В комнате сына я задержалась: вдруг обратила внимание на сделанные карандашом черточки в проеме, так мы отмечали рост Лео. На кровати валялась его рубашка в синюю клетку. Он все не мог решить, как одеться для первой встречи с отцом. Переодевался несколько раз, а я наблюдала, как он гелем укладывал волосы и гляделся в зеркало, оценивая свой внешний вид, и с трудом скрывала от него охватившее меня тогда волнение.
"Вообще-то нам пора, – сказала я наконец, – ты готов?" Лео кивнул, а потом все-таки снова передумал: "Сейчас буду готов!" И стянул через голову рубашку в синюю клетку, заодно изрядно испортив свою прическу, бросил на кровать, а сам схватил другую, оливково-зеленую. Я смотрела, как он застегивает пуговицы, но совладала с собой и не стала помогать, хотя дело пошло бы быстрее. Как могла, набралась терпения, ожидая, пока Лео тщательно разгладит складки. "Давай, сейчас мы поедем за папой", – только и сказала я.
Эти слова я выговорила с большим трудом.
Теперь мне казалось, что все это было давным-давно.
Стояла, смотрела на эту рубашку в синюю клетку, как вдруг зазвонил телефон. Опрометью я бросилась вниз по лестнице, влетела в гостиную, схватила трубку:
– Алло!
Тишина.
Нет, не тишина. Дыхание.
– Алло? – повторила я, чувствуя, как зашкаливает пульс.
На другом конце раздался сигнал "занято".
Нахмурившись, я положила трубку, но не успела и двух метров отойти от аппарата, как тот снова зазвонил. Взяла трубку.
– Алло! – произнесла я.
Нет ответа.
– Алло, кто это?
Щелчок – и сигнал "занято".
В замешательстве я тоже положила трубку и направилась в кухню. Достала хлеб и арахисовое масло, поставила на стол тарелку, положила нож. Знала, что еда покажется безвкусной, как и все, что я пыталась есть в последнее время, но хоть что-нибудь проглотить все же надо. Взяла ломтик хлеба, выложила на тарелку. Пыталась не обращать внимания на телефонный звонок, хотя он раздался почти сразу. Намазала немного арахисового масла на хлеб, откусила. Телефон замолчал. Во рту – никакого вкуса, только съедобная масса. Клей для обоев на куске картона. Телефон зазвонил снова. Меня замутило, но я попыталась проглотить хлеб, с трудом мне это удалось. Телефон замолк и тут же зазвонил опять. Я выкинула намазанный маслом хлеб в помойное ведро. Быстро убрала тарелку с ножом в посудомоечную машину и вернулась в спальню. Решила игнорировать телефонные звонки. Скользнула в постель, надеясь, что тошнота скоро пройдет, и размышляла.
Вроде бы я должна испытывать облегчение, но разволновалась еще больше: незнакомец исчез.
22
Пауки тут повсюду. Пауки кишат в этом холодном старом доме, потому что легко находят себе укрытие в бесчисленных и самых неожиданных местах. Теперь я давно уже смирилась с этими пугливыми существами, время от времени наблюдая, как они шмыгают по комнатам. Но раньше было по-другому. Обнаружив паука, я звала на помощь Филиппа, он являлся и тут же его прогонял. Тут самое главное – не выпускать паука из виду. Вообще пауки двигаются намного быстрее, чем нам кажется, и вот что было для меня особенно страшно: обнаружить одного, а потом случайно отвлечься и потерять его след. Хуже не бывает – не знать, где находится существо, которого ты боишься до смерти. Когда огромный паук сидит где-нибудь на стене, на самом виду, он, может, и отвратителен, но ты хотя бы понимаешь, что он не побежит по твоим голым ногам. А вот огромный паук, которого ты не видишь, но про которого точно знаешь, что он здесь, – это поистине невыносимо. С этим незнакомцем – точно как с пауками. Оттого я и нервничала страшно, я ведь понятия не имела, где этот человек и что он замышляет. Даже сумка его куда-то пропала.
