– Конечно! У старой княгини есть мотив: невестка выгнала из дома всех слуг, а для княгини Нины это были не слуги, а друзья, скрасившие ее одиночество. Княгиня Кето лишила свекровь единственных праздников – ваших "четвергов".
– Но бабушка Нина вообще не спускается вниз по лестнице, это всем известно!
– Обычно – да. Но однажды в гневе она сумела это сделать, вы сами мне рассказывали! Это было, когда княгиня Кето хотела и вас выставить из дома.
– Да, было такое. Она каким-то образом спустилась вниз и заявила, что покинет дом вместе со мной.
– Вот видите!
– Бабушка Нина способна на подвиг, но она не способна задушить даже цыпленка!
– По моральным соображениям?
– Не только! Да у нее просто не хватит на это сил, у нее ручки слабые как былинки! А чтобы задушить человека нужны сильные мужские руки.
– Или руки сильной женщины.
– Как у меня, например? – И Анна выставила вперед свои руки, сжав их в кулаки: руки и вправду были сильные на вид.
– Да, вроде ваших, – кивнула Апраксина. – Ну что ж, я помогу вам, Анна. Вам и бабушке Нине. Я поговорю с инспектором Миллером, и мы с ним приложим все усилия, чтобы найти настоящего убийцу и найти его скоро: это единственный способ уберечь ваших друзей. Но не от розыска! Искать их все равно будут и обязательно найдут.
– Так что же делать, Елизавета Николаевна? Неужели нет никакого выхода?
– Есть. И очень простой. Вы должны сообщить им об убийстве княгини Кето, а они должны сами явиться в полицию и заявить, что они жили в ее доме и покинули его незадолго до ее смерти. И о четверговом вечере у княгини Нины они обязательно должны сами все рассказать полиции. Только так, ничего не скрывая, поддерживая показания и алиби друг друга, вы можете друг друга защитить.
– Может быть… Я подумаю… Но как мне их найти?
– Не знаю. Номер машины, на которой они приехали, вы, конечно, не запомнили?
– Нет.
– А ресторан, куда Эльжбету взяли работать ночной судомойкой?
– Тоже нет…
– Она там работала раньше?
– Да.
– Она никогда о нем ничего не рассказывала?
– Что-то она говорила! Какая-то там была особая специфика… Нет, не помню… Мне надо сосредоточиться и подумать, и тогда я обязательно вспомню!
– А когда вспомните – позвоните мне. И помните – никакой партизанщины!
– Хорошо, вы меня убедили, – сказала Анна, поднимаясь. – Господи, как там моя бабушка Нина? Я уже больше двух часов отсутствую!
– Да, еще один вопрос. В каких отношениях с княгиней Кето был ее племянник Георгий? И вообще, что он за человек?
– Георгий? – переспросила Анна. – Ну, он постоянно навещал княгиню, угождал ей, то есть вел себя как примерный родственник старой дамы: ухаживал, подушечки поправлял и все такое… А в общем, я не много знаю о жизни на первом этаже дома.
– Я так и думала.
– Елизавета Николаевна, а в какое время вам лучше звонить, если я вдруг соображу, как разыскать наших ребят?
– В любое время дня и ночи! А сейчас давайте-ка я отвезу вас на Восточный вокзал, чтобы вы поскорее добрались до Блаукирхена…
Анна позвонила в эту же ночь.
– Елизавета Николаевна, я вспомнила! Эльжбета говорила, что больше всего посуды приходится утром, когда приходят первые поезда, а электрички еще не ходят!
– Значит, это скорее всего один из ресторанов на Главном вокзале – вот с него и начнем!
Глава 10
Как и следовало ожидать, старший инспектор криминального отдела полиции Блаукирхена Руперт Кранц весьма обрадовался, что к делу об убийстве княгини Махарадзе, известной жительницы города, подключилась "русская группа" из Мюнхена в лице старшего инспектора Рудольфа Миллера и консультанта-переводчика графини Елизаветы Апраксиной. Инспектор Миллер явился на встречу с коллегами не только в сопровождении "русского консультанта", но и с тремя новыми свидетелями по делу, бывшими слугами из дома Махарадзе.
