаснулся его виду. Он был смертельно бледен. Его выпуклые глаза сверкали как у человека, дух которого сильнее плоти. Но что поразило меня больше всех признаков физической слабости, – это то, что все его лицо было покрыто полосами пластыря, скрещивавшимися между собой; большим куском пластыря был закрыт и рот.
– У тебя грифельная доска, Гарольд? – крикнул пожилой, когда вошедшее странное существо скорее упало, чем село на стул. – Свободны у него руки? Ну, дай ему грифель. Предлагайте ему вопросы, мистер Мелас, а он будет писать ответы. Прежде всего спросите его, готов ли он подписать бумаги.
Глаза незнакомца вспыхнули.
– Никогда, – написал он по-гречески на доске.
– Ни на каких условиях? – спросил я по приказанию нашего тирана.
– Только в том случае, если я увижу, что ее будет венчать мой знакомый греческий священник.
Пожилой захихикал язвительно.
– Вы ведь знаете, что ожидает вас в таком случае?
– Лично мне все равно.
Вот несколько вопросов и ответов из нашего странного разговора, частью устного, частью письменного. Несколько раз я должен был спрашивать его, согласится ли он подписать бумагу, и несколько раз передавал его негодующий ответ. Но скоро мне пришла в голову счастливая мысль. Я стал прибавлять свои слова к каждому вопросу – сначала невинного свойства, чтобы убедиться, не понимает ли по-гречески кто-нибудь из присутствующих. Когда же я увидел, что они ничего не подозревают, я начал более опасную игру. Вот приблизительно наш разговор.
– Ваше упрямство только повредит вам. Кто вы?
– Мне все равно. Я иностранец.
– Вы сами навлекаете беду на себя. Сколько времени вы здесь?
– Пусть будет так. Три недели.
– Состояние никогда не перейдет к вам. Чем вы больны?
– Оно не перейдет негодяям. Они морят меня голодом.
– Вы будете свободны, если подпишете. Кому принадлежит этот дом?
– Я никогда не подпишу. Не знаю.
– Этим вы не окажете ей услуги. Как ваше имя?
– Пусть она сама скажет мне это. Кратидес.
– Вы увидите ее, если подпишете. Откуда вы?
– Так, значит, я никогда не увижу ее. Из Афин.
Еще пять минут, мистер Холмс, и я разузнал бы всю историю под самым носом этих господ. Мой следующий вопрос разъяснил бы мне все, но в это мгновение отворилась дверь и в комнату вошла какая-то женщина. Я разглядел только, что она была высока ростом, грациозна, с черными волосами и в каком-то свободном белом платье.
– Гарольд! – сказала она по-английски с иностранным акцентом. – Я не могу оставаться дольше; так скучно оставаться одной, без… о, боже мой, это Пол!
Последние слова она проговорила по-гречески, и в то же мгновение незнакомец с судорожным усилием сорвал со рта пластырь и с криком: "Софи, Софи!" – бросился в объятия женщины. Объятия их длились, однако, лишь секунду. Молодой человек поспешно бросился к незнакомке и вытолкал ее из комнаты, а пожилой легко справился со своей истощенной жертвой и вытащил его в противоположную дверь. На одно мгновение я остался один в комнате и вскочил на ноги со смутной надеждой узнать, что это за дом, в котором я находился. К счастью, однако, я не успел ничего предпринять: подняв голову, я увидел, что старший из мужчин стоит в дверях, пристально глядя на меня.
– Довольно, мистер Мелас, – сказал он. – Вы видите, что мы доверили вам принять участие в нашем конфиденциальном деле. Мы бы не стали беспокоить вас, если бы наш друг, говорящий по-гречески и начавший переговоры, не должен был вернуться на восток. Нам необходимо было заменить его кем-нибудь, и мы очень обрадовались, узнав, что вы хорошо знаете греческий язык.
Я поклонился.
– Вот пять соверенов, – продолжал он, подходя ко мне. – Надеюсь, что вы останетесь довольны этим вознаграждением. Но помните, – прибавил он, слегка дотронувшись до моей груди и хихикнув, – что если вы проговоритесь хоть одному человеку, то да сжалится господь над вашей душой.
Не могу вам передать, какое отвращение, какой ужас внушал мне этот человек. Теперь, когда на него падал свет лампы, я мог лучше разглядеть его. Лицо у него было бледное, с резкими чертами, с маленькой остроконечной реденькой бородкой. Говоря, он вытягивал лицо и передергивал губами и веками, словно человек, страдающий "пляской святого Витта". Я невольно подумал, что его странный смех был также симптомом нервной болезни. Но самыми ужасными в его лице были глаза – серые, стального цвета, с холодным блеском, с выражением злобной, непреклонной жестокости в глубине.
