Папина дочка - Мэри Хиггинс Кларк 14 стр.


Отец сидел так близко, что я ощущала слабый аромат его крема для бритья. Неужели это все тот же запах из моих воспоминаний? Или я ошибаюсь? На отце была рубашка с галстуком, серые брюки и синий пиджак. Конечно, сегодня же воскресенье. Вполне возможно, он собирался в церковь, когда услышал о пожаре.

- Я понимаю, ты приехал из лучших побуждений, - согласилась я. - Но лучше - просто оставь меня в покое. Мне от тебя ничего не нужно, и я от тебя ничего не хочу.

- Элли, я видел твой сайт. Вестерфилд опасен, и я за тебя очень беспокоюсь.

По крайней мере, у нас с отцом осталось хоть что-то общее. Мы оба знали, что Роб Вестерфилд - убийца.

- Я могу о себе позаботиться. Я уже давно занимаюсь этим сама.

Он встал.

- Это не моя вина, Элли. Ты сама не хотела ко мне приезжать.

- В этом ты прав: твоя совесть чиста. Что ж, не смею тебя задерживать.

- Вообще-то я приехал пригласить тебя - вернее, попросить - пожить у нас. Чтобы я мог тебя защитить. Если помнишь, я проработал в полиции тридцать пять лет.

- Помню. В форме ты выглядел просто потрясающе. Кстати, я поблагодарила тебя за то, что ты согласился похоронить прах мамы в могиле Андреа?

- Да.

- По результатам вскрытия, мама умерла из-за "цирроза печени", хотя более точный диагноз - из-за "разбитого сердца". И дело не только в смерти моей сестры.

- Элли, твоя мать меня бросила.

- Моя мать тебя обожала. Ты мог бы подождать, поехать за ней во Флориду и увезти ее домой - увести нас домой. Но ты не захотел.

Мой отец достал из кармана кошелек. Я испугалась, что сейчас он попробует сунуть мне денег, но, к счастью, этого не произошло. Он вынул визитку и положил ее мне на кровать.

- Звони мне в любое время суток, Элли.

И он ушел, но в воздухе еще долго висел слабый аромат его крема для бритья.

А я уже и забыла, как раньше любила сидеть на бортике ванны и разговаривать с отцом, пока он брился! Иногда еще он разворачивался, сгребал меня в охапку и терся мыльной щекой о мою щеку.

Воспоминание оказалось настолько ярким, что я даже подняла руку и коснулась щеки, ожидая почувствовать мокрую пену. Щека оказалась и впрямь мокрой, но не от пены, а от слез, которые, по крайней мере, на секунду, я так и не сумела сдержать.

27

В течение следующего часа я два раза пыталась дозвониться до Маркуса Лонго. Потом я вспомнила - он что-то говорил насчет того, что его жена не любит летать одна. Так что вполне возможно, он улетел в Денвер, чтобы забрать ее домой, и заодно еще раз проведать внука.

В палату заглянула медсестра и напомнила, что я должна съехать до полудня из палаты. К одиннадцати тридцати я уже хотела поинтересоваться, а нет ли у них в больнице службы социальной помощи, когда мне позвонила Джоан.

- Элли, я слышала о том, что случилось. Господи, как ты? Я могу тебе чем-нибудь помочь?

Вся гордость, с которой я хотела отказаться от ее помощи, потому что она не считала Роба Вестерфидда убийцей и чудовищем, вдруг резко испарилась. Джоан мне нужна. К тому же я слишком хорошо понимала, что она столь же искренне верит в его невиновность, как я - в его вину.

- Да, еще как, - согласилась я. Я была так рада услышать дружелюбный голос, что мой собственный даже задрожал. - Ты можешь найти мне что-нибудь из одежды. Ты можешь приехать и забрать меня отсюда. Ты можешь помочь мне найти гостиницу. И еще - ты можешь одолжить мне денег.

- Оставайся у нас, - начала она.

- Нет. Ни в коем случае. Это не безопасно ни для тебя, ни для меня. Ты же не хочешь, чтобы из-за меня тебе спалили дом?

- Элли, неужели ты думаешь, кто-то специально устроил поджог, чтобы тебя убить?!

- Да, именно.