С понедельника начались вызовы и допросы лиц, так или иначе связанных с покойной княгиней. Допрашивали их в полиции Блаукирхена, назначив время с интервалами в час.
В восемь тридцать явился племянник княгини Георгий Бараташвили и с порога заявил инспектору Миллеру, что плохо владеет немецким языком, хорошо говорит лишь на грузинском и требует предоставить ему переводчика.
– А как давно вы живете в Германии? – спросил его инспектор Миллер.
– Всего пять лет.
– Где вы работаете?
– Я безработный и получаю пособие.
– Почему же вы не учите немецкий язык, если выбрали для эмиграции эту страну? Вам должны представить бесплатные курсы языка.
– Я не выбирал Германию! – гордо ответил молодой человек. – Я в изгнании, а не в эмиграции! Я получил здесь политическое убежище!
– А вы знаете кого-нибудь из советских эмигрантов, кто бы его не получил? – поинтересовался инспектор, рассматривая документы Бараташвили.
Бараташвили не ответил.
– Почему вы не отвечаете?
– Я плохо понял ваш вопрос. К сожалению, я лишен возможности отвечать вам до тех пор, пока вы не пригласите грузинского переводчика, – сказав это, Георгий Бараташвили поднялся и поклонился, собираясь удалиться. Но его остановила Апраксина.
– Гамарджоба, батоно! – заявила она, поднимаясь с места и направляясь к нему с протянутой для рукопожатия рукой. – Я есть ваш грузинский переводчик!
Инспектор Миллер и Георгий Бараташвили оба окаменели от удивления. Апраксина взяла обеими руками руку Георгия Бараташвили и энергично потрясла ее.
– Ну что же вы стоите? – перешла она на немецкий. – Садитесь и начнем все сначала.
– Да, понимаю. Но отвечать я буду только по-грузински! – сказал Бараташвили и уселся с гордым видом, как орел на скалу. Затем он заявил по-грузински, что готов рассказать, как и почему оказался в Германии. – Переведите инспектору и постарайтесь сохранить своеобразие моего языка! Иначе я вынужден буду требовать другого переводчика.
– Как скажете! – Она повернулась к Миллеру и, прикрыв глаза, произнесла нараспев: – Господин Бараташвили сказал: "Я вам поведаю, почтеннейший батоно, как занесло меня во время оно в сию гостеприимную сию страну, то есть в Германию, зачем и почему".
Инспектор кивнул.
Бараташвили продолжил по-грузински, что он знал о наличии родственников в Германии и поэтому выбрал ее страной для постоянного жительства.
Апраксина на минуту задумалась, а затем перевела на немецкий, опять же нараспев и в рифму:
– Господин Бараташвили говорит: "У нас в роду все князи и княгини; я с детства слышал о княгине Нине и встретиться, конечно, с ней мечтал: я эмигрировал – и перед ней предстал!"
Бараташвили на миг снова опешил, но, увидев, что инспектор записывает за ней как ни в чем не бывало, собрался и стал ждать следующего вопроса.
– В каких отношениях вы были с покойной княгиней Кето, вашей теткой?
Бараташвили ответил, что она встретила его гостеприимно как родственника, они сразу стали близкими людьми, как это принято в грузинских семьях.
Апраксина гортанно произнесла:
– "Она мне стала как родная мать! Но надо знать, чтоб это понимать: грузины ценят родственную честь; в веках так было и сейчас так есть!"
– Что за чушь вы городите? – возмутился Бараташвили. – Что это за перевод? Почему вы все время говорите в рифму и таким нелепым стилем?
– "Нелепым стилем"? – возмутилась Апраксина, переходя на русский. – И это мне говорите вы, грузинский князь, как вы тут изволили намекнуть? Мне – переводчице бессмертного "Витязя в тигровой шкуре" несравненного Шота Руставели?!