В голове – сплошь вопросы, вопросы… Чего он хочет от меня? Что он задумал? Зачем он делает то, что делает? Но намного важнее всего этого другое: как ему удалось обмануть представителей всех учреждений? Откуда он столько знает о Филиппе? И вновь я мысленно возвращалась к вопросу о том, каким образом этот человек мог согласиться на генный тест. Ведь не может же быть…
Мне удалось подавить гнев и смятение, я заставила себя успокоиться и мыслить логично, оценивая проблему как бы со стороны.
Итак, незнакомец согласился на генный тест.
Первое. Это делает его позицию – по крайней мере, в глазах Барбары Петри – весьма правдоподобной.
Второе. До того как будут готовы результаты данного теста, несомненно пройдет несколько дней.
Третье. Что бы ни замыслил этот самозванец, рассчитывать на долгий срок он не может. Сколь бы ловко ни ухитрялся он действовать сейчас, рано или поздно его ждет разоблачение. Не позднее, чем будут готовы результаты генного теста.
Четвертое. Самозванец не испугался генного теста, который через несколько дней приведет к его разоблачению. Значит, ему нужно меньше времени, чем эти несколько дней, чтобы осуществить свой план.
Но в чем же состоит этот его проклятый план? Как вписываюсь в этот план я сама? А к чему этот телефонный террор? Доконать меня пытается, так?
Со мной это не пройдет.
Поднявшись по лесенке, я открыла люк, ведущий на чердак. Пахнуло застоявшимся, нагретым за прошедшие летние деньки воздухом. Я как будто пересекла невидимую границу. Пыль щекотала ноздри. Уже и не вспомнить, когда я в последний раз бывала на чердаке, я всегда старалась избегать этого помещения, где прошлое хранится в виде вещей и предметов. А я прошлым не интересуюсь, не принадлежу я к тем людям, которые ведут дневники, наслаждаются фотографиями десятилетней давности или у врача за большие деньги раскладывают по полочкам свое раннее детство – всего этого я никогда не понимала. Дневник я вела в подростковом возрасте, но он запропастился куда-то, да я, наверное, и не смогла бы узнать себя в той девочке, какой тогда была. А если мне попадаются старые мои фотографии, то я вижу на них чуть ли не призрака, существо, которого теперь уж нет.
Никогда я не пойму тех людей, что пытаются спастись бегством в прошлое – будь то историческое, будь то личное. Прошлое невозможно измерить, и это меня смущает, а к будущему я отношусь с глубочайшим недоверием. Настоящее – вот чем я обладаю, настоящее – это всегда .
Чердак завален старыми картонками, сохранившимися с переезда, и всяким барахлом, за последние годы оказавшимся мне ненужным, только выкинуть я все это не могла – главным образом потому, что связано оно не с моими воспоминаниями, а с Филипповыми. Наследство, доставшееся Филиппу после смерти отца. Доска для серфинга. Еще какое-то спортивное снаряжение. Акустическая гитара. Настольный футбол. Сопя и чихая, я открыла наугад первую попавшуюся коробку. Детские вещи Лео. Nikon , старый фотоаппарат Филиппа, он брал его с собой в больницу, когда Лео появился на свет. Альбомы с фотографиями. Вздохнув, я заставила себя закрыть коробку.
С ходу нашла шкатулку, куда спрятала пистолет Филиппа. Набрала цифры – его день рождения – на кодовом замке, открыла. Долго смотрела на пистолет, колебалась – ох, до чего ж мне не хотелось брать его в руки. Вспомнила, как Филипп меня когда-то уговаривал хоть немного освоить оружие. Я знала, как держать пистолет, как зарядить и разрядить. И все-таки колебалась. Никогда не надо браться за оружие, если в этом нет прямой необходимости.
