***
- Доктор на совещании, - предельно вежливо констатировала секретарша Дятлова и, улыбаясь, заключила:
- Будет нескоро.
- Он мне не нужен. Ведь он здесь ни при чем, - ответила я. - Правда?
- То есть?
- Он не мог брать деньги за липовых педиков, не мог шантажировать бедного Подземельного. Не так ли? - Я приблизилась вплотную к столу секретарши и нависла над ней.
- Не мог? - неуверенно переспросила она.
- Не мог. Потому что все это делала ты. - Я без разрешения перешла на "ты", поскольку как-то неловко называть на "вы" преступника.
- Что вы себе позволяете? - взвизгнула, побледнев, секретарша.
- Ты, гадина, пользовалась полнейшим доверием, которое тебе оказывает доктор, который готов расписаться даже на туалетной бумаге, если она будет в твоих руках, а ты… Ты подсовывала ему бланки справок и сама вписывала диагноз. Ты… - Мне хотелось ее оскорбить, чтоб вывести из себя, но на ум ничего, кроме слова "ты", не приходило. - Ты знала, что сын Подземельного маньяк, и тебе было мало денег от педиков, тебе захотелось еще вице-губернаторской капусты. Да?
- Что вы себе позволяете? - ничего больше секретарша сказать не могла.
Ее погубила ее стервозность. Будь она девушкой вдумчивой и уравновешенной, она легко бы держала линию защиты, учитывая, что моя обличительная речь основывалась на одних догадках. Но она сделала ошибку.
Секретарша вскочила и набросилась на меня, видимо, мечтая убить и подложить в кабинет Дятлова. Такую подставу я никак не могла позволить. Она вцепилась мне в волосы, но тут же получила сокрушительный удар сумкой с тяжелым разводным ключом. Она с криком бросилась на меня во второй раз, и мы, сцепившись, упали на пол.
В этот момент вошел Дятлов. Он встал и минуту ошалело смотрел на драку в приемной. Неизвестно, сколько бы он еще наслаждался этим зрелищем, если бы я не крикнула: "Вызывайте охрану!" Мигом пробежавшие охранники отцепили от меня бьющуюся в истерике секретаршу. Забирал ее уже Пулеев.
***
Дело о мужеложстве закончилось вполне удачно. То есть дело пока еще идет, но уже без участия доктора Дятлова и, соответственно, моей персоны.
Теперь в получении взяток и в подделке медицинских документов обвиняется секретарша сексопатолога. Пулеев воспринял смену фигурантов без особого энтузиазма, но его энтузиазм теперь никому не нужен. Секретарша признала вину и довольно быстро сдала своего сожителя, предприимчивого молодого человека по имени Юра, который выступал неофициальным представителем доктора Дятлова в Союзе военных матерей. Он же был тем телефонным анонимом, который пугал Подземельного разглашением неприятных подробностей из жизни его родственников. Пулеев собирается довести дело до суда даже без помощи своих приятелей с Искровского проспекта.
Обнорский публично вынес мне благодарность, а Марина Борисовна - порицание. Она сказала, что таким карьеристкам детей и вовсе заводить не надо.
Иван Викторович Подземельный, мужчина приятной наружности, поместил свое чадо в закрытую, тщательно охраняемую клинику, откуда тот вряд ли изловчится удрать. А если даже и вырвется, беременные петербурженки могут спать спокойно - первыми о маньяке услышат немки. Поскольку эта клиника находится на берегу Рейна.
Кстати, я родила двух девочек. "Здоровые и энергичные, как сама мамаша", - с улыбкой заметил Модестов, но тайный страх мелькнул в его глазах: как он теперь будет справляться с тремя Железнячками? Учитывая многообещающие обстоятельства, при которых они родились… Но это уже совершенно другая история, о которой, я надеюсь, никто не узнает.
С рождением детей странности Модестова прекратились. Он действительно с батюшками и прочими церковными деятелями все это время якшался.
А "Мой малыш" - это магазин товаров для новорожденных. Модестов хотел сделать сюрприз и втайне от меня обставил целую комнату кроватками, манежами, игрушками и висюльками… Ту самую комнату, где я хотела поставить фонтан.
