– Сперва мне хотелось бы вас искренне поблагодарить за то, что вы пришли, – сказала я. – Все получилось так быстро и без каких-либо осложнений, просто потрясающе.
Женщина одарила меня улыбкой, которая в ее глазах не отразилась. Что творится в этой головке? Я не спешила, осознавая, что сейчас особенно важно подобрать нужные слова. Несколько секунд рассматривала свои руки, – вот они, лежат передо мной на столе, взгляд скользнул по обручальному кольцу. У самозванца его не было, это привлекло мое внимание еще в машине. Я набрала побольше воздуху.
– Я понимаю, то, что вы сейчас услышите, прозвучит, наверно, совершенно невероятно. И я понимаю, мы с вами не знакомы и вам трудно судить, насколько мне можно доверять. Но уверяю вас, этот человек – не Филипп Петерсен. Он похож на Филиппа, не отрицаю. Но не до такой степени, чтобы я умудрилась их перепутать; это подтвердит вам каждый, кто знает Филиппа лично.
Незнакомец сидел неподвижно, молча уставившись в стол, один раз мотнул головой, словно не мог уразуметь, что за глупости я несу. Барбара Петри открыла было рот, но я предупредила ее. И так понятно, что она собиралась сказать. Дескать, личность "моего супруга", естественно, установлена, и ничего удивительного, что вся ситуация для меня как снег на голову. Такая реакция абсолютно нормальна, и она уже не в первый раз с подобным сталкивается. Мне меньше всего хотелось выслушивать эту официозную трепотню по второму кругу. И уж тем более не хотелось успокаиваться.
– Полагаю, мне не нужно вам говорить, что мой муж человек довольно высокого достатка. И вы наверняка понимаете: для преступных элементов факт этот особенно соблазнителен. А потому позволю себе выразить надежду, что к моему заявлению о том, что это не мой муж, а мошенник, отнесутся серьезно!
Какое-то время Барбара Петри, казалось, пребывала в замешательстве.
– Какой мне резон говорить неправду? – спросила я.
Незнакомец нарочито засопел, но ни я, ни Барбара Петри не обратили на это внимания.
– Хорошо, – согласилась Барбара Петри, не вдаваясь в детали. – Может, вы расскажете поподробнее о ваших сомнениях?
Краем глаза я увидела, что незнакомец оторвал взгляд от деревянного стола и посмотрел на меня.
– У меня нет на этот счет ни малейших сомнений, – заявила я, с трудом сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик. – Я уверена. Что тут еще доказывать! Это не мой муж! Так к чему, скажите, весь этот цирк? Тут нечего обсуждать!
Пальцы Барбары Петри потянулись к вискам, словно у нее разболелась голова и она собиралась снять боль массажем. Но, заметив свой невольный жест, она опомнилась и снова положила руки на стол. Я поняла, что явилась для Петри разочарованием. Допустим, она была готова мне поверить, но ей требовались доказательства.
Я вздрогнула, когда самозванец неожиданно взял слово.
– Вот ты заявила только что, будто всякий, кто меня знает, сразу поймет, что я не Филипп, – сказал он и перевел взгляд от меня на Петри и снова ко мне. – А что если кого-нибудь спросить? Кого-нибудь из тех, кто знает меня. Тогда ты успокоишься?
Я буквально теряю рассудок, когда этот человек мне тыкает, когда ведет себя так, будто мы друг с другом знакомы. Весь этот бред становится просто невыносимым.
– Ничто, ничто не заставит меня поверить, что вы Филипп Петерсен.
И это были не просто слова, это был настоящий плевок в лицо. Разумеется, он обо мне осведомлен, знает, что у меня нет семьи, что мы с Лео живем одни, подлец! Слова мои едва отзвучали, а я уже ощутила, что дала маху. Этот хитроумный негодяй только что сделал Барбаре предложение, и очень даже конструктивное, но я его отклонила. Я не решилась его принять, а значит, испугалась, и меня сочтут неправой.
– Но в принципе я, конечно, за, – поспешно поправилась я, обратившись к Петри.
На незнакомца я старалась не смотреть.
