- Но садовник хотя бы помнит, когда это случилось? - Старыгин не сумел скрыть досаду. -Из беседы с хозяином у меня сложилось такое впечатление, что ему все равно.
- Три месяца назад, после Нового года, - ответила пани доктор, и добавила, усмехнувшись, если вам нужна точная дата, можно выяснить в полиции.
- Стало быть, ограбил кто-то из людей приближенных, вхожих в дом? - быстро задал следующий вопрос Старыгин.
Хозяин дома показался ему весьма скользким типом, и вполне возможен такой вариант, что он сам имитировал кражу. Чтобы в случае чего, быстро откреститься - украли, мол, картину, и он понятия не имеет, где она сейчас находится.
- Код сигнализации знает всего несколько человек, - продолжала доктор Абст, - все они вне подозрения. Как вы, наверное, заметили, господин Коврайский - весьма оригинальная личность. Он живет очень уединенно и редко выбирается из дома. Терпеть не может шумные компании и яркий свет. Однако до кражи, его весьма часто навещала какая-то дама, так что даже садовник это заметил. Потом она пропала, просто исчезла. То есть больше он ее не видел.
- Дама? Может он знает, кто она такая? встрепенулся Старыгин.
Глаза Катаржины блеснули неподдельным интересом, но Старыгин этого не заметил.
- Русская. Полная, очень белокожая блондинка, - ответила она с нескрываемым ехидством, имени и адреса своего она, к сожалению, садовнику не оставила…
Старыгин наконец сообразил прекратить расспросы, которые выглядели по меньшей мере странно.
* * *
- Сколько раз я тебе говорила про кофе! -Алиса швырнула чашку на ковер и с удовлетворением проследила за тем, как коричневое пятно расползлось по светло-бежевой поверхности.
- Что про кофе? - испуганно переспросила горничная.
- Что про кофе! - передразнила ее хозяйка. -Не делай вид, что ты еще глупее, чем кажешься! Я тебе сто раз говорила, что кофе должен быть горячим! Горячим! Ты это слово понимаешь? Или тебе нужно показать его в словаре?
- Он был горячий… - робко возразила горничная.
- Так ты еще будешь со мной спорить? взвизгнула Алиса и запустила в строптивую девчонку тарелкой.
- Нет, Алиса Васильевна, - проговорила та, увернувшись. - Не буду…
- Еще раз такое повторится - и можешь считать себя уволенной!
На самом деле кофе был вполне сносный, но Лика Сарычева, большой авторитет по части отношений с прислугой, говорила, что время от времени непременно нужно закатывать скандалы, иначе горничные распускаются и садятся хозяевам на шею. Допустить такого Алиса не хотела, поэтому решила начать день с воспитательного скандала.
- Долго я буду ждать свой кофе? - проговорила она умиротворенным голосом.
Горничная метнулась к двери, но прежде чем она скрылась, Алиса добавила:
- И пятно на ковре не забудь отчистить!
Алиса облегченно перевела дыхание. Все-таки воспитательная работа очень утомительна!
Дверь малой столовой снова распахнулась.
Алиса удивленно подумала, что горничная уже несет кофе взамен вылитого, но это была Анфиса. Остановившись, как всегда, с дебильным видом, она сложила руки на животе и сообщила:
- Алиса Васильевна, к вам господин Крество… Крестовоздвиженский!
С гордостью выговорив такую сложную фамилию, она застыла, как египетская мумия.
Алиса подскочила: ведь сегодня и вправду должен был приехать какой-то музейный таракан по поводу той новой статуэтки! Его тоже удалось раздобыть через Лику, у Сарычевой просто немыслимое количество знакомых!
- Проси, - милостиво разрешила Алиса.
В столовую колобочком вкатился кругленький седенький старичок с младенчески розовым лицом и длинными, лихо закрученными усами. Алиса поднялась и сделала несколько шагов ему навстречу, как-никак старик - какая-то большая величина в своем музейном мире…
- Здравствуйте, Иван… Фиолетович! - произнесла она тоном царственной особы, принимающей иностранного посла.
