- Я знаю, - спокойно сказал Сажин. И, отложив учебник, спросил: - И не надоело тебе мучиться?
- Я не люблю ее. - В голосе Дана было отчаяние. - Меня бы устроил просто секс, но это не устроит тебя. Я тебя, Димон, знаю не первый год. Ты действительно будешь меня прессовать и рано или поздно дожмешь. Кому это надо, а? - с тоской спросил он. - Тебе, мне? Или, может, ей? Она врезалась в меня по уши, - тяжело вздохнул Голицын. - И как ты с этим будешь жить, Сажин?
- Какнибудь. - И Дима опять уткнулся в учебник.
Развязка наступила неожиданно. Както Голицын вернулся с теннисного корта в приподнятом настроении. Глаза его горели.
- Димон, я с такой девушкой познакомился! Папа - полковник! Мать в министерстве работает! Трехкомнатная хата в центре Москвы! А сама девчонка просто красавица! А какие у нее шмотки! Я еще не видел, чтобы девчонка так шикарно одевалась. Мы с Анжеликой месяц назад встретились на корте. Играет она паршиво, ну я ее и потренировал, - усмехнулся он. - Теперь она приходит каждый день. Думаю, уже не изза тенниса, а изза меня.
- А как же Даша? - в упор посмотрел на него Сажин.
- Мне нравится Анжелика. - На этот раз Дан был тверд. - Нравится настолько, что я готов на ней жениться. Я хочу стать москвичом. Меня в Анжелике все устраивает, но, главное, ее родители обеспечат мне прописку и карьеру. Что касается Даши, твое условие я выполнил. Хотя сто раз уже мог бы с ней переспать. Да и учиться осталось всего год. Не думаю, что меня вышибут. Так что с Дашей мы расстаемся.
- Дурак ты, Дан, - спокойно сказал Сажин. - Ты принадлежишь к тому типу дураков, которые никогда не думают о том, что жизнь кончается не завтра. Но я не буду тебя лечить. Женись на своей полковничьей дочке… Ты тогда всерьез это сказал?
- Что именно?
- Будто женщине всегда нужен хозяин. Даша, мол, поплачет денекдругой и, если я ее приласкаю, кинется мне на шею.
- Так и будет. Еще спасибо мне скажешь.
- Что ж… Тогда дай мне слово. С того момента, как вы расстаетесь по твоей инициативе, ты в ее сторону больше не смотришь. Что бы она ни делала и ни говорила, ты - скала. На всю жизнь, потому что я собираюсь на ней жениться. И если только ты посмеешь…
- Я понял, понял, - торопливо сказал Дан. В тот момент он думал только о том, что Димка Сажин отпускает его на свободу.
- Тогда по рукам?
И они пожали руки, скрепив договор.
…Голицын обманул. Даша вовсе не плакала. Она молчала. Под глазами у нее опять залегли глубокие тени. Дима смотрел на нее с жалостью, но помочь ничем не мог. Дан женился на Анжелике и переехал к ее родителям, в шикарную московскую квартиру. Даша встречалась с Димой лишь затем, чтобы задать ему неизменный во прос:
- Ну, как у них?
Он молча пожимал плечами:
- Ято откуда знаю?
- Но ведь он тебе звонит? - настаивала Даша. - Вы наверняка встречаетесь? Она богатая, но страшная, да? Он ведь ее не любит?
- Она красавица, - мягко сказал както Сажин. - Я могу показать тебе свадебные фото.
- Ну, разумеется! Ты же был у Дана свидетелем! Предатель!
- Ты должна понять, что у них семья.
- Да не хочу я ничего понимать! Я люблю его!
Так прошел год. Вопреки предсказаниям Голицына, Даша вовсе не бросилась Диме на шею. И не собиралась этого делать. Он постепенно приходил в отчаяние, а время неумолимо летело, еще немного, и они расстанутся навсегда. У обоих заканчивается лимитная прописка, Диме, скорее всего, ехать в родной город, Даше по распределению. Письма присылать она вряд ли будет. Даша молча страдала и собиралась на всю жизнь остаться верной своей первой и безответной любви.
За два месяца до получения диплома мать, поджав губы, спросила у старшей дочери:
- Что делатьто собираешься? Учеба твоя скоро заканчивается.
