Пламя вдали не уменьшилось, а осталось таким же. Оно как будто было нарисовано. Пожарный спешил обратно в часть – красное пятнышко стремительно перемещалось по мосту. Мне оставалось только догадываться, – нашел он воду или нет? Когда пожарный был на другой стороне реки, я взял телефон и набрал номер соседки. Прошло гудков десять, но ответа не последовало. Я набрал номер еще раз и в трубке, наконец, послышался голос.
– Да. Чего ты хотел?
– Пожарный, что приходил. Ему ведь не вода нужна была?
– Почему ты уверен, что это был пожарный?
Я еще раз посмотрел в окно. По ту сторону реки никого не было. Люди появляются и тут же исчезают. Мой следующий вопрос был логичен:
– Я не знаю, кто читает наши газеты. Почтальон не приходил уже давно, а ящики все равно не пустуют. Где он? Меня это беспокоит. Газеты постоянно забирают.
– Кто знает о почтальоне? Он ходит туда-сюда. Ничего странного я не замечала, кроме того, что он очень любопытен и прислушивается к дверям.
– С ним нужно будет что-то решить. Но я не об этом.
– А о чем?
– У нас в подвале могут быть животные? Я слышал в нем топот. И неприятный звук. Как будто волки, только по-другому. Собаки или какие-нибудь большие звери.
– Это невозможно. Наши жильцы. И животные.
– А у кого ключи от подвала?
– Не знаю. Дверь красили вместе с замком. Даже если бы подвал открывали, это сразу бы стало заметно.
Мне стало плохо от нестыковок. Мертвец, который куда-то плыл. Пожарный, который исчез быстрее, чем появился. Пропавший почтальон, жильцы, которых я не вижу. Животные, которые никак не могут быть в подвале. Если соседка права, то я наверняка болен. А если нет, – она может пропасть следующей. Я взглянул в окно – огня больше не было.
Я положил трубку.
***
Проходили дни. Словно швы лопались, медленно обнажая рану сомнений.
За долгие годы я привык к тихой жизни. Я верил, что остальные люди живут точно так же. Редко говорят и много размышляют. Я боялся, что останусь абсолютно один, но переезжать мне не хотелось. Мне просто нужна была тишина.
Все больше и больше я убеждался, что мой дом перестал быть "моим. В нем как будто бы образовалась опухоль. Неизвестная субстанция, которая увеличивалась в размерах, понемногу заражая весь организм здания.
Единственный человек, живший со мной рядом, которого я мог видеть и с которым мог разговаривать, пропал. Соседка. Она была, как предохранитель от окончательного помешательства. Но и она все-таки исчезла. Ее телефон не отвечал, а ответом на стук в дверь было молчание.
Звук из подвала стал доноситься все чаще и отчетливее. Мерзкое чавканье я слышал даже по ночам. Оно волновало меня. Оно пугало меня. Оно стало постоянным.
Я ждал, когда наступит суббота и придет поезд. Еще почтальон, глядя на мой измученный вид, советовал отдохнуть где-нибудь, хотя бы в выходные. Где-нибудь в другом месте. Но не рядом с рощей.
Рано утром в субботу я уже сидел на остановке и грыз ногти, нервничая по поводу предстоящего путешествия. Поезд для меня в первую очередь был лавиной звука, а значит, встреча с ним гарантировала порцию адреналина. Собственно, так и получилось. Характерный гудок заставил меня резко вскочить с места. Я чуть не потерял сознание, когда поезд подъезжал к остановке. А особенно, когда в него пришлось садиться.
Оказавшись внутри, я немного успокоился. Попутчиков не намечалось, и можно было не волноваться, что кто-то будет смотреть на ногу.
Пшеничные поля проносились за окном, одни пшеничные поля. Так продолжалось очень долго. Пока не показались лысые горы. А потом мы проехали порт.
