Тайна бильярдного шара. До и после Шерлока Холмса - Артур Дойл 16 стр.

Мы с Минни посмотрели друг на друга. Она улыбалась, я был мрачен.

- Ты видела? - спросил я.

- Чего? А, это, ну да, видала.

- И что же это, по-твоему?

- Да стекла кусок, чего ж еще-то, - ответила она, глядя на меня удивленными глазами.

- Да нет же! - горячо воскликнул я. - Стекло никогда так не отражает солнечные лучи. Это бриллиант, и, если я не ошибаюсь, один из самых больших. Он размером крупнее всех тех, которые я видел за свою жизнь, и стоит целое состояние.

Для бедной простушки Минни слово "бриллиант" было пустым звуком. Она их никогда не видела и не имела ни малейшего понятия об их ценности. Так что она не придала этому особого значения и принялась щебетать о том о сем, но я ее не слышал. Напрасно она пускалась на простодушные ухищрения, чтобы вновь завладеть моим вниманием. Что бы я ни видел - сверкающие волны или блестевшие на солнце мокрые камни, - всюду мне мерещились искрящиеся грани драгоценного камня. Я как-то сразу помрачнел и ушел в себя, так что в конечном итоге Минни пошла к себе в Корримейн одна, а я в задумчивости отправился домой. Отец и Дигби как раз собирались обедать, и наш гость весело поприветствовал меня.

- Заходи, заходи, дружище! - воскликнул он, пододвигая мне табурет. - А мы уж начали подумывать, не случилось ли с тобой чего. Ах ты, ловелас! Ставлю последний доллар, что тебя задержала та хорошенькая девчонка, с которой я тебя недавно видел.

- Не лезьте не в свои дела, - огрызнулся я.

- Ну-ну, какие мы обидчивые, - примирительно хохотнул он. - Молодым людям нужно придерживать характер, а у тебя он еще тот. Ты слышал, что я от вас уезжаю?

- Очень жаль, - откровенно ответил я. - Когда собираетесь отплыть?

- На следующей неделе. Однако не бойтесь, мы еще увидимся. Тут мне было слишком хорошо, чтобы с легкостью забыть здешние места. Я собираюсь купить хорошую яхту на паровом ходу - тонн в двести пятьдесят или около того. Через несколько месяцев я приведу ее сюда, и мы вместе хорошенько прокатимся.

- Сколько же такая яхта может стоить? - поинтересовался я.

- Сорок тысяч долларов, - беспечно бросил гость.

- Вы, должно быть, очень богаты, - заметил я, - чтобы швырять такие деньги ради удовольствия.

- Богат! - отозвался Дигби, и на мгновение в нем вскипела его южная кровь. - Богат, ха, не то слово… Однако я замечтался. Я просто состоятельный человек или очень скоро им стану.

- И откуда же у вас деньги? - спросил я, нисколько не задумываясь, и тотчас пожалел об этом. Мгновением позже я понял, что совершил ошибку. Наш гость как-то сразу подобрался и сделал вид, что не слышал моего вопроса, а отец прикрикнул на меня:

- Хватит тебе, Арчи, вечно ты к джентльмену с вопросами пристаешь, надоел уже!

Однако по острому взгляду глаз старика, сверкавших из-под густых бровей, я догадался, что он долго ломал голову над тем же вопросом.

Следующие два дня я терзался сомнениями, рассказать ли отцу о том, что я видел, и поделиться ли с ним своим мнением о нашем госте. Но он упредил меня, сделав открытие, которое подтвердило мои домыслы и предположения и расставило все по своим местам. На третий день, когда Дигби отправился на свою обычную прогулку, я зашел в кухню и увидел отца, сидевшего у огня и погруженного в чтение газеты. Он с трудом читал по слогам, водя по строчкам заскорузлым указательным пальцем. Когда я вошел, он скомкал газету, инстинктивно пытаясь ее спрятать, но, заметив меня, разгладил ее на коленях и знаком подозвал к себе.

