Содержание:
-
Глава 1 1
-
Глава 2 3
-
Глава 3 5
-
Глава 4 8
-
Глава 5 9
-
Глава 6 11
-
Глава 7 12
-
Глава 8 14
-
Глава 9 16
-
Глава 10 18
-
Глава 11 19
-
Глава 12 21
-
Глава 13 22
-
Глава 14 24
-
Глава 15 25
-
Глава 16 26
-
Глава 17 28
-
Глава 18 30
-
Глава 19 32
-
Глава 20 35
-
Глава 21 36
-
Глава 22 38
-
Глава 23 40
Аркадий Карасик
NEXT-3: Дюбин снимает маску
Глава 1
В этот день Лавр не изменил привычной программе - как всегда, поднялся ровно в шесть утра. На недовольное ворчание Клавдии и подначки Санчо спокойно отвечал: шести-семи часов для здорового человека вполне достаточно. Недоспишь - откуда возьмутся силы? Переспишь - тяжелая голова и плохое настроение. Вот и получается, что установленное им самим время ночного отдыха - в самый раз.
Изображая зарядку, подвигал руками и ногами, несколько раз присел. Бега с трусцой не признавал, он, этот дурацкий бег - для разжиревших толстяков, а он к их числу не относится. Точно так же не любил всевозможных диет, щадящих и, наоборот, взбадривающих режимов. Организм - умный, он сам выберет, что для него полезно, что вредно. Главное - не вмешиваться, не навязывать свои правила.
Выйдя на цыпочках из своей спальни, Лавр нерешительно потоптался возле двери соседней комнаты, где спала Ольга. Страшно хотелось заглянуть - пожелать доброго утра. Без поцелуев и объятий - они впереди, просто выполнить непременную обязанность культурного человека.
Не стоит! После перенесенного потрясения и последующей комы Оленька еще слаба, хотя и пыжится изобразить этакую сверхгероиню. Для нее сон - самое лучшее лекарство. Вот и пусть отсыпается!
Осторожно, стараясь не шуметь, спустился в кухню. Из комнаты, занимаемой Санчо и Клавдией, доносился громоподобный храп. Семейный дуэт. Санчо, как и положено главе семьи, издает басовые звуки, Клавдия отвечает то сопраном, то дискантом.
Удивительно они подходят друг к другу: Санчо и Клава! Оба округлые, веселые, не лезут в карман за острым словцом, поют под аккомпанимент гитары - заслушаешься!
Сам Бог соединил их. Точно так же, как послал Лавру своего ангела - Оленьку. Господи, как не помолиться, не поблагодарить за щедрый"подарок"?
Лавр набожно перекрестился. Особой набожностью он не страдал, но иконы в доме развесил в каждом углу. Хотел повесить и на лестничной площадке - Клавдия запретила: кощунство! Пришлось перекреститься на дверь "девичьего теремка", вход в который ему запрещен. До официального венчания.
Первый завтрак гораздо вкусней второго. Стакан молока с ломтем черствого хлеба. Покончив с едой, Лавр вышел из дома, вернее, из перестроенной и надстроенной деревенской избы. Пора размять главное оружие щипача - пальчики, проверить, не потеряли ли они гибкости, не забыли ли былой науки. И хотя Лавр давно завязал со своей криминальной профессией, но старался оставаться в "форме".
Была еще одна причина почти ежедневных тренировок. Одни гадают на картах, другие - по линиям ладони, третии - на кофейной гуще. Бывший авторитет гадал на... манекене. Не зазвякают колокольцы, когда "вор" запустит гибкие пальцы к кошельку - все задуманное свершится, зазвякают - облом.
Забавное устройство! Создал его деревенский умелец из множества подручных материалов: металлических стержней, мешковины, ваты, пластиковых бутылок, выпотрошенной тыквы, полешек. Чучело в человеческий рост, с ногами, руками и головой, нарядил в штаны и куртку, даже на голову водрузил нечто вроде шляпы. Остальное они доделали вместе с Санчо. К карманам, полам куртки, к штанинам, даже к шляпе пришили маленькие, чуткие колокольчики. Дотронешься к карману - звонок, означающий прокол. В карманах ожидают щипача собранные на свалке, разнообразные кошельки и бумажники.
