- А ведь это по делу. Речь идет о вас и вашем сыне.
- На кого же я его должен менять?
- На себя, Алексей Петрович, ведь маршал это вы. На свое директорское кресло, на свое производство, на работу, которую вы любите и делаете лучше многих других. На то, что было всей страной с таким трудом завоевано… Все стоит на карте, Алексей Петрович. Мне ли вам это объяснять? Я только что вас слушал и восторгался, как школьник. Правильно вы сказали и про молодежь, и про нашу работу, что уж тут греха таить. Многое мы пустили в стране на самотек, устранились от многих проблем. А что в стране теперь происходит? Думаете, мы не видим? Не понимаем? Все это вы верно заметили, Алексей Петрович. А другого я от вас и не ожидал. Потому решать судьбу своего сына должны вы… Меняете солдата на маршала, Алексей Петрович?
- Нэт, - твердо ответил Марков-старший, с легким кавказским акцентом. - Нэ мэняю…
- Очень хорошо! - Следователь сжал губы и так сосредоточенно уставился на неистертый ковер, будто и там наблюдались некие процессы, угрожавшие социалистическому строю. - Очень хорошо! Значит, договорились!
Марков кивнул, и следователь, хотя и смотрел по-прежнему в пол, кивок этот углядел. Мучить больше не стал. Но ни о чем они тогда еще не договорились…
Алексей Петрович провел два дня в какой-то наивной детской надежде, что все произошедшее было только проверкой его собственной лояльности, и комитету на самом деле нет никакого дела до его сына. Все из-за этой проклятой англичанки! Чертова мисс, которая и не подозревает, поди, что знакомство с ней в этом государстве может быть приравнено к государственной измене! И чего их только сюда пускают, гражданок стран - вероятных противников?!
Шагов Командора за дверью не было слышно. И секретарша не успела предупредить о появлении незваного гостя. Стук в дверь, три ровных удара, и Марков уже знал, кто в следующий момент появится на пороге его кабинета.
Начальник первого отдела предприятия Григорий Лемехов был, как и положено - гэбистом.
Иногда по праздникам он щеголял в мундире полковника военно-воздушных сил, хотя ни для кого не было секретом, что к авиации Григорий Александрович никакого отношения не имеет.
Был он невысок, в самый раз для сотрудника невидимого фронта, и, казалось, мог легко поместиться в небольшом шкафчике. Иногда так и казалось Маркову, особенно после разговора на Литейном - что Лемехов притаился где-то в его кабинете и внимательно за ним наблюдает. Вот ведь, прожил всю жизнь, избегая по возможности общения с этими слугами народа, а на старости лет готов превратиться в параноика. И за это Кирилла нужно благодарить, кого же еще! Алексей Петрович, несмотря на волевой характер, подыскивал оправдания своему предательству. Только плохо получалось. С момента его визита в дом на Литейном прошло два дня.
- Ммм, - промурлыкав по-женски тоненько и томно. Лемехов сел без приглашения. Теперь их с Марковым разделяла только полированная светлая столешница с двумя телефонами. Гэбист потер руки. Он был похож на шахматиста, окидывающего поле битвы на клетчатой доске.
- С чем пожаловали?! - сделал первый ход Марков и, нажав на воображаемую клавишу, переключил часы на соперника.
- А как вы думаете?! - спросил в ответ боец невидимого фронта.
- Кирилл! - Алексей Петрович кивнул головой, сам себе отвечая утвердительно.
И подумал, глядя в честные глаза Лемехова это такая, видимо, особая порода людей, выводят их из коконов в темных подвалах на Литейном и сразу как созреют - по объектам.
- Кирилл, - согласился Лемехов, нацепив на мгновение маску сочувствия.
- Мне кажется, - выдохнул Марков, - мы обо всем уже говорили…
- Нет, Алексей Петрович, здесь нам без вашей помощи никак не обойтись. Вы ведь не думаете, что мы просто возьмем и изымем из общества вашего сына, как больную собачку. усыпим и зароем. Сейчас не тридцатые годы, Алексей Петрович…
- В самом деле?! - Марков нашел в себе силы криво усмехнуться.