Годами я не касалась этой штуковины, мое отвращение к оружию столь велико, что я почти физически на него реагирую. Каждый раз при виде этого пистолета я думала: нельзя вот так убивать, животных – нельзя, а уж людей и подавно. Хорошо бы люди вообще не убивали друг друга, но уж если такая мысль засела в голове, так пусть это хотя бы трудно будет, потребует усилия и решимости. Я так думаю: если один человек хочет убить другого, так пусть попробует его задушить, собственными руками выдавить жизнь из его тела, в непосредственной близости, лицом к лицу, и это трудно, это грязно, почти никто с этим не справится, ведь для нас и запрет на убийство строг, и сил у нас не хватает. А тут – только палец согнуть крючком. Так просто. Так ужасающе просто.
Шкатулку я закрыла. С чердака я спустилась. Пистолет я держала в руках. Прислушивалась. Долго прислушивалась. Все тихо.
Вернувшись в спальню, я открыла сейф, где на всякий случай хранился запас наличных денег и небольшой контейнер с патронами, Филипп запрятал его туда много лет назад, а я никогда не трогала. И опять меня охватили сомнения. Затем я все-таки зарядила пистолет, уложила его в шкатулку, закрыла крышку и набрала код, открыла платяной шкаф и засунула шкатулку на самую верхнюю полку, в самый дальний угол, да еще закидала сверху маечками. И почувствовала себя и лучше, и хуже – в равной мере. Скинула сандалии, опять забралась в постель. И в тот же миг поняла, что подступает сон. Сразу сдавшись, я погрузилась в темноту.
Иду по коридору. Голые стены. Вокруг полная тишина. Мне страшно, мне очень страшно. Не знаю, чего я боюсь, но от страха у меня чуть не отказывает разум. Замираю, услышав этот звук. Глухие удары. Они-то и вселяют в меня страх, но я иду на этот звук, иду вперед. Вот дверь. Останавливаюсь на некотором расстоянии, прислушиваюсь. Ага! Звук раздается снова. Слышится из-за двери. Я иду туда, я готовлюсь к тому, что ожидает меня за дверью, и нажимаю на ручку. Распахнув дверь настежь, вижу, что лежит там, за нею, растерянно моргаю и…
Я проснулась, я вырвалась из пучины и ускользнула, вот я лежу в своих простынях, влажных от холодного пота. Открыв глаза, убеждаюсь, что в комнате полная тьма. Сердце бьется в груди, как испуганная птичка. Я протерла глаза. Как видно, стояла ночь, ведь между планками спущенных жалюзи не пробивалось ни лучика света. Я вздохнула, села в кровати, принялась шарить вокруг в поисках мобильника, чтобы узнать, который час, и вдруг меня как пронзило: я ведь заснула при включенном свете! Ведь лампа, стоявшая на ночном столике, горела!
Кто-то побывал в моей комнате.
Я с трудом переводила дыхание, замерев от страха. Но все-таки преодолела оцепенение и попыталась на ощупь найти выключатель. И хватала рукой пустоту. Страх, в темноте коснуться чего-то – коснуться кого-то! – одолевал меня, как ни старалась я успокоиться. Говорила себе, что свет я, разумеется, выключила в полусне и сама того не помню. Ведь уж сколько раз я засыпала при свете и в полусне его выключала! Да сотни раз, не меньше. С облегчением я закивала головой. И тут же нашла выключатель, лампа зажглась, осветив комнату теплым светом, а у меня перехватило дыхание.
23
Кошмар внутри кошмара.
Его присутствия я не почувствовала. И оказалась не в состоянии уразуметь ту картину, что предстала моим глазам.
Моя спальня. Свет от лампочки возле кровати. А в этом свете – незнакомец. Он смотрел мне прямо в лицо.
Комната вокруг начала вращаться, и тем быстрее, чем чаще стучало мое сердце, и стучало, и стучало…
Он как будто призрак – ни дыхания, ни запаха, ничего. Одна только высокая фигура в черном. Бледная кожа, темные глаза. Он стоял возле моей кровати и смотрел на меня.
Тяжело дыша, я попыталась отползти так далеко, как только могла, пока не наткнулась на спинку в изголовье кровати. Человек заморгал, будто я заставила его выйти из транса, и сощурил глаза. Как знать, давно ли он стоял тут в темноте и наблюдал за мной. Подобно тени.
