– Сколько же вас? – спросила я.
– Пятьдесят четыре человека, – ответил Гиря. – Все на месте…
Между тем на улице образовалась небольшая толпа в телогрейках и шапках-ушанках. Гирю все слушались беспрекословно…
Я поняла, что совершенно точно выделила из множества этих людей неформального лидера. И сумела с ним договориться. Впрочем, сама ситуация мне помогала. Лидер – всегда человек умный. И Гиря, как умный человек, и без меня прекрасно понял, что выхода у них нет. А тут я, невесть откуда свалившийся на него союзник… Стоит ли разбираться – откуда и зачем? Будет время, тогда разберемся! Если живы останемся… Люди, попавшие в критическую ситуацию, любому союзнику рады…
Мы стояли в небольшом дворике, укрываясь от огня и от наблюдателей-охранников, расположившихся вдоль колючей проволоки… Гиря влез на кучу ржавых радиаторов парового отопления и стал очень высоким. Он возвышался над толпой заключенных, словно памятник Маяковскому на площади перед Концертным залом имени Чайковского…
– Мужики! – крикнул Гиря, перекрывая говор толпы. – Жить хотите?
– Нет, умник! – крикнул в ответ пожилой зек с густой бородой и в толстых роговых очках. – Мы сгореть хотим заживо, как Жанна д'Арк!
Я удивилась. Тот, кто кричал, производил впечатление интеллигентного человека. Внешне, по крайней мере, он вовсе не был похож на преступника…
– Вот! – Гиря ткнул пальцем в меня, не обращая внимания на выкрик человека с бородой, которого я сразу же окрестила Профессором, до того он был похож на одного из моих преподавателей. – Вот девчонка! Она моложе многих из вас раза в два, однако панике не поддалась. Наверное, она смотрит на вас, как на сброд всякий… Да вы сброд и есть… Тьфу! Смотреть на вас противно… Так вот она, в отличие от всех вас, не только хочет отсюда ноги сделать, она еще и думает!
– Откуда она взялась? – крикнул кто-то. – Утка подсадная…
– Я сама под статьей! – заорала я, пытаясь кричать погромче, чтобы меня слышали все. – Меня Кузин сегодня в карцер посадил… Решайте! Здесь сидеть – сгорим! В ворота ломиться – постреляют на колючке! Одна дорога – в лес! Там можно пройти…
– В лес – это уголовное правонарушение, которое будет квалифицировано как побег, – возразил Профессор. – Мне, например, всего два-три года осталось, зачем мне еще пятерик на себя вешать…
Гул голосов после его реплики прозвучал очень одобрительно…
– Кто это? – спросила я Гирю, спрыгнувшего с радиаторов. – Он не похож на уголовника…
– Политический, – буркнул тот. – Он к власти рвался… Повесили на него в свое время ограбление сберкассы, вот и попал к нам в зону. Теперь здесь права качать пробует…
– Нужно послать к Кузину кого-нибудь, – продолжал Профессор. – Пообещать, что ни один из нас шага в сторону не сделает, когда из ворот выйдет… Пусть везут в другую зону… Кто пойдет? Может, ты, Гиря?
Тот усмехнулся:
– Нет, уж, спасибо! Я под пули лезть вовсе не хочу…
Гиря пошарил глазами по толпе вокруг себя…
– Вот! – воскликнул он. – Дохляк пойдет… Его они не тронут – свой все-таки…
Толпа вновь одобрительно гудела.
Охранник, который все время стоял возле меня, понял, что сопротивляться воле большинства бессмысленно. Он только крепко вцепился в автомат и сказал, с надеждой глядя на меня:
– Я без оружия не пойду. Меня сразу – под трибунал, за потерю личного оружия. Меня Кузин своими руками расстреляет.
– Ладно, – сказал Гиря. – Пойдешь с оружием…
Он отобрал у меня автомат, отстегнул магазин, сунул в карман телогрейки и только после этого протянул разряженный автомат охраннику.
