(2)
- Как твой зуб?
- Спасибо, все в порядке, - серьезно сказал Макмиллан. - Все-таки большая промашка со стороны Господа…
- Зубы? Полагаю, он хотел обеспечить работой свой народ. Кстати, мой стоматолог - вылитый Моисей!
- Неплохая шутка, можешь выступить с ней на следующем собрании Ордена.
- Мне кажется, на прошлом мы достаточно повеселились. В жизни не забуду!
- И все-таки меня мучает вопрос, что это было?
- Кажется, мистер Чивер имеет что-то сообщить нам на этот счет.
- Меня он беспокоит. Чивер, не зуб. В последнее время он начал юлить, наверняка хочет что-то выгадать!
- На его месте каждый постарался бы урвать побольше. Берч сольет его, как пить дать.
- Полагаешь, он и вправду может превратить Чивера в русского агента?
- А почему бы и нет? Правда, это не так просто. Как во время оно, но вполне возможно.
- Помнишь Дубойса? Теперь он сидит в Ред-Роке, побарахтавшись с леди Морвен - вот ведь как судьба играет людьми.
- Людьми, как правило, играют другие люди, и Дубойс прекрасный тому пример. Но я понимаю, о чем ты. Головокружительные взлеты и падения - это должно быть увлекательно. Начинаешь завидовать, собственная жизнь кажется такой пресной!
- Ну, после того, что мы видели на собрании Капитула… - Петти не закончил фразу и развел руками.
- Не верь глазам своим… - сказал задумчиво Макмиллан.
- Что это?
- Русский афоризм, автор некий Козьма Прутков, это псевдоним целой группы писателей. "Если на клетке слона увидишь надпись "буйвол", то не верь глазам своим!"
- И целая группа писателей трудилась над этим?.. По-моему, мы проезжаем ту самую бензоколонку.
- Значит, если я ничего не напутал, рандеву через полмили, на въезде в рощицу… Да, вот и он, больше некому. Гордон, притормозите и посигнальте фарами тому черному "линкольну".
Но ответных знаков внимания из стоящего на обочине "линкольна" не последовало.
- Странно, заснул он, что ли? - Макмиллан был явно обескуражен. - Гордон, остановитесь. Выйдите и посмотрите, в чем там дело.
- Слушаюсь, сэр.
Шофера пришлось ждать недолго.
- В салоне один мистер Чивер, сэр. На водительском месте.
- Спит?
- Глаза открыты, сэр. Крови нет. Лицо посиневшее. Не дышит.
- Не надо… - предостерег Макмиллан, когда Петти потянулся к дверце кабриолета.
- У него могли остаться записи, пленки…
- Еще скажи, что он отдал богу душу в результате своей гипертонии.
- А разве это исключено?
- Пустынная дорога, черный "линкольн", за рулем мертвец без признаков насильственной смерти. Разве тебе это ничего не напоминает?
- Хочешь сказать, что это очередная шалость нашей неугомонной леди?
- Скорее, того, кто посвящен во все детали предыдущей шалости такого рода. Так что, если какие-то записи при нем и обнаружат, то разве что те, которые изобличают его как русского шпиона. Или северокорейского - для разнообразия.
Они помолчали, глядя на Ричарда Чивера сквозь тонированное стекло.
- Трогайте, Гордон… Знаешь старый анекдот? На дверях дома смертельно больного врач каждый день вешал бюллетень. С каждым днем состояние его пациента ухудшалось, что было соответствующим образом отражено в документе. Наконец, тот отдает душу Господу, и в бюллетене появляется надпись - "12 часов пополудни. Мистер Смит отправился на небеса". А какой-то шутник приписал ниже: "Час пополудни. Нa небесах обеспокоены. Мистер Смит все еще не прибыл!"
Глава 9. Петербург
(1)
Очнулся он от того, что кто-то пощекотал его за нос. Ничего еще не соображая, он выкинул вперед руку, кончиками пальцев ухватил что-то мягкое, пушистое, но это пушистое моментально выскользнуло, а палец ожгла острая боль.
Иван застонал и открыл глаза.
Он лежал на кухне, на мягком линолеуме, усеянном бумажными обрывками, у самого виска перекатывалась пустая бутылка, причем какой-то совершенно незнакомой породы. "Ивановская банановая". Откуда?
Из ванной доносилось тихое пение труб. В гостиной позвякивал хрустальными трубочками невидимый отсюда китайский колокольчик.
А под столом, забившись к самой батарее, шипел, выгибая спину, совершенно незнакомый черный кот.
Иван резко сел, опрокинув затылком табуретку, потер виски. Для этого мира картинка была слишком сюрреалистической и символичной, для мира иного - слишком вещественна, слишком осязаема. Снег, задуваемый в распахнутое окно, был холоден и мокр, свитер, непонятно как оказавшийся на теле, - колюч. А само тело - недвусмысленно и остро отравлено алкоголем.
