Я увел миссис Питерман из павильона. Усадил ее на стул в дальнем конце автостоянки, принес кофе, посидел с ней до трех пятидесяти трех, пока не подошли другие люди, в том числе и Дэн Бакли. Они сообщили Мардж о случившемся и взяли на себя дальнейшую заботу о ней.
Конец заявления.
– Вы – репортер, – промурлыкала Роз Начман. – Четкость, сжатость, ничего лишнего. Точное время. Жаль, что вы не упомянули привидение, которое на ваших глазах пересекло съемочную площадку, по ходу вонзив нож в шею Питермана.
– Что?
– А теперь мистер Флетчер, несмотря на ваше подробное, и, я не сомневаюсь, полностью соответствующее действительности заявление, вы позволите задать вам несколько вопросов?
– Разумеется.
– Вот и хорошо. Время вы указали точно?
– Я – репортер. Если что-то происходит, я первым делом смотрю на часы.
– Зачем вы приехали на съемочную площадку?
– Повидаться с Мокси Муни.
– По заданию редакции?
– В последнее время задания я задаю себе сам.
– По вашему внешнему виду не скажешь, что вы – главный редактор.
– Главный редактор – это недосягаемая вершина. С ним никогда не сравняться ни выдающимся спортсменам, ни руководителям государств, ни репортерам, ни начальникам бюро детективов...
– Вы сказали, что кроме вас и миссис Питерман в павильоне никого не было. Даже бармена?
– Увы. Мы были одни.
– Миссис Питерман знала о вашем присутствии?
– Боюсь, что нет. Я был босиком. Меня предупредили, что шуметь во время съемки нельзя. Она же неотрывно смотрела на экран...
– Если она не знала о том, что вы рядом, к кому она обращалась, говоря: "Что случилось со Стивом?" – или что-то еще.
– Она сказала: "Что случилось со Стивом?" – стоял на своем Флетч.
– Извините. Я привыкла иметь дело с... не столь профессиональными свидетелями.
– Я думаю, миссис Питерман говорила сама с собой. По тону я понял, что она испугана, встревожена. Потому и подошел, чтобы посмотреть, что тому причина.
– Ранее вы никогда не видели Марджори Питерман?
– Никогда.
– Что она говорила, пока вы уводили ее из павильона, приносили ей кофе, сидели с ней?
– Практически, ничего. Разве что спрашивала: "Почему никто не придет и не скажет мне, что же произошло?" Нет, она сказала, что хочет поехать со Стивом в машине "скорой помощи".
– То есть она знала, что ее муж ранен?
Флетч помялся.
– Полагаю, в сердце своем она знала, что он мертв. На экране монитора он выглядел мертвым.
– Она что-нибудь говорила, из чего напрашивался вывод, что она знает о насильственной смерти ее мужа? О том, что его убили?
Флетч задумался.
– Нет, не думаю. Вы уже слышали все, что она сказала.
– Не думаете?
– Знаю. Я знаю, что больше она ничего не говорила, Флетч закинул ногу на ногу, мокасин чуть не слетел на пол. – За исключением того, что назвала мне свои имя и фамилию. Мардж Питерман.
– Отвечая на вопрос?
– Я спросил, жена ли она Питермана.
– Вы видели практически то же, что и Марджори Питерман, мистер Флетчер. Какие мысли возникли у вас в тот миг?
– Я старался понять, что с ним стряслось. Подумал о внутреннем кровотечении. Искал объяснение льющейся изо рта крови.
– То есть об убийстве вы не думали?
– Нет, конечно. Этого сукиного сына снимали на пленку. Выстрела я не слышал. Да мог ли я подумать о том, что кто-то решится всадить нож с спину человека при трех направленных на него включенных камерах?
– Логично, мистер Флетчер. Потому-то мы и сидим сейчас в этом кабинете. Итак, вы никогда не видели Марджори Питерман. А Стивена Питермана вы знали?
– Ага, – Флетч почувствовал, что краснеет. – Вы спрашиваете об этом, потому что я назвал этого сукиного сына сукиным сыном?
