В жизнь примадонны вторгаются тени прошлого, и главная из них – знаменитая авантюристка, исполнительница "танца паука" Лола Монтес.
Кэрол Нельсон Дуглас
Танец паука
Посвящается мужчинам и женщинам в разных уголках мира, тем, кто не боится себя и настолько доверяет своей душе, что осмеливается рассчитывать на силу собственной индивидуальности перед лицом текущей мировой моды.
Посвящение в книге Лолы Монтес "Искусство красоты"
Я бы многое отдал, чтобы понять, в результате каких неминуемых перипетий появляются женщины, подобные Ирен Адлер. Покажите мне, откуда они берутся, и тогда я начну проявлять больший интерес к женщинам в принципе!
Шерлок Холмс (Кэрол Нельсон Дуглас. Доброй ночи, мистер Холмс!)
Carole Nelson Douglas
Spider Dance
Перевела с английского Н. Н. Власова
© 2004 by Carole Nelson Douglas
Издательство выражает благодарность литературному агентству Nova Litera SIA за содействие в приобретении прав
Действующие лица
Ирен Адлер Нортон. Примадонна родом из Америки, единственная женщина, умудрившаяся обвести вокруг пальца самого Шерлока Холмса в рассказе Артура Конан Дойла "Скандал в Богемии". Главное действующее лицо серии книг, начинающейся романом "Доброй ночи, мистер Холмс!".
Шерлок Холмс . Всемирно известный лондонский сыщик-консультант, прославившийся своими способностями в области дедукции.
Джон Х. Уотсон . Доктор медицинских наук; бывший сосед и настоящий компаньон Шерлока Холмса в расследовании преступлений.
Годфри Нортон . Британский адвокат, ставший мужем Ирен незадолго до того, как они бежали в Париж, спасаясь от Холмса и короля Богемии.
Пенелопа (Нелл) Хаксли . Осиротевшая дочь английского приходского священника, спасенная Ирен от нищеты в Лондоне в 1881 году. В прошлом – гувернантка и машинистка; делила квартиру с Ирен и работала у Годфри, до того как пара поженилась. Сейчас проживает вместе с ними близ Парижа.
Квентин Стенхоуп . Дядя воспитанниц Нелл в пору ее службы гувернанткой; в настоящее время британский агент в Восточной Европе и на Среднем Востоке.
Нелли Блай по прозвищу Пинк. Журналистский псевдоним и прозвище Элизабет Джейн Кокрейн, преследующей Джека-потрошителя в других романах серии; молодая американка, которая умеет отыскивать сенсации и своего не упустит.
Барон Альфонс де Ротшильд. Глава наиболее влиятельной французской ветви семейства финансовых магнатов и сети агентурной разведки в Европе, часто привлекающий к своей деятельности Ирен, Годфри и Нелл в различных качествах.
Портрет авантюристки
[Она] появилась… однажды, в зените своей дурной славы, по пути в Калифорнию. Привлекательная дерзкая женщина с прекрасными и опасными глазами и решительными манерами, нарочито щеголяющая в мужском костюме: воротник рубашки выправлен поверх сюртука с бархатными отворотами, богато украшенная манишка, черная шляпа, брюки и начищенные до блеска ботинки со шпорами. В руках она держала красивый стек, которым с успехом пользовалась не только во время верховой езды, но и на улицах Крусеса или в городах Европы: как-то раз нахальный американец, плохо о ней подумавший, возможно небезосновательно, и зацепивший в шутку фалды ее длинного сюртука, в качестве урока получил стеком по лицу, и рубец от удара, должно быть, долго не заживал. Я не захотела смотреть на стычку, которая за сим последовала, и была рада, когда на другое утро эта скверная женщина уехала.
Из мемуаров миссис Сикоул, английской дамы (1851)
Никогда не бывала в Крусесе и ехала через Никарагуа.
Сама печально известная авантюристка
Вступление
Мемуары опасной женщины. В заточении (1847)
Осознайте ту бездну, что разверзлась под вашими ногами, ту бездну, что поглотит вас вместе с монархией, если вы и дальше будете упорно продвигаться в выбранном вами направлении.
Испанский барон де Лос Валлес
Меня втащили в комнату с балкона. Я визжала, пиналась и размахивала пистолетом. Мне лепетали, что толпа на улице опасна, но я любому могу дать отпор, каждому из них по очереди, десяткам, сотням и тысячам. Я всегда представляла для себя куда большую опасность, чем кто-то другой для меня.
Как я говорила, женщина не опасна лишь в двух случаях: пока она слишком мала, чтобы родить ребенка, и когда она слишком стара для этого.
Моя жизнь всегда была сопряжена с невыносимой опасностью, я все еще живу в этой атмосфере опасности и в полной мере возвращаю ту вражду, что обрушивается на меня.