– Все равно, кого спрашивать, каждый подтвердит, что это не мой муж.
На несколько секунд воцарилась тишина.
– Хорошо, будь по-вашему, – наконец решилась Петри. – Кого вы предлагаете?
Теперь дело в шляпе. Чувство, похожее на облегчение, разлилось по мне. Почему я раньше об этом не додумалась? В чем же тогда загвоздка? Отец Филиппа умер, мать Констанция не в счет. Его прежних коллег я почти не знаю, но я знаю Иоганна! Улыбка облегчения озарила мое лицо, но в ту же секунду незнакомец спросил:
– Как насчет Иоганна?
В совершенном замешательстве я посмотрела на него. Он знает Иоганна? Откуда он его знает, с какой стати он в курсе?
– Кто такой Иоганн? – спросила Барбара Петри.
– Иоганн Кербер, старый друг семьи, после смерти отца взял меня под свое покровительство, – выпалил мошенник. – И Зара, я знаю, также ему доверяет. По крайней мере, доверяла раньше.
Внутри меня все оборвалось, разбилось на миллионы кусочков, но я не позволила ни одному выпасть наружу и наконец-то выдавила:
– Иоганн в отъезде. Он сейчас по делам в Китае. Я уже много раз пыталась ему дозвониться, хотела сказать, что Филипп жив, но мне так и не удалось с ним поговорить.
– Когда он возвращается? – спросила Петри.
– В офисе сказали: через три дня. Но я не могу ждать так долго!
– Нет, конечно, нет. Ведь упомянутый Иоганн, наверное, не единственный, кто может подтвердить личность вашего мужа.
– Это не мой муж, – упорствовала я.
Только не сдаваться, раздражают мои слова Барбару Петри или нет – до лампочки. Это не моя проблема, а ее.
– Хорошо, – сказала она. – Наверняка есть еще кто-нибудь, кто помог бы нам… – она помедлила, – разобраться в этом деле.
Я опять подумала о матери Филиппа, единственной родственнице, не считая нас с Лео, но та даже себя в зеркале не узнала бы. Никто больше в голову не приходил. Не было никого, кто знал бы его достаточно близко – ни в семье, ни на работе. Разумеется, имелись коллеги, с которыми он тесно работал. Но сумеют ли они удержать язык за зубами перед журналистами? И вообще, что за бред? Неужели моего слова недостаточно?
Я не отвечала, и Барбара Петри тяжело вздохнула. Кажется, она уже жалела, что пришла. Вдруг у меня во рту скопилась солоноватая слюна.
– Простите, я на секундочку, – прохрипела я.
Барбара Петри и самозванец молчали.
Я выходила из кухни с высоко поднятой головой, но как только скрылась из их поля зрения, как угорелая кинулась в ванную. Захлопнула за собой дверь.
Уже во второй раз за сегодняшний день я опустилась на колени перед унитазом и изрыгнула из себя резкие болезненные фонтаны. Потом сполоснула рот и уставилась на свое отражение, опираясь о край раковины. Глаза мои чернели от ярости.
Не со мной, подумала я. Ведь я уже натерпелась достаточно, и самого разного. Самого разного. Пожалуйста, не со мной.
Незнакомец
Расположить к себе других людей – пустяковое дело. Я сижу, согнувшись в три погибели. Так человек делается еще меньше. Не столь устрашающим. Подчеркивается его физическая усталость. Я потираю глаза, как будто они слипаются против моей воли, несколько раз моргаю, потом поднимаю взгляд и бесстрашно улыбаюсь.
Действовать. Избавиться от Барбары Петри, а там видно будет, что дальше.
– Что здесь происходит? – спросила она, понизив голос.
– Моей жене нездоровится, – ответил я неопределенно. – Я думаю, она сегодня пережила большое эмоциональное напряжение. Все, что ей нужно, это немного покоя.
Петри наморщила лоб.
– Похоже, вы не слишком удивлены поведением вашей жены.
– Увы, вы правы, – согласился я с тихим вздохом. – Меня это нисколько не удивляет.
– С ней уже такое случалось?
