Глава 4
Встретились они, освобожденный узник и встречающий его старый друг, без умилительных объятий и благодарных поцелуев. Столкнулись лбами, как выражается Клавдия, "пободались". Лавр поощрительно похлопал друга по плечу, тот ткнул кулаком в грудь.
Вот и вся церемония встречи!
В машине Санчо подробно поведал о событиях последних дней. Естественно, пропустил свои постельные забавы и достижения. Как всегда, рассказ оснащен множеством красочных вкраплений жаргонного толка. "Век свободы не видать", "западло", "суки премерзкие", "пущу под молотки" - самые простые и доступные для прессы и телевидения. Остальные завернуты в такие обертки - не сразу разберешься.
Лавр не перебивал, не комментировал - слушал невнимательно, изредка поглядывая на окна изолятора, откуда доносилась все та же песня о "печальной любимой", ставшая своеобразным гимном СИЗО. Ему почему-то было грустно.
Ностальгия по тюрьме? Смахивает на совсем не смешной анекдот. Человек вырвался на волю, обрел желанную свободу, имеет право гулять без конвоиров, может поехать на дачу, посидеть в театре или в ресторане, и - на тебе! - тоскует по неволе! Парадокс!
Нет, причина грусти - не дурацкая ностальгия! Что-то другое.
В заключении было одновременно и тяжко, и легко.
Длительные беседы со следователем, именно беседы, а не допросы с росписями на каждой странице протокола. Иногда - доверительные, чаще - переходящие в споры. Хоровое пение, которое, казалось, очищает душу, сближает хористов в единое целое. Радость при получении передач. Свидания с Федечкой и с Оленькой. Прогулки по зарешеченному дворику. Все это до отказа заполнило жизнь узника. Страх за судьбу сына как бы отступил на второй план.
И вот этот страх снова возвратился, навалился на него, туманя сознание.
- Почему ты не отдаешь свою любимую команду "Поехали, поехали"? Или…это самое… решил ночевать под стенами любимой тюряги? - недовольно пробурчал Санчо. - Лично мне западло смотреть на окна, закрытые, блин, "намордниками". С души воротит, блевать хочется.
- Погоди немного... Пока не решил - куда ехать? Голова плохо варит. Будто отравился свежим воздухом…
- Сейчас нанюхаешься, - Санчо запустил двигатель, несколько раз нажал на газ. - Ну, что, полегчало?
- Есть немного… Говоришь, пасут? Кто, за чем? Может - показалось?
Оруженосец возмутился. Это кому показалось? Человеку, который когда-то после удачной обработки автобусного лоха обвел вокруг пальца преследующих их ментов? Который мигом вычислил Дюбеля, выстрелившего Лавру в спину и замочил его? Который расколол вонючего Хорька? А кто вывел на чистую воду тифозную вошь - Гамлета?
Распаленный оруженосец перебирал свои подвиги, как верующий католик - четки.
Как там не говори, тюремная решка подействовала на завязавшего узелок авторитета - определенно у него поехала крыша!
- Не штормуй, паря, успокойся… Ладно, проехали, - Лавр положил ладонь на сжавшуюся в кулак руку друга. - Пасут, вот и пусть пасут, надоест - отстанут. Лучше скажи, сколько башлей запросили за мою голову?
Опасный вопрос! Посчитает - мало, возмутится: как же низко меня ценят! Назовешь слишком большую сумму - откуда взяли? Банк ограбили или миллиардера прищучили? Санчо растерянно пожевал толстыми губами. Лавра не обмануть, вон как глядит в лицо, будто ощупывает спрятанные мысли.
- Круто запросили, суки премерзкие - нехотя признался он. - Имеешь полное право гордиться. Гляди, - показал он бумажку с записанной суммой и банковскими реквизитами, - Только не ошибись в нолях. Их там… это самое… как звезд на небе - не сосчитать.
Лавр сосчитал. Не поверил своим глазам. Снял очки, и снова прошелся взглядом по цифрам. Действительно, есть чем гордиться - слишком высоко его ценят.
- Чего?
- Того самого. Который, блин, кусается. Вот и укусили, паскуды! Грабиловка!