Лемехов этого, впрочем, не заметил. Или, скорее, сделал вид, что не заметил. Все они замечают, все…
- Конечно, парень здорово заблудился. Все эти Лип Паплы, Пистолзы…
- Что?!
- Группы такие, модные в определенной среде. Но это не самое страшное, у самого, знаете, дети… А вот англичанка - это уже серьезно… Вообще, Алексей Петрович, попытались мы проследить тут биографию вашего отпрыска сызмальства, так сказать, и выудили еще несколько интересных фактов. Вот например, Евгений Невский…
- Невский?! - Марков был несколько сбит с толку неожиданным переходом и не сразу смог вспомнить о ком речь. - А, да, этот бедный мальчик, который покончил с собой… Только причем здесь-то Кирилл?!
- А почему вы говорите - "покончил с собой"?! Тела-то не нашли, Алексей Петрович, так что дело темное, очень темное… Может, он и в самом деле, того… - здесь Лемехов будто собирался провести себя пальцем по горлу, но, устыдившись бандитского жеста, вернул руку на стол. - А может быть, и нет! И сынок ваш был вроде бы с ним в близких отношениях…
- Ну, не в таких уж и близких.
- В достаточно близких, Алексей Петрович.
Он, кстати, ничего не говорил вам об этом случае?..
Марков отрицательно покачал головой.
- Кирилл никогда не обсуждал случившееся в семье.
- Вот видите, как интересно получается. Друг покончил с собой, а ваш сын об этом ни словом не обмолвился! Или он у вас статуя бесчувственная?! А может, просто знал что-то, чего не знаем мы с вами? А может быть, и жив сейчас Невский?! Тоже ведь темная лошадка был - все молчком, да молчком…
- У вас и по школам стукачи?! - неприязненно спросил Марков.
- Ну что вы, Алексей Петрович, есть ведь характеристики…
- Не понимаю, какое это имеет отношение к нынешней ситуации?!
- Да ведь все складывается вместе в одну неприглядную картину, Алексей Петрович. Это поведение, несовместимое с моральным обликом советского гражданина, связь с гражданкой капиталистической страны и, в нагрузочку - весьма подозрительная история в прошлом. Целый ряд тревожных симптомов, Алексей Петрович, на которые вы должны были бы и сами обратить внимание. Тогда все было бы по-другому.
Но, думаю, ничего трагического в создавшейся ситуации нет. Все излечимо, Алексей Петрович…
- Что вы хотите сказать?! - Марков устало посмотрел на собеседника. Вспомнился почемуто его мундирчик, такой же фальшивый, как и его сочувствие. Сучий сын.
- А я уже все сказал. - улыбнулся Лемехов. Все излечимо. Советская медицина, как известно - лучшая в мире, к тому же, бесплатная…
Так, может быть, полечим немного Кирилла.
Пока не поздно?!
Глава 12
ГАМЛЕТ ЕДЕТ В АНГЛИЮ, А КИРИЛЛ МАРКОВ - В ЗОЛОТУЮ ОРДУ
Отцовского звонка он ждал.
Дело в том, что сначала приехал Иволгин. У него была самая банальная, глуповато-приторная физиономия жениха. О чем бы он ни говорил, дурацкая улыбка то и дело выплывала из-под его усов.
- Кира, я не мог отказать Алексею Петровичу. Он сказал, что тебя разыскивает военкомат.
Надо принимать срочные меры.
Он еще сказал, что может тебе в этом помочь. Я, конечно, дал ему твой телефон. Ведь это не предательство?
- Конечно, нет. Наоборот, спасибо тебе.
Нельзя же до двадцати семи лет прятаться. Отец должен мне помочь.
- В общем-то, это все. Скоро подаем заявления. Ты не знаешь, со справкой о беременности сразу расписывают?
- Думаю, что сразу.
- И еще. Англичанка может быть на советской свадьбе свидетельницей?..
У каждого, наверное, наступают такие минуты в жизни, когда обязательно надо поговорить с отцом. Сесть на кухне, в трусах и майках.
Сначала будет говорить сын, потом отец, затем они будут спорить, еще попозже соглашаться.