Я кивнул и уверенно соврал:
– Да. И не раз, к сожалению. Но вы не беспокойтесь. Я знаю, что делать.
Выражение лица у Барбары Петри непроницаемое.
– Я бы не хотела, чтобы вы брали на себя слишком много. Вам и самому нужен покой.
– Со мной все в порядке, – сказал я. – Я только об одном хочу вас попросить: обещайте никому ничего не рассказывать. Мне было бы очень неприятно, и Заре – как только она придет в себя – тем более.
В течение секунды Барбара Петри выдерживала мой умоляющий взгляд, но потом смягчилась.
Вот оно, сострадание. Хорошо.
– Само собой, разумеется, – ответила она и одарила меня легкой улыбкой. – Разумеется.
19
Мой взгляд неожиданно скользнул в сторону ванны, белоснежной как цветок лотоса, и в воображении вспыхнула одна картина. Мы с Филиппом принимаем ванну, на бортике – пиво для него, яблочный сок для меня. Я беременна, и мой живот горой вздымается над пеной. Филипп, дурашливый. Счастливый. Темные глаза, ямочки на щеках, в течение нескольких секунд вижу его как наяву: он делает глоток из бутылки, в то время как пена миллиардами пузырьков стекает по его груди и…
Почему мне это не пришло в голову раньше?
Я вышла из ванной и поспешила на кухню.
– Вы скучали по семье, но чего еще вам больше всего не хватало? – долетел до меня голос Петры.
– Шницеля и шнапса, – ответил незнакомец, и Барбара Петри рассмеялась.
Я оставила этого хитреца с ней наедине минут на пять, не больше, но он уже умудрился запудрить ей мозги.
Они как будто вели непринужденную беседу за чашечкой кофе. Меня захлестнула новая волна раздражения.
– Хотелось бы задать этому человеку несколько вопросов, – с ходу заявила я.
Вертикальная морщина прорезала лоб Барбары Петри. Она перевела вопросительный взгляд на мнимого Филиппа. Тот медлил.
– Думаю, это не такая уж плохая идея, – бросил он, и от его наигранного тона, якобы исполненного понимания, мне сделалось совсем тошно. – Может, Заре полегчает, если я отвечу на некоторые вопросы.
Он провел рукой по лицу:
– Я только смертельно устал. Вся эта нервотрепка, долгий перелет, джетлаг…
Он выжимал слова по каплям.
– Вы не обязаны этого делать, – сказала Петри с сочувствием. – Ваше желание сперва отдохнуть совершенно оправданно и законно. После всего, что вы пережили.
Упрека в ее голосе не услышал бы только глухой, и я очень хорошо поняла – относился он ко мне. Надо ее убедить, но я опять начала нервничать. Если этот человек знает об Иоганне, значит, он и о Филиппе осведомлен – и обо мне?
– Все в порядке. Это поможет делу – вот что главное.
– Ну хорошо, – согласилась Петри.
Самозванец смотрел на меня вызывающе. Я сделала большой глоток кофе, но, как ни тяни время, стратегию на ходу не разработать. И тогда я стала задавать прямые вопросы.
– День рождения Филиппа?
– Я родился 27 января, – выпалил незнакомец как из пистолета и самодовольно добавил: – В один день с Моцартом.
Ну, это элементарно. Узнать такое очень просто, только набери в Гугле. Но это еще только разминка.
– Когда родился Лео? – продолжила я допрос.
Негодяй улыбнулся, но и на этот вопрос ответил высокомерно.
– Мне все еще не верится, что его следующий день рождения мы отпразднуем вместе, – добавил он. – Я думал об этом каждый год, когда…
– Когда мы с Филиппом поженились? – перебила я, не позволяя самозванцу говорить о моем сыне.
Он посмотрел на меня как будто в замешательстве, но в конце концов ответил:
– В начале лета.
– Я хочу услышать число, – настаивала я.
– Господи.
Он испугался по-настоящему. Растерянно смотрел то на чиновницу, то на меня.
– Господи, я больше не знаю. Я… нет, знаю, но только не могу вспомнить. Я…
– Что было на мне в день свадьбы? – продолжила я, даже не думая ослаблять хватку.