Санчо умело подыграл возмущенному другу. Рассчитывал на то, что Лавр успокоится, войдет в норму. Он по натуре человек рассудительный: быстро возникает и так же быстро приходит в себя.
- Действительно, грабиловка! Откуда наскребли такие деньжища?
Успокоился. Вопрос прозвучал обычной заинтересованностью делового человека, уверенного в своем высоком рейтинге.
- Федечка отстегнул. Кажется, все карманы вывернул, все заначки достал, рыжий хитрец. Теперь - пустой. Полный финансовый вакуум. Хороший у тебя сын, Лавруша…
Федор Павлович и сам, без подсказки знает - хороший вырос парень. Его мать, подруга молодого вора в законе, тоже была хорошей женщиной, доброй и доверчивой, преданной и самозабвенно любящей.
Не ее ли гены работают в сыне?
- Бедный мальчик.
- Еще какой бедный! - подхватил оруженосец. - Нищий. Церковная мышь. Придется тебе продать квартиру. Иначе… это самое… не выкрутишься.
Лавр посмотрел на непрошеного советчика. Так смотрят на пациента психушки, не способного понять примитивной истины. Ведь городская квартира - не просто обычное жилье, она - взлелеянное в мечтах любовное гнездышко, в котором поселится любимая женщина. Но не говорить же это, не признаваться в любви к Оленьке? Его чувство к Кирсановой - глубоко личное, интимное, вход в которое даже для лучшего друга категорически запрещен.
- Как можно продать квартиру, если она еще не доделана?
Наспех придуманная причина - смехотворно глупа. Не зря Санчо понимающе ухмыльнулся.
- Квартира никогда не бывает доделанной. Это самое… всегда приходится подкрашивать, исправлять… Тогда выдаю запасной вариант. Берешь в руки картонку с надписью на русском и французском: "подайте вору в законе". И - по вагонам метро.
Лавр представил себя в роли нищего попрошайки. Идет по вагону, ковыляя на, якобы, больных ногах, подрагивающей рукой держит картонку, во второй - палка с набалдашником, на голове помятая грязная шляпа. Сострадательные дамочки бросают в картонку червонцы, потрепанные жизнью мужики отворачиваются, сопливые девчонки морщат накрашенные личики.
Умилительная картинка!
- "Бывшему депутату" - более трогательно. Воры, и в законе, и вне его, просить не станут, они берут… Хватит гнать фуфло! Поехали, поехали! Чего стоишь, как во поле березка?
Ничего себе "березка" - заматеревший дуб, сам о себе подумал Санчо. Сравнения у Лавра отдают плесенью, трачены молью. Поглупел в застенке, что ли?
- Куда изволите, вашество? - залихватски, по кучерски спросил водитель. - В ресторацию прикажете или - к дамам? Завсегда готов!
Можно было и не спрашивать. Адрес давно известен - к Ольге Сергеевне. Просто Санчо решил еще малость расшевелить приунывшего Лавра. Похоже, известие о фактическом банкротстве сына добило его.
- Сначала - домой… С заездом на станцию этого… Обуховского центра. Я прямо как чувствовал: перед арестом отогнал машину в надежное место… Поехали, поехали! И - рассказывай, что и как. Надо понять на каком мы обитаем свете.
- Я ведь уже говорил…
Лавр досадливо поморщился. Неужели этот глупец не понимает, что он слушал его с пятого на десятое. Слушать более внимательно мешала песня о любимой, которую исполнял "камерный" хор.
- Мало ли что - говорил, не говорил. Слышал мудрое изречение вождя: повторение - мать учения? Вот и повторись. Небось, не похудеешь, не развалишься на атомы и молекулы.
Санчо обречено вздохнул. Дескать, язык - мой, не казенный, трепать его попусту нет желания. Но раз ты просишь - придется. Слушай и запоминай, третий раз говорить не буду, не дождешься! Он повторил рассказ, делая основной упор на красный "кадет", который явно пас его "жигуль". Авось, Лавр поймет допущенную им глупость и постарается возвратиться в депутатское кресло. Конечно, сделать это будет совсем не просто - новые выборы еще не назначены и неизвестно состоятся ли вообще.