- Филаретович, душечка, Филаретович! - поправил ее старикан.
- Ах, извините, - светским тоном протянула Алиса. - Я всегда путаю эти иностранные имена!
- А это имя самое что ни на есть русское! пропыхтел старик, озираясь по сторонам.
- Да что вы? Никогда бы не подумала! Хотите кофе? Или, может быть, чаю?
- Да нет, душечка, работа есть работа, никогда не смешиваю разные жанры! Где у вас тот.., предмет, о котором вы хотели узнать мое мнение?
- Ну, пойдемте тогда в библиотеку! - Алиса проследовала к дверям и сделала въедливому старику приглашающий жест.
Библиотекой Алиса гордилась. Здесь у нее были собраны всевозможные редкости, в основном - с подачи той же Лики Сарычевой. Четыре огромных шкафа были снизу доверху заполнены книгами в красивых кожаных переплетах (куплены по случаю у какого-то профессора), по стенам красовались картины русских художников, на каминной полке стояли две бирюзовые китайские вазы. Здесь же Алиса пристроила ту самую статуэтку, из-за которой пришлось пригласить музейного старичка.
Дело в том, что статуэтку Алиса купила у одного знакомого, и когда Лика ее увидела, сразу начала кричать, что Алису обманули, подсунули фальшивку, новодел. Ну да - разобиделась, конечно, что Алиса проявила самостоятельность, что-то купила сама, не через Лику!
Но статуэтка Алисе очень нравилась, и тогда Лика предложила прислать этого старичка, который прекрасно разбирается во всех старых цацках. Если он скажет, что новодел - значит, и правда…
- Вот эта вещица! - протянула Алиса, указывая на небольшую терракотовую статуэтку - женская фигурка в свободных греческих одеждах…
Старичок осторожно взял статуэтку в руки, поправил очки, внимательно пригляделся.
- Что скажете? - осведомилась Алиса.
- А что вы хотите услышать? - отозвался старичок, поставив статуэтку на место. - Как вам это продали?
- Как Грецию, первый век до нашей эры…
- Ну, насчет того, что Греция - вас не обманули…
- Ой, правда? - обрадовалась Алиса. Она представила, как утрет нос этой задаваке Лике.
- А вот насчет возраста - тут вам немножко приврали.
- Что - не первый век? - разочарованно протянула Алиса.
- Не первый, - старичок развел руками. - Не могу вас вводить в заблуждение!
- А какой?
- Двадцать первый, душечка!
- Двадцать первый? - изумленно выдохнула Алиса. - Двадцать первый век до нашей эры?
- Почему же - до? Двадцать первый век христианского летосчисления, то есть наши с вами дни.., хотя, впрочем, я уже давно чувствую себя обломком прошлого.., в некотором смысле - антиквариатом!
- Вы уверены? - переспросила Алиса.
- Конечно, душечка! - старичок погладил ее по руке. - Конечно, уверен! В сувенирных лавках Пирея такие статуэтки продаются по десять евро…
- Ах он, мерзавец! - выдохнула Алиса. - Клялся, что контрабандой вывез ее из Греции, купил на раскопках…
- Из Греции уже сто лет ничего такого не вывозят! - проговорил Иван Филаретович. - Да вы не расстраивайтесь так! С кем не бывает! Зато ван Сванельт у вас очень хороший!
- Кто? - удивленно переспросила Алиса.
- Ван Сванельт, голландский художник середины девятнадцатого века, - старичок подошел к картине в массивной золоченой раме, внимательно посмотрел на нее. - И Саардикстра тоже очень приличный…
- Вы что-то путаете! - сухо проговорила хозяйка. - Это Творогов, русский художник-передвижник…
- Да нет, деточка! - Иван Филаретович улыбнулся детской лучезарной улыбкой. - Вот это -Густав ван Сванельт, а это - Саардикстра…
- Что вы такое говорите! - возмущенно выпалила Алиса. - Это Евлампий Творогов! Вот же, подпись его в углу! Эта картина называется "Амбар", а эта - "Пейзаж с рожном".., между прочим, по сто тысяч за каждую выложила!