В результате совместных усилий на свет Божий народился трамвайно-автобусный лох в натуральную величину. Поселили его в древний сарайчик, доживающий свой век на границе участка. Подальше от греха. Увидит "гадание" та же Клавдия - горестные вздохи и причитания, заметит Федечка - заподозрит неладное, для отца миллионера - позорное.
Не говоря уже об Оленьке. Она не станет укорять и воспитывать - просто посмотрит в глаза, чуть шевельнет полными губками. Достаточно для того, чтобы жених почувствовал себя не в своей тарелке, принялся стеснительно протирать линзы очков и извинительно улыбаться.
Плотно закрыв за собой дверь сарайчика, Лавр подвигал пальцами, размял их. По кошачьи придвинулся к манекену, запустил пальцы в наружный карман. Звонок! Неудача! Вторая попытка с таким же результатом. Лавр недовольно поморщился, выругался. Сказывается отсутствие настоящей практики. Которой уже никогда не будет.
К дьяволу практику и иже с ней! Грустное позвякивание потревоженных колокольцев будто подтвердило опасения, возникшие после напряженного разговора с сыном. Федечке грозит серьезная опасность! И он, недавний авторитет высокого ранга, смотритель криминального общага, отставной депутат Госдумы ничем не может ему помочь. Разве только советами, всегда отвергаемыми самолюбивым пацаном.
Всю свою нелегкую жизнь Лавр верил в Бога и в свое везение. Обычно манекен подтверждал эту веру. А сегодня - никак не получалось. Любое движение встречается насмешливым колокольным перезвоном.
В конце концов, он плюнул на гадание, обозвал ни в чем неповинный манекен выражениями, почерпнутыми из бандитского арсенала. Запер сараюшку на амбарный замок и возвратился в свою спальню. Не досыпать - посидеть в кресле, подумать. Дождаться, когда проснутся остальные обитатели дачи.
Заодно полюбоваться заречными далями - удивительно красивыми полями и перелесками, тихой речкой, ее обозвали находчивые деревенские пацаны "Переплюйкой", стройной церквушкой в центре деревни, перспективой далекого мегаполиса.
Обычно это любование успокаивало, заставляло сердце биться более спокойно и уверено, снимало напряжение. На этот раз успокоение не пришло. Сказался нелегкий разговор с сыном, предостерегающий перезвон колокольцев манекена.
Лавр любил природу. Наверно, работали гены, наследство предков - пахарей и скотоводов, лесников и рыбаков. Правда, он не знал их, ни по наслышке, ни по преданиям, переходщим из рода в род. Просто любовался и - все тут!
Тихо открылась и захлопнулась дверь "девичьего терема", по ступенькам простучали каблучки. Проснулась Оленька. Почему ей не спится, какие мысли будоражат сознание?
Лавр многое знал, о многом догадывался. Конечно, будущую его супругу тревожит поведение сына. И он, ее муж, как и с Федечкой, не в силах помочь ей.
Даже не поздоровалась, по детски обиделся немолодой жених, не спросила, как спалось, как самочувствие? Ничего не сказала о неожиданном от"езде. Неужели разлюбила - ушло капризное чувство, растворилось в повседневности, как выражаются поэты и журналисты, "разбилось о быт"?
Что за чушь лезет в голову? Капризное чувство, быт - все это глупость! Лавр мысленно обозвал себя самонадеянным петушком, приник к окну.
Из дому вышла Кирсанова. За ней, в ночной рубахе, в накинутом на голые плечи платке торопилась проснувшаяся толстуха. Значит, Санчо похрапывает в одиночестве, солирует.
Интересно, о чем они говорят? Подслушивать, конечно, мерзко, но все, что связано с Оленькой не может не интересовать ее будущего мужа. Да и подслушивать нет нужды - В утреннем чистом воздухе отлично слышна беседа двух женщин. Будто он стоит рядом с ними.