Небо покраснело, и солнце словно заулыбалось лучами. Вдали я заметил кучу пестрых домишек. Я в шутку назвал эти районы Свинляндией или Карамельной Страной. Я был в них пару раз, правда, много лет назад. И, видимо, ничего с тех пор не изменилось. На рекламных щитах счастливые семьи все так же яростно облизывали гигантские конфеты, а снизу красовалась надпись "Ментальный сон – жизнь по расчету".
Точно такие же семьи я увидел и на вокзале. И все они имели один и тот же состав. Мама – пупс, папа – пупс, и с ними их дети – маленькие свинки-копилки. Ну, прямо конфетные человечки грушевидной формы. Щеки розовые, кожа, как корка яблочного пирога красивая. Расцеловать? На вкус попробовать? Ан нет, пальцем не тронь. Глазурь и гармония. Походка бойца сумо плюс легкость мыслей-слов.
Все казалось игрушечным и несерьезным. Желтые стены, красные крыши, зеленые двери. Пока я стоял с открытым ртом и с завистью рассматривал дома, меня сбили с ног. Все произошло так быстро – секунда и я локтями ударяюсь об асфальт. Оказалось, меня сбил пухлый хулиган на миниатюрной машине. Из машины мне в руки посыпались какие-то разноцветные шарики. Я набрал их целую горсть, и, попробовав один на вкус, понял, что это конфеты. Мальчишка заплакал, став звать взрослых на помощь.
Из дома напротив послышалось ворчание. Дверь открыл человек с большим пузом. Он поправил подтяжки и пригрозил мне пальцем.
– Опять крысеныш ты грызешь мое спокойствие. Тебе изгонять, падла, кто разрешал?
После этого он повернул голову в сторону и кому-то крикнул:
– Марыся!
Из-за угла вышла толстая девочка с прической "под горшок". Она дебильно улыбалась и ковыряла в носу. Человек с большим пузом что-то достал из кармана и дал съесть девочке.
– Ты ж моя сахарная. На, вот. Погрызи.
Марыся громко пустила газы, смеясь и хрюкая от удовольствия. Запах пошел тут же. Странно, но газы девочки показались мне даже ароматными, словно вместо кала в ее кишечнике были рождественские сладости.
Улица зашевелилась. Местные поочередно выходили из своих домов и собирались вокруг меня. Они следили за моей реакцией и, скорее всего, знали, что мне страшно. Я чувствовал себя обезьянкой в зоопарке, которую каждый хотел передразнить и напугать. Кто-то из толпы подбежал поближе и насильно запихнул мне в рот конфеты.
Послышался смех:
– Гля, как пляшет? Бродяжка зассаная. У нее вон пена изо рта!
У меня вдруг началась рвота. Мое тело, как пожарный шланг, стало выблевывать пену. Свинусы попятились назад, и я в момент обрыгал пеной автомобиль мальчишки. Меня не переставало трясти. Нет. Не просто трясти. Я бился в конвульсиях, не понимая, что со мной происходит, и почему меня так ненавидят. Толстые щеки свинусов продолжали угрожающе надвигаться на меня:
– Хочешь конфетку сладкую? Как попку бога сладкую?
Слова больше не звучали для меня. Я перестал их слышать. Каждое следующее оскорбление всплывало перед глазами в виде субтитров, точно я попал в старый черно-белый фильм. Но свинусы не унимались:
– Пока дети спят крепким сном, их родители совершают преступления, и в этих преступлениях кроется секрет невинности каждого виновного на земле, но ты, видимо, абортыш, совсем обнаглел. Загадил нашу улицу, наши конфеты и наших детей.
Вместо ответа из моего рта вырвался мощный фонтан пены, и меня отбросило назад. Мне очень повезло. Очутившись на приличном расстоянии от свинусов, я смог подняться и кое-как добежать до вокзала.
Не понимаю, как мне это удалось. Помню, как кричали в спину. Как угрожали помню. Дверь купе до сих пор стоит перед глазами. Наверно, все-таки случилось чудо.