И все же оруженосец верит в фантастические способности своего "рыцаря".
- Мы все еще на этом свете, Лавруша. Со всеми вытекающими отсюда…это самое… веселыми и тоскливыми последствиями. Первое - освобождение тебя из застенка. Второе - ведомые и пока неведомые пастухи. Со вторым… это самое… разберемся. Дуэтом. Первое положено, блин, отметить… Мороженное для начала хочешь? Крем-брюле родом из нашей с тобой молодости по пятнадцать копеек за брикет? Откажешься - перестану уважать!
Развеселое предложение вызвало на губах Лавра улыбку. Слишком уж забавный вид был у приятеля. Будто тот сбывал залежалый товар, по купечески расхваливая его. Почему? Ответ лежит на поверхности: старается развеселить недавнего узника.
- Давай свои брикеты! Говорят, от сладкого быстрее крутятся мысли. А мне теперь придется соображать в темпе, без задержек.
- Сейчас сообразим. Потерпи… это самое… до первого замороженного киоска…
"Жигуль" медленно двигался в сплошном транспортном потоке, бок о бок с другими легковушками, бампер к бамперу - к едущими впереди и позади. Сменить полосу, свернуть на перекрестке либо припарковаться к тротуару возле магазина или банка - неразрешимые проблемы. Санчо ругался, поливал матерщиной московские власти, дорожных ментов, слякотную погоду, свою несладкую судьбу.
Лавр думал о своем. О сокамерниках-хоровиках, о хитроумном следователе, с которым еще предстоит встречаться, об ожидающей его Оленьке. О непонятной слежке старался не вспоминать, она, наверняка, существует только в воображении Санчо. Преследовать могут крупных промышленников, видных политиков, а он - кто? Сплошной "бывший": авторитет, смотритель криминального общага, депутат. Какой с него навар? Один запах.
Вот Федечка - другое дело, если даже он - нищий банкрот. Молодой, резвый…
Федечка?
Имя сына выпрыгнула в сознание и сразу затмила все остальное.
- Позволь, а где ребенок?
Санчо удивленно поглядел на "пассажира". Надо же, вспомнил! Обо всем трепались - о тюрьме, Кирсановой, пастухах, даже о крем-брюле, а вот о рыжей бестии - ни слова, ни полслова!
- Какой именно ребенок? Один - рядом с тобой. Или - не узнаешь, злостный алиментщик?
- Не паясничай! Где Лавриков Федор Федорович?
Санчо потер лоб, облегченно вздохнул. Кажется, у Лавра с крышей порядок, вот только шуток не понимает, но эта "болезнь" со временем пройдет.
- Усек. Твой любимый Федька на переговорах. Каких именно… это самое… точно не знаю. Не уполномочен.
- Это ж надо! Отца освобождают, а сынок невесть чем занимается… На каких переговорах? И не крути по лисьи хвостом - говори ясно и понятно! - раздосадовано прикрикнул Лавр.
- А ты не больно шуми! - тоже огрызнулся Санчо. Беззлобно, без напряги, но достаточно громко. - Слыхал краем уха: переговоры важнецкие. А вот деталей не знаю, Лавруша, истинный крест не посвящен. Раньше все были или на званном обеде, или на овощной базе, или в отряде дружинников, то нынче любой нужный тебе человечек обязательно с кем-то… это самое… переговаривается.
Ничего не поделаешь, такая уж судьба предпринимателей - и поймавших удачу за блестящий хвост, и разоренных непредсказуемым рынком. Приходится мириться. Лавр безнадежно отмахнулся от скорбных мыслей. Слава Богу, сын жив и здоров.
- Тогда и мы с тобой… переговоримся. Все сговариваются, а мы что - рыжие?
- Вот и получится сплошной треп, - буркнул Санчо и замер, вытаращив глаза.
Фантасмагория! Дьявольщина! По соседней полосе, вслед за черным "понтиаком" неторопливо ехал знакомый багрово красный "кадет". Только что его не было и вдруг, будто вынырнул из Преисподней, обоженный адским пламенем. Рассмотреть за тонированным стеклом водителя невозможно, но Санчо почудилась знакомая личность - поворот головы, фигура…
За рулем "кадета" сидел Дюбин.
