Это был один из тех домов, что и изначально-то предназначались для того, чтобы набить туда побольше жильцов. Тогда, в начале века, их так и называли "доходными". И если фасад этого мрачного здания еще был кое-как украшен лепниной – что при теперешней архитектурной нищете, как ни странно, стало казаться изяществом и роскошью, – то со двора оно производило жутковатое впечатление. Казалось все скромные способности архитектра целиком ушли на фасад. Во двор же выходило несколько подъездов черных лестниц, какие-то глухие башни с окошками величиной с кулак, какие-то разбитые окна, какие-то и вовсе заколоченные двери. Теперь, когда доходный дом поделили на еще более мелкие клетушки, для великого множества жильцов черная лестница стала единственной – и Артем содрогнулся, представив, что ему пришлось бы каждый день проходить через грязный двор, толкать заколодившую дверь, спотыкаться на оббитом пороге. Он испытал чувство облегчения, когда послушная машина легко вывернулась отсюда, шустро выползла задом на улицу и развернулась.
– А Игорь с Верашей не спят, – сообщила Наташа, опять поглядев вверх.
– Соседи?
– Ага. Ждут – вдруг обойдется. Игорь сказал – одно из двух, или действительно Люську увезли, или шутит кто-то. Шутники проклятые!
И тут Артем вспомнил, зачем он, собственно, тут оказался.
– Ну, лдно, – сказал он. – Благополучного финала пока не получается. А теперь сядем рядком, поговорим ладком. Я уверен, что вы все знаете… То есть, знаете ключ ко всей этой истории.
– Ничего я не знаю! – воскликнула в отчаянии женщина. – Если бы знала – я бы тут с вами сейчас не сидела.
– Знаете и сами об этом не подозреваете. Поймите, Наталья Александровна, наверняка было что-то такое, чему вы сами не придаете значения. А я по этой ниточке выйду на след!
– Да вы что, сыщик, что ли? – недоверчиво спросила она.
– Нет, конечно, не сыщик. Но просто никого другого рядом с вами не оказалось. Все сейчас зависит от того, удастся ли мне вас разговорить… Ведь, согласитесь, я не могу вас бросить в таком положении. А если вы все мне расскажете, как было, я попробую сообразить… Понимаете, вся надежда на то, что вы все-все расскажете, решительно все, без утайки…
Он опять стал колдовать, ворожить голосом, как тогда, когда утешал, гладил по плечу ее, рыдающую. Голос обволакивал, при другох обстоятельствах и убаюкал бы, но Наташу он вдруг стал раздражать.
– Перестаньте вы мурлыкать, Бога ради! – с надрывом воскликнула она. – Я и так вам все расскажу… если не поздно только…
– Не поздно, – усмехнулся Артем. – Они нашу удавленницу с дерева снимать не пойдут. Они потому и предложили вам такой странный вариант, чтобы следов не оставить. Она там спокойненько до утра повисит. А утром, уж извините, сам отцеплю. Это у меня не игрушка, а, можно сказать, орудие производства.
Он надеялся, что Наташа спросит – а что за производство такое, где не обойтись без тряпичной женщины в туфлях с блестками и перчатках на бесформенных руках, с раскрашенной физиономией и жестяными кольцами, пришитыми на манер серег туда, где должны быть уши. Ему нужно было несколько минут непринужденной беседы на постороннюю тему, чтобы немного успокоить Наташу, подготовить ее к долгому и трудному разговору. Артем знал, что вообще-то такие разговоры называются допросами, но со словом "допрос" у него ассоциировались совсем другие вещи – краткость вопросов, четкие формулировки ответов в листах протокола, деловитость, моментальное отсекание разного рода эмоций. Но он знал, что при таких условиях ничего от Наташи не добется, и более того – ему придется сейчас следить за каждым ее движением, за каждым взглядом, и любое вырвавшееся слово, может быть, неожиданное даже для нее самой, раскручивать, вытаскивать на свет Божий его истинный смысл.
Другого выхода у них сейчас не было. И помощи ждать было неоткуда.
