- Нет, совсем нет. Знаешь, Розаменд, ты просто родилась занудой, вот в чем твоя беда. Иди завтракать, иди ужинать, иди нить чай, иди спать - изо дня в день одно и то же. Неужели ты думаешь, что мне это не надоело?! Противно, будто я сижу в болотной жиже и знаю, что ждать нечего, кроме того, что приплывет аллигатор и проглотит меня! Знаешь, по-моему, из тети Лидии вышел бы отличный крокодил!
Розаменд уже открыла рот, чтобы в очередной раз укоризненно воскликнуть: "Дженни!", но тут задребезжал знакомый звонок. "Будь ты проклят!" - вскрикнула Дженни, и ринувшаяся на зов тети Розаменд лишь с упреком качнула головой.
Лидия Крю ждать не любила. И сейчас она пребывала не в лучшем настроении. Сидела выпрямившись в своем кресле и постукивала по подлокотнику костлявыми пальцами.
- Хотелось бы услышать, говорила ли ты с Дженни.
- Еще нет, тетя Лидия.
- Почему же?
Розаменд подошла чуть ближе к тетиному трону.
- Не хотела ее расстраивать.
- А почему она должна расстроиться? Давно пора покончить с баловством! Хватит потакать ее капризам! Или ты думаешь, что Дженни так и будет жить под стеклянным колпаком?
- Я думаю, что ей лучше дать хорошо выспаться.
- Если ей это удастся! - язвительно произнесла мисс Крю. - Напоминаю: ты должна ее запереть. К счастью, через окно ей никак не выбраться. Вы обе очень сердились, когда я велела поставить решетки на окна. Я ведь говорила тебе, что не люблю, когда девочки спят на первом этаже без должной защиты. Надеюсь, теперь 1Ы понимаешь, что я была права.
- Тетя Лидия!
- Ну?
- Она ужасно расстроится, если се запереть.
- А зачем ей знать, что ее запрут? Она узнает, если попытается выйти, а уж если попытается, то пусть себе расстраивается. Заслужила. Или, по-твоему, пусть разгуливает по ночам?
- Нет, конечно нет.
- Значит, делай, как я сказала! Запри дверь, как только она уснет, и отопри до того, как она проснется утром.
Предельно просто, так что действуй! А теперь принеси мне горячего молока. Больше, надеюсь, ты мне не понадобишься.
Пока Розаменд кипятила молоко, мисс Крю уже перебралась в спальню. Она просто высунула руку в дверь, чтобы взять с подноса чашку с молоком, и тотчас же снова захлопнула ее. Больше Розаменд не придется выслушивать грубости мисс Крю. И она в последний раз выполняет ее приказание и слышит в благодарность лишь хриплое "Спокойной ночи". Эта мысль поразила ее. Ей казалось, что она обречена навечно оставаться теткиной служанкой. Розаменд с двумя другими чашками пошла к Дженни.
В комнате никого не было - только бугорок в кровати и сдавленный смешок из-под пухового одеяла. Когда же Розаменд отвернулась, чтобы поставить поднос, все вернулось на свои места, и Дженни была тут как тут - чертик на пружинке с развевающимися блестящими волосами.
- Вот как я быстро, скажи, а? Ну, скажи? И все в полном порядке! "Награда за добродетель, или Плитка шоколада" - вот как я назвала бы свой рассказ об этом. Как в тех чудесных книгах у матери тети Лидии, когда та еще была прелестной юной девушкой! Роз, представляешь: тетя Лидия - прелестная юная девушка, или противная упрямица, или в длинном платьице, как тогда одевали детей! А на личике - шерстяная вуалька, чтобы свежий воздух не попортил кожу! Я видела одну такую - тетя Люси показывала мне свой альбом с фотографиями. Там вообще непонятно, как малышка не задохнулась. Неудивительно, что они так часто умирали.
Дженни пила молоко и болтала, а потом вдруг стала зевать, милостиво разрешила подоткнуть одеяло, подставила щеку для поцелуя и пожелала сестре спокойной ночи.