В общем-то, тут советы никакие не нужны, опыт поколений - полная ерунда. Тут что-то замешано на крови, нечто такое растворено в человеческой душе. Время от времени оно садится на дно, выпадает в осадок. Вот тогда-то и нужно разговаривать, взбалтывать нечто, поднимать его со дна души.
Он сидел в своей комнате, прислонившись спиной к металлическим ребрам кровати, ждал и вспоминал. Воспоминаний было немного. Кирилл вспомнил, как лет десять назад они с отцом на Восьмое марта жарили курицу по какому-то новому рецепту. Тушку надо было завернуть в газету, и отец сказал, что для этого лучше всего подойдет "Правда". Поставив курицу с портретом Суслова на гузке в духовку, они уселись напротив и стали ждать.
- А не поиграть ли нам во что-нибудь? Скоротаем время, - неожиданно предложил отец, который никогда до этого с сыном не играл.
- Давай! - обрадовался Кирюша и стал предлагать ему на выбор. - Машинки, солдатики, кубики…
- В кубики, что ли? Пошли, попробуем.
Несколько наборов кубиков были перемешаны у мальчика в картонной коробке из-под обуви. Они уселись на полу и стали лениво перебирать различные по цвету и по форме деревяшки.
- А не построить-ли нам авианосец? - спросил Кирюшу отец. - Это будет первый советский авианосец. Самолетики у тебя, надеюсь, имеются?
- Надеюсь, имеются, - повторил мальчик, вынимая отдельный пакет с авиацией.
- Да тут у тебя на двадцать авианосцев! удивился отец.
Впервые Кирилл увидел вдохновенного отца.
Авианосец получался огромный, потому что они решили использовать все имеющиеся кубики.
Вот уже мишень для стрельбы присосками легла на посадочную палубу, а Кирюша прикрепил на корму военно-морской флаг. Работа была закончена. Начинались испытания. Когда первый истребитель поднялся с палубы, сделал два пробных круга и благополучно приземлился, в комнате запахло паленым.
- Резину сжег на шасси, - усмехнулся отец. Чувствуешь? Где-то горит.
- Чувствую, - согласился мальчик.
Тут они посмотрели друг на друга и с криками бросились на кухню…
Курица была покрыта черной копировальной бумагой. Товарищ Суслов канул в черную бездну. Черную курицу положили на блюдо и поставили на стол. Отец и сын смотрели на ее абсолютно черное тело. Щелкнул замок. Пришла мама.
- Вы бы лучше в пожарников играли, - сказала она.
Кирюша проковырял в черной корке дырочку и отщипнул кусочек белого, дымящегося мяса.
Такой вкусной курицы он не ел больше никогда в жизни. А отец с ним больше никогда не играл.
Еще ему вспомнился эпизод из того же, наверное, года, но уже зимой. Он раз за разом скатывается на попе с ледяной горки. Шаровары его уже покрылись белой коркой. Пора идти домой, а он не может остановиться, все скатывается и скатывается. И вдруг острая боль в бедре. Мальчик еще подумал, что так, должно быть, бьет пуля. С трудом он наклонился, потом выгнулся и увидел толстый ржавый гвоздь, торчавший чуть пониже попы… Потом вокруг него столпились люди. Вдруг они расступились.
Прибежал отец без пальто и шапки. Он нес его на руках и приговаривал:
- Ты теперь, как твой любимый Александр Македонский. Его ведь тоже в бедро ранили копьем? Теперь ты настоящий древнегреческий герой… Александр Македонский…
- Спартак, папа, - даже в таком состоянии Кирюша не мог поступиться исторической правдой.
Часто звонок, которого ждешь, бывает неожиданным.
- Алло! Пригласите к телефону Кирилла Маркова.
- Это - я, папа. Здравствуй.
- Здравствуй, сын. Как ты живешь?
- Все хорошо. Живу, работаю… - следующим словом, которое определяло бы его сегодняшнюю жизнь, было "люблю", но отцу Кирилл говорить его не решился. - Как мама?
- Мог бы и сам… - Алексей Петрович тоже начал фразу, но не закончил. - Все в порядке.
На неделе переезжаем на дачу с мамой и котом.
- Каким котом?
- Мне тут подарили котенка на работе. Говорят, породистый. Теперь твоя мама меня и не замечает - все с ним возится.