Конечно же, Наташа не спросила про куклу. Она ушла в себя. Очевидно, просматривала внутренним зрением кинопленку с записью этих трех безумных дней, наивно пытаясь найти ключ сама.
– Ну, начнем, что ли? – спросил Артем. – Начнем с самого утра.
– Она днем ушла. А записку на следующий день принесли.
– Значит, с того утра, когда вы ее видели в последний раз… Да не смейте плакать! – прикрикнул он, видя, что слова "в последний раз" оказались неудачными и лицо Наташи скривилось. – Ваши слезы нам только помешают, ясно? Ну так что же это было за утро?
– Проснулись, встали, – справившись с собой, начала Наташа. – Позавтракали. Я на работу пошла, Люська – в техникум, на консультацию.
– Какой техникум?
– Легкой промышленности. Она поступать приехала.
– Приехала?
– Да. Она последнее время у моей мамы жила.
– Давно?
– Пару лет. Мама пожилая, Люська хозяйничала.
– Сколько маме-то?
– Шестьдесят восемь, но она болеет очень.
– Ясно. Кто с мамой-то остался?
И тут Артем заметил на лице Наташи недовольство.
– Сестрица приехала, – неохотно сказала Наташа. – То все дома сиднем сидела, а то вдруг объявилась!
Похоже, это была первая из всех возможных ниточек, за которые со временем можно было потянуть. Артем сделал в памяти отметинку.
– Приехала посидеть с мамой, пока Люся будет сдавать экзамены, так? – спросил он.
– Ну, так.
– А если Люся поступит в техникум? Ей же придется жить здесь? Или она поступает на заочное?
– Поступит – тогда и будем решать, – туманно ответила Наташа, чем и укрепила в Артьеме подозрение насчет первой ниточки. – Ну, она ушла на консультацию, я – на работу.
– Вы, простите, кем работаете?
– Бухгалтером в управлении…
– Ясно. Значит, рабочий день у вас полный и отсидка обязательная?
– Да нет, мы выскакиваем в кафе, в магазины…
– Я к тому, что ни одна консультация весь день не длится. Люся позвонила к вам, зашла или как?
– То есть? – не поняла Наташа.
– Ну, сказала, что собирается делать после консультации? Пойти домой, позаниматься с подругой? Или вообще в кино? И где она обедала? Дома? В столовой?
Наташа задумалась.
– Не звонила и не заходила, – наконец сказала она. – А чего заходить? Я и так знала, что она к подруге пойдет. И там же пообедает… наверное…
– Что за подруга, как зовут?
– Тамара… или Света? – Наташа задумалась. – Откуда я знаю! Они только на консультациях познакомились!
Артем отметил, что вопрос о подруге вызвал раздражение. Подруга тоже могла оказаться ниточкой, за которую следует потянуть. Но и эту ниточку он оставил на потом.
– Значит, вы пообедали одна, без Люси, – сделал он резонный вывод.
– Почему же одна – с девочками… Ну, из бухгалтерии, из отдела сбыта… Мы всегда вместе ходим обедать.
– И до конца дня Люся не появилась?
– Нет.
– И вам это не показалось странным?
– Почему это должно мне показаться странным? – с недоумением уставилась на Артема Наташа. – Взрослая девка, сидит у подружки, готовится к экзаменам! Чего ей за мой подол держаться? У самой голова на плечах!
– Когда она не пришла ужинать, что вы сделали? – жестко спросил Артем.
– Ничего. Ждала.
– Телефон подруги?
– У нее нет телефона!
– Адрес?
– Откуда я знаю!
– Что вы вообще о ней знаете?
Наташа несколько секунд помолчала.
– А если бы я даже знала адрес? – с вызовом спросила она. – Вы что, прямо сейчас бы к ней поехали?
– Если бы вы знали адрес, то сразу же к ней бы сходили, – ответил Артем, – и я бы из вас каждое слово клещами не вытягивал. И первым делом бы рассказали, как подругу расспрашивали да что подруга рассказала!