– На свое оружие, – сказал он при этом. – Объяснишь Кузину, что мы требуем… Нет, скажи – просим нас эвакуировать отсюда куда угодно. Обещаем не разбегаться и вести себя как примерные мальчики – тихо и скромно… Если в нас не станут стрелять…
– Это бесполезно, – перебила я его. – Я же говорила тебе – Кузин расстреляет каждого, кто попытается выйти из лагеря. Он нам братскую могилу здесь устроил… Осталось закопать только…
– Ты же видишь, не верят тебе, – ответил мне Гиря. – Пусть убедятся…
Я не поняла его фразы. Он, видимо, очень хорошо знал этого подлеца Кузина, знал, чего от того можно ждать… Знал лучше меня…
Я хлопнула туберкулезного охранника по плечу и уверенным тоном сказала:
– Раз решил, иди! Помни только, о чем я тебя предупредила… Держись поближе к лесу. И если начнется пальба – ныряй в елки…
– Давай, Дохляк, двигай! – крикнул Профессор. – Мы тут поджаримся скоро…
– Ну, прощай, – сказал мне охранник. – Спасибо тебе…
– За что? – не поняла я.
– Так… Просто – спасибо, – вздохнул он. – Не знаю, как и зовут тебя…
– Ольгой меня зовут, – ответила я. – Может быть, встретимся еще!
– Вряд ли. – Он снова вздохнул и сказал: – Пора мне…
Потом помолчал секунду и добавил:
– Если вспоминать будешь про меня, то Петром меня зовут…
Он вскинул автомат за спину и выбрался на открытое пространство. Пятьдесят пять пар глаз напряженно смотрели ему в спину.
Петр не бежал к воротам, он шел медленно, словно нехотя…
– Не торопится, сучонок! – сказал кто-то над самым моим ухом.
Я оглянулась. Профессор стоял у меня за спиной и смотрел сейчас прямо мне в глаза сквозь свои толстые очки. Взгляд у него был очень умный и очень настороженный. Как у лидера меньшинства в Госдуме…
– Что? – спросила я. – Ты мне дыру в затылке протрешь…
– Если тебя Кузин послал, чтобы в ловушку нас заманить, – сказал Профессор тихо, но угрожающе, – я тебя своими руками разорву на части…
Я невольно посмотрела на его руки. Он заметил мой взгляд и усмехнулся. Кулаки у него были, конечно, не такие огромные, как у Гири, но мне показалось, что ему не составит труда осуществить свою угрозу… Пожалуй, без оружия я с ним не справлюсь. Никакие спецприемы мне против него не помогут, да и владею я ими не столь виртуозно, как звезды Голливуда…
– Вы сами рветесь в ловушку, – ответила я и отвернулась…
– Крыша горит! – раздался истошный крик кого-то из зеков.
Толпа заволновалась, но все продолжали смотреть, как охранник идет к воротам. Ему осталось пройти буквально несколько метров…
– У нас считанные минуты, – сказала я Гире. Больше ждать нельзя. Если здание загорится, мы отсюда уже не выберемся…
– Подожди! – крикнул в ответ Гиря.
Он по-прежнему не сводил глаз с сутулой спины Петра.
Петр подошел к лагерным воротам. Створки их были прикрыты и замотаны с наружной стороны проволокой, а не заперты на замок.
Петр что-то крикнул другим охранникам, стоявшим метрах в двадцати от ворот. Те не ответили и не шелохнулись. Они, как и заключенные, смотрели на одинокого человека, застрявшего возле ворот… Петр крикнул еще раз и вновь не получил ответа…
Он просунул руки сквозь колючку и начал разматывать проволоку.
– Что он возится, урод! – прошипел за моей спиной Профессор.
Наконец Петр отмотал проволоку от створок ворот и отбросил ее в сторону. Он взялся за одну створку, слегка приподнял ее, чтобы нижний край не задевал за землю, и отвел в сторону…
В ту же секунду прозвучала автоматная очередь. Петр зашатался, отпустил ворота и повернулся лицом к бараку, к нам… Я не видела его лица, но и без того знала, что на нем написаны недоумение и обида. И еще, пожалуй, покорность судьбе…
Петр сделал шаг назад, споткнулся обо что-то и упал спиной на воротную створку. По ней он сполз вниз не до конца, а, зацепившись за острые концы колючей проволоки, повис, слегка склонившись вперед и уронив голову на грудь…
– Кто хочет еще попробовать? – крикнул Гиря. – Может, ты? Или ты?