Не в силах подняться на ноги, Иван на карачках дополз до ванной и завис над голубым финским унитазом.
Ему повезло: после мощного стартового проблева привычных с ранней юности повторных позывов не наблюдалось. С облегчением, переходящим в блаженство, Иван растянулся на полу, виском ощущая прохладу кафеля.
- Мур-р!
На пороге ванной материализовался любопытствующий кот.
- Бред… - пробормотал Иван Павлович. - Откуда он взялся здесь, да еще такой жирный?.. А может быть… может быть, я умер, и это начинаются те сорокадневные воздушные мытарства, о которых писал этот… как его… Петр Левин? Посмертные…
Такая возможность принесла некоторое успокоение. По крайней мере, более или менее ясной становилась линия поведения.
Иван Павлович приподнялся на локте и пристально посмотрел на кота.
Тот муркнул еще разик и утерся лапой.
- Прекратите прикидываться, Бегемот или как вас там! - отрывисто проговорил Иван. - Говорите по-русски!
Кот уселся поудобнее, задрал заднюю лапу и принялся нализывать приватные места.
- Ну, так у нас разговора не получится. Прошу вас выйти вон!
Иван дотянулся до валявшегося рядом полотенца, скрутил жгутом и попытался стегнуть кота. Зверь проворно отпрянул и убежал.
"В спальню… - грустно констатировал Иван, услышав характерный звон стекла, сбрасываемого на паркет. Уезжая, Алиска оставила на трюмо почти всю свою выдающуюся косметику, а Иван так и не выкинул ее, должно быть, в подсознательной надежде, что хозяйка когда-нибудь вернется за ней.
- Павиан! - в сердцах закричал он, вскочив, схватил швабру и ринулся в погоню.
Когда Иван вбежал в спальню, гадский кот благополучно валялся на широченной хозяйской кровати и коготками испытывал на прочность шелковое покрывало.
- Вот я тебя!..
Иван с силой обрушил швабру на кровать, но по коту промазал. Зато зацепил антикварный ночник, осыпав покрывало осколками расписных амурчиков. Кот взвился нетопырем, приземлился на туалетный столик, опрокинул любимую Алисину вазу с икебаной из сухих роз и виноградных листьев, и между ног Ивана юркнул в гостиную, где погром продолжился с новой силой.
Еще минут десять Иван гонялся за животным, в энергичных движениях и бурных эмоциях пережигая похмелье, пока яснеющее сознание не пробила мысль, в сущности, элементарная: пространство квартиры, хоть и не маленькое, но замкнутое, не считая, конечно, распахнутого окна на кухне, но ведь зловредный котяра, и отличие от некоторых, не самоубийца, и сигать с восьмого этажа не станет, так что деваться скотине при всем желании некуда. Следовательно, пространство нужно разомкнуть настоящим образом.
Так Иван и поступил - немного повозившись с замками, цепочками и шпингалетами, настежь распахнул тяжелые створки железной, замаскированной под мореный дуб входной двери и принялся выгонять кота в прихожую. Задуманное удалось наполовину - в прихожую кот отступил, но очень, зараза, ловко забился там под вешалку, куда швабра на длинной ручке никак не пролезала.
Иван остановился, подумал - и пошел за пылесосом.
Возвратился он, волоча красное шведское чудо на колесиках и грозно выставив перед собой гофрированный шланг с нацепленной щеткой.
- Сейчас ты у меня попляшешь!.. - начал Иван, перевел взгляд в направлении противника и зажмурился, надеясь растворить в темноте явившееся ему видение.
Но видение раствориться не пожелало, только ухмыльнулось и гадким голосом осведомилось:
- Ты на кого это катишь, чмо гороховое?
Леня Брюшной явился с двумя вопросами, которые казались Ивану Ларину столь же вечными и неразрешимыми, как и все остальные, мучающие по традиции русскую интеллигенцию.
Вопрос первый: где Алиса, вопрос второй: где деньги? "Какое небо голубое!" - рефреном прозвучало в мозгу: фраза была похожа на ту самую, из любимого в детстве фильма. Да и сейчас любимого. И произнесена была таким же задушевным голоском. Только вид у Брюшного был совсем не задушевный. И если по фильму Базилио с Алисой вели разговор после драки, то этот диалог, очевидно, должен предшествовать очередному избиению. Иван почувствовал это всем своим естеством и заранее стал прикидывать, куда надежнее было бы забиться во избежание новых травм.
- Слышь, литератор хренов? - продолжал допрос Брюшной. - Ты писать собираешься чего-нить?