– Я собиралась, – и тут Наташин голос задрожал. – Утром, как шла на работу, думаю – в перерыве сбегаю в техникум, найду Люську, по роже надаю! Чего, соплюха, придумала – у девчонок своих ночевать!
– Вы думали, она просто, не предупредив вас, осталась ночевать у подруги?
– А что же я еще могда подумать!
– У вас есть телефон?
– Конечно! И дома, и на работе!
– Может быть, она звонила, а трубку взяли соседи?
– Нет, они бы сказали.
– Как вы думаете, почему она вам ни разу не позвонила? – спросил Артем. – Ведь вы же не знали, что с ней случилось на самом деле. Что вы предполагали? Какие мысли вам лезли в голову?
– Что у подруги занимается! – выкрикнула Наташа. – Что допоздна там сидеть будет! Какие еще там мысли?! Она же больше в городе никого не знает, только девчонок, с которыми на консультациях сидит! Куда же она еще могла деваться!
– Как это – никого в городе не знает? – изумился Артем. – Вы же сами сказали – она жила с вами, пару лет с вашей мамой. У нее здесь бывшие одноклассники, с них и надо было начинать… С кем она дружила? Кого домой приводила? Ведь они наверняка живут поблизости от вас. И не может быть, чтобы она приехала и ни с кем не встречалась! Ну-ка, вспоминайте, что она вам рассказывала в первые дни!
Наташа все ниже опускала голову.
– Никого она не встретила…
– Вы уверены?
– Уверена.
– Почему вдруг? Может быть, она свою первую любовь встретила, ну и ударилась на радостях в загул? Могло такое быть?
– Нет, не могло! – выкрикнула тут выведенная из терпения Наташа. – Какая там к бесу первая любовь! Говорю же вам: она тут никого не знала! Меня, ну, соседей, девочек у нас в управлении, она к нам раза два приходила. И еще с кем на консультациях познакомилась! А больше – никого!
– Значит, она у мамы воспитывалась?
– У мамы, – призналась Наташа.
– Давно?
– Десять лет…
– Десять лет… – повторил Артем. – И что же, за все эти десять лет она ни разу к вам не приезжала? Не жила у вас хотя бы летом?
– Приезжала на каникулы, – коротко ответила Наташа.
Артем задумался. Несомненно, была серьезная причина для того, чтобы мать и дочь жили врозь. В поисках этой причины он внимательно посмотрел на Наташу.
Одета она была небогато, если быть совсем честным – скромненько одета. Он знал, какие вещи носят женщины из богатых семей, какие носят те, кто сам неплохо зарабатывает. Тут этим и не пахло. Все на ней было вроде в тон – легкий джемперок, юбка, босоножки, оставленный в лесу плащ. Но все было какое-то неяркое, приглушенное, будто вылинявшее. Сережки в ушах тоже были дешевые, хотя с претензией на старинное и почтенное происхождение. Но Артем видывал настоящие драгоценности.
Несколько смутило его золотое кольцо с большим прозрачно-лиловым камнем. Он бы принял эту штуку за фальшивку, но знал, что такие кольца действительно лет десять назад были в продаже, и их брали, как он тогда шутил, на вес – почему-то женщинам казалось безумно важным набрать в хозяйство побольше золота – цепей, кулонов, увесистых серег. Видимо, кольцо было куплено из последних силенок – чтобы не хуже, чем у людей.
При всем при этом лицо Наташи, довольно приятное лицо, не выдавало ее возраста. Точнее, оно было вне возраста – потому что выбеливают волосы и делают стандартную стрижку и в двадцать лет, и в шестдесят, тени для глаз модного тона тоже всем доступны, а морщины на таких простых круглых физиономиях появляются не скоро, разве что хозяйка физиономии сдуру сядет на какую-нибудь диету, гарантирующую молниеносное похудание на три пуда.
Насколько одежда Наташи была непритязательна и говорила о скромных доходах, настолько лицо выдавало ее тщательную заботу о своей внешности – хотя в результате внешность усреднялась до некоего среднестатистического образца, принятого, как видно, за эталон в тех кругах, где проходила Наташина жизнь.