Разумеется, опасность опасности рознь. Не всегда речь идет о кровожадной толпе. Это могут быть вырвавшиеся на свободу лошади или беглые преступники, злые языки или языки, которые вообще не обсуждают женщин. Вообще-то я бы предпочла быть жертвой клеветы, чем безразличия.
Опасностью могут стать нежеланные дети или, в равной степени, желанные дети. Одинаково опасны вероломные любовники и верные мужья.
Считается, что женщина не принадлежит себе. Я потратила жизнь, оспаривая это допущение. Я прославилась, а как только женщина осмеливается это сделать, на нее тут же вешают ярлык бесславной, имеющей дурную репутацию. Я отчаянно боролась, чтобы что-то иметь, но в итоге перестала хоть чего-то желать. Теряла, приобретала и снова теряла.
Единственное, чего я не сделала, – я не сдалась. Я не щадила, но и не просила пощады.
Возможно, поэтому я стала скиталицей, которую часто преследовали и поноси́ли. И все же я ни о чем не жалею, даже сейчас, когда умираю в одиночестве и без гроша в кармане, пусть и объездив полмира.
Я могла бы быть королевой или невероятно богатой женщиной. Я презирала условности и традиционную религию. Моим идеалом была власть простого народа, и за верность этому идеалу меня преследовало преступное сообщество, желавшее сохранить власть в руках нескольких спрятавшихся от народа стариков. Фарисеи в храме! Притворяются благородными, а сами жаждут наживы, растрачивая чужие жизни, деньги и веру.
Теперь я просительница у подножия Креста Господня, раскаявшаяся грешница. Я сожалею о многом содеянном; возможно, искреннее раскаяние распахнет передо мной райские врата. Я устала не по возрасту и дожила до того дня, когда вижу в зеркале, как моя легендарная красота увядает, становясь призрачной, а руки, некогда умевшие обращаться с хлыстом и пистолетом, слабеют без дела. Мой отчаянный нрав постепенно превращается в дым, какой раньше окутывал меня почти постоянно.
Но о некоторых поступках я не пожалею никогда, ибо они были честными и правильными, хоть их никогда такими не назовут. Поэтому я сижу в этой пустой комнате и пишу, как часто делала и прежде, но теперь мои слова рождаются медленно и осторожно, а раньше вылетали из-под пера с той же скоростью и силой, с какой пламя вырывается из пасти дракона.
В юности я была необузданной, как ветер, и осколки той юной меня лежат разбросанными по трем континентам. Но гонка будет продолжаться до самого конца. На этой новой земле Америки я напишу окончание яркой и неверно истолкованной истории, которую мир ассоциирует с моим именем.
Хотя, разумеется, имя это вымышленное.
Глава первая
Неприятные люди
Я видел ее лишь одно мгновение, но и этого было довольно: очень миловидная женщина с таким лицом, в которое мужчины влюбляются до смерти.
Шерлок Холмс об Ирен Адлер (Артур Конан Дойл. Скандал в Богемии)
Нью-Йорк, август 1889 года
Вероятно, я слишком много на себя взяла. Я, Пенелопа Хаксли, всегда считала себя единственной, кто фиксирует на бумаге события из жизни моей подруги Ирен, урожденной Адлер, а ныне Нортон. Ирен выступала несколько лет под девичьей фамилией на оперной сцене, а теперь, в частной жизни, использует обе фамилии. Приличия никогда не казались достойным аргументом этой примадонне американского происхождения, с которой я провела почти десять лет – неужели правда? – своей жизни.
Итак, я была поражена до глубины души, когда Ирен вошла в гостиную в номере нью-йоркского отеля, где мы остановились, держа в руках пачку писчей бумаги, как держат недавно рожденного и горячо любимого ребенка. Ее узнаваемые буквы, написанные странными зелеными чернилами, галопом мчались по видимой мне верхней странице, словно закусившая удила лошадь.
– Это и есть "кое-что", которое ты планировала отправить по почте? – спросила я, откладывая в сторону свою вышивку – маленький шнур для колокольчика. В отеле подобным вещицам нет применения, но я надеялась, что мы не застряли тут навеки, хотя было очень на то похоже.
Она взглянула на свое объемистое "детище" так, словно бы видела его толком впервые.
– Думаю, это скорее посылка, чем письмо, а мне столько надо поведать, но даже с учетом всех телеграмм мужу с рассказами о наших приключениях в Америке я едва коснулась главного. – Она разгладила неприглядные листы на коленях. – Годфри, наверное, уже ополоумел, пока он чахнет в этой скучной пасторальной деревеньке в Баварии. Уверена, он будет счастлив получить более подробный отчет о последних расследованиях в Америке.
– Годфри будет счастлив прочесть даже лондонский городской устав из твоих рук, но ты вряд ли рассказала ему обо всех этих неприятных людях, которые повстречались нам в Нью-Йорке.