Он присел к монитору. Летящие звездульки его в транс не вогнали. Потыкал наугад по клавишам и несколько минут, наверное, созерцал текст.
- Чтой-то за хрень? - спросил он, наконец, поворачиваясь в кресле. - Где братки, цепи, блин?! Что это за стихи? Да еще на английском! Ты что, блин, в Лондоне сидишь, Маяковский хренов?
Выросший в самой читающей стране на свете, Брюшной уважения к писательскому труду, тем не менее, не питал никакого. Первый удар отправил Ларина в угол, уже знакомый ему по предыдущей встрече. С каким счетом должна была бы закончиться нынешняя встреча Ивана Ларина с Брюшным, осталось неизвестным. Но, скорее всего, парой сломанных ребер дело бы не обошлось. Однако на этот раз вмешался ангел-хранитель. Ангел не спустился с небес, пройдя сквозь стены и двери, а предпочел более традиционный способ - вошел через дверь, которую Брюшной, как и Иван, не догадался запереть.
История повторяется дважды, пришло в голову последнему, - первый раз в виде трагедии, второй - в виде фарса.
Для спасителя ангел был одет весьма щеголевато: в черное длиннополое пальто с широкими лацканами, на голове - черное кепи а-ля Михаил Шемякин, на ногах - высокие черные ботинки на шнуровке. В руке, обтянутой черной перчаткой, незнакомец держал черный самсонитовый кейс. Обладатель такой упаковки должен был передвигаться на чем-то вроде "роллс-ройса". Возможно, поэтому Брюшной замешкался - если что и вызывало у него уважение, так это большие деньги. Лева попытался было выяснить, кто таков нежданный гость, бить, не спросив имени, было не в его правилах. Но нежданный гость придерживался иного мнения. Узрев распростертого на полу Ивана, он не стал выяснять имя и социальное положение обидчика, а, поставив кейс возле вешалки, применил боксерский хук в челюсть. Брюшной скривился и побагровел. Он понял, что допустил ошибку, явившись без своих друзей-братков. Справиться с Иваном Лариным, даже трезвым, для бандита труда не представляло, но тут пошел уже совсем другой коленкор… Пришелец быстро оценил результат и нанес новый удар, вложив в него куда больше силы. Бандит зашатался и отступил, глядя ошеломленно на гостя. По морде Брюшного не били очень давно.
- Ты че, сука? - ошеломленно произнес он. - Ты знаешь, кто я?!
- Нет, и не хочу знать! - вымолвил человек с таким презрением, что в другой раз Брюшной уже за один этот тон постарался бы стереть неизвестного господина с лица земли.
Но сейчас это было затруднительно. Загнанный в тот самый угол, где еще недавно комфортно располагался Иван Ларин, он не пытался сопротивляться. Особенно после того, как гость сунул ему под нос некое удостоверение. Корочки весьма походили на настоящие, а чутье подсказывало Брюшному, что даже если это и не так, то все равно - за этим фраером кто-то стоит. Кто-то, с кем ему не тягаться. Стиснув зубы, часть из которых уже находилась на полу прихожей, он стал отползать к дверям.
По пути подобрал один из зубов - не хотел оставлять врагу части тела. Как и многие представители опасных профессий, Брюшной был суеверен.
- Ну? - сказал незнакомец и уселся на освободившееся кресло.
Иван мрачно наблюдал за гостем. Радость от поражения ненавистного врага уже улетучилась. Во-первых, Брюшной не забудет навестить его снова, когда этот пижон уйдет. Может, сидит сейчас в своей машине и дожидается. И что тогда будет, мамочки!
Лучше сразу в ванную и бритвой по венам. Этот способ он приберегал напоследок. Как римский патриций. Да, можно еще успеть наговорить что-нибудь на диктофон, презентованный Алиской на его последние именины. Именины! Он и думать про них забыл, а она узнала и поздравила. Не без корысти - по такому поводу пришлось тащить ее по магазинам и ресторанам. А диктофон так и лежал без дела. Ларин предпочитал заносить собственные мысли сразу на бумагу или в память компьютера. Стоило ему нажать кнопку записи, как мысли, куда-то исчезали. Собственный голос на пленке казался чужим, а фразы, которые этот голос произносил, напыщенными и глупыми. Словом, диктофон появлялся на столе, только чтобы не огорчать Алиску, в качестве антуража, так сказать. А вот сейчас он очень пригодится. Так и представлял себе Иван мрачных милиционеров, слушающих с фуражками в руках его последнюю прощальную речь. Может, и Алиска приедет на похороны! Нет, побоится! Ну, взгрустнет хотя бы. Нам и то радость!