- Симпатичный?
- Кот-то? Пока маленькие, все симпатичные, хорошие. А вот когда вырастают, черт-те что из них получается… Приезжай, сам увидишь. Кстати, ты бы перебирался домой. Я понимаю, юношеская непримиримость, гордость и всякое такое. Так мы же с матерью на даче будем. А к осени все образуется… Что молчишь? Может, ты насчет военкомата опасаешься? Так этот вопрос мы решим.
- Папа, я не хочу восстанавливаться в институте.
- Я это уже давно понял. Тут, наверное, моя ошибка. Не надо мне было тогда на тебя давить. Выбирал бы сам. Какой, действительно, из тебя технарь, кораблестроитель? Шел бы в университет, институт культуры… Что там еще у вас? На сценариста, режиссера…. - отец впервые говорил такое. - Но и тебе тогда надо было характер проявлять, как сейчас вот. Сказал сделал. Подал документы и учился бы теперь, где хотел. Только ты сам-то знаешь, чего хочешь?
- Знаю, чего не хочу.
- Вот-вот. Пока у тебя - одно отрицание, нигилизм и больше ничего. Пустота… Пустота…
Так вот. За тобой тут военкомат охотится. Зачем-то ты им срочно понадобился. Догадываешься, зачем?
- Рад, что я еще кому-то нужен.
- Не ерничай, дело серьезное. Тебе с твоим характером, знанием жизни в армии придется несладко. А тут еще этот Афган… Словом, переговорил я тут с хорошими знакомыми. Очень хорошими знакомыми… Это король Лир сумасшедшим прикидывался?
- Нет, папа, принц Гамлет, чтобы отомстить за отца. А короля Лира дочери предали…
- Предали, говоришь? Собственные дети? Веселая история… Значит, принц Гамлет. Английский?
- Датский.
- Погоди, я же ходил на спектакль с твоей матерью. Правда, проспал весь, пока трубы не затрубили и пушки грохнули. Он же там в Англию ездил?
- Ездил.
- Вот-вот. Небось, в англичанку влюбился.
- Кто?
- Гамлет твой датский, не я же.
- Да нет, там другая история. Послали его туда.
- Ладно, пускай другая. Хочу тебя тоже послать в одно заведение. На этот раз не упирайся. Для тебя я это делаю…
Кирилл услышал, как на другом конце провода раздался стук, а потом что-то со звоном разбилось.
- Что у тебя там случилось? - спросил он.
- Да так. Порезался немного, - отозвался отец.
- Может, перезвонить? А ты пока перевяжешь.
- Ерунда, царапина… Одним словом, надо отмазать тебя от армии. Так?.. Так, - отец произносил это с каким-то раздражением, но постепенно перешел на сухой тон инструктажа. Завтра пойдешь на обследование в психиатрическую клинику. Там про тебя уже знают. Все, как говорится, в курсе. Сделают тебе освидетельствование, дадут справку. От армии ты будешь освобожден. Сейчас скажу тебе кабинет, имя-отчество врача, адрес, наконец… На Пряжке это…
Сейчас…
- На Пряжке? Напротив последней квартиры Блока. Там только что музей его открылся.
- Значит, места эти тебе знакомы. Заодно к поэту этому зайдешь, попрощаться…
- Почему попрощаться?
- Ты же сам сказал, что это последняя его квартира. Он там умер?
- Да.
- Ну, вот, поэтому, значит. Где же у меня записано?.. А, вот! Диктую. Есть на чем записать?.. Ровно в десять утра тебя будут ждать. Не опаздывай, пожалуйста. Не подводи меня. А к Брюсову своему на обратном пути зайдешь… К Блоку? Ну, нехай к Блоку… Смотри-ка, кровь не останавливается. Надо бы перевязать… Постой.
Вот еще хотел тебя спросить. А как бы ты жил, если бы я тебе сейчас.., не помог от армии отмазаться? Что бы делал?
- Так бы и жил. Работал, учился, любил…
- Любил?.. Ладно. Завтра в десять. Будь здоров…
Разговор на этом закончился. Но ощущение недоговоренности, недосказанности осталось.