Артем задумался – может ли это разногласие послужить третьей ниточкой, может ли за ним крыться что-то, кроме безнадежной борьбы за уходящую молодость. И решил оставить пока в умственных своих выкладках знак вопроса.
– Ну и как, красивая девочка выросла? – вдруг спросил он.
– Да вроде ничего, – в Наташином голосе прорезалась гордость.
– Наверное, уже раздевает мамочку потихоньку?
– У нас размеры разные. Она на полголовы меня выше, – сообщила Наташа. – Вдруг как выстрелила на полметра, прямо под потолок. Баскетболистка!
– Баскетболистка… – повторил Артем. – Ну так почему же эта баскетболистка вам целыми днями не звонит, а вы считаете это нормальным? Погодите, погодите, успеете вставить свое слово. Ведь она с вами не первый день живет. Она же приехала недели две назад, ведь так? И за это время приучила вас к тому, что может за целый день ни разу не позвонить, вот просто взять и исчезнуть на весь день и на всю ночь? Простите, еругда получается.
Наташа понуро молчала.
– Ладно, – решил Артем. – Это, может быть, и не имеет отношения к делу. Значит, девочка знала в городе только вас, соседей по квартире, ваших сотрудниц и будущих однокурсников. Больше никого?
– Нет, – буркнула Наташа, и это Артему очень не понравилось. Он чувствовал, что есть еще какие-то люди, с которыми мать знакомила Люську или же она сама познакомилась с ними, но Наташе почему-то даже вспоминать этих людей не хочется.
– Понимаете, Наталья Александровна, – издалека начал Артем, – вряд ли девочку среди бела дня схватили, затолкали в машину и увезли. Вряд ли также ее похитили девочки из техникума или ваши коллеги. Мне кажется, дело было так – человек, которого она знала, заманил ее в машину, или в поезд, или на квартиру. Ведь она не пошла бы с совершенно незнакомым, так? Не пошла бы.
– А шут ее знает, – выпалила Наташа.
Артем вздохнул. Эта растяпа пыталась переложить вину за все на дочку. Хотя, возможно, девочка была с сюрпризами…
– У вас есть основания так думать? – холодно спросил Артем. – Она плохо вела себя там, у бабушки? Или вы уже здесь что-то заметили?
Наташа молчала. И Артем понял, что, скорее всего, она знает о своей пятнадцатилетней дочери не так уж много.
– Как Люся жила с бабушкой?
– Нормально жила. Пока сестрица не вмешалась.
– Чем же она вашей сестре не угодила?
– Да Люська у мамы прописана! А сестрица чего засуетилась – из-за дома!
И тут Наташа увлеченно рассказала Артему какую-то запутанную историю насчет дома, где были прописаны и Люся, и сестрица, и еще какие-то родственники матери, а дом, как удалось пронюхать, предназначался года через два на снос, там должны были прокладывать скоростное объездное шоссе, а всем прописанным дать по квартире, а сестрицын сын был прописан у своей жены, а там места было с гулькин нос, но не так мало, чтобы его поставить на очередь, и вот он срочно развелся с женой, чтобы прописаться у бабки, но там площадь уже не позволяла делать такие финты, и потому родственники составили гнусный заговор, учитывая возраст Люси и ее потребность в дипломе. Таким образом, Люся приехала сдавать экзамены в техникум с тем расчетом, чтобы здесь и остаться, прописавшись у матери. А ее место в домике должен был занять сестрицын сынок, и так далее, с эпитетами, сдержанной яростью, ненужными и нелепыми подробностями…
Артем невольно потянул за первую из своих ниточек и вытянул огромную отчаянную обиду, которая, возможно, и имела отношение к пропаже девочки, а возможно, и вовсе не имела.
– А у вас-то хватит места дочку прописать? – поинтересовался Артем.
– Места! Горе это, а не место! Комната в двадцать метров – так нет ни одного метра, чтобы сверху не текло!
Арткм вспомнил, что действительно окна были под самой крышей, в таких домах крыши наверняка протекают, да и жить в одной комнате матери со взрослой дочерью радости мало. Мать-то еще не старая – стало быть, проблема личной жизни… Стоп!