- Ну, и как тебе этот прощелыга Дигби? - спросил он. По его виду я сразу понял, что отец очень взволнован.

- Да ничего хорошего, - ответил я.

- Поди сюда, сынок, поди сюда, - проворчал он. - Вот ты у меня парень ученый. Прочитай-ка мне вот тут, прочитай да скажи, выжил я из ума или нет. Это вот "Глазго Герольд", четыре дня, как вышел. Шхуна рыбацкая из Лох-Ранза нынче поутру проходила да и оставила. Вот отсюда читай: "Сообщение из Парижа". Вот тут вот, где про все подробности, - читай, читай.

Я начал читать с отмеченного места. Это был обычный репортаж парижского корреспондента газеты. "Стали известны все подробности ограбления, в результате которого герцогиня де Рошвилль лишилась гордости своей фамильной коллекции драгоценностей. Это был бриллиант чистейшей воды весом в восемьдесят три с половиной карата, третий по величине во Франции и семнадцатый в Европе. Он перешел во владение аристократического рода благодаря прапрадеду герцогини, сражавшемуся в Индии под командованием генерала Бюсси, который и вывез бриллиант в Европу. Уже тогда он стоил целое состояние, теперь же его цену просто невозможно определить. Необходимо напомнить, что два месяца назад он был ночью украден из шкатулки герцогини, и хотя полиция сделала все возможное, выйти на след похитителя так и не удалось. Полицейские чины очень сдержанно комментируют это сенсационное происшествие, однако можно предположить, что у них есть основания подозревать некоего Ахиллеса Вольфа, уроженца Лотарингии, имевшего американское гражданство. Это весьма эксцентричный субъект, к тому же ведущий богемный образ жизни, и весьма возможно, что его внезапное исчезновение из города в день кражи - всего лишь совпадение. Внешне предполагаемый похититель весьма хорош собой, с правильными и утонченными чертами лица, темноглазый и черноволосый, обладающий довольно грубыми, резкими, развязными и бесцеремонными манерами. За его поимку обещано крупное вознаграждение".

Когда я закончил чтение, мы с отцом долго сидели и молча смотрели друг на друга. Наконец, старик дернул рукой и показал пальцем через плечо.

- Это он.

- Да, скорее всего, так, - согласился я, вспомнив инициалы на платке.

Мы снова замолчали. Отец взял стоявший у камина пучок хвороста и стал вертеть его в руках.

- Здоровенный, наверное, камушек-то, - наконец произнес он. - С собой такой не очень-то потаскаешь. Небось, где-нибудь во Франции он его припрятал.

- Нет, бриллиант при нем, - сказал я и тут же проклял себя за собственную глупость.

- А тебе-то откуда знать? - тотчас же спр'осил старик, пронзив меня острым взглядом.

- Потому что я его видел.

Пучок хвороста с хрустом переломился пополам в его руках, но отец не сказал ни слова. Скоро вернулся наш постоялец, мы пообедали, но никто из нас ни единым словом не обмолвился о газете.

4

Когда я читаю произведения, написанные от первого лица, меня всегда забавляет тот факт, что автор представляет себя неким идеальным существом с безупречной репутацией. У всех остальных есть свои страсти, слабости и пороки, он же предстает перед читателем как холодная и безупречная абстрактная сущность, бесцветной нитью проходящая сквозь весь запутанный клубок повествования. Я не стану совершать подобной ошибки. Сейчас я вижу себя таким, каким я был тогда, - легкомысленным, немного черствым, вспыльчивым, импульсивным, не очень обремененным какими-либо принципами. Таков я был, и именно таким я себя и описываю.