- Оленька, возьми гостинцы. Пусть Иван с Женькой полакомится. Оттощали, небось, без пригляда.
По твердому убеждению Клавдии, все вокруг мучаются от голода. Особенно, детишки. Накормить-напоить - непременная обязанность женщины. И она, и Лиза стараются изо всех сил, откармливают ребят, будто новогодних гусей.
- О чем ты говоришь, Клава? Там же Лиза только и занимается изготовлением гостинцев, без устали жарит и парит. Она не только Ивана - воробья не оставит некормленным.
Лавр язвительно усмехнулся. Клавдия и Лиза будто на одной колодке изготовлены, из одного материала скроены и пошиты. Накормить, обиходить - главная задача обеих. Особенно, если она касается неухоженных мужиков.
- Оно и так и не так! - упорствовала толстуха. - Все же добавок не помешает. В корзинке - новомодная пицца, изготовленная по мало кому известным рецептам, домашняя сметанка - вчера купила в деревне, такая же домашняя колбаска, пирожки с мясом и капустой...
- Так это - на целый взвод оголодавших новобранцев!
- А ты? Дорога не близкая, захочется полакомиться, а оно, это лакомство, под рукой. Бери, бери, не пожалеешь. И Ивану хватит, и Лизе, и Женьке, и тебе достанется!
Ольга покорно поставила тяжелую корзинку на заднее сидение. Занудливая доставала переставила ее рядом с водительским креслом.
- Так будет сподручней, не придется останавливаться. Протянешь ручку, нащупаешь тот же пирожок и - в роток... Как выражается мой благоверный, кайф.
Отказываться, сопротивляться - бесполезно, все равно Клава настоит на своем.
- Спасибо...
Поблагодарив, Ольга Сергеевна попыталась сесть в машину, но Клавдия остановила ее.
- Погоди... Знаю, что тебя гнетет. Сынок, Ванечка. Не терзайся попусту, войдет он в разум, поймет. Дети всегда ревнуют родителей, стоит ли так мучиться. Переходный возраст.
Клавдии своих детей Бог не дал, поэтому она считала Федечку и Ивана родными и говорила сейчас о них со знанием и плохо скрытым сочувствием.
- Головой все понимаю, а вот сердцем... Сын ведь... Иногда хочется схватить его и увезти из России и... от Лавра...
От резкого взмаха руки платок сполз и упал на землю. Не обращая внимание на оголенные плечи, женщина, оскорьленно так закричала, что перепуганные воробьи бросились врассыпную.
- Даже не думай, дура! Всю жизнь потом будешь каяться. Такие, как наш Лавруша под забором не валяются. Не дай Бог, другая прихватит. Тебе повезло, ох, до чего же повезло! А что до Ивана - попомни мое слово: ничего непоправимого, перемелится - мука будет... Минует переходный возраст - опомнится.
Ольга Сергеевна улыбнулась. Она сама понимала, кто полюбил ее. Ей действительно повезло, ох, до чего же повезло! Но сына из сердца не выбросишь.
- Опомнится ли? Или натворит такого - страшно подумать.
- Ничего не натворит! Женька не даст, Лиза не позволит. Как выражаются наши политики, он "под контролем"! - настойчиво внедряла Клавдия в сознание Кирсановой успокоительные мысли. - Так что не трави душу.
- Спасибо, Клавочка... Постараюсь...
Не переставая наставлять и советовать, толстуха распахнула ворота и машина выкатилась из них. Возвратившись на кухню, сбросила платок, сняла калоши и принялась готовить завтрак. Поднимется Санчик - угостит его деревенской сметанкой, побалует пирожками, до которых он великий охотник
- Почему меня не разбудили?
Лавр вышел из своей комнаты, остановился на лестничной площадке. Зевает, протирает под очками "заспанные" глаза. Якобы, только-только проснулся, заглянул в соседнюю комнату - ау, улетела пташка! Не дай Бог, заподозрит Клавдия "подслушивание" - замучает шутками-прибаутками.
Испуганная толстуха уронила блюдо с пирожками, они разлетелись по полу.