"Мысль изреченная есть ложь", - сказал сам себе Кирилл, но на этот раз не поверил поэту. Он ясно чувствовал, что ложь была как раз в обратном - в невысказанном, утаенном, что осталось за кадром разговора, за страницей, но торчало оттуда мохнатыми паучьими ножками.
Кириллу показалось, что ложь была совсем рядом, поэтому он решил, что солгал он сам.
Ведь он так много хотел сказать отцу. В первую очередь, что его сын стал совсем другим, что какая-то заноза, столько лет сидевшая в его душе и причинявшая столько неудобств, вдруг выскочила. Произошла переоценка ценностей, смена старой змеиной кожи, переход количественных изменений в качественные… Все эти слова были приблизительны и до конца не могли раскрыть его нового мироощущения. Когда это случилось? Кирилл даже этого точно не знал. То ли когда забирал документы из института, то ли когда сказал отцу, что уходит из дома. Может, Я тот момент, когда ушел от Кисы, или когда ударил дебошира Олега? Но была еще встреча с Наташей Забугой, а потом с Джейн… Но перемены были так огромны, словно он всю жизнь дышал через марлевую повязку или респиратор, а теперь глотнул чистого, неотфильтрованного воздуха.
Надо было сказать отцу, что военная служба его совсем не пугает, как не страшны ему тюрьма, посох и сума… Что там еще? Не дай мне бог сойти с ума… Разве что это. Прав, Пушкин.
Как всегда, прав. И в дурдом идти страшновато. Хотя и за справкой, и ненадолго, а боязно немного.
Вышел Кирилл пораньше, чтобы прогуляться пешком. Это уже вошло в привычку. Прошел по каналу Грибоедова до Львиного мостика, где впервые поцеловался с Джейн. Затем через Театральную площадь - на Декабристов. За металлической решеткой бегали спортсмены из Лесгафта. На ходу поискал глазами Наташу Забугу и не нашел. Вот и угловой дом. Последнее пристанище Александра Блока. Здесь поэт долго и мучительно умирал. Сегодня же на обратном пути надо будет зайти к поэту в гости. На обратном пути. А пока можно поклониться ему и.., в дурдом. Зачем он только туда идет? Разве ему это теперь важно? Ладно, будем считать, что это нужно его отцу. Пока прощайте, Александр Александрович. "Тихо кланяюсь ему…"
Врач смотрел на него невнимательно. Заполнял какие-то бумажки, задавал простые вопросы. Кирилл поймал себя на том, что старается казаться врачу нормальным, даже выпячивает эту самую нормальность. А может, надо наоборот? Выпить бутылочку чернил и сказать, что он теперь - знаменитая чернильница Пушкина и ему срочно надо в Болдино, а то поэту нечем писать "Маленькие трагедии". Или поведать врачу, что тайная масонская ложа стоит в партере кинотеатра "Слава" - десятый ряд, шестнадцатое место…
- Чему вы улыбаетесь, Кирилл Алексеевич? спросил врач, не поднимая глаз от какого-то формуляра.
Кирилл сказал, что думал.
- Богатая у вас фантазия, - усмехнулся доктор и впервые внимательно посмотрел на Маркова. - У наших пациентов все намного проще, намного проще… А вообще, у вас вид несколько утомленный. Страдаете бессонницей?
- Нет, у меня ночная работа. Этой ночью удалось поспать только пару часов.
- Вот и отлично. Полежите у нас пару дней, по крайней мере, отдохнете, отоспитесь. Замечательное импортное снотворное у нас имеется. Витаминчики разные - в вашем возрасте это просто необходимо. Тоже вам, пожалуй, пропишу…
- Так значит, вы меня хотите положить в ду… к себе?
- Кирилл Алексеевич, чтобы получить освобождение от службы в армии, вы должны провести здесь некоторое время. А как вы себе это представляли? Всего дня три-четыре, не больше.
Может, вы опасаетесь соседства? Совершенно напрасно. Лежать будете в отдельной палате. Хорошее питание, здоровый сон, витамины…
Я бы сам отдохнул подобным образом с превеликим удовольствием. А через пару деньков будете как огурчик, с белым билетом. Живите, учитесь, работайте, радуйтесь…