– О! Тогда примите мои извинения! – почтительно склонил перед нею горбоносую голову Бараташвили. – Но все-таки нельзя ли переводить как-нибудь попроще, ну хотя бы не стихами? Я не хочу, чтобы инспектор принял меня за идиота.
– В таком случае, говорите по-русски. Уж им-то мы оба владеем одинаково хорошо!
– Ладно уж… Пусть будет русский.
– Вот и отлично. Итак, расскажите нам все о себе: где и когда вы родились, кем и где работали в Советском Союзе?
– Я предвидел все эти вопросы и принес с собою копию анкеты, которую заполнял, когда подавал прошение о предоставлении мне политического убежища. – Он широким жестом выложил на стол перед инспектором несколько листов анкеты и снова уселся на стуле, уперев ладони в широко расставленные колени – в этой позе, со вздернутыми вверх острыми плечами, снова удивительно напоминая гордого горного орла, сидящего на краю скалы. Впечатление немного портила кудрявая челка, спадавшая на его смуглый лоб, но что делать – сейчас все носили такие…
Апраксина обошла стол, стала за спиной инспектора и стала через его плечо читать анкетные листы.
– Простите, но в анкете вы пишете, что родились в Ленинграде, а учились и работали в Москве?
– Так оно и есть.
– Тогда почему вы требовали грузинского переводчика?
– Из патриотизма! Я грузинский патриот, я боролся за отделение Грузии от СССР!
– Ну, настоящий грузинский патриот навряд ли стал бы за это бороться… – пробормотала Апраксина. – Впрочем, мы тут собрались не о политике рассуждать и не об истории отношений Грузии и России! – Она жестом успокоила встрепенувшегося было Бараташвили. – Итак, если я вас правильно поняла, вы были в прекрасных отношениях с покойной княгиней Кето и ныне здравствующей княгиней Ниной?
– Со старой княгиней я почти не встречался, а с моей тетей княгиней Кето – да, мы были в самых близких родственных отношениях.
– Вы ее племянник?
– Сын ее кузины, двоюродной сестры.
– Вы единственный ее родственник на Западе или есть еще кто-то, не считая старой княгини Нины?
– Мне ничего об этом неизвестно. В Грузии и даже в России у княгини осталась, конечно, масса родственников, в основном дальних, но близких даже там – я один.
– Выходит и наследник княгини тоже вы?
– Что вы хотите этим сказать и на что намекаете? – Бараташвили грозно приподнялся на стуле, не снимая с коленей широких ладоней. – Не думаете ли вы, что я задушил собственную тетку, чтобы получить наследство?
– Но ведь вы были последним, кто видел княгиню в тот вечер?
– Я в этом не уверен!
– Почему?
– Да потому что ведь кто-то же ее задушил! Она была в доме не одна, между прочим…
– Скажите, а у кого-нибудь из многочисленных слуг княгини была причина ее ненавидеть?
– Была.
– У кого?
– У всех!
– Вот как?
– Да. Как раз незадолго до своей трагической гибели княгиня уволила вдруг всех своих слуг, сначала горничную, а потом в один день – садовника, шофера и кухарку. Любой из них мог затаить зло!
– Так в доме что, совсем не осталось слуг?
– Остались обе сиделки: Анна, сиделка старой княгини, и Ева, медсестра, ухаживавшая за самой княгиней Кето.
– Надо полагать, сиделка старой княгини мало общалась с княгиней Кето и навряд ли могла затаить на нее зло?
– О нет, очень даже могла! Дело в том, что первая уволенная горничная по имени Лия Хенкин, была кузиной Анны. Они обе из Израиля, а говорят, что евреи очень мстительны по натуре…
– В самом деле?
– А вы посмотрите на Германию! Впрочем, нам, грузинам, чувство мести тоже знакомо. Видимо, это общая черта южных народов. Но вот меня княгиня Кето никогда не обижала, и я испытываю по поводу ее смерти глубочайшее сожаление… Я от нее никогда не видел ничего, кроме хорошего!
– И вы, конечно, хотели бы узнать убийцу?
– Да!