Пару секунд она размышляла над моими словами, вспомнив, судя по всему, о своих трех детях.

- А где тебе будет спокойнее, Элли?

- Лучше в какой-нибудь гостинице. Только не в мотеле, где номера выходят прямо на улицу. - Мне в голову пришла еще одна мысль. - И не в "Паркинсон Инн". Там нет мест. - И там часто ошивается Вестерфилд, добавила я про себя.

- Я знаю одно место. Думаю, можно попробовать, - хмыкнула Джоан. - И у меня есть подруга примерно твоей комплекции. Я позвоню ей и одолжу что-нибудь из одежды. Какой у тебя размер обуви?

- Сорок первый, только учти - у меня на ногах еще пока что бинты.

- У Лео сорок третий. Если не возражаешь, могу привезти его пару кроссовок. Пока сойдет.

Я не возражала.

Через час Джоан приехала ко мне с чемоданом. В нем я обнаружила нижнее белье, пижаму, колготки, штаны, свитер с высоким воротом, теплую куртку, перчатки, кроссовки и кое-какие туалетные принадлежности. Я оделась, и медсестра принесла мне трость, чтобы мне было удобнее ходить, пока не заживут обожженные ноги. На выходе женщина-клерк с неохотой согласилась подождать, пока я смогу выслать ей по факсу копию медицинской страховки.

Наконец мы уселись во внедорожник "форд" Джоан. Волосы я зачесала назад и перехватила позаимствованной у медсестры резинкой. Бросив любопытный взгляд в зеркальце, я убедилась, что прическа смотрится вполне аккуратно. Одежда, одолженная Джоан, пришлась впору, а кроссовки хоть и смотрелись немного нелепо, зато хорошо защищали мои больные ноги.

- Я зарезервировала для тебя номер в гостинице "Гудзон Вэлли Инн", - сообщила Джоан. - Это в миле езды отсюда.

- Если не возражаешь, я бы хотела заглянуть к миссис Хилмер. Там осталась моя машина. По крайне мере, я на это надеюсь.

- Кому она нужна?

- Может, и никому, но я припарковала ее буквально в метре от гаража, так что, надеюсь, на нее не упала какая-нибудь балка или обломок.

От милого домика, радушно одолженного мне миссис Хилмер, теперь не осталось и камня на камне. Все пепелище было огорожено и охранялось полицейскими. Трое мужчин в тяжелых ботинках на резиновой подошве старательно прочесывали остатки фундамента, пытаясь установить причину возгорания. Посмотрев на нас, они снова вернулись к поискам.

Я с облегчением увидела, что мою машину передвинули метров на семь в сторону коттеджа миссис Хилмер. Мы с Джоан вылезли из "форда" и пошли осматривать мой автомобиль.

Эту подержанную "БМВ" - первую приличную машину в моей жизни - я купила два года назад. Теперь ее покрывал слой черной сажи, а со стороны пассажирского сиденья краска кое-где вздулась пузырями. Тем не менее мне повезло: у меня остались колеса, пусть даже пока я и не могла ими воспользоваться: свою сумочку я забыла в спальне. В ней, кроме всего прочего, лежали и ключи от машины.

К нам подошел один из копов - очень молодой и вежливый. Когда я объяснила ему, что лишилась ключей и теперь мне придется заказывать через компанию "БМВ" другие, он заверил меня, что с моим автомобилем ничего не случится:

- Ближайшие несколько дней мы будем дежурить на участке.

И пытаться найти что-нибудь, чтобы повесить на меня это дело, подумала я, поблагодарив его вслух.

К тому времени, когда мы с Джоан снова сели в "форд", все мое хорошее настроение - появившееся, когда я наконец оделась и выбралась из больницы - окончательно улетучилось. На улице стоял погожий осенний день, но вокруг нас в воздухе висел лишь запах гари. Оставалось надеяться, что к приезду миссис Хилмер он все-таки рассосется. Да, и еще: раньше или позже мне все равно придется ей звонить и объясняться.

Я уже в красках представляла этот разговор: "Мне так жаль, что из-за меня сгорел ваш гостевой домик. Обещаю, второй раз я такого не допущу".