Розаменд ушла к себе в комнату и все думала, стоит ли запирать Дженни. Она не сказала тете Лидии ни "да", ни "нет". Раньше она никогда не запирала дверь и теперь не хотела. Если Дженни проснется среди ночи и обнаружит, что дверь закрыта, с ней может произойти что-нибудь ужасное. Оказавшись взаперти, человек может вообразить себе все тюрьмы на свете, и они начнут видеться в кошмарных снах. Розаменд решила оставить дверь открытой. Дженни спит, а она пока уложит кое-что из своих вещей - не упакует, а просто отберет и подготовит. Розаменд сновала по комнате, все раскладывая, потом разделась и легла в постель. Спать она не собиралась, но едва ее голова коснулась подушки, как все мысли отлетели, все события исчезли и все утонуло в сонном тумане.
Глава 32
Дженни тоже вовсе не собиралась спать. Ум ее работал необыкновенно быстро и деятельно. Взглянув на Розаменд, вернувшуюся из рощи, она догадалась: что-то происходит.
Очень глупо со стороны Розаменд молчать, ничего не говорить. Можно было, конечно, вытянуть из нее новости, пустив две-три эффектные слезы. Но гораздо интереснее было поиграть в угадайку и заставить Розаменд проговориться. Она могла бы прикинуться, что ничего не замечает, но все равно было ясно: от нее что-то скрывают. Размышления, навеянные любовными романами Глории Гилмор, привели ее почти к самой сути. Розаменд хочет бежать с Крейгом Лестером, а это значит, что они больше не будут жить у тети Лидии. От такого ослепительного счастья Дженни не могла уснуть. Нельзя было терять ни минуты.
Розаменд покрутится за дверью с полчаса, а потом Дженни соберет собственные сокровища. Свои рукописи и книги она никому не оставит. Ей проще было умереть, чем оставить их тут. А вот другие про них просто забудут, этого нельзя допустить.
Пробило одиннадцать, потом четверть, потом полчаса. Иногда церковные часы бьют очень громко, а иногда их еле слышно. Все зависит от ветра. В комнате Розаменд уже давно все стихло. Дженни встала и надела теплый голубой халат. Она уже здорово из него выросла - он был ей едва по колено, но еще застегивался на груди. Обвязавшись пояском, она стала складывать все свои рукописи в верхний ящик стола. Им не нашлось бы там места, но Розаменд уже вынула оттуда столько вещей.
Сложив все рукописи и книги, она присмотрелась к правому верхнему ящику. В нем были ее карандаши, коробочки с мятным кремом, придававшим ящику чудесный запах, перчатки с дыркой, которую она забыла зашить, компас, линейка, перьевая ручка, пузырек чернил, коричневая лента для волос, теплый шарф, китайская шкатулочка и еще много всякой милой всячины, которую взрослые несправедливо обзывают хламом. Дженни не оглядывалась на слова других. В этом ящике все было для нее драгоценно, и все-все необходимо забрать с собой. Особенно дорога ей китайская шкатулка. Она с секретом. Если его не знаешь, шкатулка не откроется. Дженни подняла крышку. Под ней лежала жемчужная брошь, которую подарила ей при крещении ее крестная мать. А вскоре после этого матушка отправилась в Австралию и больше от нее не было никаких вестей. Вот булавка с голубой стеклянной птичкой, бусы из ярко-красных зернышек с черной точечкой с одного конца. Вот серебряный наперсток ее бабушки и монетка с изображением павлина. А вот и голубая венецианская бусинка.
Дженни хотела было отвести взгляд, но не смогла. Она не забыла о ней, хотя спрятала, чтобы забыть. Теперь бусинка мерцала перед ней своими золотисто-серебристыми искорками. Девочка потрогала ее. Да, вот она, осязаемая и реальная. И зачем она не оставила ее в траве у Викаридж-лейн? Почему не выбросила в поле или на дороге?
Зачем принесла домой? У нее появилось страшное подозрение, что это было неизбежно. Что-то в этой бусинке приковало ее внимание. Медленно, почти нехотя, Дженни вынула ее из шкатулки и положила на ладонь. Повернув бусинку к свету, она увидела, что дверь открыта и на пороге стоит Лидия Крю.