Несколько секунд шок мой был настолько силен, что реагировать я никак не могла, но затем вскочила на ноги и рванулась к двери. А этот за мной. Голова у меня кружилась, я еще не собралась, еще не отошла ото сна. Потому и налетела на стул, которым раньше пыталась забаррикадировать дверь, споткнулась, пребольно ударила ногу, но зато резкая боль окончательно меня разбудила. Я пришла в себя. Одним махом выскочила за дверь. Побежала. Босиком по коридору. Чувствуя холодные половицы под ногами. И еще – незнакомца, преследующего меня по пятам, его шаги. Я помчалась еще скорее, пролетела по ступенькам, чуть не упала, но все-таки не упала – справилась. И только теперь вспомнила про пистолет у себя в комнате, теперь, когда давно уже было поздно.
Тут я услышала незнакомца.
– Зара! – закричал он.
И больше ничего.
А потом снова:
– Зара!
Все мое существо сопротивлялось звуку его голоса.
В темноте я бежала через весь нижний этаж к входной двери, а за мной раздавались его шаги, и я не решалась обернуться, я только чувствовала, что он близко, он прямо за мной, он быстрее меня, и у двери он меня настигнет, это ясно, мне ведь придется остановиться, чтобы открыть дверь, а она открывается вовнутрь, и я потеряю несколько секунд, у входной двери потеряю, уже почти на улице, и тут-то он меня настигнет. Мчалась из последних сил и вот уже увидела дверь, вот подскочила к ней в горячке и в панике, рванула дверь на себя и почти сделала шаг вперед, словно передо мной магический портал, – но я у него в руках. Он схватил меня за талию, рывком потянул назад, от двери, я сопротивлялась его хватке, прочь, только прочь, в дверь – и бегом, по ночной улице бегом, бегом, бегом, только бы никогда не остановиться. Но ничего у меня не получилось. Дверь он закрыл, повернул меня к себе, взяв за плечи и не выпуская, а затем совершил еще один нелепый поворот, в результате чего сам оказался между мной и дверью, ко мне лицом. Снова я попыталась вырваться и, как ни странно, мне это удалось. В отчаянии, не разбирая дороги, я понеслась в гостиную, петляла между телевизором и диваном, скорее в сад, у меня получится, на этот раз у меня все получится!
Я толкнула дверь в сад, побежала, вот и терраса позади, я уже на газоне, и луна, почти полная, заливает сад мертвенно-бледным светом, я чувствовала росу у себя под ногами, холодная какая, я промчалась по высокой и влажной траве, бежала к фруктовым деревьям, пробежала мимо них, и вот передо мной садовый домик. И позади я ничего не слышала, совсем ничего, ни шагов, ни дыхания, но, бросив взгляд назад, увидела, что преследователь всего в нескольких метрах от меня. Мысли путались, что же делать, что же теперь делать, и воздуха в легких не хватит даже для крика, прочь, прочь отсюда, и я бежала и бежала по ночному саду со всеми его оттенками серого. Наступила на что-то скользкое, наверное, это слизень или что-то подобное, но я даже не успела почувствовать отвращение, надо бежать, бежать. Уцепилась было за идею забаррикадироваться в садовом домике, домик близко, так близко, это мой единственный шанс, скорее туда, захлопнуть за собой дверь – и на засов. Секунду-другую, и еще третью секунду я боролась с собой, но не сумела себя победить, ведь там-то я и оказалась бы в ловушке. Промчалась мимо домика, подскочила к забору, за ним подъездная дорога, она выводит на большую улицу. Я помнила, что где-то в заборе есть дыра, бывало, Лео через нее протискивался, хотя я часто просила его так не делать, потому что он уж сколько раз рвал там одежду. Побежала дальше, к тому месту, где была эта дыра, как мне помнилось, а тот человек бежал за мной, я упала на колени, в панике нащупывала эту дыру и нашла, наконец, действительно нашла, и вылезла наружу. Тут вдруг я почувствовала резкую боль в левой ноге, но не стала придавать этому