Последние дни творилось с ним что-то неладное. Сознание то меркло, почти проваливаясь во тьму, то, наоборот, вспыхивало ярким светом, в голове возникали и пропадали силуэты убитых им людей. Сожженный заживо заправщик ехидно улыбался и звал к себе. Проститутка маняще раздвигала ноги, шевелила мертвыми губами. Дорожные грабители, извиваясь, ползли по асфальту к ногам безжалостного киллера. Адвокат-колдун недоуменно таращил мертвые глазища. Так не может быть, это алогично, противоречит научным данным. Спи спокойно, вонючий оракул, все свершилось по моему!
Сознание померкло, едва теплилось. На подобии маломощной лампочки в коммунальном сортире.
Дюбин понял: его дни сочтены. Слишком много трупов развесил он, оставил за собой, они не прощают, требуют возмездия. У кого требуют? Конечно, не у Бога - у Сатаны. Хозяин ада не устоит - отдаст на заклание верного своего раба.
Смерти он не боялся. Возник, можно сказать, из ничего, в ничто и превратится - обычный природный круговорот: испаряясь, вода превращается в тучи, изливается на землю дождем, снова испаряется. А человек, если верить навороченным ученым, состоит в основном из воды. Вот и он умрет и снова возродится. Не для того, чтобы вкусно есть, сладко пить, пользовать баб - возродится для мщения.
Нет, такой оборот его никак не устраивает, мщение должно состояться до начала следующего цикла превращения!
Дюбин снова навестил банк.
На этот раз в сейфовую камеру его проводил не квелый клерк, едва шевелящий конечностями - мужик средних лет с бычьей шеей тяжелоатлета. Молча, не улыбаясь, шагал перед клиентом, изредка оборачивался, проверяя не сбежал ли он, не свернул ли в другую дверь.
Процесс проверки арендованной сейфовой ячейки знаком по первому посещению. Два замка, один - для банковского служителя, второй - для клиента, щелкнули одновременно. Дождавшись, когда клерк покинет святилище, Дюбин выдвинул свою ячейку. От прежнего изобилия там остались сущие пустяки.
Драгоценности перекочевали в нагрудный карман. Так, на всякий случай - подарить нужному человеку, тому же пастуху из охраны кирсановского офиса, или при острой необходимости продать за бесценок. А вот башлей, тугриков явно мало для задуманной покупки самой скромной тачки.
Все, ячейка пуста. Нажатие на призывную кнопку вызвало немедленное появление "тяжеловеса". Двойное щелканье ключами и они идут по коридору. На этот раз клиент впереди, клерк - за ним. Будто гонит бычка в забойный цех. Зря стараешься, вонючий вертухай, про себя выругался Дюбин, меня не забить… Пока не забить, поправился он. Лампочка в голове несколько раз мигнула, ноги ослабли, снова появился хоровод трупов.
Дюбин прислонился к стене, постарался восстановить нарушенное дыхание.
- Вам плохо, господин? Вызвать врача? - забеспокоился амбал. Не за здоровье болящего клиента - за репутацию банка, которому он верно служит.
- Обойдусь без дерьмовых эскулапов! - с непонятной злостью выкрикнул Дюбин. - Шевели конечностями, сявка, пока я их не выдернул!
Клерк насмешливо сощурился. Еще и угрожает, бледная поганка, которую легко соплей сломать. Но банк есть банк, его посещают не только законопослушные граждане - и бандиты, и рекетиры, и мошенники. Чтоб не подвергнуться страшному банкротству, приходится относиться ко всем одинаково: с уважением и пониманием.
- Как пожелаете…
Проводив поклоном странного посетителя, клерк побежал к управляющему. Проинформировать о нештатной ситуации в бдительно охраняемом подвальном помещении. Главное для любого работяги во время кукарекнуть, а наступит рассвет или не наступит - его не касается.
В операционном зале Дюбин минут двадцать посидел в удобном кресле. Успокаивался, "ремонтировал" окончательно вышедшую из-под контроля, разгулявшуюся психику. До чего дошел - едва не свалился на пол, перепугал до полусмерти сопровождающего. Пора взять себя в руки, накачаться рекомендованными в Швейцарии успокоительными лекарствами.
