Он уже раскрыл дверь и Мира Брэдли поежилась от резкого апрельского ветра. "Это больше похоже на март, - заметила она. - В принципе у меня нет возражений. Мы можем позвонить миссис Конвей и узнать, дома ли она. Нам кажется, что она рассказала все, что увидела, но, кто знает, может еще что-нибудь всплывет. Подождите минутку".
Очень скоро она вернулась. "Миссис Конвей дома. Она совершенно не против поговорить с вами. Вот ее адрес и описание, как к ней доехать". Она улыбнулась Майлсу - улыбка двух профессиональных копов. "Если она вдруг вспомнит что-нибудь, что может пролить свет на убийцу, сразу позвоните, хорошо?"
* * *
В библиотеке Китти Конвей горел камин, синие на концах язычки пламени облизывали пирамидку из раскаленных поленьев. "Если станет слишком жарко, скажите, - сказала она извиняющимся тоном. - С тех пор, как я коснулась руки этой несчастной женщины, меня все время знобит, никак не могу согреться". Она замолчала, смутившись, но в глазах трех человек, смотревших на нее, читалось понимание.
Эти люди нравились Китти. Нив Керни. Более, чем красива. Интересное, умное лицо, темно-карие глаза резко выделяются на молочно-белой коже. Но выглядит возбужденной, зрачки глаз просто огромные. Совершенно очевидно, что этот молодой человек, Джек Кэмпбелл, к ней неравнодушен. Когда он помогал снять ей плащ, Китти услышала, как он сказал: "Ты до сих пор дрожишь".
Китти почувствовала внезапный прилив грусти. Ее сын чем-то похож на Джека Кэмпбелла: такого же роста, тоже широкоплечий и подтянутый, сильный, умное лицо. Она вдруг резко ощутила, что между ней и сыном лежит полмира.
Майлс Керни. Когда ей позвонила окружной прокурор, Китти сразу поняла о ком идет речь. Несколько лет подряд его имя не сходило со страниц прессы. Пару раз она видела его, когда они с Майклом обедали в "Ниарис Паб" в восточной части 57-ой улицы. Она читала о его инфаркте и о том, что он вышел в отставку. Но сейчас он выглядел очень неплохо - весьма симпатичный ирландец.
Китти подумала, что, слава Богу, сообразила снять джинсы и старый просторный свитер и одеть шелковую блузку и свободные брюки. Гости отказались что-нибудь выпить, и Китти предложила им чаю. "Вам необходимо согреться, " - сказала она Нив. Отказавшись от помощи, хозяйка скрылась в коридоре, ведущем в кухню.
Майлс сидел в кресле с высокой спинкой, обитом красно-оранжевой полосатой тканью. Нив и Джек расположились рядом с камином на полукруглом велюровом диване. Майлс одобрительно разглядывал комнату. Уютно и удобно. Немногие люди покупают диваны и кресла, в котором комфортно может растянуться высокий человек. Он поднялся рассмотреть семейные фотографии, развешанные на стенах. Обычная история жизни. Молодая чета. Она с мужем и маленьким сыном. Несколько фотографий сына в разные годы. А вот фотография Китти с сыном, его женой-японкой и их маленькой дочкой. Мира Брэдли говорила, что женщина, обнаружившая тело, вдова. Про себя Майлс отметил, что с возрастом Китти Конвей не потеряла своей привлекательности.
Майлс услышал шаги Китти по коридору и быстро повернулся к книжному стеллажу. Одна полка привлекла его внимание, там стояли книги по антропологии, довольно зачитанные. Он заинтересовался и начал их листать.
Китти поставила серебряный поднос на круглый столик рядом с диваном, налила чай и подвинула печенье. "Я напекла целую гору сегодня утром; наверное, на нервной почве, " - сказала она и подошла к Майлсу.
"Кто занимается антропологией?" - спросил он.
Она улыбнулась. "Это просто хобби. Я увлеклась еще в колледже. Наш профессор часто повторял, что для того, чтобы узнать будущее, необходимо изучать прошлое".
"Я это часто имею в виду, занимаясь следовательской работой, " - сказал Майлс.
"Он пустил в ход свое обаяние, - прошептала Нив Джеку, - не часто вижу его таким".
Пока они пили чай, Китти рассказала про то, как лошадь несла ее вниз по склону, про кусочек целлофана и о том, как ей померещилась рука в синем. Она рассказала также, как увидев рукав собственного спортивного костюма, выглядывающий из корзины, решила вернуться в парк и проверить себя.