В тот момент, когда я окончательно убедился, что наш гость по фамилии Дигби на самом деле является похитителем бриллианта Ахиллесом Вольфом, я принял окончательное решение. Иные оказались бы весьма щепетильны и наверняка терзались бы какими-то сомнениями, полагая, что если они жили с ним под одной крышей и вместе преломляли хлеб, то он заслуживал бы с их стороны снисхождения и милосердия. Я никоим образом не мучился подобными сантиментами. Рядом со мной находился преступник, скрывавшийся от правосудия. Волею судеб он оказался в наших руках, и за его выдачу причиталось огромное вознаграждение. Я ни секунды не колебался в том, как именно я должен поступить.

Чем больше я размышлял по этому поводу, тем больше я восхищался, насколько умно и хитро он обставил все дело. В условленном месте его наверняка поджидало судно с командой из сообщников или же из ничего не подозревавших рыбаков. Таким образом, находясь на море, он сразу же затруднял поиски, поскольку полиция стала бы искать его на континенте, что вполне логично. Более того, если бы он отправился в Англию или в Америку, он едва ли бы смог избежать поимки. Но, выбрав удаленное и почти безлюдное место на самых задворках Европы, он на некоторое время смог сбить сыщиков со следа, а кораблекрушение уничтожило последнюю ниточку, которая могла бы привести к нему. Теперь он был целиком и полностью в нашей власти, поскольку без нашей помощи ему никак не выбраться с острова. Так что спешить нам не следовало, и мы могли обдумать наши планы не торопясь.

Ни я, ни отец внешне никоим образом не изменили нашего отношения к гостю, который пребывал в своем обычном веселом и беззаботном настроении. Он очень приятно пел, помогая нам чинить сети или конопатить лодку. Голос у него был очень высокий, почти тенор, один из самых мелодичных, которые мне когда-либо доводилось слышать. Убежден, что он сделал бы блестящую карьеру на оперной сцене, но, как подавляющее большинство отпетых мерзавцев, он поставил крест на всем лучшем, чем его одарила природа, и развивал лишь худшие из своих дарований. Отец иногда украдкой как-то странно поглядывал на него, и мне казалось, что я знаю, о чем он думает. Но туг я ошибался.

Однажды, спустя примерно неделю после нашего с отцом разговора, я выравнивал и прибивал доски забора, отставшие и покосившиеся под натиском ветра, когда с берега вернулся отец. Тяжело ступая по гальке, он подошел ко мне и присел на камень. Я продолжал забивать гвозди, время от времени поглядывая на него. Он угрюмо сидел и посасывал свою короткую черную трубку. Я чувствовал, что его что-то очень тревожит, поскольку он хмурил брови и шевелил губами.

- Так ты чего, веришь газете-то? - спросил он наконец, выбивая трубку о камень.

- Да, - коротко ответил я.

- Ну, и чего ты об этом думаешь?

- Конечно же, мы должны получить награду! - уверенно сказал я.

- Награду! - яростно рявкнул он. - Награду тебе подавай! Захотелось, понимаешь, камень вернуть. А стоит он огромные тыщи и тыщи. Хочешь вернуть его каким-то паршивым лягушатникам! А они тебе за все за это швырнут пару фунтов, как кость псу какому шелудивому! А тут все само в руки прет, и ты еще нос воротишь!

- Слушай, отец, - произнес я, положив молоток, - надо довольствоваться тем, что мы сможем получить. Сколько предложат, столько и возьмем.

- А ежели мы камушек возьмем, а? - прошептал отец, хитро глядя мне в глаза.

- Он его никогда не отдаст.

- А ежели б отдал, покуда он здесь-то… Ежели б вдруг раз - и…

- Прекрати, отец, прекрати сейчас же! - вскричал я, потому что старик выглядел, словно дьявол, вырвавшийся из преисподней. Теперь я понял, к чему он клонит.

- Раз - и все! - запальчиво крикнул он. - Кто ж его видел-то, пришел он иль ушел, кто ж доискиваться-то станет, где он там себе шляется? Всяко в жизни бывает-то, спотыкнулся али там оступился на скале-то… Или же проснулся, глядь - а в глотке ножик торчит… Чего лучше-то, а?