Тетка появилась совершенно беззвучно. Дверь была закрыта, а теперь она отворена. Никого не было, а теперь на пороге стоит Лидия Крю, высокая и вся в черном, на голове черный платок, черное пальто до пят. Ужасный миг, страшнее самого страшного сна. Дженни напряглась, готовая к сопротивлению. Одни люди от страха теряют присутствие духа, другие впадают в ярость. Дженни была из последних. Под холодным неподвижным взглядом мисс Крю краска бросилась ей в лицо и глаза вспыхнули. Она резко и отрывисто спросила:
- Что вам здесь нужно?
Лидия Крю вошла и закрыла за собой дверь.
- Почему ты не в постели и чем занимаешься?
- Я проснулась.
- Вижу, - отчеканила Лидия Крю ледяным тоном.
Взор ее был мрачен. - Откуда у тебя эта бусина?
- Я ее нашла.
- Где?
Дженни отступила на шаг и, зажав бусинку в кулаке, завела руку за спину.
- Просто нашла.
- Я спрашиваю где.
- Какая разница?
- Значит, ты не желаешь отвечать? Ясно. И я скажу почему. Потому что ты уходишь из дома по ночам и разгуливаешь неизвестно где!
Их взгляды встретились, но Дженни не отвела глаз.
Характер у нее был сильнее, чем у Розаменд. Когда ее пытались запугать, она неизменно начинала сопротивляться.
Это противостояние на какой-то миг вызвало у Лидии Крю " вспышку гордости: пусть Дженни и не носит фамилию Крю, но в ней течет их кровь. Сердце Лидии дрогнуло, но она взяла себя в руки и снова заговорила ледяным тоном:
- Ты, видимо, прекрасно понимаешь, что так продолжаться не может. Я этого не допущу. Ты отправишься в школу, я обо всем договорилась. Розаменд отвезет тебя туда, и без промедлений.
- Ни за что!
Мисс Крю холодно сказала:
- Розаменд должна была тебе все объяснить. Но она, конечно, считает, что все знает лучше всех. Мой тебе совет: будь благоразумна и постарайся воспользоваться шансом, который я готова тебе предоставить. Поскольку тебе придется самой зарабатывать себе на жизнь, необходимо восполнить все пробелы в образовании. Ты же потеряла уйму времени. А теперь отдай мне эту бусину!
Темная фигура надвигалась на Дженни, ей некуда было отступать. За спиной стоял комод, справа была стена.
Дженни сделала единственно возможное. Зажав в кулаке бусину, она притворилась, что протягивает руку, а потом быстро ее отдернула и бросилась к окну. В ярде от окна она взмахнула рукой, и бусина полетела в темноту. Все произошло в одно мгновение. Гнев, вспыхнувший в глазах Лидии Крю, был подобен молнии.
Но гром не грянул. Усилием воли мисс Крю сдержала его, а воля у нее была железной. Возникла ужасающая тишина. Дженни оперлась на подоконник, подставив лицо холодному ночному воздуху. Сердце бешено колотилось.
Лидия Крю направилась к выходу, взяв с собой ключ. Она вышла, дверь закрылась неторопливо и беззвучно. А чуть позже в тишине раздался щелчок - звук запираемого замка.
Глава 33
Спальня Люси Каннингэм тоже была заперта - ею самой. Она рано поднялась к себе, но пока не раздевалась.
Все чего-то ждала, сама не зная чего. Какое-то тягостное леденящее предчувствие повелевало: жди. Думать или анализировать она не могла, только чувствовать и терпеть это напряжение. Так терпят страх или горе. Страх тоже был, незримо нависал над ней. Призвав на помощь остатки благоразумия, она пыталась унять этот страх. Скоро вернется Николас, и она больше не будет наедине с Генри. Она услышит, как Николас войдет и закроет дверь, вот тогда можно будет лечь и даже постараться заснуть. А утром все снова будет хорошо.