В тот же день, как я выписачась из роддома, мне позвонил Дятлов. Видимо, он хотел поблагодарить меня за успешное расследование дела о мужеложстве и поздравить с прибавлением в семействе.
Но я в этом не уверена, поскольку этого он так и не смог сделать. Зато он прочел полуторачасовую лекцию о ранней детской сексуальности и вреде женской фригидности у индивидуумов для общества.
ДЕЛО О ТАЙНЕ ИСПОВЕДИ
Рассказывает Михаил Модестов
"Специалист по расследованиям в области культурных, научных и околонаучных сфер, имеет обширные связи в кругах творческой интеллигенции. Женитьба на Нонне Железняк избавила его от многих недостатков, приобретенных за годы службы в оркестре Мариинского театра и "халтуры" в ресторанах. Мягкость, чрезмерная вежливость, близорукость и любовь к домашним животным, по мнению коллег, Модестову еще пригодятся - он ждет ребенка от Нонны".
Из служебной характеристики
"В России меж тем кое-как скончался Ленин" - на этой фразе мне пришлось прервать чтение любимейшего из романов. Звонил Женя Покровский, и в первом часу ночи это было дурным знаком.
- Михаил Самуилович? Надеюсь, вы лежите, а если нет, прошу вас прилечь. - Возбужденный голос молодого священника звенел. Его полный намеков на какие-то шпионские страсти монолог и просьба о ночном визите вышибли меня из уютного седла. Вечер с книгой был казнен, и я помянул его рюмкой мадеры.
За второй, ожидательной, рюмочкой, которую моя обширно беременная женушка явно бы не одобрила, я припомнил забавную историю моего с батюшкой знакомства. Оно произошло на кладбище Александро-Невской лавры, продолжилось в сторожке местного могильщика, пьянененького и лукавого бомжа Женьки, потом переместилось в исторические архивы, а потом уже и к нам в дом. Даже общие знакомые у нас нашлись - мой однокурсник по консерватории Сашка Дворецкий служил, оказывается, не только в оркестре Мариинского театра, но и регентом в семинарии!
Тайны лаврских захоронений, которыми я занимался, дурно пахли. С помощью двух Евгениев я узнал, что новых покойников хоронят в старые склепы - частенько не разбирая имен и заслуг их "бывших" хозяев. Место героев Цусимы постепенно занимали кое-где и кое-как умершие бизнесмены, политики, а то и просто братки. Грустное было расследование! Его печальные открытия кое-кого задели, но скоро были забыты. Могильщика Женьку с кладбища за длинный язык согнали, а отец Евгений стал другом семьи.
На третьей рюмке этот батюшка уже сидел у меня, пролетев на своих "Жигулях" весь город. Рыжеватая шевелюра осеняла чело его, глаза горели праведным гневом и откровенным восторгом.
От мадеры он отказался, но хорошего чая с пирожком вкусил. И когда первые ритуальные глоток и укус были сделаны, батюшка молвил: "У нас в семинарии "жучки" завелись". И смотрит эдак, озорник, с энтузиазмом.
- Какие еще жучки?
- Не дошло? Ах ты, Господи! Подслушивающие, конечно!
- Кого подслушивающие? Тебя, что ли?
- Модестов, ты меня решительно изумляешь. Слушай тогда по порядку.
И Женя рассказал о находке, сделанной двумя студентами семинарии в их собственной комнате, или келье, как там она называется. Мол, пришел к ним вчера их сокурсник по кличке Плеер и дал послушать из этого самого своего радиоплеера их собственные речи. Оказалось, минутой раньше он случайно обнаружил трансляцию тихой беседы товарищей на частоте около 98 FM и поспешил их этим известием обрадовать. Будущие пастыри были потрясены!