– И – отомстить? – осторожно спросила Апраксина.
– По возможности… С помощью закона, конечно!
– Поэтому вы, естественно, окажете полное содействие следствию?
– Разумеется!
– Замечательно. Итак, расскажите нам с инспектором Миллером подробнейшим образом, как вы провели вечер четверга на прошлой неделе?
Бараташвили кивнул и начал рассказ:
– Как вы справедливо заметили, это был четверг. А по четвергам княгиня Кето обычно ездила на журфиксы к баронессе фон Ляйбниц.
– Ханнелоре фон Ляйбниц, – уточнила Апраксина. – Потому что есть еще одна баронесса фон Ляйбниц – Альбина фон Ляйбниц, и к ней на приемы княгиня Кето, насколько мне известно, не ездила.
– О, так вы тоже, оказывается, знакомы с княгиней Кето? – оживился Бараташвили.
– Нет, но я знакома с баронессой Альбиной фон Ляйбниц.
– Ах, с этой… Да, она тоже была в тот вечер на журфиксе вместе с Генрихом. Ну, в общем, на том приеме было все как обычно, там мы проскучали до десяти часов. То есть скучал в основном я, а княгиня вела светскую жизнь, то есть разговаривала с гостями баронессы. Потом я повез ее домой. Вас, конечно, главным образом интересует именно это время?
– Да, вы правы, – сказал инспектор. – Постарайтесь рассказать все как можно подробней.
– Я постараюсь. Значит, так. Мы подъехали к дому по переулку, а не по улице: с задней стороны сада есть ворота для въезда автомобиля, а на улицу выходят ворота с очень крутым въездом, и княгиня не любит этот путь: ей кажется… ей казалось, что он слишком крут для автомобиля. Бедная тетя когда-то пострадала в автомобиле, упавшем с откоса горной дороги, и чудом вообще осталась жива. Итак, мы объехали вокруг сада, я вышел, открыл ворота ключом, который мне дала княгиня, завел машину, потом подъехал к гаражу. Я помог тетушке пересесть в инвалидную коляску, стоявшую в гараже, запер гараж и отвез княгиню в дом, прямо в гостиную. Ну и, собственно, на этом мы с нею расстались. Я простился с тетушкой, пожелал ей спокойной ночи и ушел обычным путем, через калитку на улицу…
– Калитку вы за собой заперли?
– Просто захлопнул, ведь ключи я оставил княгине… Положил их на стол в гостиной, как обычно делал. И это все. Больше я мою дорогую тетю живой не видел. А утром ко мне пришла полиция.
– Так. Когда вы подъехали к дому, в окнах было темно?
– Да.
– А наверху, в мансарде, тоже?
– Как будто… А впрочем, если там и был свет за шторами, я не обратил на него внимания.
– Скажите, у вас есть какие-нибудь мысли по поводу гибели княгини?
– Гм… Ну, я думаю, скорее всего это было убийство с целью грабежа. Кто-то узнал, что в доме нет слуг, выследил или узнал, когда княгини не бывает вечерами дома, и забрался на виллу, чтобы ограбить ее. Тут подъехала машина, грабитель услышал шум и спрятался где-нибудь в доме… А потом появился в спальне княгини!
– Прямо "Пиковая дама"! – сказала Апраксина.
– Ну да, что-то в этом духе. Старуха легла спать, а когда грабитель хотел тихо улизнуть, она его услышала и подняла крик… Ну и… Ему пришлось задушить ее, чтобы заставить молчать.
– Очень правдоподобная картина, – заметил инспектор. – Можно подумать, что вы сами там были и все видели.
– У меня алиби! У меня есть алиби на весь вечер и всю ночь! – заволновался Бараташвили.
– Помилуйте, ну какое же у вас алиби, если вы сами только что рассказали, что были вечером в доме вдвоем с княгиней, одни, не считая старой княгини Нины и ее сиделки наверху, в мансарде.
– А… А в какое время наступила смерть, что говорят врачи?
– Что говорят врачи, мы знаем, а вам это знать совершенно необязательно: это материалы следствия. Ну ладно, так какое же у вас алиби на оставшееся время?