Никто ему не ответил.
– Может, ты? – уже тише спросил он Профессора. – Не желаешь?
– Нет! – твердо ответил тот. – Это решение было ошибочным. У нас остается всего один путь – прорываться через лес.
– Эй! – крикнул Гиря. – Кто жить хочет, надевай телогрейки и бегом через лес… Если быстро бежать, сгореть не успеешь. Главное – не останавливаться… Как на гарь выскочишь, так, считай, спасся… Там уже решай как знаешь…
Несколько человек побежали, не дожидаясь конца его речи… Бежать предстояло мимо двух горящих зданий, буквально между двумя огромными кострами. К ним даже подходить было трудно, не то чтобы стоять между ними, волосы на голове вспыхивали, и лицо обжигал нестерпимый жар… Пятеро заключенных бросились между горящими бараками по узкому проходу, уже перегороженному кое-где свалившимися с крыш горящими бревнами…
Оставшиеся напряженно следили на ними, понимая, что от того, удастся ли их попытка, зависит судьба всех обитателей лагеря. Да и моя судьба решалась в эти минуты. Поэтому и я следила за ними столь же напряженно…
Один за другим они ныряли в горящее пекло и скрывались из виду в клубах дыма, от которого уже и нам становилось трудно дышать…
Тот, кто бежал пятым, последним, слегка прихрамывал на бегу и неуклюже подскакивал, когда нужно было перепрыгнуть через горящее бревно. Он был коротко острижен, шапку потерял, как только выбежал из нашего барака, и то и дело хватался руками за голову. Очевидно, жар от горящих зданий был нестерпимый. Ожоги головы ему уже обеспечены… Если, конечно…
Я не успела додумать "…если, конечно, добежит", как хромой споткнулся, зацепившись ногой за кусок проволоки, и налетел на того, кто бежал впереди. Толкнув его в спину, хромой упал, падая, ухватился за телогрейку бегущего перед ним. Оба они покатились по горящей земле… Дым спрятал их, и никто из нас так и не понял, чем все это закончилось.
Толпа вокруг меня затаила дыхание…
– Угробил Ваську, падла хромая! – пробормотал Профессор за моей спиной.
Гиря снова залез на кучу радиаторов и закричал:
– Бежать по одному, через десять метров. Быстро бежать! Метров через триста асфальтированный плац, где Кузин охранников гонял. Там можно передохнуть. Но недолго. Пару секунд. И – в лес. Так же быстро… И еще – увижу, что какая-нибудь сука свалит кого, как эта тварь хромая, – лучше сразу в огонь прыгайте. В землю вобью…
Гиря спрыгнул вниз и сказал нам с Профессором:
– Мы с вами последними побежим, втроем…
Я кивнула, это было логично и понятно. Мы как бы приняли на себя ответственность за этих людей, когда убеждали их бежать в горящий лес. Значит, нам последними и бежать… Еще неизвестно, кто в выигрыше – тот, кто бежит в неизвестность, рискуя сгореть заживо, либо тот, кто остается в загорающемся бараке, рискуя дождаться горящего бревна с крыши себе на голову или оказаться под рухнувшей пылающей стеной…
Неизвестно еще, как поведет себя Кузин в этой ситуации. Ведь его план срывается. Выждав, когда загорится барак, и не дождавшись появления ни одного из заключенных в воротах, он поймет, что мы нашли другой путь, и пустится нас преследовать… Не угодишь под горящее бревно, так пули охранника можешь дождаться…
– А почему, собственно, последними? – запротестовал Профессор. – Я не понимаю, почему я должен ждать до самого конца…
– А мы будем ждать! – заорал вдруг Гиря. – Это мы с тобой Дохляка под пули послали! А он тоже живой человек был!..
Он взял Профессора за ворот телогрейки и с силой швырнул в стену барака. Тот стукнулся о стену спиной, отлетел от нее и, мрачно уставившись на Гирю, сжимал и разжимал кулаки…
– Я же тебя зарою, пидор! – процедил он сквозь зубы… – Дай только выбраться отсюда…
– За пидора ответишь… – сказал Гиря и отвернулся от Профессора.