Он плавал, и это хорошо.
– Где была свадьба?
– Я… – Он запнулся, опустил голову и нервно провел рукой по волосам. – Проклятие, я слишком устал.
– Какие песни звучали? – спросила я.
Незнакомец молчал.
"High and Dry" "Radiohead", думала я. Сначала имитатор Элвиса пел "Love Me Tender", а потом бэнд играл "High and Dry". Воспоминание окутало меня своей тенью, сдавило горло, но распускать нюни было непозволительно, не сейчас, не сейчас.
Барбара Петри вздохнула. Кажется, она начинала понимать бессмысленность всей затеи.
– Я думаю, достаточно, – заявила она.
– Нет! – крикнула я.
Петри встала, давая понять, что вся эта история ей порядком наскучила.
– Госпожа Петерсен, у меня такое чувство, что вас не переубедить, на сколько бы вопросов ваш муж ни ответил, – заявила она.
– Это не мой муж, – ответила я и тоже поднялась.
Тон мой и впрямь был слишком непримиримый, я сама это чувствовала, но у меня не оставалось выбора.
– Помогите! – попросила я.
Петри как будто задумалась. Потом едва заметно кивнула.
– Господин Петерсен, – наконец-то обратилась она к самозванцу, тот тоже теперь стоял. – Предлагаю вам для начала поехать со мной. До выяснения обстоятельств дела мы разместим вас в гостинице, а потом вы сможете…
– Нет, – возразил тот.
Петри удивленно подняла брови.
– Этот дом является фамильной собственностью уже на протяжении нескольких поколений, – заявил мнимый Филипп. – Сегодня я в первый раз за семь лет переступил его порог. И больше никуда не пойду и ни в какой гостинице спать не собираюсь.
Барбара Петри несколько секунд взвешивала услышанное, потом кивнула.
– Госпожа Петерсен, – в конце концов обратилась она ко мне, и в ее тоне зазвучали извиняющиеся нотки. – Не могли бы вы провести эту ночь в другом месте?
Я недоуменно на нее уставилась. Растерянности моей не было предела. Она вообще в своем уме? Неужели и впрямь считает, что я так запросто уйду из дома, а этот чужой человек останется?
– Нет, – отрезала я.
Гостья подавила очередной зевок и подвела черту:
– С учетом всех обстоятельств не думаю, что это хорошая идея, если оба вы останетесь здесь.
– Тогда уведите отсюда этого человека! – сказала я.
– Прошу вас, прислушайтесь к голосу разума, – начала Барбара Петри, но я не знала, обращены ли ее слова ко мне, к самозванцу или же к нам обоим, и потому отключилась.
Настало время выложить джокер.
– Я хочу увидеть родимое пятно, – заявила я.
Петри повернулась ко мне:
– Какое еще родимое пятно?
– У моего мужа на груди было родимое пятно, очень необычное и заметное, – разъяснила я.
Теперь-то он попался.
Кажется, Барбара Петри не совсем понимала, как лучше всего повести себя в этой ситуации.
– Даже не знаю, – обратилась она к незнакомцу. – Не могли бы вы…
– Пожалуй, с меня хватит, это зашло уже слишком далеко, – накинулся на нее тот. – Прикажете еще теперь и перед вами раздеваться?
Его глаза метнули черные искры.
– Пардон, – сказала Петри. – Не хотела задеть вас за живое. Я подумала, так, наверное, проще всего доказать вашей жене…
– Сегодня я впервые за семь лет ступил на немецкую землю, – перебил ее самозванец. – Я уже сорок восемь часов на ногах. Устал как собака.
Он почти сорвался на крик, лицо побагровело.
– И надеюсь, дамы поймут, что сейчас мне не до стриптиза.
Барбара Петри побледнела. В первый раз ей стало не по себе. Она забормотала невнятные извинения.
Проклятие.
В течение нескольких секунд царило молчание.
Думай, Зара!
– Я провожу вас до дверей, – произнес, наконец, незнакомец.
Барбара Петри, похоже, не знала, что делать.