Я закрыл уши руками, засыпая под разъяренные удары по вагону, и больше не боялся. Может быть, так сработал мой организм. Не знаю. Но я больше не боялся. Я перестал дергаться, сел ровно и успокоился. Последнее, что я запомнил, – как тронулся поезд.
***
Монстр живет в подвале моего дома в обличии слоноподобных тварей. У меня нет матери – она умерла при родах. У меня нет даже ее снимка. Но монстр звонит по телефону и говорит со мной под видом матери. Сначала он съел всех людей на первом этаже. Потом добрался и до последних. Я скармливал ему жильцов долго и методично, семья за семьею. Выманивал одного за другим. Свою соседку я ему тоже скормил, поэтому монстру приходится притворяться и ей. На всю округу остались только я и он. Он все мне заменяет. Телевизор у меня не работал, но монстр и об этом позаботился. Он стал симулировать каналы, программы и голоса. Он очень умный. Знает где я, с кем я и обижает ли кто. Моя злость ему как топливо. Сейчас стены квартиры слегка подрагивают, внизу слышатся толчки. Что ж, пора его кормить.
Я спускаюсь по ступенькам, сжимая в кармане ключ от подвала. Как хорошо, что никого не осталось. Фантомные боли в ноге – единственное, что временами сильно раздражает. С ногами все нормально, а ковыляю, как идиот. Да и как бы хилая хромоножка дотащила такого детину до реки. Чертов почтальон со своими газетами.
Дойдя до третьего этажа, я проверяю на месте ли леденцы. Да, на месте. Спускаюсь дальше.
Тот случай с пожарными произошел, когда я был совсем ребенком. На меня, конечно, никто не подумал. Маленький, несмышленый. Именно тогда, после трагедии, монстр и остался жить вместе со мной. По ночам я замечал, как рядом с кроватью стоит его темный силуэт. Страшно не было. Скорее наоборот.
Розовощекая Свинляндия. Ее запах – запах конфет – я почувствовал еще в поезде, когда только приближался к ней. А там, среди сказочных домишек, можно разгуляться. Какие вредные хрюшки там обитают. Нелепые до ужаса. Все-таки они смешные. Лопают сладкое за обе щеки, жиреют. Готов поспорить, их кожа пахнет леденцами, их одежда пахнет леденцами, и их домишки – тоже пахнут леденцами. Удачнее и не придумаешь. Веселая поросня сама нарисовала у себя на лбах мишени.
Вот и зеленая дверь – я открываю подвал.
Вонь от трупов идет страшная. В темноте мелькают хоботы.
Все-таки дети получились прожорливые. С юмором. Приделали себе оторванные руки и ноги. Один себе приделал голову профессора со второго этажа. "Красавцем" его назову.
Пошарив в карманах, я достаю разноцветные шарики и начинаю кормление. Малыши слюнявят мои ладони, жадно поедая конфеты. Острые клыки царапают кожу. Интересно сколько километров бежать до Свинляндии? Двадцать? Тридцать? Все равно доберутся. Точно доберутся.
Под громкое чавканье и рычание я вспоминаю слова из одной детской песенки.
"Свинка пухла – свинка сдохла,
Себя свинка вела плохо".
Смеясь и постоянно напевая одни и те же строчки, я широко открываю дверь подъезда и довольный собой возвращаюсь в квартиру.
***
Сейчас я вновь живу, как и раньше. С момента поездки в Свинляндию прошло примерно месяца два. Точно не помню. Когда чистил квартиру, выбросил календарь. Он мне все равно не нужен.
На днях звонила мать. Голос у нее был грустный, из-за помех слова понимались с трудом.
– Здравствуй, сынок.
– Здравствуй. Как ты?