"Но всегда находятся люди, для которых утро больше не наступит". Ей показалось, что кто-то произнес эту фразу вслух, совсем близко. Нет, конечно здесь никого нет.
Просто фокусы ее напуганного воображения. Мисс Каннингэм встала и начала прохаживаться. Самое нелепое - сидеть и прислушиваться к этой плотной тишине. Церковные часы пробили одиннадцать… четверть… полчаса…
Что-то Николас задерживался. Интересно почему? Никогда еще он так долго не задерживался, во всяком случае, в Доллинг-грейндж. Ведь остальные его сотрудники уже давно вернулись домой. Нет больше никаких сил вот так сидеть и ждать. Чему быть, того не миновать. Пусть уж это поскорее случится, и все. Внутри нее заговорила другая, рассудительная Люси Каннингэм и успокаивающим тоном спросила, чего же она боится. Или кого. Поскольку в доме был еще всего один человек, ответ напрашивался сам собой: Генри.
Раз так, то чего же бояться? Как можно бояться Генри?
Она просто дала волю нервам и довела себя до невыносимого состояния. А чтобы его преодолеть, надо всего лишь спуститься вниз и сделать то, что следовало сделать давно.
Поговорить с Генри, рассказать ему, что кто-то пытался ее убить, и посмотреть, как он на это отреагирует.
Мисс Каннингэм подошла к умывальнику, ополоснула лицо, и ей стало лучше. Чувство ужасной беспомощности отступило. Но прежде чем ступить на крутую лестницу, она зажгла на площадке свет и посмотрела вниз. Спустившись, она зажгла лампу и в холле, а потом направилась к кабинету Генри и открыла дверь. Там все было таким, как обычно: захламленный стол, яркий верхний свет, сгорбленная спина Генри, склонившегося над разложенными перед ним насекомыми. Стол был очень большой и за™мал почти половину комнаты, но на столешнице ни одного свободного дюйма. На столе стоял поднос с набором миниатюрных инструментов и множеством флакончиков, лежали листы картона с аккуратно разложенными трупиками мотыльков, бабочек, стрекоз и пауков. Пауков было, пожалуй, намного больше, чем остальных насекомых. В основном они были крупные, а некоторые вдобавок и волосатые. Даже сейчас Люси чуть не вздрогнула: существа, у которых было больше четырех конечностей, всегда вызывали у нее дрожь, она их не любила и ни за что не полюбит. Генри тоже выглядел вполне обыкновенно и занимался своим обычным делом. Вооружившись пинцетом, он что-то проделывал с самым крупным и отвратительным пауком. Обычная картина, с той лишь разницей, что вместо паука предметом исследования могли стать мотылек, бабочка и даже ящерица или лягушка. А так - ничего принципиально нового и неизменный запах антисептика.
Услышав шум открываемой двери. Генри Каннингэм привычно сказал:
- Если можно… я занят.
Раньше Люси часто смущалась от этих слов и уходила, но на этот раз она была настроена решительно.
- Извини, Генри, но мне очень нужно с тобой поговорить.
- Может быть, в другой раз? - с легкой тревогой пробормотал он.
- Нет, Генри. Сейчас.
Он со вздохом опустил руку, сжимавшую пинцет, откинулся в кресле, поднял на лоб очки и провел свободной рукой по векам.
- А я-то думал, ты легла.
Люси подошла к столу с другой стороны и пододвинула себе стул.
- Как видишь, нет.
- Вижу, вижу. - Он снова вздохнул. - Но уже очень поздно, а я действительно очень занят. Эти экземпляры мне надо отправить одному моему знакомому в Бельгию.
Он готовит лекцию о пауках, а у меня как раз есть такие, которые ему нужны. Изготовят слайды, и на экране сфокусируют многократно увеличенное изображение. Эта подборка - чтобы проиллюстрировать теорию Лелонга. Но тебе это неинтересно.
- Нет, - подтвердила Люси.
Он собрался снова заняться пауком, но она повторила, уже громче и требовательнее:
- Генри, мне надо с тобой поговорить.
Он снова откинулся на спинку кресла.
- Я очень занят. В чем дело?