значения и сначала ползла дальше, а потом выпрямилась во весь рост и, прихрамывая, выбралась на дорогу. Фонарь отбрасывал слабый свет. По асфальту босиком я бежала в сторону улицы, и не было никого на дороге, ни одного прохожего, ведь глубокая ночь, но уж на улице-то кто-нибудь да попадется, не может она быть пустой, просто не может. И опять я услышала его за собой, он тоже нашел дыру в заборе, он преследует меня, он все еще меня преследует, на что он рассчитывает, чего он хочет? Торопилась, бежала по асфальту, усеянному острыми камешками, ноги уже поранила – и выскочила на улицу в тот самый миг, когда мимо проезжала машина. Панически замахала руками, резко обернулась – и увидела, что сзади ко мне приближается тот чужой человек. Выглядел он по-другому, бородку сбрил, но глаза все те же, холодные и черные. Посмотрела я налево, посмотрела направо – ни одной машины, только тот темный "универсал", что промчался мимо, и, наверное, лишь в зеркале заднего вида отразились мои отчаянные жесты. Я повернулась лицом к незнакомцу, тот находился уже в одном-двух метрах от меня. Я готовилась к бою. И вдруг услышала: машина! Водитель "универсала" все-таки остановился и дал задний ход. Урча и визжа, на скорости, машина возвращалась ко мне, и я не раздумывая метнулась ей навстречу. Стоп! Я чувствовала преследователя сзади, пот ручьями стекал у меня по лицу, волосы прилипли ко лбу, я рукой отбросила эти пряди, а водитель открыл окно пассажирского сиденья. По возрасту как Иоганн, лет шестьдесят с чем-то. Крепкий, темноволосый, окладистая борода. Добродушный и сильный. Такие работают в магазинах стройматериалов.
– С вами все в порядке? – спросил он.
– Прошу вас… – прохрипела я. – Помогите мне. Этот человек меня преследует…
Договорить я не сумела, меня перебил преследователь:
– Зара, послушай, что ты тут устраиваешь?
Я резко обернулась. Увидела на его лице выражение обеспокоенности – это, разумеется, нарочно для водителя.
– Вы мне никакой не муж! – прошипела я.
В тот момент ничего другого мне в голову не пришло. Я попыталась открыть дверь автомобиля, чтобы залезть внутрь, но дверь была заперта.
– Впустите меня! – завопила я визгливым от паники голосом. – Откройте дверь, черт побери!
– Извините, пожалуйста, – обратился самозванец к водителю. – Моя жена не совсем в порядке.
Я утратила самообладание, принялась рвать на себя ручку автомобильной двери и кричала:
– Впустите меня! Вы разве не видите, что тут происходит?
Водитель переводил взгляд с меня на незнакомца, с незнакомца на меня. Ясно, что за картина предстала его глазам. Я – совершенно растерзанная, с босыми ногами, а этот – совершенно спокойный и даже невозмутимый, корректно одетый. И опять со своей маской доброжелательности на лице, которую он уже примерял для Барбары Петри.
Как вдруг водитель произнес:
– Так я вас знаю. Вы жертва похищения. Я видел вас по телевизору.
Затем он взглянул на меня, внимательно рассмотрел мое лицо.
– И вас я тоже знаю!
Самозванец одарил водителя обаятельной улыбкой, добавив в нее изрядную порцию усталости, какая и ожидается от человека, вернувшегося домой после долгой одиссеи, и повторил:
– Моя жена не совсем в порядке.
Водитель осторожно кивнул и взглянул на меня.
– Не верьте ни единому слову! – воскликнула я. – Это не мой муж.
Водитель продолжал на меня смотреть, но потом отвел взгляд. Оконное стекло в двери поехало вверх, он включил первую скорость. Я чувствовала себя совершенно беспомощной, не могла найти слова, только крикнула еще раз:
– Это не мой муж!
Водитель нажал на газ, машина уехала. Секунду-другую я глядела ему вслед, затем повернулась к незнакомцу. И снова почувствовала непреодолимое желание сбежать. Догадавшись об этом, он едва заметно покачал головой.
– Ты только посмотри на себя, – произнес он наконец. – Куда это ты собралась?