Заключенные один за другим исчезали в дыму. Мы были последними, и нам пришлось ждать минут десять, пока живая цепочка зеков звено за звеном ныряла в дым и сполохи вырывающегося из него пламени…
Наконец мы остались втроем у горящего уже здания барака. Огонь подталкивал нас, заставлял торопиться. В телогрейке было ужасно жарко, но без нее – еще хуже, пламя горящего впереди здания обжигало кожу на лице даже на расстоянии в тридцать метров. Бежать нужно было обязательно в телогрейке, для нас это была единственная возможность хоть как-то защититься от жара и пламени…
– Беги! – подтолкнул меня в спину Гиря. – И осторожней! Этот гад за тобой побежит…
Я поглубже натянула на голову зимнюю шапку-ушанку, еще раз проверила, быстро ли развязывается веревка, которой я затянула телогрейку. Застегиваться на пуговицы нельзя было ни в коем случае. Если телогрейка загорится, мне придется сбрасывать ее очень быстро. Это только кажется, что человек может бежать в горящей одежде довольно долго. На самом деле одежда, в том числе и телогрейка, прогорает очень быстро, и у меня останется меньше минуты. Огонь проберется сквозь вату, которой она набита, и гореть начнет уже мой спецкомбинезон. А он очень тонкий по сравнению с ватником, поэтому, если у меня возникнут какие-то проблемы с пуговицами, я рискую получить обширные ожоги от горящей одежды. В таких случаях одежда должна сбрасываться одним-двумя движениями, не больше, иначе сгоришь вместе с ней.
Признаюсь, бежать в дым, за которым не видно, куда ты бежишь, и знать, что там можно запросто встретить свою смерть, было страшно. Но еще страшнее стало, когда я вынырнула из полосы дыма и оказалась фактически перед одним пылающим костром, перегородившим мне дорогу. Бараки прогорели уже так, что видны были каркасы двухэтажных зданий… С трудом угадывался путь, по которому мне нужно промчаться с максимальной скоростью.
Самое узкое место, как мне объяснил Гиря, вначале, всего метров десять, а дальше здания отступают друг от друга, и будет полегче. Но бежать по внутреннему двору нужно метров сто пятьдесят. Затем – открытое место, где можно притормозить и отдышаться, если, конечно, дым позволит там вообще дышать… Чуть правее стоит бочка с водой… Если вода в ней не высохла, если ее не вылил на себя какой-нибудь идиот из тех, кто бежал впереди, можно заново смочить обрывок одеяла, которым я зажимаю нос и рот, чтобы не задохнуться в дыму…
Потом еще небольшой рывок, и я окажусь на асфальтированном пятачке, лагерном плацу, где охранники занимались строевой подготовкой, когда на Кузина находила блажь их муштровать. Плац небольшой, но он стоит в стороне от зданий, да и до леса неблизко, на нем можно еще раз передохнуть…
Я бросилась вперед. Все оказалось не совсем так, как описал Гиря.
Первые десять метров, хотя у меня и было такое впечатление, что я нырнула в огромный духовой шкаф, бежала я легко и даже успела подумать, что ничего особенно страшного в том, чтобы пробежать сквозь пожар, наверное, нет. Все путешествие казалось мне неторопливой экзотической пробежкой вдоль кратера действующего вулкана. Не так страшно, как интересно…
Я даже успела вспомнить, что ни разу не видела вулкан вблизи, несмотря на то, что работаю спасателем довольно давно. На Камчатке побывать не довелось ни разу, последнее извержение Кракатау произошло, когда я была еще совсем зеленой студенткой и за границу меня еще не посылали… Интересно, очень ли жарко стоять рядом с потоком лавы?.. Обязательно попробую при случае…
Я захотела посмотреть на бегу, что же вокруг меня творится, и, повернув голову направо, подняла взгляд от земли под ногами на горящее здание…
Жар с такой силой ударил мне в лицо, что я едва не упала, словно от настоящего удара. Лишь на долю секунды я повернулась лицом к огню, а мне показалось, что эта секунда длится вечно. Нестерпимо заболела кожа на лице, ресницы вспыхнули и свернулись… Ноги без всякого приказа головы увеличили скорость раза в два и вынесли меня из узкого прохода между зданиями…
Тут действительно было пошире. Пекло, наверное, меньше, но я этого не могла понять, поскольку мое обожженное лицо очень болезненно реагировало на любой жар. Пробежав метров пятьдесят, я поняла, как чувствует себя рождественская индейка в духовке.