- Генри, прошлой ночью кто-то пытался меня убить.
Он уставился на нее и заморгал, очки на лбу, дрогнув, блеснули.
- Кто-то пытался убить тебя!? Что ты хочешь сказать?
Она наклонилась к нему, опершись одной рукой о стол.
И он, и она сама увидели, что рука мелко дрожит. Люси снова положила ладонь на колени и сказала голосом, настолько изменившимся, что он еле его узнал:
- Кто-то протянул веревку поперек лестницы. Потом в холле зазвенел звонок. Я подумала, что это телефон, но это мог быть и будильник, и любой электрический звонок.
Я побежала вниз и споткнулась о веревку. Рубец от нее виден и сейчас. Если бы я не держалась за перила, то все.
Покатилась бы головой вниз, прямо на каменные плиты, и меня, возможно, уже не было бы в живых. Ведь так?
Генри был ошарашен:
- Милая Люси!
- Ведь так. Генри?
Он отложил пинцет и с усилием согнул пальцы. Видимо, они затекли от долгого удерживания пинцета.
- Кто-то, видимо, обронил веревку, а ты об нее запнулась. Николас, а может, миссис Хаббард. Непозволительная оплошность, это и действительно очень опасно.
В Константинополе, помню…
- Здесь не Константинополь, - прервала она его, - а Хэзл-грин. Веревка оказалась садовой бечевкой. Ее не просто оставили или обронили. Она была натянута через ступеньку и прикреплена к стойкам перил. Когда я ложилась, ее там не было. Кроме меня в доме остались лишь ты и Николас. Я хочу знать, кто из вас привязал бечевку.
- Люси!
- Это сделал один из вас. Если не ты, тогда Николас.
Если не Николас, тогда ты. Я хочу знать зачем.
- Ты сама не знаешь, что говоришь!
- Как же мне не знать - я весь день об этом думала.
Кто-то пытался меня убить.
- Люси, у тебя разыгрались нервы! Пожалуй, тебе лучше пойти лечь. Может, выпить чашечку чая и аспирин.
И вновь ее окутал страх. Рядом с ней просто Генри, который возится со своими противными пауками. Но в некоторых из его флакончиков яд. Чашечка чая и аспирин. Он между тем говорил:
- Тебе надо поскорее лечь. Я заварю тебе чай и принесу.
В его голосе слышалось беспокойство. О чем? Она не знала. Странно, странно… Он ни разу в жизни ни для кого не заваривал чая. Если бы его не звали к столу, он вообще забывал бы поесть. Ей вспомнилась книжка, которую она взяла полистать в привокзальном киоске. Книжка называлась "Смерть в чашке". Перед глазами поплыли флаконы на столе Генри. Она встала, придерживаясь за стол.
- Да, я пойду лягу. Спать пока не могу. А чаю мне не надо, иначе вообще не усну. Просто лягу.
На ходу она обернулась:
- Почему до сих пор нет Николоса?
Генри Каннингэм уже сдвинул очки на переносицу и взял в руки серебряный длинный инструмент.
- Николас… да он частенько и позже возвращается, - рассеянно отозвался он.
- Но он звонил из Доллинг-грейндж и сказал, что его задержат на работе.
- Ну, значит, после работы куда-нибудь зашел.
Он склонился над столом. Люси вышла из комнаты.
Она остановилась в холле и вдруг подумала: стоит снять телефонную трубку, и можно поговорить с кем захочется: с миссис Стаббс из "Рождественской сказки", с Мэриан Мерридью и ее подругой, этой хрупкой миниатюрной мисс Силвер, с Лидией Крю. Можно сказать что угодно: что ей плохо, что она взволнована, что она упала, что у нее кружится голова. Они живут совсем рядом, и любая придет к ней. И Лидия? Мисс Каннингэм отогнала этот вопрос, а с ним и все мысли о том, чтобы с кем-нибудь поделиться своей тревогой. Стать объектом местных сплетен, разбудить подругу лишь потому, что не спится самой? Уже поздно, слишком поздно. Церковные часы пробили полночь, когда она медленно побрела наверх, в свою спальню.