– Да, – кивнула Начман. – Из этого следует, что вы составили определенное мнение об убитом, зная его лично.
– Мы действительно встречались.
– Где? Когда? – она улыбнулась. – Вы же большой поклонник конкретики, господин репортер.
– Примерно девять месяцев тому назад он провел три дня – пятницу плюс уик-энд – в моем доме в Италии. В Канья.
– Италии? Вы итальянец?
– Я – гражданин Соединенных Штатов. По возрасту уже могу голосовать.
– Эти шорты вы купили в Италии?
Флетч посмотрел на свои шорты, вытащил руки из карманов.
– В них удобные карманы. Можно носить книги, блокноты, сэндвичи...
– Или нож, – добавила Роз Начман. – В одежде, которую обычно носят киношники, не спрячешь и вульгарной мыслишки. Так вы расскажете мне, почему Питерман навестил вас в Италии?
– Конечно.
– Но сначала скажите, почему у вас в Италии дом? Я хочу сказать, что вы – молодой, пробивающий себе путь репортер, пусть и, осознающий, что краткость – сестра таланта... Канья – на итальянской Ривьере, так?
– У меня завелись лишние деньги.
– Как хорошо родиться богатым.
– Наверное, хорошо, – согласился Флетч. – Мне, правда, не довелось.
Она ждала продолжения, но Флетч предпочел промолчать <Причины молчания следует искать в романе "Флетч">.
– А теперь я хотела бы знать, почему Питерман навестил вас в вашем итальянском дворце.
– Он путешествовал с Мокси Муни. Она участвовала в рекламной компании, проводимой в Европе. И заехала ко мне. На мою маленькую виллу. Он ее сопровождал.
Ее брови приподнялись.
– Да? Так вы и раньше знали Мокси Муни?
– Я знаю ее всю жизнь. Мы вместе учились в школе.
– Ничего себе, никому неизвестный репортер, – Начман покачала головой, – развлекает кинозвезд и их менеджеров в своем итальянском поместье. Обязательно расскажу о вас местным журналистам. У них нет денег даже на то, чтобы ходить в кино два раза в неделю. Наверное, вы лучше их умеете составлять предложения.
– Не делайте этого. Они и так меня не любят.
– Вернемся к тому уик-энду на вашей "маленькой вилле" в Италии. Кто с кем спал?
– Что за нескромный вопрос?
– Тем не менее, отвечать вам придется. Мокси Муни и Стив Питерман сожительствовали?
– Нет.
– Вы, похоже, намерены отвечать только на конкретные вопросы?
– Разумеется.
– Вы и мисс Муни спали вместе?
– Конечно.
– Что значит, "конечно"? Вы с мисс Муни – любовники?
– Время от времени.
– Время от времени, – повторила Роз Начман, уперлась локтем в стол, обхватила пальцами подбородок. Затем тряхнула головой. – Полагаю, без ваших объяснений не обойтись.
– Не знаю, удастся ли мне.
– А вы попробуйте. Вдруг я все и пойму.
– Видите ли, – Флетч уставился в потолок, – когда мы встречаемся с Мокси, мы прикидываемся, что видим друг другу впервые. Притворяемся, что встретились первый раз.
Роз нахмурилась.
– Нет, я не вижу.
– Что ж тут поделаешь.
– Давайте попробуем еще раз.
– Все очень просто, – Флетч подарил потолку еще один взгляд. – Мы знакомы с давних пор. Можно сказать, любим друг друга. Но каждый раз при встрече мы делаем вид, что никогда ранее не встречались. Между прочим, так оно и есть. Мы действительно никогда ранее не встречались. Потому что люди сегодня совсем не те, что были вчера или днем раньше. Перемены в человеке происходят непрерывно. Новые мысли, новые впечатления. Встречая его, нельзя утверждать, что он или она были теми же на прошлой неделе. Это не так. Таковы реалии бытия.
– Понятно, – Роз Начман смерила его взглядом. – А потом вы прыгаете в постель?
– Именно так, – Флетч опустил глаза.
– Если вам хорошо друг с другом, почему вы не живете вместе?