– Все нормально. Сегодня порезала руку, а крови не было. Вот сижу и думаю, может у меня бескровие. Странное ощущение. Как будто у тебя чужая слюна. Странное ощущение. Жрать мозги. Знаешь, в последнее время я все больше молчу, слушая свои мысли. Я пропускаю мир через себя и создаю собственный мир. И в нем для меня есть только один Бог – это насилие. И я не могу и не смогла бы прожить свою жизнь иначе. Потому что все, что я делаю тоже насилие. Только насилие над собой.
Я положил трубку и подошел к окну. На берегу я увидел двух людей. Это была соседка с каким-то мужчиной. Она стояла неподвижно, а мужчина грыз ее лицо, пристроившись сбоку. Соседка подняла голову, заметила меня и помахала рукой. Я помахал ей в ответ и улыбнулся.
Погода менялась. На улице быстро темнело. Мне не хотелось выходить из квартиры, и я остался дома. Досматривать очередной черно-белый фильм.
Я живу на окраине города, в доме с одним окном. От центра далеко, зато рядом есть железная дорога. Можно сесть на поезд и выбрать любую понравившуюся остановку. Временами мне кажется, что в нашем доме живем лишь я и соседка. Остальных жильцов я не наблюдаю уже давно, и от этого мне становится очень жутко и одиноко. Кто-то скажет, что подобный район не самое лучшее место для мальчишки-инвалида, но кто знает, что мне нужно на самом деле.
Шварцеланд. Игра в муху
с ЦЙЧХ ОБ ПЛТБЙОЕ ЗПТПДБ Ч ОПЧПУФТПКЛЕ У ПДОЙН ПЛОПН. пФ ГЕОФТБ ДБМЕЛП, ЪБФП ТСДПН ЕУФШ ЦЕМЕЪОБС ДПТПЗБ. нПЦОП УЕУФШ ОБ РПЕЪД Й ЧЩВТБФШ МАВХА РПОТБЧЙЧЫХАУС ПУФБОПЧЛХ. еЭЕ ТСДПН ЕУФШ ТЕЛБ, Й ЕУФШ НПУФ. йЪ ЛЧБТФЙТЩ ПО ЧЙДЕО РПМОПУФША. рТБЧДБ, НПУФ УПЧУЕН ЪБВТПЫЕООЩК, ОП НОЕ ДБЦЕ ОТБЧЙФУС, ЮФП ПО ФБЛПК. пО ОБРПНЙОБЕФ НОЕ УЛЕМЕФ ВПМШЫПЗП ЦЙЧПФОПЗП. лФП-ФП УЛБЦЕФ, ЮФП РПДПВОЩК ТБКПО ОЕ УБНПЕ МХЮЫЕЕ НЕУФП ДМС НБМШЮЙЫЛЙ-ЙОЧБМЙДБ, ОП ЪОБЕФ МЙ ЛФП-ОЙВХДШ, ЮФП НОЕ ОХЦОП ОБ УБНПН ДЕМЕ.
ъЧХЛПЧ Ч НПЕК ЦЙЪОЙ НБМП. уЕЗПДОС ЫХНОП, ЪБЧФТБ УРПЛПКОП ОЕФ, ФБЛПЗП ОЕ ВЩЧБЕФ. с НПМЮХ, Й ЧНЕУФЕ УП НОПК НПМЮЙФ НПС ОПЧПУФТПКЛБ. й ЮЕТОБС ТПЭБ ОБ ВЕТЕЗХ ТЕЛЙ НПМЮЙФ Й НПУФ НПМЮЙФ. уЧЙУФ ЮБКОЙЛБ ДМС НЕОС ХЦЕ ЗТПНЛП. зПМПУБ С УМЩЫХ ТЕДЛП: МЙВП РП ФЕМЕЧЙЪПТХ, МЙВП ЛПЗДБ ЪЧПОЙФ ФЕМЕЖПО. лПЗДБ РП УХВВПФБН ОБ ДТХЗПН ВЕТЕЗХ РТПЕЪЦБЕФ РПЕЪД, С ФПЦЕ ЕЗП УМЩЫХ. рПФПН ЕЭЕ ДПМЗПЕ ЧТЕНС, РПУМЕ ФПЗП, ЛБЛ РПЕЪД РТПРБДБЕФ ЪБ ЗПТЙЪПОФПН, ОБД ПЛТХЗПК ОПУЙФУС ФТЕЧПЦОПЕ ЬИП.