Кроме того, сам посетитель не внушал доверия. Неизвестно, что ему нужно. Может, лучше с Брюшным было остаться? Вон этот как молотит - еще чище. И что за корочки он ему показал? Комитетовские, может? Вполне возможно - из-за Алиски! Решили фирмачи, что от Брюшного толку мало, и обратились в органы…
- Честно говоря, не ожидал ничего подобного! - сказал посетитель. - Что за притон у тебя здесь?
Голос показался Ивану знакомым. Он прищурился, вглядываясь в лицо посетителя.
- Нил Баренцев! - представился тот, облегчив проблему идентификации.
- Точно! - признал его теперь Иван. - Ни фига себе!
От сердца сразу отлегло, ванна, бритва и диктофон отодвинулись куда-то не на второй даже, а на тридесятый план.
- "Золото наших цепей"! - Баренцев повертел в руках глянцевый томик, примостившийся в углу стола, и бросил назад, не открывая. - Полистал уже, была оказия. Ты сам-то перечитываешь это?
- Каждый зарабатывает, чем может! - буркнул Ларин.
Как бы ни рад он был видеть Баренцева, но выслушивать сейчас нотации не входило в его планы.
- Ты сам-то чем, интересно, занимался столько лет? - спросил он, разглядывая баренцевский прикид.
- Врать не буду - бывало всякое, - задумчиво проговорил Нил, ничего не объясняя. - Только разница между нами в том, что у тебя талант, Иван…
- Талант на хлеб не намажешь, - вздохнул Ларин. - Ты представляешь, что значит - жить на вольных хлебах литератору? Ждать год-два, пока твой бессмертный опус напечатают тиражом в десять тысяч экземпляров, половина которого будет лежать на полках в магазинах, дожидаясь уценки. Удостоиться упоминания в статье какого-нибудь критикана, который, может, не отыщет в нем недостатков, но постарается пнуть, просто потому что у него жизнь не сложилась, как и у меня… Нет, брат Нил, сыт по горло я искусством. Только проблема в том, что искусством-то сыт не будешь! А мне, как и всякому созданию из плоти и крови, требуется иногда жрать, а временами и пить… Кстати, ты не захватил с собой?
Он сделал жест рукой, показывая, что на самом деле это не столь уж важно. Не хотелось, очень не хотелось признаваться перед Нилом, перед Нилом - богачом, а может и миллионером, что он обыкновенный чертов алкоголик совкового розлива. Не хотелось признаваться, что его тошнит от всех братков, как реальных, так и вышедших из-под его пера. Сейчас он готов был грудью встать на защиту своих опусов. В конце концов, у советских собственная гордость.
- Захватил! - сообщил Баренцев. - Только на продолжительное застолье не рассчитывай!
- Уезжаешь?
- Уезжаем! Сейчас оклемаешься немного, и начнем собираться, документы, считай, уже сделаны. Я за тем, собственно, и явился, чтобы тебе предложить поработать на нас, а теперь вижу, что не предлагать нужно, а брать за шкирку и тащить! Пока ты не спился окончательно или тебя эти твои персонажи не замочили…
Он мотнул головой в сторону прихожей.
- У меня контракт! - сказал, подумав, Иван.
- У меня есть адвокат, уладим!
- На кого это "на нас"? - подозрительно спросил Ларин, следя за тем, как Нил вытаскивает из дипломата бутылку виски.
- Голливудская студия "Мунлайт Пикчерз" предлагает тебе написать сценарий!
Предложение показалось Ивану шуткой, и он недобро нахмурился, но, вспомнив, что Баренцев только что спас его от кулаков Брюшного, решил в драку не лезть.
- Я серьезно! - заверил его Баренцев. - Есть люди, коим это позарез нужно, и один из этих людей сейчас перед тобой.
Иван усмехнулся, обвел взглядом пришедшую за последние месяцы в невообразимый упадок квартирку и еще раз усмехнулся. Нам терять нечего, кроме своих цепей - вот так каламбур. И какая месть Алиске, пусть локти кусает, стерва. Как там говорится, успех - лучшая месть?
Сборы не заняли много времени. Нищему собраться - только перепоясаться. Иван Ларин нищим, разумеется, не был, но, хорошенько подумав, взял с собой только небольшой чемодан. Аванса, который обещал выплатить Баренцев, должно было хватить на новый гардероб. Несмотря на приличные гонорары, Иван большого значения одежде не придавал - Алиска занималась этим вопросом, что было справедливо, поскольку ее волновало, в каком виде появится Иван Ларин на публике.
Просмотрел быстро список работ, кое-что сбросил по Интернету на почтовый ящик, чтобы забрать потом.
Странно, думал Иван, стоя в аэропорту. Никакой щемящей тоски, никакого чувства утраты. Может быть, потому что он знает - всегда есть возможность вернуться.