Пока они приходили в себя, Плеер принялся за поиски "жучка". Будучи человеком технически грамотным, он понимал, что обнаружил под слушку, и устройство искал, как натуральный Джеймс Бонд. Мебели в келье семинариста немного, поэтому "жучок" был найден уже через минуту - к днищу тумбочки скотчем была прикреплена черная пластмассовая коробочка размером с полпачки сигарет. Увы, детективу в рясе по всем правилам сработать не удалось: один из объектов наглой прослушки с криком бросился к тумбочке и сорвал электронное насекомое с насиженного места.
Плеера крепко шарахнуло по ушам, и трансляция прекратилась. Возможные отпечатки пальцев тоже приказали долго жить.
- Вот и вся, собственно говоря, история. И я к тебе, Миша, пришел за советом.
- И правильно сделали, святой отец, советы у нас бесплатные.
- Не надо ерничать, Миша, дело серьезное. Ребята попросили меня помочь, а других расследователей я просто не знаю. Не в милицию же идти!
Так я оказался втянутым в историю, начавшуюся в семинарии, а закончившуюся через две с половиной недели в Мариинке. Надо сказать, что события разворачивались стремительно. Буквально на следующий день после сообщения отца Евгения добро от Спозаранника на расследование уже было получено словосочетание "жучки в семинарии" подействовало на него магически. Батюшка, явившийся ко мне прямо в Агентство, еще не доел свой дежурный пирожок, а я уже составлял положенную согласно требованиям штабной культуры справку, на третьей же чашечке чая созрел и дерзкий план действий.
Уравнение, с одной стороны, было всего с одним неизвестным - тайным исповедником, как мы его назвали, но вариантов решения оказывалось слишком много. "Жучок" мог принадлежать кому угодно: от ФСБ до каких-нибудь исламистов. Правда, по убеждению Покровского, установить его мог только свой человек. Во-первых, постороннему не так-то просто попасть в келью, а во-вторых, он считал, что устройство кочевало по общежитию!
- Сегодня здесь, завтра в другой келье - уверен, что его перемещали! Затем и скотчик использовали.
- Ты думаешь, нельзя было поставить сразу несколько?
- Сколько? Те двое студентов ничем особенным не отличаются, а они явно искали нужного человека, завербовать хотели!
- Кто это "они"? ЦРУ или Моссад?
- Может быть, и Моссад, не знаю, только уверен, что это был поиск, и он возобновится!
На этой оптимистичной ноте мы расстались - чтобы завтра хотя бы посмотреть на бурсацкое "насекомое". Все было не так-то просто! В условиях строжайшей конспирации мы с Климом, внештатным советником Агентства по разного рода шпионским штучкам и сотрудником дружественного нам охранного предприятия, подъехали к громаднейшему дому на проспекте Маршала Жукова. Покровский уже ждал нас, и вскоре мы оказались на настоящей явочной квартире, с паролем и горшком герани на подоконнике. Пастором Шлагом был отец Евгений, и он явки не провалил. Кстати, оказалось, что "жучка" семинаристы никому, кроме инспектора, не показывали, а потом и вовсе вынесли, от греха подальше, за стены бурсы. Он кочевал с квартиры на квартиру, в одной из которых и были устроены для нас смотрины. А посмотреть было на что!
Когда от природы хмурому Климу в какой-то темной комнате наконец показали, распеленав из десятка свертков, "жучка", он просто чудом остался жив.
Хохота более дикого я до сих пор не слыхал! "Ой, е-е-е! У-е-е-е!" - за текст ввиду его крайней непечатности не ручаюсь, но общий смысл был примерно таков. А минут через восемь-девять, когда обессилевший и потухший Клим смог говорить, выяснилось следующее. Устройство оказалось старинным "жучком" времен комсомольской юности нашего спеца, которую он провел в штате Большого дома. В бурсе эти "насекомые" в те годы водились, как клопы, и работали исправно. Во всяком случае, тогда никакой Плеер их обнаружить не мог, поскольку FM-диапозон к категории народных не относился. Это сейчас все кто ни попадя "желают творческих узбеков" или "пользуясь случаем - хотят". Давеча все было строже!