Все это время Нив внимательно слушала, склонив набок голову, ловя каждое слово Китти. Ее все еще не покидало ощущение, что что-то упущено; что-то, что совершенно очевидно, просто надо подождать, пока оно само придет... Внезапно она поняла, в чем дело.
"Миссис Конвей, не могли бы вы в точности описать, что вы увидели, когда нашли тело?"
"Нив?" - Майлс покачал головой. Он тщательно выстраивал свои вопросы и не хотел, чтобы его перебивали.
"Прости, Майлс, но это ужасно важно. Расскажите мне о руке Этель. Что именно вы увидели?"
Китти прикрыла глаза. "Это было похоже на руку манекена, такая же белая с кроваво-красными ногтями. Манжета рукава на пиджаке синяя, она обхватывала запястье. К ней приклеился маленький кусочек черного целлофана. Блуза синяя с белым, но ее почти не было видно. Вся одежда сильно помялась. Это звучит ненормально, но я чуть не наклонилась, чтобы ее разгладить".
Нив глубоко вздохнула. Она вытянулась и провела руками по лбу. "Вот это то, что я не могла понять. Эта блуза".
"При чем здесь блуза?" - спросил Майлс.
"Она..." Нив закусила губу. Он опять будет считать ее круглой дурой. Блуза Этель была частью костюма-тройки. Но когда Этель купила этот костюм, Нив сказала, что блуза не очень идет к нему и посоветовала Этель надевать другую, белую, без синих полос. Этот костюм Этель одевала дважды и каждый раз с белой блузкой.
Почему же на этот раз она одела весь костюм целиком?
"Что, Нив?" - настаивал Майлс.
"Скорее всего, ничего. Я просто очень удивлена, что она надела блузу вместе с этим костюмом. Они плохо сочетаются".
"Нив, ты сказала в полиции, что ты опознала одежду и кто дизайнер?"
"Да, Гордон Стюбер. Этот ансамбль из его мастерской".
"Прошу прощения, я не понимаю, " - Майлс пытался скрыть раздражение. "Я думаю, что мне ясно". Китти наполнила чашку Нив дымящимся чаем. "Выпей, - приказала она. - Ты едва не теряешь сознание". Китти посмотрела прямо Майлсу в глаза: "Если я поняла правильно, Нив говорит, что Этель Ламбстон не могла сама одеться так, как ее нашли".
"Я уверена, что она бы не оделась таким образом, - сказала Нив. Она перехватила недоверчивый взгляд Майлса. - Установлено, что ее тело было перенесено. А возможно установить, была ли она кем-нибудь одета уже после смерти?"
* * *
Дуглас Браун был в курсе, что в отделе по убийствам ждут разрешения на обыск в квартире Этель. Но все равно, он был потрясен, когда они пришли. Он наблюдал, как они рассыпали на поверхностях какой-то порошок; как пылесосили ковры, полы и мебель, аккуратно собирали пыль и ворсинки в пластиковые пакетики, каждый запечатывали и подписывали; как тщательнейшим образом осмотрели и обнюхали небольшой восточный ковер у письменного стола Этель.
* * *
Когда Дуг увидел Этель на столе в морге, его желудок сжался, и он почувствовал приступ тошноты. Некстати вспомнилось, что как-то он взял лодку покататься и его скрутило от приступа морской болезни. Этель была укутана простыней, как монашка покрывалом, оставлявшей открытым только лицо. По крайней мере, он не видел ее горла. Чтобы не думать об этом, он сосредоточил свое внимание на красно-желтом кровоподтеке на ее щеке. Потом он кивнул головой и скрылся в туалете.
Всю бессонную ночь он провел в кровати Этель с мыслями о том, что же ему делать дальше. Он мог бы рассказать полиции о Симусе, о том, что доведенный до крайности, тот отказался платить алименты. Но его жена, Рут, тогда разболтает о нем самом. Холодный пот проступил у него на лбу при воспоминании о том, как глупо он поступил, когда просил в банке выдать ему деньги стодолларовыми купюрами. Если полиция раскопает это...
Еще перед тем, как они пришли, он лихорадочно соображал, оставлять ли спрятанные деньги на месте. С другой стороны, если денег нет, значит Этель их уже потратила.
Один человек знает о деньгах. Та странная девица, которая приходила убирать квартиру, могла заметить, что кое-какие деньги вернулись на место.