- Как что? Работать, - пожала плечами Даша.
- Это понятно. А жить где? Сама видишь: у нас тесно. Светка беременна, не сегодня завтра родит. Зятек у нас прописался. Ну и куда тебя? На голову посадить? Да и с работой нынче сама знаешь как. Был Советский Союз и нету. И ничего теперь нету, ни жилья по распределению, ни работы. Но так и быть, помогу тебе. Загляни завтра в одно местечко. Туда я могу тебя всунуть, я у них бухгалтерию веду на полставки. Работа не пыльная, и комнатка там есть. Потянешь.
"Местечко" оказалось центром досуга. Полуподвальное помещение, заваленное всяким хламом: елочные гирлянды, флаги, плакаты, пыльные мягкие игрушки… Посреди захламленной комнаты сидела толстая баба с испитым лицом.
- Я хочу устроиться к вам на работу, - робко сказала Даша.
- А… Верки Мироновой дочка… Водку пьешь? - Баба икнула.
- Нет.
- Ничего. Научишься. А что вообще умеешь?
Дашин взгляд упал на пыльную печатную машинку.
- Могу секретарем, - сказала она.
- Это дело! - воодушевилась баба. - Самато я одним пальцем, да и то елееле. Годится! Работа у нас не пыльная, знай гуляй! - подмигнула она. - Накропаешь сценарий праздника, мы под это дело выбьем бабки в отделе культуры, коечто, глядишь, и к рукам прилипнет, - вновь подмигнула хозяйка "хора". - Потом мы это дело обмоем. Начальники в основном мужики, с ними надо быть поласковей. - В этот раз она подмигнула уже с намеком. - Девка ты красивая, а главное, молодая. Ты у нас и будешь заво дилой.
"Да это же бордель! - ужаснулась Даша. - Учитывая, что я к тому же буду здесь жить…" И она невольно попятилась к двери.
Дима застал ее плачущей. Это было в первый раз, и он растерялся.
- Дашенька, что случилось? - Он ласково погладил ее по вздрагивающим плечам.
- Мне некуда идти, - простонала Даша. - Скоро защита диплома, потом меня выселят из общежития. Родителям я не нужна. Мне негде жить, работу я пока не нашла… Я хочу умереть…
- Выходи за меня замуж, - решился Сажин.
- Что? - Даша перестала плакать и посмотрела на него с удивлением.
- Я люблю тебя. С самого первого дня, и ты это знаешь. Золотые горы не обещаю, я, конечно, не Дан. Не звезда, и планы у меня не такие масштабные. Жить мы будем у моих родителей, свадьба будет скромной. Но знай одно: так, как я, тебя любить никто не будет. И вообще, сильнее уже любить нельзя, - усмехнулся он.
- Да, но я тебя не люблю, - честно сказала Даша. - И ты это знаешь.
- Знаю. Но я попробую с этим справиться. Бывает, любовь приходит не сразу. На это может понадобиться год, два, пять, иногда и больше. Я готов ждать.
- Сколько? - усмехнулась Даша.
- Да хоть всю жизнь! Лишь бы ты была рядом. Прости, я банальные вещи говорю, но и ты дай мне время. Я найду такие слова, что ты поверишь. А лучше не слова. Это Голицын говорить мастер, а я…
- Первое, что ты сделаешь, это перестанешь упоминать его имя.
- Значит, ты согласна?
- Да.
Ей действительно некуда было деваться. И любовь у нее была, увы, несчастная. Даша знала, что это на всю жизнь. Единственный мужчина, который ей нужен, никогда не будет с ней. Тут либо умереть, либо похоронить свои чувства и жить дальше. Даше было двадцать лет, умирать ей расхотелось. И она решила жить.
…Свадьба была скромной. Хотя Дашина мать очень обрадовалась, что можно старшую дочку сбыть с рук, и сняла деньги с книжки. В общем, по словам Веры Ивановны, все было как у людей. И даже брачная ночь, на самом деле первая и у нее, и у него. Оба не знали, что делать, и растерялись. Разговоры - это одно, но когда за молодыми закрылась дверь спальни, Даша с Димой почувствовали неловкость. Особенно она, ведь мужчину, с которым надо было лечь в постель, Даша едва терпела.