– А скажите, Наталья Александровна, вы Люсю со своим другом познакомили? – внезапно спросил Артем. Наташа уставилась на него в ужасе – вопрос никак не вытекал из хода их беседы.
– С каким еще другом? – растерянно спросила она, и Артем понял – есть в ее жизни некий мужчина, и этот мужчина регулярно появляется у нее дома, но почему-то его визиты настолько законспирированы и окружены тайной, что даже совершенно незнакомому человеку, даже в минуты, когда ради спасения жизни требуется предельная откровенность, Наташа не хочет ничего рассказывать об этом мужчине.
– Ну, есть же у вас близкий человек, – даже не спросил, а, досадливо морщась, констатировал Артем. – Наверняка есть.
Наташа пожала плечами, что означало – а какое ваше дело?
Артем задумался.
Возможно, девочка совершенно случайно познакомилась с этим человеком. Возможно, они не поладили… или слишком хорошо поладили? Как бы то ни было, Артем не мог с грацией слона в посудной лавке соблюдать сейчас вымученную деликатность. Если был еще один, знающий многое о Наташе, способный повести за собой куда-то ее дочь, то требовались подробности…
– Расскажите мне о нем, пожалуйста, – тихо попросил Артем. – Это очень важно. Я его ни в чем не подозреваю, но это важно, понимаете? Он мог случайно сделать что-то такое… с кем-то познакомить Люсю, ну?…
– Предположим, у меня есть близкий человек, – сухо ответила Наташа, – но он тут вовсе ни при чем. Он две недели назад уехал в отпуск на юг.
По голосу Артем почувствовал – она отчаянно держится за этого мужчину, настолько отчаянно, что сознательно не допускает возможности, будто он причастен к шантажу, нелепому требованию двадцати пяти тысяч и прочим радостям. А то, что он уехал отдыхать на юг, оставив ее здесь, могло означать только одно.
– С семьей?
– С семьей, – помолчав, подтвердила она.
– Значит, Люся с ним ни разу не встречалась?
– Ни разу.
– А она знает о его существовании?
Артем подумал – если бы дочка так уж ничего не знала, Наташа с гордостью сообщила бы об этом – мол, чем бы я ни занималась, ребенок тут ни при чем! Стало быть, девочка что-то разнюхала про материнские проблемы… Артем знал, как нетерпимы в таких случаях молодые девушки и даже женщины, даже выйдя замуж, даже родив собственных детей. Редкую дочь привел бы в восторг роман матери с женатым человеком.
Кроме того, он обратил внимание на интересное совпадение – две недели назад Люся приехала поступать в техникум. Две недели назад загадочный любовник с семьей уехал на юг. Четвертая ниточка? Или нет?
– Ладно, – он решил сменить тему, – поговорим о том, что было дальше. Ночевать Люся не пришла. Утром вы собрались идти в техникум.
– Нет, с утра у меня не получилось, – честно призналась Наташа. – Я думала, она переодеваться прибежит, она же у меня чистюля, каждый день трусики меняет. Ну, и заждалась. Чуть на работу не опоздала. Я думала, в обеденный перерыв выскочу, всем им там головы поотвинчиваю. А потом соседка на работу позвонила – записку в дверях нашла.
– Записку подложили после того, как вы ушли на работу?
– Да.
– Тот, кто подложил, не знал, наверное, во сколько у вас начинается работа?
– Откуда я знаю! Вераша позвонила, говорит – в незаклеенном конверте, не удержалась, заглянула, чуть в обморок не упала. Я, конечно, сразу домой.
– Что на работе сказали?
– Ничего. В отделе никого не было, я даже не подумала отпрашиваться… Так и понеслась.
– Что было в записке?
Наташа коротко вздохнула.
– Ну, что… "Мамочка, родненькая, помоги, выручай!" О Господи! Как беда, так мамочка, родненькая! А как порядок – старуха грешная! Господи, господи, что же с ними делается, с детьми? Меняет их кто, что ли? За что они нас так?…