- Отец, что ты такое говоришь? - ахнул я. Мысли вихрем проносились у меня в голове.

- Ты это думай-решай, да или нет, - он закончил разговор и ушел с сердитым видом, через каждые несколько метров оборачиваясь и многозначительно поднимая палец: мол, никому ни слова.

Отец больше не пытался говорить со мной на эту тему, но сказанное им не давало мне покоя ни днем, ни ночью. Я с трудом мог представить себе, что он говорил серьезно, поскольку он всегда был честным и добродетельным человеком, возможно, властолюбивым и скупым по своему характеру, но уж никак не способным совершить смертный грех. Возможно, искушения обходили его стороной, поскольку кривая преступности всегда ползет вверх там, где жизнь бурлит, а соблазны подстерегают тебя на каждом шагу. В безлюдном же захолустье вроде нашего островка она падает до нуля. На острове Уффа очень легко быть святым.

Как-то утром за завтраком наш гость спросил, починили ли мы лодку. Я ответил, что да.

- Я хотел бы, - сказал он, - чтобы вы вдвоем отвезли меня сегодня в Ламлаш. За это получите два соверена. Не знаю, смогу ли я вернуться вместе с вами или же останусь там.

Мы с отцом тотчас переглянулись.

- Ветер чего-то не очень, - начал старик.

- Ничего, что ветер слабый, зато попутный, - перебил Дигби, будем называть его так.

- Да и фок-то не привязан, - упрямился отец.

- Без толку искать причины да отговорки, - раздраженно заявил наш постоялец. - Если вы не согласитесь, я найму Томми и его отца, но все равно уеду. Ну, так что, по рукам?

- Поехали, - мрачно произнес отец, и мы спустились на берег, чтобы приготовить лодку.

- Что ты думаешь делать? - спросил я.

- Да сам не знаю! - раздраженно огрызнулся старик. - Вот уж не везет так не везет, не подфартило, и все тут. Ну, доплывем мы с ним до Ламлаша - так счастье прямо из рук выскользнет, вот ведь незадача. Сынок, ты у меня молодой и сильный, может, вдвоем-то мы его и одолеем?

- Нет! - решительно ответил я. - Я готов выдать его властям, но будь я проклят, если прибегну к насилию.

- Ты трусливый безмозглый дурак! - крикнул он, но меня нисколько не трогали его оскорбления, так что я промолчал, а он все продолжал бубнить себе под нос, увязывая парус дрожащими пальцами.

Примерно к двум часам дня лодка была готова, и при легком северном ветре мы надеялись добраться до Ламлаша засветло. На темно-синей воде струилась лишь легкая рябь, и стоя на берегу, готовые к отплытию, мы видели покрытые лиловой дымкой водопад Карлин и вершину Гоутфелла. Пониже их до самого горизонта простирались аргилеширские холмы. К югу в лучах солнца сверкала голая вершина горы Элса, вдалеке крошечным белым платочком угадывался парус рыболовной шхуны, державшей путь к шотландскому берегу. Дигби и я уже поднялись на борт, когда отец вдруг побежал туда, где я чинил паруса, и вернулся с небольшим топориком, который засунул под лодочную банку.

- Зачем вам топор-то? - удивленно спросил наш гость.

- На лодке он завсегда сгодится, - ответил старик, отведя взгляд.

Карл Верне. Морской пейзаж с кораблекрушением

Мы отошли от берега, поставили фок, кливер и грот и резво понеслись через Проток, только волны весело налетали и бились о нос нашего суденышка. Оглянувшись, я увидел, как за кормой простирался наш остров. Вот слева Карравоу, наш причал на Карракьюле, уходящие ввысь бурые комберские скалы, а дальше за ними - зубчатые гребни Бегнафайла и Бегнасахера. Я заметил наш коровник с крышей из красной черепицы; за болотом в воздухе вился синеватый дымок - там был Корримейн. Сердце мое наполнилось нежностью при виде родных мне с детства мест.