Это был какойто кошмар. Даша кусала губы от боли, а Димка чуть не плакал.
- Чем больше ты меня жалеешь, тем больше мне больно, - разозлилась она. - Ты мужчина или нет? Или ты не хочешь быть моим мужем понастоящему?
- Безумно хочу, но если бы ты знала, как мне тебя жалко! - У него в глазах и в самом деле стояли слезы, будто это у него внутри все горело.
Он не мог причинить ей боль, а она не могла попросить об одолжении когонибудь другого. Верх маразма: пожалуйста, сделай меня женщиной, а то мой муж не может! А ведь с Димкой все в полном порядке, молодой мужчина, на редкость здоровый, Даша не помнила, чтобы он когданибудь болел, и, как оказалось, очень сильный. Но как он страдает, видя ее слезы! И ничего не может с собой поделать.
Получилось у них только на третью ночь. Еще с неделю Даша к себе мужа не подпускала. Потом убедилась, что это уже не так больно, терпеть можно, и их супружеская жизнь коекак наладилась.
А через год Даша родила дочку…
Море седьмое, Балтийское
- Так что Дима получил свою ненаглядную в подарочной упаковке, нетронутую, - усмехнулся Голицын, заканчивая свой рассказ.
- И вы этим поступком, судя по всему, очень гордитесь? - спросил Алексей, на которого рассказ Даниила Валерьевича произвел неприятное впечатление.
Да, банальный любовный треугольник, но, судя по тому, что рассказал Голицын, получается, он трус. И человек весьма предприимчивый и расчетливый, раз женился на полковничьей дочке, москвичке, а не на бедной провинциалке.
- Я же ясно сказал: Дашу я не любил, - раздраженно сказал Голицын. - Где тут подлость? Я женился вовсе не по расчету, а по взаимной любви, а в том, что ктото влюбился в меня, я, уж извините, не виноват. - Даниил Валерьевич развел руками. - Да вы хотя бы знаете, сколько их было?!
- Догадываюсь. А сейчас? Вы попрежнему любите свою жену и равнодушны к Дарье Сажиной?
- Какое это имеет отношение к исчезновению Анжелики? - все больше раздражаясь, спросил Голицын.
- Если вашу жену убили, ревность вполне могла послужить мотивом.
- Дарья столкнула Анжелику за борт?!
- Вы отрицаете такую возможность?
- Нет, но… Черт! - Даниил Валерьевич откинулся на спинку стула.
"Как быстро он ее предал, - грустно подумал Леонидов. - Впрочем, он предал ее двадцать лет назад. А это уже, что называется, послевкусие. Голицын словно смакует свое предательство. Не стоит ему верить, вот что".
- Расскажите мне о новогодней ночи, - попросил Алексей. - Когда вы в последний раз видели свою жену?
- Кажется, за столом. Или нет. В баре.
- Кажется?
- Мы все были пьяные. Новогоднюю ночь я помню смутно. Сажин поначалу держался, часов до двух ночи он был как стекло. Даша ушла первой, гдето в половине второго. Она вообще жаворонок. Еле высидела до боя курантов. Димка посидел еще немного с нами, но потом увидел, как Зебриевич напивается, и сказал, что ему, пожалуй, тоже пора. И ушел. Но гдето через полчаса, точно сказать не могу, на часы я, извините, не смотрел, мы с Сажиным столкнулись у выхода на открытую палубу. Он меня даже не заметил, сразу повернул к бару. И я понял: чтото не то. С чего вдруг Димка решил напиться?
- И вы нашли причину?
- Я вскоре догадался, почему Сажин такой мрачный.
- И?.. Говорите же, Даниил Валерьевич!
- Дело в том, что его жены в каюте не оказалось, - усмехнулся Голицын.
- Вы наверняка это знаете?
- Да.
- Потому что… Ну же! Договаривайте!
- Все было как в тумане, - повторил Голицын и провел ладонью по лицу, словно снимая с него невидимую паутину. - Я помню открытую палубу, пронизывающий ветер, с неба сыплется ледяная крупа… И Дашу.
- Вы были с ней на открытой палубе? - уточнил Алексей.
- Похоже, да.
- И вы с ней?.. Неужели целовались?
- Послушайте, я мало что помню. Напился, признаю. Может быть, мне это лишь приснилось?