Более или менее успокоившись - "лампочка" горела ровно, без подмигивания и перебоев - он внимательно огляделся. Ничего тревожного - обычная деловая обстановка. Вот только два парня с одинаковыми тупыми выражениями на лицах. Делая вид, что увлечены заполнением каких-то справок или анкет, то и дело бросают жадные взгляды на господина, укладывающего в саквояж запечатанные стопки баксов.
Хотят ощипать жирного "гуся"? Дюбин и сам не прочь поживиться пусть даже остатками "пиршества", на мелочь, взятую из сейфовой камеры машину не купить, разве только игрушечную.
Он вышел вслед за троицей. Впереди - господин с саквояжем, за ним - любители "гусятины". Сейчас подскочит легковушка с охранниками, саквояж "прыгнет" на заднее сидение и мечты любителей лёгкой наживы рассыпятся в прах. Легковушка не подскочила. Баксоноситель оглядел стоянку и направился к стоящей в стороне "ауди".
Парни мигом среагировали - один грохнул кастетом по голове мужика, второй подхватил выпавший из его рук драгоценный саквояж и оба побежали под арку. Там их и встретил Дюбин, выразительно показав пистолет с навернутым глушителем. В старину это носило свое название - жизнь или кошелек?
Незадачливым грабителям выбрать бы первое - жизнь, но страшно не хотелось расставаться с добычей. "Конкурент" вряд ли решится стрелять, побоится ментов, расхаживающих возле под"езда банка, просто берет на понт. Они не знали, с кем имеют дело, в таких ситуациях Дюбин сначала стреляет, потом думает.
Так и получилось. Два хлопка свалили парней на асфальт, киллер подхватил саквояж и был таков…
В автомагазин он пришел во всеоружии. Содержимое саквояжа приятно согревало карманы куртки, лампочка в сознании светилась довольно прилично - не вспыхивала, но и не гасла.
В сопровождении подхалимистого продавца с крапчатой бабочкой на тощей шее он прошелся вдоль строя разноцветных легковушек. Выбирал не по ценам и не по мощности - по внешнему виду. Продавец взахлеб восторгался красотой, мощностью, приемистостью выставленных образцов мирового автомобилестроения. Покупатель равнодушно слушал, думал о своем.
Черный важный "мерс" с бронированной шкурой ему ни к чему - пусть на нем катаются президенты и премьеры. Кокетливое, серебристое "ауди" - слишком легко запоминается. Громоподобный "ниссан" - тоже не в радость, в нем только гробы возить. Вальяжный "понтиак" не подходит, слишком заметен.
А вот "опель-кадет" годится. Правда, багровый цвет слишком бросается в глаза, зато он напоминает адово пекло, откуда и появился на свет Божий оживший мертвец. Цена - немалая, но она сейчас Дюбина мало интересует. Карманы набиты зеленью, в могилу их с собой не возьмешь, а израсходовать для достижения задуманного - не жалко.
Устроившись на водительском месте, покупатель придирчиво оглядел шкалы и датчики, поворочался на сидении, проверил вместимость "бардачка", для чего-то поворочал зеркало заднего вида.
- Беру!
Чуть не сказал чисто по-русски: заверните. Рассмеяться не рассмеялся - давно отвык от веселости, но лицо исказила удовлетворенная гримаса.
Парнишка радостно залопотал о правильном выборе, сделанном господином. Конечно, отвергнутые им марки машин более престижны, но "кадет" имеет свои немалые преимущества. И снова посыпались технические термины с соответствующими примерами. Дескать, один водитель застрял в грязи - трактором не вытянуть, а вот с помощью специальной лебедки, предусмотренной конструктором, сам выбрался.
- Хватит болтать, сявка! - перебил Дюбин. - Оформляй по быстрому, не то сожрешь свою бабочку.
Продавец не очень испугался. Сейчас трудно отличить миллионера от бандита - оба ботают по фене, оба готовы изуродовать человека, который им возражает. Какая, спрашивается, нужда у этого господина расправляться с обычным служащим фирмы? Поугрожает, попугает и отстанет.