– О, нет, – Флетч бросил взгляд на магнитофон. – Возможно, мы этого не вытерпим. Каждодневного общения.
– Потому что вы оба слишком красивы, – предположила Начман, – Внешне.
– Нет, нет. Вот Мокси – самое прекрасное существо, какое когда-либо ело хрустящий картофель.
– А она-таки его ела?
– Раз или два. Когда могла добраться до него.
– Непохоже, что она когда-нибудь брала его в рот.
– Все гораздо сложнее. Возможно, дело в том, что мы оба играем в одинаковые игры, а потому зрители из нас никудышные.
– Игры, – Начман взяла карандаш, повертела его в руке. – Хотела бы я знать, что все это значит.
– Почему у меня такое ощущение, будто я попал в кабинет классного наставника?
– Заявление, с которого началась наша беседа, мистер Флетчер, на первый взгляд, вроде бы полностью соответствует действительности, – Начман ткнула карандашом в магнитофон. – И в то же время это чистая ложь.
– Я лжец?
– Не удивительно, что вы столь богаты и можете позволить себе виллу на итальянской Ривьере.
– Заявившись в Бонита-Бич, вы прикинулись репортером, который хочет взять интервью у мисс Муни. Вы не пожелали добровольно признаться в том, что ранее знали убитого и мисс Муни... причем последнюю более чем близко. Все это элементы игры, которую вы сейчас ведете?
– Все эти, полученные от меня, сведения не имеют никакого отношения к происшедшему. Я никого не убивал.
– Надеюсь, вы не станете возражать, если решающее слово останется за органами охраны правопорядка?
– Конечно, стану. Я лишь хотел сказать, что и Мардж Питерман не убивала его. Я был рядом с ней, когда Питермана убили.
– Дело в том, мистер Флетчер, что ни один из опрошенных мною свидетелей не видел ни вас, ни Мардж Питерман в промежутке от нескольких минут четвертого до четырех часов.
– Что вы хотите этим сказать?
– А я не встречала репортера, который располагал бы средствами для покупки дома на итальянской Ривьере.
– Я хорошо пишу, – заступился за себя Флетч.
– Мисс Муни ожидала вас сегодня?
– Да.
– А в какую игру играет она?
– Ни во что она не играет. А ваши попытки психоанализа...
– Давайте продолжим, – оборвала его Начман, уткнулась в свои записи.
– По крайней мере, я отвечаю на ваши вопросы.
Начман зыркнула на него.
– Вы знаете, к чему бы привело обратное?
– Конечно, – улыбнулся Флетч. – Меня бы оставили на второй год.
– Какое впечатление сложилось у вас о Стивене Питермане после того, как он провел уик-энд в вашем доме?
– Вас интересует мое мнение?
– У меня такое ощущение, что оно у вас есть.
– Вы правы.
– Поделитесь со мной.
– Он был сукиным сыном.
– Почему вы так называете его?
– Потому что вы поинтересовались моим мнением.
– Чем же не угодил вам Стивен Питерман?
– Говнюк он. Понимаете, мой дом на самом берегу. Буквально у кромки пляжа.
– По-моему, вы отклоняетесь от темы.
– Люди ходят по дому в купальниках. Во внутреннем дворике подают ужин. Спагетти, рыба, немного вина. Легкая музыка.
– Вы хотите сказать, что Питерман не вписывался в компанию.
– Всегда в костюме-тройке. Всегда при галстуке. Не ходил на пляж, чтобы песок не попал в его туфли от Гаччи.
– Недостойное поведение.
– Постоянно на телефоне. Звонил в Рим, Женеву, Париж, Лондон, Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Буэнос-Айрес. Я знаю. Телефонный счет прислали мне. Дешевле приглашать на уик-энд все французское правительство.
– Понятно. Безответственный гость.
– Каждый вечер он настаивал, чтобы все одевались и тащились в самые дорогие рестораны, ночные клубы, казино.
– И вы платили?
– Когда приносили счет, он всякий раз висел на телефоне.
– Понятно.