йОПЗДБ, НОЕ ЛБЦЕФУС, ЮФП Ч НПЕН ДПНЕ ОЕФ МАДЕК, Б ПУФБМЙУШ МЙЫШ С Й УПУЕДЛБ. уПУЕДЛХ С РПЮФЙ ОЕ ЧЙЦХ. б ЛПЗДБ ЬФП УМХЮБЕФУС, ПОБ ОБЮЙОБЕФ УРМЕФОЙЮБФШ ФП П ОПЧПК УЕНШЕ У 3-ЕЗП ЬФБЦБ, ФП П ОПЧПК УЕНШЕ У 5-ПЗП ЬФБЦБ. с ЦЙЧХ ОБ 8-ПН Й ЕЭЕ ОЙ ПДОПЗП ЮЕМПЧЕЛБ ЙЪ ФЕИ, П ЛПН ПОБ ЗПЧПТЙФ, ОЕ ЧЙДЕМ. нПЦЕФ ЙЪ-ЪБ ФПЗП, ЮФП УБН ТЕДЛП ЧЩИПЦХ, Б НПЦЕФ, РПФПНХ ЮФП МАВМА ПДЙОПЮЕУФЧП. й ЧУЕ ЦЕ. мАДЕК С ОЕ ОБВМАДБА ХЦЕ ДБЧОП, ВХДФП ПОЙ РПРТСФБМЙУШ.
у НЕУСГ ОБЪБД НПК ЪЧХЛПЧПК НЙТ ЙЪНЕОЙМУС. иПТПЫП РПНОА, ЛБЛ ЬФП РТПЙЪПЫМП. с УЙДЕМ РЕТЕД ФЕМЕЧЙЪПТПН Й УНПФТЕМ ПЮЕТЕДОПК ЮЕТОП-ВЕМЩК ЖЙМШН, Ч ЛПФПТПН ВМЙЦЕ Л УЕТЕДЙОЕ БЛФЕТЩ РТЕЛТБФЙМЙ ТБЪЗПЧБТЙЧБФШ, УЕТШЕЪОП ХУФБЧЙМЙУШ ДТХЗ ОБ ДТХЗБ, Б РПФПН Й ЧПЧУЕ ЛХДБ-ФП РТПРБМЙ, ПУФБЧЙЧ НЕОС ЗМБЪЕФШ ОБ РХУФПК ЬЛТБО. с ИПТПЫП ЪБРПНОЙМ ФПФ ЧЕЮЕТ, ЕЭЕ Й РПФПНХ ЮФП УТБЪХ РПУМЕ ЖЙМШНБ ЪБЪЧПОЙМ ФЕМЕЖПО. ъЧПОЙМБ НБФШ. оЕ ЪОБА, ОБТПЮОП ФБЛ ЧЩЫМП ЙМЙ ОЕФ, ОП ОБЫЙ У ОЕК ТБЪЗПЧПТЩ УМХЮБАФУС ТБЪ Ч ДЧЕ ОЕДЕМЙ ОЙ ДОЕН РПЪЦЕ, ОЙ ДОЕН ТБОШЫЕ. фПФ ДЕОШ ОЕ ПЛБЪБМУС ЙУЛМАЮЕОЙЕН. с ЧПУУФБОБЧМЙЧБА ЕЗП Ч РПДТПВОПУФСИ.
с РПДОЙНБА ФТХВЛХ:
ъДТБЧУФЧХК, УЩОПЛ.
ъДТБЧУФЧХК. лБЛ Х ФЕВС ДЕМБ?