– Мы узнаем, если вы проговоритесь, – сказал он. – У нас есть свои способы добывать нужные нам сведения. Ну-с, экипаж ожидает вас, и мой друг проводит вас домой.
Меня поспешно провели по передней и втолкнули в карету так, что я опять успел увидеть только деревья и сад. Мистер Латимер следовал за мной по пятам и молча сел на свое прежнее место напротив меня. Снова, в полном безмолвии, с закрытыми окошками, мы ехали бесконечно долго, пока наконец карета не остановилась. Только что пробило полночь.
– Вы выйдете здесь, мистер Мелас, – сказал мой спутник. – Сожалею, что приходится оставить вас так далеко от вашего дома, но делать нечего. Всякая ваша попытка последовать за каретой послужит вам только во вред.
Говоря это, он отворил дверцу, и только я успел выпрыгнуть, как кучер ударил по лошади и экипаж быстро помчался. Я в изумлении оглянулся вокруг. Я был на пустыре, покрытом темными островками кустарников. Вдали виднелась линия домов, в верхних этажах которых кое-где мелькали огни. С другой стороны я увидел красные сигнальные фонари железной дороги.
Экипаж, в котором я приехал, уже исчез из виду. Я продолжал стоять, оглядываясь и стараясь догадаться, где бы я мог быть, как вдруг услыхал, что кто-то подходит ко мне в темноте. Когда незнакомец подошел ближе, то оказался железнодорожным сторожем.
– Можете мне сказать, что это за место? – спросил я.
– Уандсуорт-коммон, – ответил сторож.
– Могу я попасть на поезд, идущий в город?
– Если пройдете до Клапамского узла, – это с милю отсюда, – то поспеете как раз к последнему поезду.
Так и окончилось мое приключение, мистер Холмс. Не знаю, где я был, с кем говорил, не знаю ничего, кроме того, что рассказал вам. Знаю только, что там происходит что-то ужасное и что мне хотелось бы помочь этому несчастному. На следующий же день я рассказал всю историю мистеру Майкрофту Холмсу и затем полиции.
Некоторое время мы сидели молча, выслушав этот необычайный рассказ. Затем Шерлок Холмс взглянул на брата и спросил:
– Сделаны какие-нибудь шаги?
Майкрофт взял газету "Дейли ньюс", лежавшую на столе.
– "Награда тому, кто сообщит какие-либо сведения о месте нахождения джентльмена-грека, Пола Кратидеса, из Афин, не умеющего говорить по-английски. Такая же награда тому, кто сообщит что-либо о даме-гречанке, по имени Софи. X 2473". Это объявление было помещено во всех ежедневных газетах, но ответа не последовало.
– Не справлялись ли в греческом посольстве?
– Справлялся. Там ничего не знают.
– Так надо телеграфировать начальнику полиции в Афинах.
– Вся энергия нашей семьи сосредоточилась в Шерлоке, – сказал Майкрофт, обернувшись ко мне. – Ну, так берись за это дело и дай мне знать, если оно удастся тебе.
– Конечно, – ответил мой приятель, вставая со стула. – Я сообщу обо всем и тебе, и мистеру Меласу. А пока, мистер Мелас, будь я на вашем месте, я стал бы остерегаться, так как эти негодяи узнали по объявлениям о том, что вы выдали их.
На пути домой Холмс зашел на телеграф и послал несколько телеграмм.
– Видите, Ватсон, мы во всяком случае не потеряли даром вечера, – заметил он. – Некоторые из самых интересных моих дел попали ко мне через Майкрофта. В только что слышанном нами загадочном происшествии есть несколько особенных черт, хотя, в общем, оно допускает только одно объяснение.
– Вы надеетесь выяснить это дело?
– Ну, зная столько, сколько уже известно нам, было бы странно, если бы мы не открыли всего. У вас у самого, должно быть, уже составилась какая-нибудь теория насчет услышанного нами.
– В общих чертах – да.
– Ну, что же вы думаете?
– Мне кажется очевидным, что эта молодая гречанка увезена молодым англичанином, Гарольдом Латимером.
– Откуда?
– Может быть, из Афин.
Шерлок Холмс покачал головой.
– Этот молодой человек не говорит ни слова по-гречески. Барышня хорошо говорит по-английски. Из этого можно вывести заключение, что она уже некоторое время находится в Англии, а он никогда не бывал в Греции.
– Ну, хорошо. Предположим тогда, что она приехала в Англию и этот Гарольд уговорил ее бежать с ним.
– Это более вероятно.