Горячий воздух прорывался сквозь подсохшее одеяло, которым я закрывала нос и рот. Я дышала очень порывисто, резко и, не успев добежать до конца этого бесконечного двора, начала задыхаться…
Остановиться и отдышаться я не имела возможности. Остановиться – означало испечься заживо, познав лично ощущения той самой индейки.
Всеми усилиями воли я заставляла себя двигать ногами в том же ритме, что и прежде… Но мне все равно казалось, что я еле-еле тащусь… Я спотыкалась и рисковала упасть, налетев на что-нибудь у себя под ногами, поскольку смотреть под ноги уже не могла и бежала с полузакрытыми глазами… Вдруг что-то подхватило меня, приподняло в воздух, я оказалась в горизонтальном положении и, уже не делая никаких усилий, понеслась вперед…
Я подумала было, что у меня начался бред. Может быть, люди, которые сгорают заживо, всегда испытывают такие ощущения?.. Потом вспомнила, что читала у Моуди о видениях умирающих – длинный тоннель, какой-то полет по нему, яркий свет, кажется… А что – очень похоже… Только вот как-то очень незаметно я умерла… На бегу… Разве так бывает?
И только когда я с размаху шлепнулась на ровную площадку, увидела перед собой лежащую на боку бочку с остатками воды и услышала хриплую ругань Гири, мне стало ясно, что остаток пути я проделала у него на плече. Если бы не он, не знаю, удалось бы мне выбраться вообще… Он меня вытащил из огня.
– Бочку опрокинули, скоты! – кричал Гиря, прижимаясь к земле для того, чтобы не дышать черным дымом, накрывшим нас сплошным пологом… – Сама дальше бежать сможешь?.. Я кивнула столь резко, что ткнулась лицом в утоптанную землю, на которой мы лежали, застонав при этом от боли в обожженной коже.
Не обратив никакого внимания на мой стон, Гиря скомандовал:
– На счет "пять" резко поднялись и побежали на плац. Вон он, метров тридцать отсюда, правее немного… Чтобы в лес попасть, нужно все время только прямо бежать, не сворачивать, но на плацу полегче будет, там можно передохнуть немного…
Он макнул свою "дыхательную" тряпку в грязную лужицу ржавой воды, оставшейся в бочке, слегка отжал ее и приложил к лицу. Я торопливо последовала его примеру… От тряпки несло тиной.
– Раз! – считал Гиря, мастеря себе этот примитивный противогаз. – Два! Три!
Я тоже приложила к саднящему лицу мокрую тряпку и напряглась, готовая вскочить… Пробежав, правда, не без чужой помощи, горящий тюремный двор, я чувствовала себя гораздо увереннее перед горящим лесом…
– Четыре! Пять!
Гиря вскочил, словно его подбросила какая-то мощная пружина, и помчался вперед, будто забыв обо мне… Я бросилась вдогонку…
Сначала я просто ужаснулась той скорости, с которой он бежал. Я поняла, что в сравнении с ним по тюремному двору я просто семенила трусцой.
Мне вдруг стало жутко стыдно. Спасатель! Тебя на плече таскают, как овцу краденую! Или ты об экстремальных ситуациях, о которых написала целую диссертацию, только теоретически рассуждать можешь? Где же глубинные психологические резервы твоего организма, которые, если верить выводам твоей диссертации, должны были бы уже давно быть задействованы? Эх ты! Теоретик!..
Бежать стало действительно легче, вот только дышать оказалось гораздо труднее. Все же здания горят с меньшим количеством дыма, чем деревья…
Вокруг стоял белый дым высотой примерно по пояс человеку. Он полз из леса, и я долго не понимала, в чем причина. Такой дым мог быть только от свежей листвы или мокрого дерева, влажной травы…