– Неприятных людях? Уверена, Нелл, ты могла бы припомнить много таких, но как я познакомлю Годфри с результатом наших изысканий, если не упомяну Саламандру, Чудо-профессора или Леди Хрюшку?
– Хотя всех их можно отнести к категории "неприятных людей", и я признательна, что ты это понимаешь, но я имела в виду не их.
– Ох. – Ирен села на небольшой гобеленовый стул, утонув в своей пышной юбке из белого шелка с голубыми лентами, словно в удобном и приятном облаке. – Я так понимаю, что ты имела в виду "неприятного человека". В единственном лице.
– Да уж, Шерлок Холмс – единственный и столь же неповторимый, сколь и неприятный.
– В таком случае ты испытаешь облегчение, узнав, что его имени в письме Годфри я не упоминала.
– Ни одного раза на всех этих страницах, испещренных восклицательными знаками? Не стоит отрицать, Ирен, не утруждай себя. Ты пишешь так, будто исполняешь оперу. Каждый абзац – это ария, каждое предложение – драматическое откровение, а каждое слово – высокая нота.
– Должна ли я понять это так, что ты находишь мои сочинения убедительными?
– Более чем. Но при этом ты с нетипичной для тебя сдержанностью вымарала имя Шерлока Холмса из состава исполнителей. Это меня беспокоит даже больше, чем если бы ты его включила.
– Отчего же?
Ирен умела изображать святую невинность не хуже, чем играла роковую женщину. Мне пришло в голову, что она угодила бы отсутствующему супругу, если бы снялась в том виде, в каком сейчас предстала предо мной, и отправила бы ему фотографию.
Мне не доводилось видеть женщину, которая выглядела бы столь ошеломляюще прекрасно утром. Ее кожа была персиковой даже без намека на пудру, в каштановых волосах играли золотые и красные отблески, словно в янтаре, а лицо было безмятежным, как у Мадонны. К сожалению, не много мадонн найдешь на подмостках оперных театров.
Не нужно и говорить, что мы с Ирен, как и большинство компаньонок, долго живущих бок о бок, отличались по характеру, как день и ночь. Мы и внешне являли полную противоположность, хотя Ирен в обычные для нее моменты доброго расположения духа настаивала, что я хорошенькая.
Теперь она очаровательно хмурилась и листала свой опус.
– Думаю, я могла вскользь упомянуть Шерлока Холмса на одной из этих страниц, если тебя это порадует, Нелл.
– Меня? Ко мне это не имеет никакого отношения. Да и зачем беспокоить Годфри, когда он так далеко от тебя и не может ничего предпринять.
– А что он предпринял бы, будь он здесь?
– Везде сопровождал бы тебя, не оставляя возможности контактировать с этим гнусным типом!
Ирен улыбнулась:
– Мы практически не пересекаемся с мистером Холмсом во время наших расследований в Нью-Йорке.
– Нет, но он появился, когда ты раскрыла чудовищное преступление, чтобы намекнуть, будто знает, кем была твоя матушка… тогда, на кладбище – нашел же место! – а потом ушел, даже не простившись.
– Возможно, он предполагает снова с нами увидеться, – прошептала она, глядя на многостраничный роман, лежавший у нее на коленях. Достаточно громко, чтобы я услышала.
– И его надежды оправдаются?
Ирен посмотрела на меня снизу вверх через темные ресницы с таким же раскаянием, как юная мисс Аллегра Тёрнпенни, а я внезапно снова ощутила себя в роли строгой гувернантки.
– Надеюсь, нет, – наконец сказала Ирен с таким жаром, что я несказанно обрадовалась. Я позволила себе вздох облегчения, но Ирен продолжила: – Когда я слежу за кем-то, особенно за мистером Шерлоком Холмсом, то надеюсь, что меня не заметят.
Мне стоило бы догадаться, что Ирен решит поднять перчатку, брошенную к нашим ногам этим неприятным господином два дня назад на Гринвудском кладбище в Бостоне.
Описание запутанных обстоятельств, при которых Шерлока Холмса выманили из Лондона, а нас с Ирен из прелестного маленького городишки Нёйи-сюр-Сен близ Парижа, чтобы мы встретились у могильных плит неподалеку от Манхэттена, потребует отдельной книги.
Роль катализатора сыграла американская журналистка Нелли Блай, которая заинтересовала Ирен, упомянув, что знает, кто ее настоящая мать, и что жизни этой женщины угрожают. Ирен, брошенная вскоре после рождения, всегда решительно отрицала сентиментальную потребность отыскать преступную мать, но, если к мелодраме добавляется возможное убийство, она готова отправиться куда угодно.
Мы узнали больше, чем мне хотелось бы, о детских годах Ирен, и получили ужасающую кандидатуру на роль ее родной матери.