- Деточка, - старичок надулся. - Насчет того, что я ошибаюсь - это вы зря, я как раз по голландской живописи специализируюсь! А как раз эти картины не так давно видел, они на аукционе проходили…
- А как же подпись?
- Да вам любой студент из Академии художеств за пять минут любую подпись изобразит!
Почувствовав перемену в настроении хозяйки, Иван Филаретович добавил:
- Да что вы так расстраиваетесь? Сванельт и Саардикстра - очень хорошие художники, куда лучше вашего Творогова!
- Да? - раздраженно выдавила Алиса. - Голландцы и всякие шведы по пять - шесть тысяч евро идут, а русские передвижники - по сто - сто пятьдесят! Я же вам говорю - за эти по сто тысяч выложила! Да вы ничего не путаете?
- Деточка, - Иван Филаретович скривился, как ребенок, которому вместо конфеты подсунули рыбий жир. - Ну сколько же можно! Я ведь вам сказал - эта вот картина-Густав ван Сванельт, называется "Старый амбар", выполнена между восемьсот восьмидесятым и восемьдесят пятым годом, а эта - Яан Саардикстра, "Пейзаж с мельницей"…
- Ага! - радостно воскликнула Алиса. - Вот видите! Какой же это пейзаж с мельницей? Где тут мельница, где?
- Вот тут была мельница, в правом углу! - старичок ткнул в холст дужкой очков. - Видите, она записана, причем не очень аккуратно.., видно, что человек торопился…
- Торопился! - как горное эхо, повторила Алиса. - Ну да, Лика говорила, что хозяин уезжает в Мексику, и покупать надо быстрее.., ах она, сволочь!
- Я же вам говорю, - не унимался Иван Филаретович. - Я эти картины хорошо знаю, я их оценивал для того аукциона…
- И во что вы их оценили?
- Сванельта в семь тысяч, Саардикстру - в пять с половиной.., но это начальная цена, ушли они немножко дороже…
- Ах она, мерзавка! - Алиса скрипнула зубами. - Так кинуть подругу! Ну я ей это припомню!
- Не волнуйтесь так, душечка! - старичок погладил Алису по руке. - Волнения плохо сказываются на цвете лица!
Едва проводив Ивана Филаретовича, Алиса позвонила Лике.
- Ну что, - защебетала та, едва на ее мобильнике высветился номер Алисы. - Что тебе сказал этот старый таракан? Ведь статуэтка фальшивая, да?
- Фальшивая, - сквозь зубы процедила Алиса.
- А я тебе говорила, говорила! - радостно заверещала Сарычева. - Нечего у случайных людей покупать! Если бы ты имела дело только с проверенными людьми, никогда бы не нарвалась…
- С проверенными? - повторила Алиса. - То есть с тобой?
- Ну, хотя бы и со мной.., а почему нет?
- Ты еще спрашиваешь?
До Лики, наконец, дошло, что с подругой что-то не так.
- А что случилось-то?
- Этот твой старичок - он что, крутой спец?
- Круче не бывает! Ты же меня знаешь - фуфла не держим!
- Так вот, этот твой крутой спец однозначно мне сказал, что тот передвижник, которого ты мне толкнула - никакой не передвижник!
- То есть как - не передвижник? Я тебя не понимаю!
- Все ты понимаешь! - Алиса перешла на визг. - Лажу ты мне подсунула, вот что!
- Что, Филаретыч сказал, что Творогов фальшивка?
- Хуже! Фальшивка - это бы еще полбеды! С кем не бывает.., твой Фиолетыч мне однозначно сказал, что это никакой не Творогов, а два каких-то тусклых голландца! А кому они нужны, твои голландцы?
- Стой! - перебила ее Лика. - Во-первых, голландцы не мои.., их сама Выпетовская продавала! А Выпетовская - большой человек, ты знаешь! Во-вторых…
- Не будет никакого "во-вторых"! Не будет никакого "в-третьих"! Я от тебя мокрого места не оставлю, если ты вопрос не разрулишь! Даю сроку до завтра!