- Значит, вы нарушили слово, данное Сажину, - кивнул Алексей. - Он ведь вас предупреждал: не приближайся к моей жене. А это, повашему, не подлость?
- Так ведь она сама… - развел руками Голицын.
- А вы привыкли брать все, что плохо лежит? - насмешливо спросил Алексей.
- Послушайте, мне не нравится ваш тон! Это были вполне невинные поцелуи!
- Ой ли? - прищурился он. - Для вас, возможно, все это ничего не значило. Как и двадцать лет назад. Но для нее? Вы вновь подали ей надежду. Что же вы творитето, Даниил Валерьевич?! Сдается мне, вы за чтото мстите Сажину. И за что? Он оказался прав? Женитьба на полковничьей дочке не принесла вам счастья? Когда вы говорите о жене, я не слышу в вашем голосе счастья. В лучшем случае равнодушие. А то и раздражение. Да, ваша жена красивая. Хотя смой с нее всю косметику, отцепи наклеенные волосы и ресницы, еще неизвестно, что в итоге останется. И житьто приходится с человеком, не с его внешностью. Дети у вас есть?
- Сын, - машинально откликнулся Голицын. Видимо, Алексей попал в точку.
- Сколько ему?
- Федору? Двадцать.
- Федор Даниилович? И кто его так назвал?
- Тесть, - неохотно признался Голицын. - Нормальное имя, - пожал он плечами. - Федор Голицын.
- Чем он занимается? Учится?
- Вроде бы учится, - Даниил Валерьевич тяжело вздохнул. Видно было, что разговор о сыне ему неприятен. - Или врет. По его мнению, он гениальный рокмузыкант. Хотя, по моему мнению, его так называемые песни - полное дерьмо.
- Может, вы просто отстали от жизни? У нас свои вкусы, у молодежи свои.
- Бросьте, - поморщился Голицын. - Я говорил с продюсером. Точнее, с тремя продюсерами. Ни один из них не взялся за раскрутку Феди. Это так называемое кино не для всех. Очень специфическая музыка. Но есть свои плюсы. К моим деньгам Федя равнодушен. И вообще к деньгам. У него даже машины нет. Он ездит на велосипеде.
- Для здоровья полезно, - пожал плечами Алексей. - Были же в свое время хиппи?
- Он не хиппи, он дебил, - раздраженно сказал Голицын. - В нем странностей - как тараканов в общаге. Не понимаю: откуда это? Я пытался пристроить его в заграничный колледж, он оттуда сбежал. Из московского элитного вуза его вышибли. Не хочу об этом думать, но боюсь, что Федя - наркоман.
- Наркоманы не ездят на велосипеде. Не заботятся о своем здоровье.
- Он не изза здоровья это делает, а изза своего ослиного упрямства. И все изза этой дуры! - в сердцах сказал Голицын.
- Вы имеете в виду его мать? - невинно спросил Алексей. Кажется, Даниил Валерьевич разоткровенничался.
- Анжелику с детства избаловали, вот и получилась закоренелая эгоистка. Родив мне сына, она сочла, что исполнила свой долг, дальше уже я, как отец, должен обо всем позаботиться. А меня дома нет целыми днями. Мальчик рос с нянями, которые постоянно менялись. Мать он видел либо нетрезвой, либо занятой с маникюршей или массажисткой. Когда Анжелика, вспомнив, наконец, о том, что она мать (а чаще всего это было, когда увольнялась очередная няня), брала ребенка на прогулку, они зависали в какомнибудь торговом центре. Федя часами зевал на диванчике, в то время как его мать мерила двадцатую пару туфель или десятое по счету платье. Потом ребенок получал мороженое, они шли в ближайший бар, где заметно повеселевшая мама обмывала покупки. А ребенок ел пиццу или очередное моро женое.
- И как он дошел до рокмузыки? - с интересом спросил Алексей, у которого был сын того же возраста, что и Федя Голицын. И Леонидов тоже целыми днями пропадал на работе. Вдруг это судьба всех мальчиков, которые недополучили внимание отца?