В конце концов Дуглас решил ничего вообще не предпринимать. Пусть копы находят деньги. Если Симус и его жена укажут на него, он просто заявит, что они лгут. Слегка успокоившись, Дуг переключил свои мысли на будущее. Теперь это его квартира. Деньги Этель - это тоже теперь его деньги. Он освободит шкаф от всей этой идиотской одежды и безделушек, а также от записок "А одевать с А, Б одевать с Б". Собрать бы все это и вышвырнуть в мусорник. Эта мысль вызвала у него усмешку. Но нельзя ничего выбрасывать просто так. Деньги, которые потратила Этель, не должны пропасть. Он найдет хороший магазин поношеной одежды и продаст им.
Одеваясь в субботу утром, он без колебаний выбрал темно-синие брюки и коричневую спортивную рубашку с длинным рукавом. Ему хотелось производить впечатление убитого горем родственника. После бессонной ночи под глазами залегли круги. Сегодня это как раз кстати.
Следователи просматривали бумаги на письменном столе Этель. Вот они открыли папку с надписью "Важные бумаги". Завещание. Дуг никак не мог решить, признаваться копам, что он знает о нем или нет. Следователь дочитал до конца. "Ты видел это?" - спросил он довольно бесцеремонно.
Дуглас выпалил без подготовки: "Нет. Это бумаги моей тетушки".
"И она никогда не обсуждала с тобой свое завещание?"
Дуглас изобразил полную скорби улыбку: "Она надо мной часто подшучивала - она говорила, что если оставит мне свои алименты, то я буду обеспечен до конца жизни".
"Итак, ты не в курсе, что она оставила тебе огромные деньги?"
Дуглас взмахнул руками, указывая на комнату. "Я не думаю, что у тети Этель были огромные деньги. Она купила эту квартиру, как кооперативную, что, полагаю, обошлось совсем недешево. Тетя неплохо зарабатывала как писательница, но нельзя сказать, чтобы она гребла деньги лопатой".
"Тогда она, должно быть, была очень экономной". Рукой в перчатке следователь взял завещание, держа его за самый краешек. Перепугавшись не на шутку, Дуглас смотрел, как он подозвал специалиста по отпечаткам пальцев: "Проверь-ка это".
Через пять минут, нервно постукивая по коленям, Дуг подтвердил, а затем принялся отрицать, что знает о существовании спрятанных стодолларовых банкнот. Чтобы увести разговор от опасной темы, он принялся объяснять, что до вчерашнего дня не отвечал на телефонные звонки.
"Почему?" - резко прозвучал вопрос. Теперь к делу подключился следователь О'Брайен.
"У Этель были своеобразные причуды. Как-то я поднял трубку в ее присутствии, но она оттолкнула меня и заявила, что не мое дело знать, кто ей звонит. Но вчера я вдруг подумал, что, быть может, это именно она пытается связаться со мной. Поэтому я стал брать трубку".
"А она не могла найти тебя на работе?"
"Я не подумал об этом".
"И с первого же звонка вы нарвались на угрозы в ее адрес. Какое совпадение - позвонили практически в то же время, как было найдено тело". Внезапно О'Брайен оборвал допрос. "Мистер Браун, вы останетесь в этой квартире?"
"Да".
"Мы придем завтра с мисс Нив Керни. Она еще раз осмотрит шкаф и установит, какие вещи пропали. Возможно, что мы захотим еще раз с вами побеседовать. Никуда не уходите". Это прозвучало не как просьба, а как приказ.
У Дуга были все основания полагать, что допрос еще не окончен. Его охватил страх, он вспомнил, как О'Брайен сказал: "Когда вы нам понадобитесь в отделении, мы дадим вам знать".
Уходя, они прихватили с собой пластиковые мешочки с результатами анализов пыли, завещание Этель, ее ежедневник и восточный ковер. Дверь еще не закрылась за ними, и Дуг мог расслышать, как один сказал другому: "Как бы они не пытались, а всю кровь с ковра все равно не смыть".
* * *
В реанимационном отделении госпиталя Св. Винсента Тони Витале по-прежнему находился в критическом состоянии. Но главный хирург успокаивал родителей: "Крепкий молодой парень, мы верим, что он выкарабкается".