- Господи! Испугал! Подкрался, яко тать в ночи. Или этот самый... Дракула!
- Дракула - из другой оперы, - не без ехидства прогудел Лавр. -Угу, по пластунски подкрался... Подумай, фантазерка, где стою я и где - ты? Могла б заметить!
Собрав с пола валяющиеся пирожки, Клавдия выбросила их в помойное ведро, протерла полотенцем блюдо и выложила на него новую порцию. Увидел бы это кощунство Санчо, так бы разорался, что разбудил бы всю деревню.
- Не такой уж ты великий, чтоб на расстоянии видеть, - резонно возразила она. - Пусть Ольга тебя замечает, ей по статусу жены положено!
Лавр спустился на две ступеньки, критически оглядел полуголую женщину. Брезгливо поморщиться не решился: одно дело беззлобно пошутить, совсем другое - обидеть. Нередко уничижительная ранит больнее шутливых слов.
Это Санчо можно безопасно донимать намеками на его габариты, постоянный "голод" и всеядность. Не обидится - ответит тем же. Клавдия - совсем другой коленкор, может и обидиться.
И все же он не удержался от парочки заостренных "иголок".
- Зато я не слепец! И ты могла б в ночной рубахе не шокировать мои глаза. Взяла моду разгуливать перед посторонними мужиками в чем мать родила. Ни стыда, ни совести. Сооблазняешь, что ли? Меня не совратишь.
- Ты, что ли, посторонний?
Лавр снял очки, чистым носовым платком протер линзы. Спустился еще на одну ступеньку.
- Получается, что так. Посторонний. Посколько с"езжаю, - серьезно объявил он.
Новость не огорошила Клавдию. С присущей всем женщинам проницательностью она уже давно догадалась о намерении Лавра. Объяснимое и оправданное. Любая пичуга или звереныш вьют себе гнездышко или копают нору. Для совместного проживания. Человек - тем более. Особенно, Лавр - добрый и ранимый, суровый и добродушный.
Но лезть ему в душу не решилась. Захочет, сам объяснит, не захочет - ничем не выбить.
- Коли с"езжаешь, потерпишь. Невелика фигура.
- Это у тебя-то невелика? - улыбнулся Лавр. - Сразу не оглядишь, не обхватишь.
Помедлив, толстуха накинула халат.
- Так лучше?
Снятые очки, в глазах так и прыгают бесенята.
- Что так, что эдак - все наружу. Застегнись, бесстыдница!
- Почему бесстыдница? - обиделась Клавдия, - На красивое не грех полюбоваться. Вот и любуйся, - подбоченилась она.
В разгоревшуюся шутливую перепалку подбросил жару проснувшийся Санчо. В халате, разрисованном геометрическими символами - треугольниками, конусами, овалами, из под которого выглядывают необъятная майка и семейные - по колено трусы он выглядел древним звездочетом, покинувшим после бессоной ночи такой же старинный телескоп.
- Между прочим, это не твое хозяйство, Лавруша, не твой товар, чтобы его критиковать да охаивать. Твоя барышня, ни свет, ни заря, слиняла, так ты к чужой прицениваешься? Гляди, я мужик ревнивый, могу и обозлиться.
- Не страшно, ревнивец! Лучше спички в глаза вставь - затекли. Китаец китайцем!
Санчо изображает ревнивца, готового пустить в ход кулаки, Лавр подсмеивается. "Актеры" играют неумело, но не без удовольствия. Обычная утренняя разминка.
- Вот и пободайтесь, баранчики, - удовлетворенно и насмешливо посоветовала Клавдия. - Только мне не мешайте, иначе голодными останетесь.
Долго ждать не пришлось.
- Китайцы такими крупными не бывают - сплошная несолидная мелкота, - толстяк горделиво распахнул халат и показал арбузообразный животик.
- Ладно, пусть будет по твоему, - сдался Лавр, опускаясь на широкую лавку. - Китаец ли, японец, мне без разницы.
Санчо немедленно устроился рядом с "оппонентом". Толкнул локтем ему в бок, получил ответный тычек. На подобии соглашения о временном перемирии.