Вдалеке послышался колокольный звон. Любопытно, отец все-таки поехал на мессу с женой и сыном, этой звездой баскетбола, после визита ко мне? Я выбросила его визитку, уходя из палаты. Правда, я успела прочесть, что он все еще живет в Ирвингтоне. Значит, скорее всего, он до сих пор ходит в церковь Непорочного Зачатия - храм, где меня когда-то крестили.

Моими крестными, которые должны были помогать моим родителям в моем религиозном воспитании и духовном становлении, стали близкие друзья отца - Баррисы. Дэйв Баррис, как и отец, работал в полиции, и, скорее всего, уже тоже ушел на пенсию. Интересно, он и его жена хоть иногда вспоминают обо мне? "Кстати, Тед, от Элли ничего не слышно? " Или предпочитают избегать столь неприятную тему, покачивая головой и тяжело вздыхая? "Иногда в жизни случаются довольно грустные вещи. Нужно просто оставить их в прошлом и идти вперед".

- Что-то ты все время молчишь, Элли, - забеспокоилась Джоан. - Как ты себя чувствуешь?

- Намного лучше, чем могло бы быть, - заверила ее я. - Ты просто ангел, и я хочу угостить тебя ланчем - с тех денег, которые ты мне так великодушно одолжила.

Я сразу поняла, что "Гудзон Вэлли Инн" - то, что мне нужно. Большое трехэтажное здание в викторианском стиле с широкой мраморной лестницей, позолоченными перилами и пожилой женщиной-администратором, которая, как только мы вошли в вестибюль, встретила нас из-за стола пристальным, изучающим взглядом.

Джоан объяснила, что я потеряла сумочку и получу новые кредитные карты только через пару дней, и мне оформили номер на карточку Джоан, за что я по гроб жизни благодарна администратору - миссис Уиллис. Представившись, добрая женщина рассказала нам, что семь лет назад сама потеряла сумочку на вокзале, положив ее рядом с собой на скамейку.

- Я отвернулась перелистнуть газету, - объяснила она, - а буквально через долю секунды сумочка испарилась. Так глупо. Я осталась без копейки. Я так расстроилась. Когда я пришла в себя и позвонила в банк, с моей карточки уже потратили триста долларов, и...

Наверное, понимая и разделяя мое горе, миссис Уиллис проявила ко мне особое внимание и дала комнату, как нельзя лучше соответствовавшую моим требованиям.

- По цене это обычный номер, но на самом деле - почти люкс. Там даже есть отдельная гостиная с маленькой кухней. Вдобавок оттуда великолепный вид на реку.

Если что-то и нравится мне в этом мире, так это речные пейзажи. Сама не знаю почему. Меня зачали в доме с видом на реку Гудзон, в котором я прожила первые пять лет своей жизни. Помню, когда я была совсем маленькой, я часто пододвигала стул к окну и залезала на него, пытаясь разглядеть отблеск реки внизу.

Мы с Джоан медленно поднялись на два этажа к моему номеру, согласились, что это именно то, что мне нужно, и так же медленно спустились вниз в симпатичный ресторан в дальней части гостиницы. К тому времени мне уже начало казаться, что количество волдырей у меня на ногах увеличилось раз в десять.

"Кровавая Мэри" и огромный гамбургер сотворили чудо и привели меня в норму.

Мы пили кофе, и вдруг Джоан нахмурилась и выдала:

- Элли, мне неприятно заводить этот разговор, но придется. Вчера вечером мы с Лео были на фуршете. Все говорят о твоем сайте.

- И что?

- Многие считают это возмутительным. Я понимаю, ты зарегистрировала сайт под названием "Роб Вестерфилд" вполне легально, но многие думают, что это - уже слишком, - нервно призналась она.

- Не волнуйся, - успокоила ее я. - Вестников я не убиваю. Вдобавок мне самой интересна реакция окружающих. Что еще говорят?

- Что тебе не стоило выкладывать фотографии из дела Роба в Интернете и что результаты медицинской экспертизы с описанием ударов, нанесенных Андреа, - просто страшно читать.

- Это было жестокое убийство.

- Элли, ты сама спросила, что говорят люди!

Джоан выглядела такой несчастной, что мне стало за себя стыдно.

- Прости. Я понимаю, как тебе тяжело.

Джоан пожала плечами.

- Элли, я уверена, что Андреа убил Уилл Небелз. Половина нашего города считает преступником Пола Штройбела. А большинство остальных если и признают Роба Вестерфилда виновным, то полагают, что он отсидел свой срок и заслужил досрочное освобождение. И с этим ты ничего не поделаешь.

- Джоан, если бы Роб Вестерфилд признал себя виновным и чистосердечно раскаялся, я бы все равно ненавидела этого урода, но сайта бы не завела. Я понимаю их точку зрения, но мне уже не остановиться.

Джоан протянула руку через стол, и мы сцепили пальцы.

- Элли, может, ты все-таки проявишь жалость? Хотя бы к старой миссис Вестерфилд. Ее экономка ходит и сетует, как та расстроилась из-за твоего сайта. Старая женщина хочет, чтобы ты его прикрыла хотя бы на время, пока новый состав присяжных не выслушает показания Небелза.

Я вспомнила Дороти Вестерфилд, элегантную женщину, которая пришла в день похорон выразить соболезнования моей матери и которую отец выгнал из нашего дома. Он не принял ее сочувствия тогда, а я не имела права проявить его сейчас.

- Давай сменим тему, - предложила я. - Боюсь, мы не сойдемся.

Джоан одолжила мне триста долларов, и мы обе искренне улыбались, когда я платила за ланч.

- Чисто символически, - согласилась я, - но мне так приятней.

Перед дверьми в вестибюле мы попрощались.

- Я не могла смотреть, как ты карабкаешься наверх по этой лестнице.

- Вид из окна того стоит. К тому же у меня есть клюка, - в качестве подтверждения я постучала тросточкой по полу.

- Если что - звони. В любом случае, завтра я сама с тобою свяжусь.

Я подумала, не стоит ли закончить на этом разговор, но мне хотелось задать Джоан еще один вопрос.

- Джоан, я знаю, ты ни разу не видела медальон, который носила Андреа, но скажи, ты все еще общаешься с кем-нибудь из ваших школьных подруг?

- Конечно. И теперь, после всего, они точно мне скоро позвонят.

- А не могла бы ты спросить, не видел ли кто-нибудь из них на Андреа тот самый медальон? Золотой, в форме сердечка, выпуклый по краям, с маленькими синими камушками посередине и выгравированными буквами "А" и "Р" - инициалами Андреа и Роба - сзади.

- Элли...

- Джоан, чем больше я об этом думаю, тем больше я убеждаюсь, что Роб вернулся в гараж только потому, что не хотел, чтобы медальон нашли на теле Андреа. Мне нужно знать, почему он был так важен Вестерфилду. И не помешало бы, если бы кто-то подтвердил факт его существования.

Джоан решила не спорить. Пообещав навести справки, она уехала домой к обыденной жизни, детям и мужу.

Тяжело опираясь на трость, я прохромала наверх в номер, закрыла дверь, заперла щеколду, аккуратно сняла кроссовки и плюхнулась в кровать.

Я проснулась от телефонного звонка и с удивлением отметила, что в комнате все еще темно. Опершись на локоть, я нащупала выключатель и, поднимая телефон со столика у изголовья, бросила быстрый взгляд на часы.

Восемь. Я проспала шесть часов.

- Алло, - мой голос звучал, словно с похмелья.

- Элли, это Джоан. У меня для тебя ужасная новость. Сегодня днем экономка старой миссис Вестерфилд заявилась в магазин Штройбелов и накричала на Пола. Она вопила, что он должен признаться в убийстве Андреа и что это он виновен во всех несчастьях Вестерфилдов. Элли, час назад Пол закрылся у себя дома в ванной и перерезал вены. Сейчас он в больнице, в реанимации. Он потерял много крови. Врачи говорят, он не выживет.

28

Я нашла миссис Штройбел в приемном покое у реанимации. Женщина плакала беззвучно - только по щекам текли слезы. Губы плотно сжаты, как будто она боялась, что через них наружу хлынет всесокрушающая волна боли. На плечи накинуто пальто, а на кардигане и юбке, хоть они и были темно-синего цвета, виднелись темные пятна - могу поспорить - крови Пола. Рядом с ней, словно охрана, сидела крупная, скромно одетая женщина лет пятидесяти. Она враждебно посмотрела на меня.