Лика Сарычева помрачнела.
Она знала Алису не первый год, и не сомневалась: если та грозит с ней разделаться - она это сделает.
Алиса Прытко была женщина самостоятельная.
Она своими руками создала свой бизнес, сделала его процветающим и рентабельным, смела с дороги многочисленных конкурентов и дала понять остальным, что лучше не становиться у нее на пути.
В известной рекламе зубной пасты утверждают, что нормой для человека являются тридцать два зуба. У Алисы их было не меньше пятидесяти, и все - острые, как у акулы. Деловые знакомые - из тех, что не стояли на ее пути, - обычно и называли ее "Акула Прытко". Или просто "Мадам Акула". Разумеется, только за глаза.
При том что бизнес у нее был самый что ни на есть мирный.
Алиса торговала памперсами.
Естественно, она не стояла с ними на рынке. Она закупала эти необходимые каждому современному младенцу предметы вагонами и кораблями, на нее работали крупнейшие производители Европы, Америки и Юго-Восточной Азии. Кроме того, у нее был собственный завод в Тверской области, выпускавший миллион памперсов в сутки.
Короче, Алиса была монополистом на этом рынке.
Пару лет назад один бойкий сибирский бизнесмен пытался конкурировать с Акулой, но кончилось это печально. Разумеется, для него. Однажды, чудесным весенним вечером, возвращаясь с удачно проведенных переговоров и находясь по этому поводу в превосходном настроении, темпераментный сибиряк подсадил в свою машину симпатичную миниатюрную блондинку с трогательными голубыми глазами. Поднявшись в квартиру сибиряка, блондинка, вместо того чтобы приятно провести с ним вечер, так отделала злосчастного бизнесмена, что он провел в больницах и санаториях почти полгода, и даже после этого заикался и вздрагивал при виде любой женщины. Естественно, в бизнесе ему больше нечего было делать.
- Короче, - проговорила Алиса холодным, не оставляющим никаких сомнений голосом. - Разбирайся как хочешь со своей Выпетовской, но чтобы деньги мне вернула!
Лика хотела возразить, что Выпетовская вовсе не ее, но возражать было некому: Алиса уже повесила трубку.
* * *
На одной из линий Васильевского острова, в старом, давно нуждающемся в ремонте доме с плохо сохранившимися располневшими кариатидами на фронтоне, был антикварный магазин. Он вовсе не был шикарным заведением с огромными зеркальными витринами, через которые виднеются ампирные мебельные гарнитуры (пара-тройка вещей настоящие, остальное - откровенный новодел, изготовленный в Подмосковье), бронзовые лампы и картины в пышных золотых рамах. У дверей таких магазинов стоит обычно солидный немолодой швейцар в маскарадной форме с золотым галуном, а внутри встречают редких посетителей предупредительные продавцы с вкрадчивыми голосами и профессиональными ласковыми улыбками.
Этот магазин скорее можно было назвать магазинчиком, он занимал полуподвальный этаж. Вошедший попадал в маленькое, тесно заставленное помещение, тут была разномастная, разрозненная мебель, светильники, стены завешаны картинами, которые никто не покупал. В витрине выложены довольно безвкусные безделушки и столовое серебро - все в розницу.
Прошли девяностые годы прошлого века, годы, благословенные для торговцев антиквариатом, когда оголодавшие старушки "из бывших" несли продавать остатки фамильных вещей. Тогда ловкий антиквар без комплексов и моральных устоев в короткий срок мог составить настоящее состояние. Теперь же скучающие продавцы в течение долгого рабочего дня с грустью смотрят в окно или стирают пыль с выставленных вещей.
В магазине на Васильевском все было внешне так же, как в десятках подобных заведений. Однако сведущие люди знали, что самое главное происходит не в салоне, на виду у случайных людей, а сзади, в кабинете владелицы магазина Александры Выпетовской. Туда приходили к ней нужные люди и серьезные заказчики, туда приносили тщательно упакованные свертки и таинственные пакеты, там происходили переговоры, а в особых случаях, к важным и богатым клиентам мадам Выпетовская ездила сама.