- А чего Ольга? - максимально равнодушно обратился Лавр к обоим незаконным супругам. - Что-то случилось?
Поставив на огонь гречневую кашу, Клавдия горестно покачала головой.
- С четырех начала пить кофе. Без молока и без пирожков. После не выдержала... Измаялась за ребенка. Мужикам не понять женские страдания. Им только подавай... сладкое. А бабам остается горькое...
Санчо выразительно хмыкнул и потер пухлой ладонью выпирающий животик. Дескать, только подавай и сладкое, и горькое, и с кислинкой. Снова подтолкнул Лавра. Хватит, мол, шуток и словесных баталий, пришла пора позавтракать. Пустой желудок подает тревожные сигналы, не терпится ему заполниться чем-нибудь с"едобным.
Лавр отрицательно помотал головой. После недавнего, первого завтрака есть не хотелось. Что до "оруженосца", пусть попостится, дай Бог, сбросит пару килограммов.
- Елки-моталки! Ну, почему из-за нас с Санчо отродясь никто не маялся, счета в ошфорах не открывал, банковские вклады не подпитывал? А мы выросли нормальными, полноценными...
- ... бандитами, - закончил безмятежно улыбающийся Санчо.
Лавр недоуменно поглядел на друга-неприятеля и... рассмеялся.
Тот ответил тем же. Сидели на лавке, будто первоклашки за партой и хохотали дуэтом.
- Ладно, бандиты, пободались и хватит. Перевыполнили утренюю норму. Давайте по быстрому позавтракаем. Я, чай, не пенсионерка, у меня - рабочий день.
Санчо, не дожидаясь повторного приглашения, пересел к столу. Еще раз огладил живот, будто предупредил его о предстоящей работе.
- А что на завтрак?
- То, что осталось с ужина. Не ресторан - без разносолов и деликатесов. Деревня есть деревня.
Санчо плотоядно оглядел стол. Деревня так деревня, село так село. Мгновенно соорудил многоэтажный бутерброд - колбасу перекрыл сыром, закрыл ветчиной, замаскировал печеночным паштетом, нахлобучил ломоть хлеба. Активно заработал челюстями, перемалывая, измельчая и прожевывая чудовищный гамбургер. На подобии камнедробилки, только беззвучной. Вернее, полубеззвучной.
- Гляди, не подавись, - с шутливой заботой предупредил Лавр. - Алло, коммунары! После завтрака придется произвести раздел имущества.
- Это какое имущество ты делить собираешься, - промакивая салфеткой губы, осведомилась Клавдия. - Какая еще фантазия пришла в башку?
- Обычная, житейская. В новой квартире нет ни ложки, ни поварежки, спать не на чем, наготу прикрыть нечем. Раньше я не догадывался о том, сколько человеку нужно всякой мелочи. Тот же половичок у двери, чтобы вытирать грязные ноги, или крючок, на который повесить кухонное полотенце. Как я приведу туда хозяйку, чем стану оправдываться?
- Понятно, - пропела Клавдия, покосившись на погрустневшего супруга. - Вполне законное желание обустроить гнездышко. Вот, что скажу. Личные свои шмотки - носки, белье, штаны, костюмы с галстуками - конечно, забирай. А потом поезжай в "Тысячу мелочей" - есть в Москве такие магазины - и покупай все нужное. Нечего в новое жилье стаскивать всякий раздрай.
- Точно сказано! - охотно поддержал Санчо. - В новой квартире должно быть только новое!
Он всегда принимал сторону невенчанной супруги. И во время шутливых перебранок и при серьезных переговорах.
- Вашими устами да дед пить, коммунары, - вздохнул Лавр. - Покупай, говорите? Нашли миллионера! Я вам, между прочим, не племянничек Федечка, а его нищий папаша. Ремонт - за счет богатого сынка, мебель - из его кармана. А теперь и - мелочи? Хватит, насосался! Западло все это!
- Западло, - тут же согласился Санчо, ибо заявление друга не шло в разрез с Клавкиным.