– Тогда брат – я думаю, она приходится ему сестрой – приезжает в Англию, чтобы вмешаться в их отношения. По неосторожности он попадает в руки молодого человека и его пожилого товарища. Они хватают приезжего и стараются силой принудить его подписать какие-то бумаги, чтобы завладеть состоянием молодой девушки, опекуном которой он, может быть, состоит. Он отказывается. Для того, чтобы вести разговоры, им нужен был переводчик, и они напали на мистера Меласа. Раньше у них был другой переводчик. Девушке не говорили о приезде брата, и она узнала об этом совершенно случайно.
– Превосходно, Ватсон! – вскрикнул Холмс. – Я действительно думаю, что вы недалеки от истины. Видите, все карты в наших руках, нужно только бояться насилия со стороны этих господ. Если они дадут нам достаточно времени, мы накроем их.
– Но как найти, где находится их дом?
– Ну, если ваши предположения правильны и имя этой девушки – Софи Кратидес (или по крайней мере это ее прежняя фамилия), то нетрудно будет напасть на ее след. Это наша главная надежда, так как брат, по-видимому, совершенно чужой здесь. Ясно, что прошло уже некоторое время с тех пор, как
Гарольд познакомился с этой девушкой, – во всяком случае, несколько недель, – так как брат успел узнать это в Греции и приехать сюда. Если они жили в одном месте все это время, то мы должны получить какой-нибудь ответ на публикацию Майкрофта.
Во время этого разговора мы дошли до нашего дома на Бейкер-стрит. Холмс первый поднялся по лестнице и, отворив дверь в нашу комнату, вздрогнул от удивления. Я заглянул ему через плечо и также изумился: Майкрофт Холмс сидел в кресле и курил трубку.
– Входи, Шерлок! Войдите, сэр! – любезно проговорил он, улыбаясь при виде наших изумленных лиц. – Ты не ожидал от меня такой прыти, Шерлок? Но это дело имеет что-то особенно привлекательное для меня.
– Как ты попал сюда?
– Я обогнал вас в кэбе.
– Открылось что-нибудь новое?
– Я получил ответ на публикацию.
– А!
– Да, через несколько минут после того, как вы ушли.
– И что же?
Майкрофт Холмс вынул лист бумаги.
– Вот записка, – сказал он, – написанная мягким пером на дорогой бумаге кремового цвета, мужчиной средних лет со слабой конституцией. Вот что он пишет: "Сэр, в ответ на ваше объявление от сегодняшнего числа могу сообщить вам, что я очень хорошо знаю молодую девушку, о которой идет речь. Если вы потрудитесь зайти ко мне, я сообщу вам некоторые подробности ее грустной истории. В настоящее время она живет в Бекенхэме, в имении "Мирты". С почтением, Дж. Дэвенпорт".
– Он пишет нам из Нижнего Брикстона, – сказал Майкрофт Холмс. – Как думаешь, Шерлок, не съездить ли нам к нему, чтобы расспросить его?
– Жизнь брата дороже истории сестры, мой милый Майкрофт. Я думаю, мы заедем в Скотланд-Ярд за инспектором Грегсоном и оттуда проедем прямо в Бекенхэм. Мы знаем, что человек обречен на смерть, и каждый лишний час имеет громадное значение.
– Не захватить ли нам с собой мистера Меласа, – предложил я, – нам может понадобиться переводчик.
– Превосходно, – сказал Шерлок Холмс, – пошлите за экипажем, и поедем немедленно.
Говоря это, он выдвинул ящик стола, и я заметил, что он сунул револьвер в карман.
– Да, – сказал он в ответ на мой вопросительный взгляд. – Из всего слышанного я заключил, что мы имеем дело с чрезвычайно опасной шайкой.
Почти совсем стемнело, когда мы подъехали к дому на Пэлл-Мэлл, где жил мистер Мелас. Но тут выяснилось, что как раз перед нами за ним заехал какой-то господин и увез его с собой.
– Не можете ли сказать, куда? – спросил Майкрофт Холмс.
– Не знаю, – ответила женщина, которая отперла нам дверь. – Знаю только, что он уехал в карете вместе с джентльменом.
– Этот джентльмен не называл себя по фамилии?
– Нет, сэр.
– Это был высокий, красивый, молодой брюнет?
– О, нет, сэр, господин небольшого роста, в очках, с худым лицом, но очень приятными манерами; он смеялся все время, пока говорил.
– Едем скорее! – отрывисто крикнул Шерлок Холмс.
– Дело становится очень серьезным! – заметил он, когда мы ехали в Скотланд-Ярд. – Эти люди опять захватили Меласа. Он человек не храброго десятка, как они заметили в ту ночь. Этот негодяй сумел запугать его, как только явился к нему. Без сомнения, им понадобились его профессиональные услуги, но, воспользовавшись ими, они, пожалуй, захотят наказать его за то, что считают предательством с его стороны.
Мы надеялись, что по железной дороге доедем в Бекенхэм скорее, чем в экипаже. Однако когда мы доехали до Скотланд-Ярда, то вынуждены были потратить более часа на то, чтобы дождаться инспектора Грегсона и выполнить некоторые формальности, необходимые для того, чтобы проникнуть в дом. Было уже без четверти десять, когда мы приехали на станцию, и половина одиннадцатого, когда все четверо высадились в Бекенхэме. Проехав полмили от станции, мы очутились перед "Миртами" – большим, мрачным домом, стоявшим особняком вдали от дороги. Тут мы отпустили экипаж и пошли по дороге.
– В окнах темно, – заметил инспектор. – Дом, кажется, пуст.
– Наши птички улетели, и гнездышко опустело, – сказал Холмс.
– Почему вы говорите так?
– С час тому назад здесь проехала тяжело нагруженная повозка.
Инспектор рассмеялся.
– Я видел след колес при свете фонаря у ворот, но откуда вы знаете, что повозка была тяжело нагружена?
– Вы, может быть, заметили, что те же следы колес идут и в другую сторону. Но колеи, которые идут от ворот, гораздо глубже, так что можно наверно сказать, что на повозке были тяжелые вещи.
– Вы убедили меня, – сказал, пожимая плечами, инспектор. – Да, нелегко нам будет попасть в дом. Но попробуем прежде, не услышит ли нас кто-нибудь в доме.
Он принялся громко стучать молотком у двери и звонить в колокольчик, но совершенно безуспешно. Холмс исчез куда-то, но вернулся через несколько минут.
– Я отворил одно окно, – сказал он.
– Хорошо, что вы на нашей стороне, а не против нас, мистер Холмс, – заметил инспектор, увидев, как ловко мой друг отпер задвижку. – Ну, мне, кажется, в этом случае мы можем войти, не дожидаясь приглашения.
Один за другим мы пробрались в большую комнату, по-видимому, ту самую, в которую был приведен мистер Мелас. Инспектор зажег фонарь, и при свете его мы могли рассмотреть две двери, занавеску, лампу, японские вещи – все то, что описывал грек. На столе стояло два стакана, пустая бутылка из-под бренди и остатки еды.
– Это что? – внезапно сказал Холмс.
Мы все остановились и прислушались. Откуда-то сверху доносился тихий, жалобный звук, похожий на стон. Холмс бросился к двери и выбежал в переднюю. Печальный звук доносился все отчетливее. Холмс бросился наверх, инспектор и я за ним, а Майкрофт старался не отставать от нас, насколько ему позволяла его тучность.
На втором этаже мы увидели три двери; из средней неслись зловещие звуки, то понижавшиеся до бормотанья, то переходившие в пронзительный вой. Дверь была заперта, но ключ оказался снаружи в замке. Шерлок поспешно отворил дверь и вбежал в комнату, но через мгновение выскочил назад, схватившись рукой за горло.
– Это отравление угаром! – вскрикнул он. – Погодите, пусть выветрится.
Заглянув в комнату, мы увидели, что она освещалась только тусклым синим пламенем, колебавшимся над небольшим медным таганом, стоявшим посреди комнаты. Пламя бросало на пол неестественно-мертвенный отсвет. В тени мы заметили неясные очертания двух людей, прижавшихся к стене. Из открытой двери пахнуло ужасными ядовитыми испарениями, от которых мы закашлялись и чуть не задохнулись. Холмс бросился на верх лестницы, чтобы впустить свежий воздух, потом кинулся в комнату, открыл окно и выбросил таган в сад.
– Через минуту можно будет войти, – задыхаясь, проговорил он. – Где свечка? Я думаю, в такой атмосфере нельзя зажечь спички. Подержи фонарь у двери, Майкрофт, а мы вытащим их. Ну, давайте!
Мы бросились к отравленным и вытащили их на площадку. Оба были без чувств, с посиневшими губами, распухшими, налитыми кровью лицами и вылезшими из орбит глазами. Лица их были до такой степени искажены, что только по черной бороде и коренастой фигуре мы могли узнать трека-переводчика, с которым расстались только несколько часов тому назад в клубе Диогена. Он был крепко связан по рукам и ногам, и на одном глазу виднелся след сильного удара. Другой, связанный таким же образом, был высокий, до крайности истощенный мужчина, с лицом, уродливо испещренным полосами липкого пластыря. Он перестал стонать, когда мы положили его на пол, и для меня было достаточно одного взгляда, чтобы убедиться, что для него уже не нужно нашей помощи. Но мистер Мелас был еще жив, и менее чем через час, с помощью нашатырного спирта и бренди, мне удалось привести его в себя. Он открыл глаза, и я имел удовольствие убедиться в том, что вытащил его из мрачной долины смерти, где сходятся все дороги.