- Анжелика потащила его на кастинг, - поморщился Даниил Валерьевич. - Ей пришла в голову бредовая идея пристроить нашего сына в какойнибудь "Дом2". Или в эти, как их? - всякие проекты со звездами. Славы моей жене захотелось. Там Федька и нахватался всякой дряни, за кулисами этих треклятых проектов. Типа, все в твоих руках, талант пробьет себе дорогу, будь собой, и рано или поздно мир тебя оценит и прогнется. Теперь мой сын, обрив голову и зачемто проколов пупок и оба уха, целыми днями лупит в барабан в арендованном гараже, в компании таких же отмороженных. Все окрестные кошки и собаки уже разбежались, ко мне трижды приходили из полиции, соседи жалобами замучили. Я имею в виду Фединых соседей по гаражу. От меня он год назад съехал. Я пытался с ним поговорить, но он послал меня к черту. Сказал, чтобы я не лез в его жизнь и засунул свои бабки себе в… - Голицын вновь поморщился. - В общем, мы не нашли общий язык, - подвел итог он.
- Понятно. А у Сажиных есть дети?
- Дочь. Ей тоже двадцать. Хорошая девушка. Учится в МГИМО, работает и неплохо зарабатывает. Серьезная, спортом занимается, по ночным клубам не шатается. И в барабан не бьет, - горько сказал Голицын. - Даже на пианино не играет.
- Я вижу, вы не любите музыку, - невольно улыбнулся Алексей.
- После того, как побывал на концерте у сына, - да, - отрезал Голицын и вдруг передернулся. - Ненавижу.
- Значит, из Дарьи Витальевны получилась хорошая мать?
- Но это не значит, что я о чемто пожалел. Что сделано, то сделано.
- А материальное положение Сажиных?
- Вам лучше поговорить с Дарьей, - замялся Голицын.
- Хорошо. Давайте вернемся к новогодней ночи. До двух часов все было более или менее нормально. Вы выпивали, иногда встречались у шведского стола и, наверное, танцевали.
- Нет. Хотя… Вроде бы мы с Дашей… - Голицын опять замялся.
- А что Сажин?
- Я видел его с Анжеликой.
- Чем они занимались?
- Разговаривали, - пожал плечами Даниил Валерьевич.
- Не целовались?
- Хотите сказать, Димка решил мне отомстить? - усмехнулся Голицын. - Он этого не сможет.
- Почему?
- Он до сих пор безумно любит свою жену. Не верите мне - спросите у других.
- Хорошо. Я поговорю со всеми. Ну а ваше алиби?
- Не понял?
- Вдруг это вы столкнули жену за борт?
- Ну да, вместе с паспортом. А потом кинулся в полицию. Да, мы поругались. Не стану этого скрывать. Жена слишком много выпила на банкете. В последнее время Анжелика чрезмерно увлекалась спиртным. И много курила. Ее образ жизни нельзя назвать правильным. А все эти пластические операции, дорогостоящие омолаживающие процедуры? Деньги на ветер, - поморщился Голицын. - Две бутылки шампанского в день и пачка сигарет - это не диета. Но именно на такой диете и сидела в последнее время моя жена. В Новый год она явно перебрала. А пьяная она невыносима. Мы поскандалили. Видимо, жена решила мне отомстить. Не увидев ее утром в каюте, я так и подумал. Но сумочка, которую нашли на палубе… Неужели же Анжелику всетаки убили?
- Значит, последним ее видел Сажин? - задумчиво спросил Алексей.
- Я видел, как они вместе уходили наверх.
- А там открытая палуба, на которой и нашли сумочку. Ну а вы с Дарьей Витальевной когда там побывали? До или после?
- Разумеется, до.
- И после этого вы жену не видели?
- Нет. Я ушел в свою каюту и лег спать.
- А Дарья Сажина?
- Ушла к себе.
- Вы ее проводили?
- До каюты? Разумеется, нет!
- Побоялись наткнуться на мужа?
- Я его еще тогда предупреждал: Даша всю жизнь будет любить только меня. Она - как бы это сказать? - очень цельный человек. Одно мое слово - и она бы ушла от мужа.
- И вы всю жизнь держите лучшего друга в таком напряжении?! - ужаснулся Алексей.
- А он меня не… - Голицын осекся.
- Что он?
- Так. Ничего. Не думайте, что Димка Сажин - белый и пушистый. Вы просто его не знаете.