Думай, Зара, думай!
Я видела, как повернулась Барбара Петри, собираясь идти, и тут меня осенило. Ну конечно же!
– Я настаиваю на генном тесте! – выпалила я и с торжеством отметила, как, открыв рот, смотрит на меня этот прохвост.
– Генный тест проводится только с добровольного согласия, – вставила свое слово Барбара Петри.
Я наблюдала за незнакомцем, он за мной, прошла целая вечность, и еще одна, и еще, после чего он сказал:
– Я согласен.
Незнакомец
Филипп Петерсен родился 27 января 1976 года в Гамбурге.
Зара Петерсен, в девичестве Вагнер, появилась на свет 4 апреля 1978 года в Кельне.
Дата рождения Лео Петерсена, единственного ребенка от этого брака, 28 августа 2006 года.
18 мая день рождения Констанции, матери Филиппа Петерсена. Отец Филиппа Петерсена, которого также звали Филипп, родился 11 ноября и умер в сочельник 2002 года.
Зара Вагнер и Филипп Петерсен познакомились друг с другом 2 августа.
27 января также отмечается не только день рождения Моцарта, но и годовщина освобождения Освенцима.
4 апреля 1968 года, ровно за десять лет до появления на свет Зары Петерсон, в Мемфисе был застрелен Мартин Лютер Кинг.
Лео Петерсен родился в один день с Гете.
Я всегда был силен в датах. И разумеется, знаю, что мы поженились 11 апреля. Нет, число я не забыл.
Я просто не хотел, чтобы Барбара Петри подумала, будто я выучил семейную хронику наизусть, вот и все.
20
Перед моими глазами качался парусник. Вперед, назад, вперед, назад – бесконечное движение на черно-белом пунктире волн. Вялость одолела меня, словно я плыла в ореховой скорлупе по открытому морю, голова кружилась так, что пришлось отвести глаза. Стало теплее, свет, льющийся с улицы, изменился, он уже не так ослепительно ярок и напоминает о том, что скоро наступит вечер.
Но как провести ночь под одной крышей с этим человеком!
Я сидела в любимом кресле, подтянув ноги, и пыталась успокоиться. Мысли мои все время возвращались к самозванцу, который все еще находился здесь, в доме, и к Барбаре Петри.
Когда этот прохвост согласился на генный тест, я словно впала в ступор. Не знала, как мне реагировать. Наверное, пришла в ужас, потеряла всякий контроль над собой. Надменная ухмылка незнакомца. Удивленно вздернутые брови Барбары Петри, которая теперь смотрела на меня с нескрываемым недоверием. Вся ситуация в одну секунду изменилась. Если сначала чиновница не исключала моей правоты, то согласие мнимого Филиппа на генный тест повернуло всю ситуацию в совершенно иное русло. Шанс был упущен. От отчаяния захотелось опрокинуть стол, но я, конечно, сдержалась. С трудом нашла силы и что-то пролепетала, уж не знаю, что именно. Мысли мои кружились вокруг одного: возможно ли это, почему он дал согласие?
Барбара Петри и самозванец, словно по обоюдному уговору, одновременно направились к двери, на несколько секунд тело мое вышло из-под контроля, а когда я очнулась, было уже слишком поздно и оставалось только поспешить за ними – и это в моем собственном доме. Он понизил голос до доверительного шепота.
– Прошу вас, простите меня, Барбара. Моей жене и в самом деле нехорошо. Я могу на вас положиться…
А потом голос Петри, вдруг такой медоточивый, словно они находились здесь только вдвоем.
– Не волнуйтесь, господин Петерсен. От меня никто ничего не узнает, если вам так угодно.
И я поняла: он все-таки добился своего.
Теперь она у него на крючке.
– Благодарю вас, – сказал он так спокойно, так задушевно, так тихо.
Я пребывала в полной растерянности. Думала: черт побери, а он неплох.
Когда Барбара Петри ушла, я снова попыталась выставить самозванца из дома, но он просто сказал "нет" и покинул комнату.
Он один из тех зверей, которые вторгаются в чужую экосистему и разрушают ее изнутри.