Одним словом, из Климова свидания с юностью удалось сделать обнадеживающий вывод, что о ЦРУ с Моссадом лучше забыть. А бедненькое ФСБ? Вряд ли. Скорее всего, это устаревшее устройство просто нашли где-нибудь за печкой в бурсе, вставили в другой корпус и пустили в дело - так считал Клим. Вот только кто это сделал и в какое дело?
Спозаранник по пейджеру предположил, что это могли быть агенты конкурирующей фирмы. Для прокрутки этой версии я пригласил отца Евгения домой на рюмку мадеры.
- Мой начальник считает, что кто-то из бурсаков работает на конкурентов.
- То есть?
- Конкурентов из Киева, униатов. Ты слышал про них?
- Ну вы даете, господа расследователи! Слышать-то я слышал, но зачем им подслушивать наших студентов?
- А о такой вербовке ты не думал?
Есть же среди бурсаков шатающиеся элементы - вот с ними и хотят поработать. А подслушка нужна для шантажа: раз брякнул анекдотец, два епископа обсмеял, и компроматец готов! Хотя это версия Глеба, а своего, Женя, у меня ничего нет. Кроме вот этой рюмки мадеры!
Вскоре выяснилось, что это не так уж и мало. К тому времени Нонка, сдавшая свои боевые позиции из-за недавней истории с маньяком и по подходу девятого уже месяца, улеглась. Но ее наказ помочь батюшке стучал в моем сердце столь неистово, что могилу, в которой мне пришлось гнить следующие две недели, я вырыл себе сам. Но столкнул меня в нее душка-регент Дворецкий. То есть в процессе нашей беседы с Покровским Сашка позвонил с потрясающей новостью и дичайшим предложением: он-де будет помогать скульптору Шемякину в постановке "Щелкунчика" в Мариинском - иначе провала не миновать, а заменить его в бурсе на это время должен я!
- Ты обязан мне помочь, Миша! Ты мне друг или не друг?
- Друг, но не регент, а виолончелист! Бывший к тому же! А этими песнопениями я сроду не занимался!
- Ну и что? У тебя все получится. Как бывший музыкант и действующий друг, ты должен мне помочь.
Что мог я на это ответить? Мой добрый совет - не пейте мадеру, господа! Не пейте, если не уверены, что кто-нибудь не собирается обратиться к вам с подобной просьбой. Этот напиток сделает вас благородным испанским грандом, готовым на любые пожертвования ради друзей, слабоумным идальго, кидающимся на крылья мельницы, - одним словом, великодушным идиотом, коим не место в нашей суровой действительности.
Короче, я попал. Попал на две недели Сашкиной отлучки его заместителем по регентскому отделению семинарии. Это было ужасно, но это была и неслыханная удача! Я мог чуть ли не ежедневно приходить в бурсу, видеть всех интересующих меня лиц, с понятным любопытством новичка ко всему приглядываться и принюхиваться. Самое смешное, ректор даже не знал о замене - его не было в городе, но пропуск у меня был с его подписью! Дивны дела твои, Господи… За весь этот маскарад, наверное, Всевышний и наказал меня тяжкой необходимостью скрывать ради конспирации причины своих утренних и вечерних исчезновений от любимой жены.
Вот так я оказался на Обводном, и должен признаться, в семинарии мне понравилось. Ребятишки оказались смышленые, голосистые, тряхнуть музыкальной стариной с этой братией было одним удовольствием: мы и по нотам, и по крюкам, и на Бог знает сколько голосов! Одним словом, с занятиями я справлялся, чего не скажешь об агентурной работе.
Спозаранник, руководивший процессом, снабдил меня не только массой шпионских штучек, вроде микро-микро-микрофончиков, цифро-цифро-диктофончиков, но и, разумеется, планом.
- Главное, Михаил Самуилович, ежедневно отслеживать все перемещения в "зоне общежития".
- Что же мне, торчать там весь день, как шишу на поляне?
- Ну, не весь день, а в момент "вероятной активности неизвестных фигурантов".
Говоря по-человечески, чтобы уличить униатского казачка, я непринужденно отирался в жилом крыле во время молитвы, как раз после моих занятий.