Весь перемотанный бинтами - огнестрельные раны были нанесены в голову, плечо, грудь и обе ноги, с трубочками для внутривенных вливаний, опутанный проводами от приборов, которые фиксировали малейшие изменения в его состоянии, с пластиковыми тонкими шлангами в носу, Тони находился в состоянии глубокой комы, перемежающейся с нечастыми проблесками сознания. Глаза Никки Сепетти. Они буквально буравят его. Он знал, что Никки подозревает Тони в том, что он подослан. Ему сразу надо было ехать в отделение, а не задерживаться, чтобы позвонить. Он должен был почувствовать, что провалился.
Снова темнота.
Когда к Тони вернулось сознание, он уловил слова доктора: "С каждым днем становится чуть-чуть лучше".
С каждым днем! Как же долго он здесь? Тони пытался заговорить, но не смог издать ни звука...
Никки кричал, бил кулаком по столу и требовал отменить заказ.
Джо сказал ему, что это уже невозможно.
Тогда Никки начал допытываться, кто заказал убийство.
"... Кое-кто сильно нажимал, - сказал Джо. - Разрушил его планы. Сейчас у него на хвосте ФБР…" А потом он назвал имя.
Снова скатываясь в бессознание, в памяти Тони вдруг всплыло это имя:
Гордон Стюбер.
* * *
Симус ждал, сидя в Двадцатом отделении в западной части 82-ой улицы. Его круглое бледное лицо покрылось испариной. Он пытался вспомнить наставления, которые давала ему Рут, относительно того, что говорить, а что нет.
Все происходило, как в тумане.
Он был в почти пустой комнате, только длинный стол, прожженный в нескольких местах сигаретами, да деревянные стулья. Спинка стула, на котором он сидел, впилась ему в поясницу. Грязное окно с видом на улицу. Движение сумасшедшее: такси, автобусы, машины сигналят друг другу. Вокруг здания полно полицейских машин.
Как долго они намереваются продержать его здесь?
Оба следователя появились только через полчаса. За ними шла судебная стенографистка, она уселась на стул позади Симуса и пристроила у себя на коленях пишущую машинку.
Старшего следователя звали О'Брайен. Еще в баре он представился Симусу сам и познакомил со своим помощником Стивом Гомесом.
Симус знал, что они обязаны рассказать о его правах. Но все равно его начало трусить, когда следователи произносили все эти формальности. Потом О'Брайен протянул ему копию и попросил прочитать. Все ли ему понятно? - Да. Нужен ли ему адвокат? - Нет. Понимает ли он, что может не отвечать на вопросы? - Да. Понимает ли он, что все, что он скажет, может быть использовано против него?
"Да, " - прошептал Симус.
С О'Брайеном произошла перемена, его манеры стали мягче, он переключился на более снисходительный тон. "Мистер Ламбстон, моя обязанность предупредить вас, что мы подозреваем вас в убийстве вашей бывшей жены Этель Ламбстон".
Этель умерла. Конец алиментам. Нет больше этой мертвой петли на нем, на Рут, на девочках. Или петля только начинает затягиваться? Он увидел ее руки, которые цеплялись за него, видел ее взгляд, когда она падала навзничь, видел, как она боролась, как потянулась за ножиком для писем. Он почувствовал липкость крови на своих руках.
Что там так доверительно и дружелюбно говорит следователь? "Мистер Ламбстон, вы повздорили со своей бывшей женой. Она довела вас. Эти алименты разоряли вашу семью. Бывает, что внутри нас иногда столько накапливается, что мы приоткрываем крышку. Все так и случилось?" Симус упал головой на стол и заплакал. Тело его сотрясалось от рыданий. "Мне нужен адвокат".
Спустя два часа появился Роберт Лэйн - адвокат лет пятидесяти, которого в спешке где-то откопала Рут. "Вы готовы предъявить официальное обвинение моему клиенту?" - спросил он.
О'Брайен посмотрел на него с кислой миной. "Нет. Не сейчас".
"В таком случае мистер Ламбстон может быть свободен?"
О'Брайен вздохнул: "Да, он может идти".
Симус был уверен, что его арестуют. Не смея поверить услышанному, он уперся ладонями в стол и с трудом вынул свое тело из кресла. Роберт Лэйн взял его под руку и выпроводил из комнаты. Симус услышал, как Лэйн сказал: " Я хочу иметь копию показаний моего клиента".
"Я подготовлю ее для вас". Следователь Гомес подождал, пока закроется дверь и повернулся к О'Брайену: "Я бы его с удовольствием упек".