Итак, наше расследование завершилось визитом на могилу "самой безнравственной женщины Нью-Йорка", как назвали покойную десятью годами раньше, в 1877 году, после ее шокирующей кончины. Эта дама, известная под псевдонимом мадам Рестелл (она англичанка, можете себе представить?), несколько десятилетий занималась решением "женских проблем", вплоть до предупреждения нежелательной беременности. Кто-то испытывал к ней отвращение, но для других встреча с ней была благом. В те дни подобная деятельность не считалась противозаконной, а потому мадам Рестелл разбогатела и даже построила огромный дом на Пятой авеню, куда ее клиентки приходили через черный ход под покровом ночи. То, что некоторые из них жили по соседству в роскошных особняках, стало охранной грамотой для предприятия мадам Рестелл на десятилетия. Она предлагала те же услуги и бедным женщинам за куда меньшие деньги. Клиентки считали ее спасительницей, противники – порождением дьявола. Когда один из поборников нравственности по имени Комсток выдвинул обвинение, она якобы перерезала себе горло ножом для разделки туш накануне оглашения приговора, добавив грех самоубийства к длинному списку деяний, за которые придется отвечать на Страшном суде.
Остался неразрешенным вопрос, была ли эта заблудшая душа той самой Женщины в черном, которая навещала Ирен в раннем детстве, отдав ее на воспитание в самую эксцентричную театральную труппу, какую мне только доводилось видеть на сцене и в жизни.
Именно об этом мы размышляли, глядя на памятник на могиле женщины, которая могла оказаться матерью Ирен. Я же искренне надеялась, что это не так.
А потом появился не кто иной, как Шерлок Холмс собственной персоной, в цилиндре и костюме, подобающем для посещения кладбищ. Он отвел нас к холму в огромном и живописном парке, показав небольшое надгробие с непримечательным именем "Элиза Гилберт". "Миссис Элиза Гилберт", отметила я про себя с величайшим облегчением.
После чего он удалился, намекнув, что эта незнакомка скорее приходится матерью Ирен, чем "самая большая грешница Нью-Йорка". Я сдуру обрадовалась. Раньше времени.
– Как он узнал? – спросила я, снимая шляпку, когда мы вернулись в отель "Астор" на Бродвее.
– Видимо, он знает больше, чем известно мне. Вернее, нам. Я ни на минуту не поверю, что Шерлок Холмс примчался в Нью-Йорк по зову Нелли Блай. У него здесь какое-то свое дело. Тот факт, что я приехала сюда, уцепившись за тоненькую ниточку, ведущую к бросившей меня матери, которой, возможно, грозит смерть, как утверждала наша безрассудная подруга-журналистка, Холмс счел бы лишь минутным помешательством. Тем не менее он настаивает, что следит за моими передвижениями.
– Возможно, потому, что ты ведешь расследование.
– Но как он узнал или заподозрил, кем была Женщина в черном? Он должен был найти ключи к разгадке тут, поскольку никто не проявлял к этой даме особого интереса, пока Нелли Блай своей телеграммой не заставила нас пересечь Атлантику.
– А нам еще придется проделать обратный путь, чтобы вернуться домой в Париж. Не думаю, что мой желудок выдержит такое во второй раз!
– Бедняжка. – Ирен похлопала меня по руке. – Путешествие сюда твой желудок выдержал молодцом!
– Неделя ужаса и страданий. Лучше я останусь на этой дикой земле, чем снова поплыву через океан.
– Ты не умеешь летать, Нелл. А ходить по воде – прерогатива Господа, на которую ты вряд ли хочешь посягнуть. Но не бойся. Мы останемся тут до тех пор, пока не разрешим загадку Элизы Гилберт, а к тому моменту ты, возможно, забудешь неудобства, сопряженные с поездкой.
– Если сегодня ты предложишь мне выбор между дьяволом и морской пучиной, Ирен, то я затруднюсь сказать, что хуже.
– Тогда не думай ни о том ни о другом. – Она опустила глаза, принялась изучать исписанные страницы и тут же исправила несколько точек на вопросительные знаки.
Бедный Годфри! Ничего не знающий о намерениях жены адвокат усердно трудится, разбираясь с правовыми интересами банка Ротшильдов в Баварии, вдали от супруги, даже не подозревая, что она помешалась на том, чтобы превзойти самого Шерлока Холмса.
Ирен совершенно слепа! Она не знает, что этот рассудительный и здравомыслящий человек пал жертвой ее ума и красоты, пристрастившись к ним, как к кокаину или чему похуже – кто знает, какие еще грехи за ним водятся?
Вот ведь незадача! Придется следить, чтобы подруга не танцевала слишком близко к пламени, когда попробует поменяться ролями с Шерлоком Холмсом.
Возможно, именно на такое ее безрассудство надеется этот неприятный господин.