В этот момент все семинаристы отправлялись в церковь, а комнаты на целых полчаса оставались открыты для проветривания и уборки. По совместному убеждению Глеба и отца Евгения, только в этот момент кто-то мог незаметно вернуться из церкви и прилепить нового "жучка", другого времени не было.
Опять-таки оба джентльмена считали, что вторая попытка будет, и осуществит ее кто-то из студентов, тайный агент Киева. Несколько посвященных в дело о прослушке - но не о моем внедрении! - студентов вечерами ходили по кельям с тайными проверками, но пока ничего не обнаруживали. Плеер елозил по всем диапазонам эфира, но так же безуспешно. Тайный исповедник, как мы называли этого неведомого гада, затаился.
Да и чего ради он снова будет светиться с этим "жучком"? Конечно, все сделали вид, что никакого устройства не находили, что он сам по себе отвалился и оказался после уборки в мусорной корзине, но Исповедник не такой дурак! Во всяком случае, не настолько, чтобы снова лезть на рожон.
Подобные речи велись на нашей кухне теперь чуть ли не ежевечерне. Если при этом присутствовала Нонка, что, впрочем, случалось все реже и реже, то мои семинарские наблюдения подавались от студенческого лица, называемого почему-то Мусоргским. "Мусоргский сегодня опять заметил хождения Бородина, с поносом, наверное", - подкидывал я Покровскому, увлеченно объяснявшему Нонне особенности водосвятия жилищ и крещения младенцев. Тот рассеянно реагировал - мол, типичная для поста хвороба. А в отсутствие жены я уже напрямик вопрошал Евгения, почему он решил, что вторая попытка будет, и что же такое суперценное из трепа семинаристов можно узнать? За неделю с лишним моего регентства я убедился, что парни эти хоть и особого склада, но, в сущности, не многим отличаются от сверстников. Тоже и про баб поговорить, и пивка при случае опрокинуть, и анекдот завернуть - не заржавеет.
В чем же тогда тайна сия для каких-то там униатов на Украине?
- Думаю, ты уже сам догадался, Миша. Ты лучше своего начальника знаешь, что там происходит, кто там ходит и зачем. Остается лишь признаться себе, что мы ошибались.
- Признаться, что Глеб ошибался?
Охотно, охотно. С униатами он загнул, ему этот Киев везде мерещится. Но если хохляцкий след отбросить, остается лишь "внутреннее употребление", не правда ли, святой отец?
Не он первый произнес такую крамолу, и все же она была произнесена.
И если внешне суровая правда озадачила Покровского, то ненадолго. Через минуту он уже говорил, что не зря считал исповедника своим человеком.
- То есть, святой отец, внутренние резоны для прослушки ты себе вполне представляешь?
- Ну, не так примитивно, как ты говоришь, но кое-какие соображения имеются.
- Скажи пожалуйста, примитивность его оскорбляет! Если хочешь, чтобы тебе помогли, будь прям и, как на духу, расскажи все, что знаешь.
Шантаж подействовал, с этими духовными лицами, как я понял, иначе и нельзя. Они тебя так заговорят, что уже ты сам будешь им исповедываться. Так что Женьке пришлось поделиться соображениями, кто бы "из своих" так страстно желал послушать домашние беседы семинаристов. Оказалось, что желающих немало, а вообще в этой бурсе такие страсти кипят, что впору Шекспира нанимать!
Я, конечно, в Вильямы не набиваюсь, но кое-что и сам к тому времени понимал и постараюсь передать интригу.
В богоугодном заведении, как выяснялось, шла война "алой и белой розы". То есть либералы тягались с государственниками: одни полагали, что современный священник должен быть человеком широких взглядов, другие видели в том смертельную опасность для сильной и единоначальной Церкви, а потому ратовали за "крепкую руку". Тем более что ректор заведения и был той самой рукой.
- А деснице, дорогой мой, нужны уши! Все знать, всех сосчитать, всякое слово слышать! Тебе это ничего не напоминает, Миша?
Может, и напоминало, но никаких доказательств стукаческого происхождения "жучка" на тот момент не было. Но уже на следующий день они появились!