Я не знала, чего ожидать от миссис Штройбел. Это ведь из-за моего сайта экономка миссис Вестерфилд устроила скандал, вызвавший такую отчаянную реакцию Пола. Но тут миссис Штройбел встала и подошла ко мне.

- Видишь, Элли, - заплакала она, - видишь, что они сделали с моим сыном.

Я заключила ее в объятия.

- Вижу, миссис Штройбел.

Через ее плечо я бросила взгляд на вторую женщину. Она поняла мой молчаливый вопрос и махнула рукой, поясняя, что с Полом пока еще ничего неясно.

- Я - Грета Бергнер, - представилась она. - Я работаю в магазине миссис Штройбел и Пола. Я приняла вас за журналистку.

Следующие двенадцать часов мы просидели там вместе, время от времени вставая и подходя ко входу в бокс, где под кислородной маской лежал Пол, весь в трубках и проводах, с туго забинтованными запястьями.

Всю эту долгую ночь я видела искаженное страданием лицо миссис Штройбел и ее губы, шевелящиеся в беззвучной молитве, и вскоре я тоже обратилась к Богу. Сначала чисто интуитивно, а потом все более и более осознанно. "Господи, если ты спасешь Пола ради нее, я попробую принять все, что случилось. Не знаю, насколько получится, но, клянусь, я попытаюсь".

Первые лучи солнца начали пробиваться сквозь царивший на улице сумрак.

В девять пятнадцать в приемный покой вошел врач.

- Состояние Пола стабилизировалось, - сообщил он. - Он выкарабкается. Думаю, вам стоит поехать домой и отдохнуть.

Из больницы я уехала на такси. По дороге я попросила водителя остановиться и купила утреннюю газету. Бросив взгляд на первую страницу "Вестчестер Пост" я порадовалась, что у Пола в реанимации нет газет.

"Подозреваемый в убийстве пытается покончить с собой", - кричал заголовок.

На оставшейся части первой страницы поместили фотографии трех человек. Слева - Уилла Небелза, с выражением уверенности в собственной правоте на слабовольном лице. Справа - женщины лет шестидесяти с озабоченным взглядом, только усиливавшим и без того жесткие черты лица. А в центре - Пола Штройбела за прилавком с хлебным ножом в руке. Его фотографию обрезали так, чтобы была видна только рука с ножом: никакого французского батона, который Пол нарезает для бутербродов. Взгляд устремлен в камеру, брови сдвинуты на переносице - похоже, его сфотографировали неожиданно. В общем, в результате со страницы глядел мрачный тип с грозным оружием в руке.

Под каждой из фотографий вместо подписи стояло по цитате. Под Небелзом - "Я знал, что это сделал он". Под суровой женщиной - "Он в этом признался". Под Полом - "Простите, простите".

Сама статья располагалась на третьей странице, но ее я отложила на потом - такси подъехало к гостинице. Вернувшись в номер, я снова села за газету.

Женщина с первой страницы оказалась Лилиан Бекерсон, экономкой, проработавшей у миссис Вестерфилд тридцать один год.

"Миссис Вестерфилд - одна из самых замечательных людей, когда-либо рождавшихся в этом мире, - цитировала ее слова газета. - Ее муж был сенатором США, а дед - губернатором Нью-Йорка. Более двадцати лет она прожила с пятном позора на чести семьи. А теперь, когда ее внук пытается доказать свою невиновность, эта женщина, которая лгала в суде еще ребенком, снова хочет его уничтожить через свой сайт".

Похоже, это про меня.

"После того как миссис Вестерфилд заглянула вчера на этот сайт, она проплакала весь день. И я не выдержала. Я дошла до магазина и закричала этому человеку, чтобы он сказал правду и признался в своем преступлении. Знаете, что он мне повторял? "Простите, простите". Вот вы бы стали так извиняться, если бы были невиновны? Не думаю".

Стали бы, если бы были Полом Штройбелом. Я заставила себя читать дальше. Я сама журналист, и я поняла, что Колин Марш, автор этой статейки, - один из тех любителей сенсаций, которые умеют подбирать и правильно вставлять броские цитаты.

Назад Дальше