– Более того, увидев Мокси, он начинал досаждать ей пунктами контрактов, изменением в распорядке последующих дней, сыпал фамилиями людей, с которыми она должна встретиться через две недели в Берлине, Брюсселе, еще Бог знает где. Ни на минуту не оставлял ее в покое. А она приехала ко мне, чтобы отдохнуть.
– И поиграть с вами в игры. Вы оба избегали его?
– Старались. Но получалось у нас далеко не всегда.
– Вы играли с ним в прятки?
– Да.
– Марджори Питерман в тот уик-энд с ним не было. Так?
– Так.
– А где она была?
Флетч пожал плечами.
– Дома, доила корову. Может, занималась чем-то еще.
– Я повторяю вопрос: до сегодняшнего дня вы никогда не видели Марджори Питерман и не разговаривали с ней?
– Правильно. Нет. Никогда.
– Вы знали убитого, Стивена Питермана, и признаете, что недолюбливали его?
– Я бы не стал убивать человека из-за счета за телефон. Скорее, я бы не оплатил его и перебрался бы в Испанию.
– И у вас сложные – то любовь, то ненависть – отношения с Мокси Муни?
Флетч посмотрел на нее из-под полуопущенных век.
– На вашем месте я бы не придавал этому особого значения.
Роз Начман ответила долгим взглядом.
– Откровенно говоря, мистер Флетчер, мне представляется, что вы и мисс Муни способны на все... вместе, – она глянула на магнитофон, на список свидетелей. – Ладно, мистер Флетчер. Полагаю, мне нет нужды говорить вам, что вы не должны покидать территорию округа Форт Майерс.
– Нет, об этом вы могли бы и не говорить.
Роз Начман выключила магнитофон.
ГЛАВА 6
Вымокнув до нитки под проливным дождем, Флетч замер на верхней ступеньке лестницы, ведущей на крытую веранду, узрев знаменитый профиль Фредерика Муни.
Он в одиночестве сидел за длинным столом, спиной к ревущему, в белых бурунах, Мексиканскому заливу. Кроме него на веранде небольшого кафе в Бонита-Бич никого не было. На столе перед ним стояла ополовиненная литровая бутылка. В руке он держал наполовину выпитый стакан.
Флетч прошел к стойке бара.
– Пиво.
– Предпочитаете какой-нибудь сорт? – спросил бармен, похоже, отставной военный.
– Мне без разницы. Лишь бы холодное.
Бармен достал из холодильника банку и поставил на стойку.
– Льет, как из ведра.
– Это точно, – Флетч открыл банку. – Давно появился у вас мистер Муни?
– Приехали за ним?
– Да.
– Пару часов.
– Много он выпил?
– Не знаю.
Флетч глотнул пива.
– Вы и не знаете?
– Он пьет из своей бутылки. Принес ее с собой. Коньяк "Фундадор", пять звездочек. У меня такого нет.
У ног Фредерика Муни стояла на полу дорожная сумка.
– И вы разрешаете приходить со своей выпивкой?
– Нет. Но он дает хорошие чаевые. И щедро расплатился за пустой стакан. Раз я в не в накладе, так чего жаловаться. В конце концов, он – Фредерик Муни.
С северо-запада до веранды докатился раскат грома. Порыв ветра обдал Муни брызгами дождя.
– Он приходит сюда каждый день?
– Нет. Я думаю, что он поочередно посещает все пивные заведения на берегу.
– И в каком он был состоянии, когда вы ссудили ему стакан?
– Пить он начал еще где-то. Ему потребовалось десять минут, чтобы подняться по лестнице. Потом мне пришлось усадить его за стол и принести снизу сумку. Подумать только, такой талантливый, знаменитый, и... – бармен открыл банку пива и себе. – Вы тоже актер?
– Да, – кивнул Флетч. – В данный момент.
– Я хочу сказать, вы из команды, что делает этот фильм, и пришли за мистером Муни. В каких фильмах вы снимались?
– "Солнце юга". Видели?
– С Элизабет Тейлор?
– Нет. С Мод Адамс.
– О, да. Помню.
– Он с кем-нибудь говорит? – Флетч кивнул в сторону Муни.