Вообще-то мадам редко можно было застать в кабинете - она вела активный образ жизни, много ездила по аукционам и картинным галереям, встречалась с известными экспертами и музейными работниками. Дела у нее шли отлично, ее знали не только в Петербурге, но и в Москве, считалось модным и престижным покупать картины именно у нее, мадам Выпетовская сумела создать репутацию и зарекомендовать себя на антикварном и художественном рынке.
Лика Сарычева притормозила и привычно чертыхнулась: на узкой улице негде было припарковать машину. Нужно было заезжать во двор магазина или проехать два квартала до стоянки. Лика махнула рукой и припарковалась в тупичке возле ворот, проигнорировав запрещающую табличку.
В магазине, как всегда, было мало народу. Молодой продавец с успехом продавал двум школьницам серебряную цепочку турецкого производства как старинную и краем глаза присматривал за скромно одетой женщиной средних лет, которая выбрала изящную жардиньерку и теперь прикидывала мысленно, как будет смотреться на ней горшок с фуксией.
Лика с налету проскочила небольшое помещение, продавец и ухом не повел - он хорошо ее знал. Однако у двери в святая святых сидел крепкий мужчина в хорошо сидящем костюме с достаточно приятным выражением лица. Присутствие в качестве охранника обычного мордоворота с саженными плечами и крошечной, постепенно отсыхающей за ненадобностью головой перед своим кабинетом мадам Выпетовская считала неуместным.
- Вам назначено? - охранник приподнялся со стула.
- Мне срочно! - голос у Лики прерывался от волнения, глаза глядели дико, волосы растрепались -Алиса Прытко кого угодно доведет до нервного срыва.
На лице охранника промелькнуло сомнение с одной стороны, Лику он знал, поскольку видел достаточно часто. Лика была посредником весьма полезным для мадам Выпетовской человеком. Среди клиентов она была своя - посещала те же салоны красоты, те же фитнес-центры, рестораны и клубы, была завсегдатаем всевозможных модных тусовок и закрытых вечеринок. Страшно общительная, она быстро сходилась с незнакомыми людьми, хотя в тех кругах, где она вертелась, все были хотя бы шапочно знакомы. Лика быстро заводила подруг, напрашивалась вроде бы случайно в гости, а придя в дом, начинала расхваливать интерьер и вкус хозяйки.
- Все прекрасно, - говорила она. - Все подобрано с таким вкусом! Но вот тут я бы, пожалуй, повесила какой-нибудь пейзаж. А вот здесь - поставила лампу. Или бронзовую статуэтку. Или несколько фигурок из фарфора…
Хозяйка тут же увлекалась плодотворной идеей, а Лика предлагала свои услуги, то есть попросту сводила ее с мадам Выпетовской. За это та платила Лике приличный процент с каждой проданной вещи.
Правда, в последнее время Лика решила, что этот процент - слишком скромная награда за ее труды и способности и начала приторговывать на собственный страх и риск.
- Я доложу… - неуверенно произнес охранник.
- Да что там докладывать! - хрупкая, субтильная Лика оттолкнула охранника и ворвалась в кабинет.
Правильнее было бы сказать кабинетик, небольшое, очень скромно обставленное помещение - стол из обычного ореха, а вовсе не из ослепительной карельской березы, стеллаж и вовсе простой, заполненный солидными немецкими каталогами и альбомами по живописи. На стене против стола висел не Шишкин и не Айвазовский, а картина когда-то маститого советского художника, вышедшего нынче из моды едва ли не навсегда - крупная краснощекая девочка в бумазейной рубашке и синих сатиновых шароварах смотрит в распахнутое окно с улыбкой, полной идиотического оптимизма. За окном, как водится, полыхает куст неизбежной сирени. Называлась эта оптимистическая картина не то "Утро в Подмосковье", не то "Рассвет на Клязьме", а может и вовсе "Заре навстречу".