Мы прошли почти половину Протока, как вдруг попали в полный штиль. Паруса бессильно повисли на мачте. Мы почти не двигались, лишь течение потихоньку сносило нас на юг. Я стоял у руля, отец возился с парусами, а наш гость одну за другой курил сигареты и наслаждался видом. По его требованию мы взяли весла, чтобы начать грести. Я уже никогда не узнаю, как все началось, но когда я нагнулся, чтобы поднять весло, я услышал, как наш гость закричал так, словно его убивают. Я выпрямился и увидел его прислонившимся к мачте. Лицо его представляло собой сплошную кровавую маску. Отец наступал на него с топором в руке, и прежде чем я успел пошевелиться, Дигби ринулся на старика и крепко обхватил его за пояс.

- Ах ты, старый черт! - прохрипел он. - Я чуял, что ты затеял, гадина! Но ты никогда его не получишь! Слышишь - никогда!

Ничто не заставит меня забыть лютую и жгучую ненависть, вложенную в эти слова. Мой отец издал пронзительный крик, противники качнулись, на какое-то мгновение словно повисли в воздухе, а затем рухнули в воду. Я рванулся к борту с багром в руках, но море уже поглотило их. Когда на месте их падения расходились круги и булькали пузырьки воздуха, я снова увидел их. Вода была очень чистой, и глубоко-глубоко внизу я заметил то появляющиеся, то вновь исчезающие размытые очертания двух лиц, смотревших на меня с неописуемым ужасом. Они медленно погружались, сжимая друг друга в последнем смертельном объятии, пока не превратились в темное пятно. Затем они исчезли навсегда. Они так и будут там лежать, француз и шотландец, покуда не вострубят трубы Страшного Суда и мертвецы не восстанут из моря. Над ними будут бушевать шторма и проплывать корабли, но они будут спать спокойным и бестревожным сном в безмолвных глубинах Протока у острова Уффа. Я верю, что когда настанет Судный день, с ними будет и тот проклятый камень, дабы воочию показать всем то тяжкое искушение, коему их подверг дьявол, в надежде хоть на малейшее оправдание и избавление их от грехов и ошибок, совершенных ими в земной жизни.

Обратный путь был долгим и тяжким. Я изо всех сил налегал на весла, стараясь сбросить нестерпимое нервное напряжение. Ближе к вечеру подул попутный ветерок, что немного помогло мне. Уже почти стемнело, когда я вновь оказался в теперь уже совершенно пустом доме. Все, что произошло тем весенним днем, потом еще долго преследовало меня в самых страшных снах.

Я не остался на Уффе. Ферма и рыбацкая лодка пошли с молотка на аукционе в Ардроссане, и вырученной суммы вполне хватило, чтобы я смог продолжить обучение на медицинском факультете университета. Я буквально бежал с острова, словно из проклятого места, и больше никогда там не появлялся. Сосед Гиббс, его сын и даже Минни Фуллертон навсегда исчезли из моей жизни. Несомненно, она очень скучала по мне, однако до меня дошли слухи, что молодой Макбейн, купивший наше хозяйство, сразу после окончания лова трески стал в Корримейне желанным гостем, и поскольку он был добрый малый, да к тому же недурен собой, у него были все шансы стать достойным претендентом на руку и сердце Минни. Что касается меня, то я закончил курс и открыл практику в одном из районов Пейсли, населенном преимущественно буржуа со средним и высоким достатком. В недолгие часы досуга я набросал нечто вроде воспоминаний о событиях, приведших к гибели моего отца. Ахиллес Вольф и бриллиант герцогини де Рошвилль теперь уже далеко в прошлом, однако могут найтись люди, которым будет интересно узнать об их пребывании на острове Уффа.