– Да, дружелюбие из него так и прет. Говорит с кем угодно. Обычно вокруг него роятся старушки. Да и молодежь тоже. Он читает стихи. Иногда громко.
– Способствует притоку клиентов?
– Это точно.
– Ходячая достопримечательность.
– Казалось бы, он должен жить на Ривьере. Суперзвезда. Он очень одинок.
– На Ривьере живут совсем не те, кому положено.
Флетч направился к столу, за которым сидел Муни. Тот даже не поднял головы. На севере сверкнула молния.
– Ваша дочь послала меня за вами, мистер Муни.
Муни по-прежнему не обращал на него ни малейшего внимания. Дыхание частое, неровное. Волосы и рубашка намокли от брызг.
Внезапно он заговорил негромким, но хорошо поставленным голосом.
– Нет, нет, нет, нет, – он посмотрел на Флетча. – Пойдем скорей в тюрьму. Вдвоем споем мы, как птицы в клетке. Когда попросишь ты моего благословления, я опущусь на колени и буду молить тебя о прощении.
Флетч сел за стол.
– Мы будем жить...
Муни продолжал декламировать, протянув руку к грозовому небу, обратив к нему лицо. Безумный взгляд его скользнул по Флетчу. Казалось, Муни сошел с ума.
В ужасе Флетч приложился к банке с пивом. По спине его пробежал холодок.
– Дело, в том... – Флетчу пришлось откашляться. – Я видел вас в "Короле Лире". Однажды. В Чикаго. Еще студентом. Не так уж и давно.
Муни скорчил гримасу.
– Только однажды?
– Да. Мне пришлось продать портативный радиоприемник, чтобы купить билет.
– Лир, – изрек Муни. – Роль, которую, по словам Чарльза Лэмба, нельзя сыграть.
Флетч поднял банку с пивом.
– За Чарльза Лэмба.
Руку, потянувшуюся за стаканом с коньяком, била дрожь.
– За Чарльза Лэмба.
Они выпили.
– Вы – актер? – спросил Муни.
– Нет.
– Что? – переспросил Муни. – Никогда не играли?
– У нас тут происшествие, – переменил тему Флетч. – На съемочной площадке. Человека зарезали.
Глаза Муни наполовину закрылись. Вновь он задышал часто, неровно.
– Убили, – добавил Флетч.
Муни откинулся на спинку стула. Оглядел стойку бара, крышу веранды, стену дождя. Глаза у него были огромные, с расширившимися зрачками, каждый вроде бы жил своей, независимой от другого жизнью. В одном отражались грусть и печаль, во втором – работа мысли. Пристально всматриваясь в его лицо, Флетч думал, как могло случится, что один глаз расположен у Муни ниже другого. То ли эта особенность – фирменный актерский прием, то ли – недогляд природы, присущий Муни от рождения.
– Не оскорбляй меня, – Муни еще не вышел из роли короля Лира.
– Вы меня слышите? Убили человека.
– Надеюсь, с Мерилин все в порядке?
– С Мерилин? Да. Но она сидела рядом с убитым.
– Кого убили?
– Стивена Питермана.
Муни нахмурился. Запустил пятерню в седые, курчавые волосы.
– Менеджера вашей дочери, продюсера.
Муни кивнул.
– Они записывали "Шоу Дэна Бакли". На съемочной площадке "Безумия летней ночи".
– Не пьеса в пьесе, – прокомментировал Муни, – но сцена на сцене.
– Именно на сцене, потому что происходило все в присутствии репортеров, с видеокамерами и фотоаппаратами.
– Но без зрителей.
– Их, действительно, не было.
– Каким отстраненным становится наше искусство. Мы уже играем не для людей, а для бездушного железа. Камеры. Аппараты. Питеркин?
– Питерман. Стивен Питерман.
– Питермана, значит, снимали, – Мунн осушил стакан. Трясущейся рукой потянулся к бутылке. – Так?
– Дело в том, что Мокси нас ждет.
– Мы только выпьем вместе, вы и я. Поговорим, кто там был, кого не было. Налейте себе чего-нибудь.
– У меня все есть.
Взгляд Муни с трудом сфокусировался на банке пива.
– Действительно, есть.