дБ, ФБЛ. уЕЗПДОС ДХНБМБ П ФПН, ЮФП ЙЪ НПЕК ФЩЛЧЩ ЧЩКДЕФ РТЕЛТБУОПЕ ИТБОЙМЙЭЕ ДМС ЪЧХЛПЧ РТПЫМПЗП.
рПОСФОП.
нБФШ ЗПЧПТЙФ Ч ОПУ Й ФП Й ДЕМП ЧЪДЩИБЕФ:
х ФЕВС ХУФБЧЫЙК ЗПМПУ. фЩ ЪБВПМЕМБ?
оЕФ. ьФП ЧЕФТЩ. пОЙ РПДОЙНБАФ РЩМШ, ЛПФПТБС ЪБУФБЧМСЕФ НЕОС ЛБЫМСФШ.
у ФПВПК ВЩ ФБЛПЗП ОЕ УМХЮЙМПУШ.
оХ, ДБ МБДОП. юФП Х ФЕВС ОПЧПЗП, УЩОПЛ?
фПЦЕ ОЙЮЕЗП ПУПВЕООПЗП, С РЕТЕЧПЦХ ЧЪЗМСД ОБ ХМЙГХ Й ЪБНЕЮБА, ЛБЛ РПТФЙФУС РПЗПДБ. рПУНПФТЙ Ч ПЛОП. чЙДЙЫШ? зТСЪОПЗП УЙОЕЗП ГЧЕФБ.
дБ, ЧЙЦХ, НБФШ ЪБНПМЛБЕФ. фХЮЙ.
с ЛМБДХ ФТХВЛХ Й ФСОХУШ ЪБ ЛПУФЩМЕН. ъБДЕФЩК УФБЛБО У ЮБЕН РБДБЕФ ОБ РПМ. дПЛПЧЩМСЧ ДП ПЛОБ, С ПФПДЧЙЗБА ЪБОБЧЕУЛХ, Й ПУФПТПЦОП ЧЗМСДЩЧБАУШ Ч ХОЩМЩК РЕКЪБЦ. вЩУФТП ФЕНОЕЕФ, Ч УХНЕТЛБИ ТПЭБ ЛБЦЕФУС ЧТБЦДЕВОПК. нПУФ РТПТЙУПЧЩЧБЕФУС ЧУЕ ИХЦЕ Й ИХЦЕ, УМПЧОП УФБТБСУШ УРТСФБФШУС Ч ЧЕЮЕТОЕК ДЩНЛЕ. чТПДЕ ВЩ ЧУЕ ЛБЛ ПВЩЮОП Й ЧТПДЕ ВЩ ЧУЕ ОБ УЧПЙИ НЕУФБИ, ДБ ФПМШЛП ЛПЗДБ УНПФТЙЫШ ЙЪП ДОС Ч ДЕОШ ОБ ПДОХ Й ФХ ЦЕ ЛБТФЙОХ, ЪБРПНЙОБЕЫШ УБНЩЕ ВЕУРПМЕЪОЩЕ ДЕФБМЙ, Й ЕУМЙ Ч ОЕК ЮФП-ФП РПСЧЙМПУШ ЙМЙ ЮЕЗП-ФП ОЕ ИЧБФБЕФ ФП ЬФП УТБЪХ ЮХЧУФЧХЕФУС. й С ЪБНЕЮБА МЙЫОАА ДЕФБМШ. рП ТЕЛЕ РМЩЧЕФ ЮФП-ФП, Й ЬФП ЮФП-ФП РПИПЦЕ ОБ ЮЕМПЧЕЛБ. чЙДОБ ЗПМПЧБ Й ЮБУФШ РМЕЮБ. тПФ ЫЙТПЛП ПФЛТЩФ, МЙГП ЧТПДЕ ВЩ НХЦУЛПЕ ЙЪДБМЕЛБ ТБУУНПФТЕФШ ФТХДОП. фЕМП ДПРМЩЧБЕФ ДП НПУФБ Й РТПРБДБЕФ РПД ОЙН. с ЛТЕРЛП УЦЙНБА ЪБОБЧЕУЛХ, ОБДЕСУШ, ЮФП НОЕ РПЛБЪБМПУШ. оП, НЙОПЧБЧ НПУФ, ФЕМП РПСЧМСЕФУС ЧОПЧШ. пОП ВЕЪДЧЙЦОП Й РМЩЧЕФ ДБМШЫЕ. с ЧУМХИ ТЕЫБА, ЮФП ЕУМЙ ЬФП НЕТФЧЕГ, Й НОЕ ЧУЕ-ФБЛЙ ОЕ РПНЕТЕЭЙМПУШ, ФП, ОХЦОП ИПФС ВЩ ЧЩМПЧЙФШ ЕЗП Й РПОСФШ, ЮФП У ОЙН УМХЮЙМПУШ. оЕ ФТБФС ЧТЕНС ОБ ПДЕЧБОЙС, С НЙЗПН ЧЩИПЦХ ЙЪ ЛЧБТФЙТЩ Й ВТПУБАУШ Л МЙЖФХ. оПТНБМШОЩК ЮЕМПЧЕЛ, У ОПТНБМШОЩНЙ ОПЗБНЙ, РТЕПДПМЕМ ВЩ ТБУУФПСОЙЕ ДП ТЕЛЙ ЪБ РБТХ НЙОХФ. ч НПЕН ЦЕ УМХЮБЕ ПУФБЕФУС МЙЫШ ТБУУЮЙФЩЧБФШ ОБ ФП, ЮФП ФТХР ОЕ РТПРБДЕФ ИПФС ВЩ ЕЭЕ РСФШ-УЕНШ НЙОХФ.
с ПЛБЪЩЧБАУШ ОБ ХМЙГЕ Й ЧЩТХМЙЧБА Ч ОБРТБЧМЕОЙЙ ТЕЛЙ ТЧХУШ, Й ЛБЦДЩК ТБЪ УФХРБС ОБ ВПМШОХА ОПЗХ, РТЙИТБНЩЧБА. ч ЗПМПЧЕ ЛТХФСФУС УАЦЕФЩ РТЕУФХРМЕОЙК: ПДЙО ХВЙМ ДТХЗПЗП Й УВТПУЙМ ФЕМП Ч ЧПДХ, УХЙГЙДОЙЛ, РБДБАЭЙК У РТЙУФБОЙ, ЛБЛ ОБДТХВМЕООПЕ ДЕТЕЧП.
оБЛПОЕГ ДПВТБЧЫЙУШ ДП НПУФБ, С УМЕЗЛБ УРПФЩЛБАУШ. уТБЪХ УНПФТА Ч ФХ УФПТПОХ, Ч ЛПФПТХА РМЩМ ФТХР ЧЩФСЗЙЧБАУШ, ЛБЛ НЩЫШ Ч РПЙУЛЕ ЕДЩ. фТХРБ ОЕФ.
пО ЧРПМОЕ НПЗ ХРМЩФШ ЪБ ФП ЧТЕНС, РПЛБ С ДПВЙТБМУС. оБ ДТХЗПН ВЕТЕЗХ ЗТПНЛП ТБУЛБЮЙЧБАФУС ДЕТЕЧШС. ч ФЕЮЕОЙЙ ТЕЛЙ ФПМШЛП УРПЛПКУФЧЙЕ.
лБЛ ПЧПЭЙ.
с ПВПТБЮЙЧБАУШ. тСДПН УП НОПК Ч ФПК ЦЕ РПЪЕ, ЮФП Й С УФПЙФ УПУЕДЛБ. пОБ ЙДЙПФУЛЙ ХМЩВБЕФУС Й, ОЕ НПТЗБС, УНПФТЙФ ОБ ТЕЛХ: