– Его нет ни в полицейском участке, ни в тех местах заключения, которые я смог обнаружить. Или, возможно, он все-таки там, но мне не стали об этом говорить. Тебе должно повезти больше, ты ведь его родственник.
Однако, когда Йенси в свою очередь начал выяснять судьбу брата, результат оказался таким же, то есть нулевым. В полицейском участке все делали вид, что впервые слышат об Иштване Сато. Ни в одну из тюрем специального купола для содержания преступников он также не поступал.
– Но где-то же он должен быть, – сказал Йенси представительнице тюремной службы по связям с общественностью.
– Безусловно, где-то он должен быть, но у нас его нет, – недовольным тоном произнесла она и разъединилась.
Они предприняли еще одну попытку. Генри позвонил отцу и уговорил его порасспрашивать знакомого, служащего в полиции. Выяснилось, что действительно спецназовцы доставили в участок мужчину с закованными руками и ногами, с мешком на голове, но там он не задержался – почти сразу же его увезли в другое место. Знакомый полицейский не знал, куда его отправили и почему. Он пояснил отцу Генри, что это экстраординарный случай. Еще он обещал осторожно, чтобы не возбудить подозрений, позадавать вопросы, попытаться прояснить судьбу Иштвана.
Что еще можно предпринять, друзья уже не знали. Некоторое время они сидели молча в поисках новых идей, как выяснить местонахождение Иштвана.
– Может быть, его убили, – нарушил наконец молчание Йенси. Не дождался реакции друга и нервно произнес: – Ну скажи что-нибудь. Его убили, да?
Генри в задумчивости покачал головой.
– Я так не думаю. Для полиции это было бы не самое умное решение, особенно если учесть, что еще сохранились видеозаписи.
– Но, похоже, кто-то пытается их уничтожить.
– Ну, все записи уничтожить не удастся. Никто ведь не знает, сколько их у частных лиц. Это может выйти им боком. Не в интересах властей убивать человека, если только они не уверены, что он им больше не понадобится. А я не думаю, что это можно знать заранее.
– Но все же есть вероятность, что его убили? Скажи.
Генри кивнул:
– Да, такое возможно.
На работе Йенси взял больничный. Он снова без конца прокручивал видеозаписи, все пытался отыскать какую-нибудь зацепку, которая помогла бы разобраться в произошедшем. Если бы только он сумел тогда задержать Иштвана у себя дома! Возможно, не вымотайся он так на работе, ему бы это удалось. А может быть, и нет… Или нужно было хотя бы задать брату побольше вопросов, вытянуть из него все, узнать, что он имел в виду. Тогда, даже если бы Йенси не уговорил Иштвана остаться, он мог бы узнать, в чем же заключается эта таинственная "задача" и кто такие "они".
Пришел отец Генри, но хороших новостей не принес. Его источник в полиции не смог ничего разведать. Создавалось впечатление, что никто ровным счетом ничего не знает; правда, было очевидно, что в деле замешаны чиновники самого высокого ранга. Еще отец друга добавил, что, возможно, Иштвана вообще нет на планете.
– Нет на планете? Но как же тогда его будут судить?
Отец Генри помолчал и наконец ответил:
– Никак. Вероятно, суда вообще не будет.
– Что вы хотите этим сказать?
– Он политический преступник. Враг государства. К нему не применимы обычные законы.
– Но закон один для всех, – заявил Йенси.
Отец Генри крепко сжал его плечо:
– Парень, ты уже довольно взрослый и вряд ли в самом деле веришь в то, что сказал. Твоего брата увезли в какое-то секретное место, туда, где законы не действуют. Там из него под пытками вытянут все, что им потребуется; он расскажет об этом убийстве всю правду и неправду. А потом его упрячут за решетку в богом забытом уголке. – Он с сожалением взглянул на Йенси и прибавил: – Скорее всего, ты никогда больше не увидишь своего брата.
И все же, несмотря на это, Йенси не оставлял попыток выяснить судьбу Иштвана. Он снова отправился в полицейский участок, снова спрашивал о брате, а когда ему велели убираться и заявили, что Иштвана у них никогда не было, молча отправился домой, но на следующий день пришел опять. Так он продолжал ходить каждый день, всякий раз его разворачивали обратно, пока наконец не сказали, что не желают его здесь больше видеть. Йенси удалось пробиться к начальнику полиции, который повторил то же самое: дескать, он знать не знает о том, что могло случиться с Иштваном, и вообще полиция не имеет ко всему этому никакого отношения. Но, по крайней мере, не прогнал его. Когда Йенси закончил свой рассказ и главный полицейский начальник в ответ лишь покачал головой, он спросил:
– И с кем еще я могу поговорить?
Начальник полиции с радостью отправил его к суперинтенданту, лишь бы избавиться от назойливого посетителя. И для Йенси началась беготня, которой, казалось, не будет конца: политики отсылали его к военным, а те направляли обратно. Так бы он и мотался туда-сюда, если бы не попал однажды на прием к члену муниципального совета Ричарду Сэвиджу. Тот внимательно посмотрел на визитера и попросил рассказать историю об исчезновении брата еще раз и проникся к нему сочувствием.
– У вас есть адвокат? – спросил Сэвидж, а когда Йенси помотал головой, добавил: – Если у вас будет адвокат, он, возможно, сумеет хотя бы частично преодолеть эти бюрократические препоны.
Йенси не мог позволить себе такие расходы, однако ему удалось найти одного независимого адвоката по имени Ли Томкинс, которого больше заинтересовала политическая подоплека дела, нежели возможность что-нибудь на этом заработать. Но даже с ним Йенси пришлось еще побегать и столкнуться с полным равнодушием к своей проблеме, пока наконец они с Томкинсом не оказались в кабинете большого военного чиновника Грэнона.
– Какова цель вашего визита? – спросил Грэнон.
У него были светло-серые проницательные глаза, которые, казалось, видят собеседника насквозь, и каменное лицо без малейших признаков эмоций.
– Вам это прекрасно известно, – заявил Томкинс и начал доставать из портфеля многочисленные документы с подписями и печатями. Разложил их на столе перед Грэноном и, когда тот даже не соизволил посмотреть, продолжил: – Мы четко следовали регламенту, сделали все, что положено по закону, и теперь вы должны сообщить, где находится брат моего клиента.
– Это закрытые сведения.
– У нас есть все необходимые документы. Вы не имеете права препятствовать нам в получении информации.
– Я не препятствую. Просто я не имею права отвечать на ваш вопрос. – Грэнон откинулся на спинку кресла и сцепил пальцы. – Я могу допустить, что его брат находится у нас. Но он политический заключенный.
– Мой брат не имеет никакого отношения к политике, – твердо заявил Йенси.
Грэнон равнодушно пожал плечами:
– Он застрелил государственного чиновника во время публичного мероприятия. Это политика.
– Но это просто недоразумение. Он немного не в себе и не осознавал, что делает. Ему нельзя находиться в тюрьме. Его нужно поместить туда, где ему могут оказать помощь.
– Он не в тюрьме, а в специальном заведении для преступников.
– Где?
– Я не могу этого сказать. Информация засекречена.
– Какое вы имеете право хватать человека без суда и следствия и прятать в каком-то изоляторе, так что родственникам ничего не известно о его судьбе?
Грэнон хранил молчание.
– Он не на планете?
– Я не могу ответить на ваш вопрос.
– А что вы вообще можете ответить?
– Я могу сообщить, что ваш брат находится у нас. Могу сказать, что он жив. Могу также добавить, что вам не стоит рассчитывать на его скорое освобождение. Возможно, он никогда не выйдет на свободу.
– К кому еще я могу обратиться? – умоляющим тоном спросил Йенси.
– Больше не к кому. Я – последняя инстанция. Сожалею, но больше того, что я сообщил вам сегодня, вы никогда не узнаете.
Йенси с надеждой обернулся к Томкинсу. Адвокат кивнул:
– Боюсь, он прав. Дальше идти некуда. Можно, конечно, обратиться в суд с иском, но придется ждать несколько лет, чтобы по нему хотя бы объявили слушание. В общем, следует признать: мы исчерпали все возможности.
Даже после того, как Томкинс переключился на другие дела и перестал ему помогать, Йенси не оставил попытки узнать что-нибудь о брате, но с каждым днем все сильнее убеждался, насколько бесплодны его потуги. Со временем это превратилось просто в хобби, стремление раздобыть хоть толику информации, хотя было совершенно очевидно, что шансов нет.
Йенси вернулся к работе и постепенно все меньше и меньше вспоминал об Иштване; когда же он все-таки думал о брате, то испытывал чувство вины и боль утраты.
Однако нужно было как-то жить дальше.
Генри постоянно менял работу и еле-еле сводил концы с концами, а потом улетел с планеты в поисках легкой наживы: он планировал недолго поработать в каком-нибудь выгодном месте, сколотить небольшой капитал и, вернувшись, вложить деньги в недвижимость. Йенси расстроился, узнав об отъезде друга. Теперь он остался наедине с самим собой, опостылевшей работой и пустым домом. Изредка проводил вечер с приятелем или случайной подружкой. Бывало, допоздна бродил в одиночестве по улицам, без устали укорял себя и давал клятвы вернуть брата. Но в глубине души Йенси понимал, насколько ничтожны шансы снова увидеть когда-нибудь Иштвана. Придется примириться с этим фактом. Придется привыкнуть, что он остался один.
Часть 2
9
Когда он нажал на спусковой крючок, пистолет сделал вовсе не то, о чем ему говорили. Вместо забавной шутки произошел настоящий выстрел, убивший человека по фамилии Фишер. Но кто же ему это говорил? Сейчас, после всего случившегося, он не мог вспомнить, в голове царил сумбур. И был ли это внутренний голос? В голове и сейчас звучали голоса, и временами он, как ни старался, не мог их не слышать. Хотя нет, в данном случае он был уверен, что это наружные голоса. Ну если и не совсем, то почти уверен. Он слышал голос Йенси и голос матери тоже. Но теперь, когда мать пропала, ее голос тоже стал внутренним. Да и Йенси больше не было рядом, так что и его голос можно считать внутренним. Как же во всем этом разобраться?
Но несмотря ни на что, Иштван почти не сомневался: тот голос, что велел ему взять пистолет, был наружным, а не внутренним. А потом пистолет выстрелил, но не облил человека по фамилии Фишер красной краской, как ожидал Иштван. Нет, произошел настоящий выстрел, и голова Фишера разлетелась на кусочки. Кто же такой этот Фишер? Об этом у Иштвана не было ни малейшего представления. Просто какой-то человек, которого голос (не важно, наружный или внутренний) хотел поставить в неловкое, смешное положение. Это будет такая шутка, объяснил голос.
Нет-нет, это все-таки был наружный голос. Теперь Иштван вспомнил, что там был какой-то человек. Он точно видел мужчину с бледным лицом, сильно облысевшего. Он разговаривал с Иштваном, кормил его, и так продолжалось, наверное, много дней. Голос, который был связан с лысым мужчиной, задавал вопросы, в кожу Иштвану зачем-то втыкали маленькие иголки, и мужчина кивал, когда был доволен услышанными ответами, но если Иштван отвечал неверно, он, когда в мягкой, а когда и в грубой форме, учил правильным ответам. В ходе этих странных разговоров и зародилась его задача. Не то чтобы голос буквально сообщил, в чем она заключается. Скорее Иштван самостоятельно пришел к ее осознанию, но теперь, когда у него было вдоволь времени для размышлений, приходилось признать, что голос весьма умело разворачивал его в нужном направлении, решительно пресекал все попытки уклониться в сторону. Однажды по видео показывали, как бычков на бойне похожим способом заводят в специальный желоб, перед тем как прикончить. Или свиней.
Итак, наружный это был голос или внутренний? Вот в чем главный вопрос. Если внутренний, то он вернется и можно будет поговорить с ним, разобраться, что же Иштван сделал неверно и почему он, вместо того чтобы выполнить свою задачу, умудрился застрелить человека по фамилии Фишер. Если же наружный, разобраться будет труднее. Он может вернуться, а может и нет. Сказать наверняка невозможно. Наружные голоса – Иштвану это хорошо было известно из собственного богатого опыта – не всегда бывают честными и откровенными и говорят совсем не то, что думают. Внутренние голоса не такие. Во всяком случае, не всегда такие.
Где он сейчас? Некоторое время он находился в мешке. Или, по крайней мере, голова находилась в мешке. Руки и ноги были связаны и начали затекать, а потом появилось множество людей в форме, и они засунули его голову в мешок. Он читал, что подобные штуки проделывают с лошадьми, чтобы успокоить, когда нужно сделать что-либо сложное или почти невозможное, например пройти через огонь. Лошадям надевают на голову мешок, чтобы они ничего не видели и не могли испугаться. Они думали, что Иштван напуган? Чем? Еще лошади едят овес из мешка, подвешенного на шее, но здесь другой случай: ведь у лошадей при этом голова не находится полностью в мешке. "Я похож на лошадь", – подумал он, хотя трудно сравнивать себя с лошадью, когда руки и ноги скованы за спиной. С животным такую вещь сотворить невозможно, если только не переломать ему конечности и не загнуть их назад. Но так можно убить лошадь. Или, как минимум, искалечить. А может, и с ним сделали нечто подобное, может, и ему переломали руки-ноги, подумал Иштван и начал вырываться. В мешке завоняло потом. Вдруг он ощутил прикосновение множества рук, его подняли и потащили.
Он находился в машине. Об этом можно было судить по громыханию жесткой поверхности, на которой он лежал, и монотонному гудению электрического мотора. Внезапно его посадили, прислонили спиной к стенке и перерезали нейлоновые ленты, стягивавшие запястья. Иштван тут же принялся массировать потерявшие чувствительность руки. Затем кто-то (возможно, тот же самый человек) освободил ему и лодыжки, которые также начало покалывать иголочками. Иштван потянулся было к надетому на голову мешку, но его крепко схватили за руки и прижали их к туловищу. "Не надо его трогать. Оставь", – произнес мужской голос. Иштван практически не сомневался, что это внешний голос, но как можно быть в этом уверенным, если на голову надет мешок и ничего не видно? Так или иначе, он решил делать, что велят.
Они ехали довольно долго. "Ну, может, и не очень", – предположил внутренний голос, но Иштван не согласился с ним – ехали действительно долго. Наконец остановились. Некоторое время ничего не происходило, и Иштван просто сидел, прислушиваясь к невнятным голосам снаружи и внутри себя. Потом раздался металлический скрежет, сильные руки подхватили его, поставили на ноги и помогли выбраться из машины. Спускаясь на землю, Иштван едва не упал, но его вовремя подхватили. На одно мгновение он услышал привычный шум мира под куполом, увидел через переплетение нитей в мешковине неясный свет, но в следующую секунду его уже затащили в закрытое помещение, куда звуки снаружи не долетали.
– Где мы? – спросил Иштван.
Вопрос остался без ответа, возможно, оттого, что голос заглушила плотная мешковина, хотя конвоир, шедший справа, сильнее сжал его руку. Его подтолкнули, и, судя по цоканью каблуков, теперь пол стал другим – ровным и гладким. Потом его рывком развернули направо, он ударился, вероятно о дверной косяк, сделал по инерции несколько шагов и почувствовал, как на плечи легли тяжелые руки. Не сразу Иштван сообразил, что должен сесть.
"Почему просто не сказать мне, чтоб я сел? Словно я собачка какая-то. Почему они не разговаривают?"
Он нащупал стул и постарался поудобней на нем устроиться.
Несколько минут по помещению взад-вперед ходили люди, он слышал топот сапог и шарканье ног, дыхание и покашливание – ткань мешка слегка приглушала все звуки. Постепенно они начали затихать и удаляться. Вот закрылась дверь, и установилась тишина, нарушаемая лишь его собственным тяжелым дыханием.
Иштван сидел и ждал. Остался ли он один? Трудно было сказать, но похоже на то. Он задержал на несколько секунд дыхание и прислушался, но ничего не услышал. Итак, что же делать дальше?
Очень осторожно он поднял руку и нащупал через мешковину лицо, ежесекундно ожидая, что сейчас его грубо схватят и заставят убрать руку. Ничего не случилось, и Иштван осмелился стащить опостылевший мешок с головы.
Оказалось, что он смотрит в угол комнаты и расстояние до обеих стен составляет не более фута.
"Точно наказанный школьник, – подумал он. – Сперва лошадь, потом собака, теперь вот школьник. Прогресс".
Иштван потер лицо и осторожно повернулся. Он находился в обширном помещении, в дальнем конце которого располагался большой стол, а за ним сидел невысокий серый мужчина. Он не шевелился и просто смотрел на Иштвана. Увидев, что его заметили, серый человек улыбнулся.
– Давай подвинь стул поближе, – сказал он и похлопал по столешнице.
– С чего бы вдруг?
– А почему бы и нет?
Не найдя подходящего ответа, Иштван немного подумал и подсел к столу напротив мужчины.
– Ты знаешь, что ты сделал?
– Скажите, почему вы серый?
– Прошу прощения, не понял.
– Ну почему вы серый? Это же неестественный цвет. Вы настоящий? Вы не призрачный человек?
– Так тебе кажется, будто я серый?
Иштван кивнул.
– Интересно. Я не знаю, естественный это цвет или нет. Не знаю, каким ты обычно видишь окружающий мир. Я лично всегда считал, что у меня нормальный цвет. И еще – я вполне настоящий.
Иштван снова кивнул и уставился в стол.
– А как насчет тебя? Ты-то настоящий, как думаешь?
– Я? – удивился Иштван. – Конечно же настоящий. Разве может быть иначе?
– Это хорошо, – с улыбкой произнес мужчина. – Раз мы оба настоящие, значит можем поговорить серьезно.
– О чем?
– О том, что ты сделал.
Иштван скрестил руки на груди и сказал:
– Я думаю, это было неправильно. Так не должно было случиться.
– Вот оно что? А как было должно?
– С ним не должно было случиться ничего плохого.
– Ты уверен?
Нет, Иштван не был уверен. Этот вопрос, собственно, и беспокоил его. Может быть, с человеком по фамилии Фишер именно это и должно было произойти?
Что, если его просто провели? Или он что-то не так понял? Не зная, что ответить, Иштван молча сидел и глядел на стол. Поднял глаза и увидел, что серый человек никуда не делся, сидит напротив, за столом, и не сводит с него немигающего взгляда.
– Ты надолго останешься с нами, – сообщил серый.
– Почему?
– Из-за того, что натворил. Ты совершил убийство. Мало того, ты убил не просто человека, а политика. Это политическое убийство. Он был всего лишь членом муниципального совета, но играл большую роль, был важен для нас. А это значит, что теперь ты принадлежишь нам. Мне.
Иштван почувствовал, как внутри закипает гнев.
– Я никому не принадлежу!