– Оставив княгиню, я поехал в гости к моим знакомым и провел у них оставшийся вечер и часть ночи. Я уехал от них в половине второго!
– А кто эти ваши знакомые, которые могут подтвердить ваше алиби?
– А это как раз те самые молодые барон и баронесса фон Ляйбниц, о которых здесь упомянула ваша помощница – Генрих и Альбина фон Ляйбниц. У них имение неподалеку от Блаукирхена.
– Вы часто у них бываете? – спросила Апраксина.
– Нет, я был у них впервые. Просто на приеме мы разговорились с Генрихом, и он пригласил меня закончить у них этот вечер, когда я освобожусь от княгини. Ну я так и поступил.
– Хорошо, это мы проверим. А теперь, господин Бараташвили, расскажите нам о слугах, которых уволила незадолго до своей смерти княгиня Махарадзе. Кстати, а почему она это сделала?
– Понятия не имею! В наше время совсем не так легко найти новых слуг, особенно профессионально подготовленных, как, например, садовник Михаил! Это был замечательный садовник!
– Это вы помогли княгине его найти?
– Да, я!
– А еще кого-нибудь из слуг вы ей помогали нанять?
– Мы в Грузии привыкли уважать старость и заботиться о стариках: княгине так понравился Миша, что мне пришлось расшибиться в лепешку, чтобы найти для нее еще и шофера. Без него она была бы прикована к дому, а я не мог все время возить ее по магазинам, по врачам и по гостям…
– То есть можно сказать, что вы действовали и в своих собственных интересах?
– Ну, отчасти. Знаете, моя тетушка, да будет ей земля пухом, была довольно капризная особа, она не понимала, что у меня могут быть какие-то свои дела, что я могу быть занят…
– Тем более что она знала о том, что вы безработный.
– Ну, в общем, да. Так что я постарался побыстрее найти ей шофера, когда прежний уволился.
– А почему уволился прежний шофер?
– Понятия не имею! Скорее всего, нашел более высокооплачиваемую работу.
– Княгиня Кето мало платила слугам?
– Нормально платила… как она мне говорила. Но молодые люди ищут, где больше платят, это естественно.
– Так, значит Михаила Назарова и Айно Парве нанять помогли тоже вы?
– Да, я.
– И Эльжбету Маковски, и Лию Хенкину, и Авиву Коган?
– Нет-нет, вы ошибаетесь! Авиву Коган княгиня сама нашла по объявлению, а Лия – двоюродная сестра Авивы, она ее и привела в дом… Кстати, Авиву все в доме звали почему-то Анной.
– Нам это известно. Ну а что же с Эльжбетой Маковски? Ее рекомендовали княгине все-таки вы?
– Да, я…
– Скажите, господин Бараташвили, а где же вы их всех нашли – эстонца, польку и русского?
– Господи, да в арбайтцамте, где же еще? Приходишь по своим делам, стоишь в очередях к чиновникам – ну и знакомишься. Знаете, как это бывает: ты рассказываешь о своих проблемах, тебе рассказывают о своих, и все стараются дать друг другу хороший совет, если могут. Ну я и посоветовал одному-другому обратиться в Блаукирхен, в дом богатой грузинской княгини.
– Скажите, а вам известно, что все эти люди работали в доме княгини "по-черному"?
– По-черному? Да быть того не может! Княгиня была женщина строгих правил.
– И тем не менее это так.
– Ну, я ведь их делами с княгиней не интересовался: помог ребятам – и забыл.
– Так почему же княгиня вдруг разом уволила всех своих слуг?
– Понятия не имею! Должно быть, какой-то старческий каприз, за который она была так жестоко наказана: если бы в тот четверг в доме было полно слуг, как всегда, тетушка была бы и сегодня жива. Слуги жили на втором этаже в доме, они бы наверняка услышали шум внизу. Кроме того, в комнаты слуг из спальни княгини были проведены звонки – она могла их вызвать в последнюю минуту перед нападением!