- А юг? Кто хотел в августе на юг?
- Если ты собираешься нас выпихнуть туда с мамой, обломайся! Поедем вместе, понял? А то вся квартира духами провоняет.
- Что ты городишь? Мне другие бабы не нужны!
- Нужны, нужны! Всем вам, мужикам, что-нибудь эдакое надо, чего в доме нет! Смотри мне, если узнаю, убью! - Вика застонала от желания. - Ну что ты телишься, возьми меня скорей!
Через десять минут Митя, накинув Викин халат, выскочил из ванной, зашлепал босыми ногами в Дашкину комнату.
Ребенок стоял в кровати, взявшись за деревянную спинку, и отчаянно вопил. Митя подхватил дочь на руки, стал успокаивать.
- Ну что ты, Дашка, не понимаешь, что ли, у мамы с папой любовь-морковь! Ничего-ничего, не переживай, сейчас переоденемся и гулять пойдем.
Дашка поревела еще немного и успокоилась.
Митя катил коляску с Дашкой по тенистой аллее Измайловского парка. Ребенок вертел головой по сторонам и теребил привязанные к коляске погремушки. Митя с нежностью смотрел на дочь и вспоминал вчерашний вечер. А ведь Вика была права. Вчера, провожая Настю до дому после кафе, где они просидели больше трех часов, болтая о студенческой жизни, перемывая кости общим преподавателям, которые уже стали для Мити прекрасным прошлым, он не удержался, и поцеловал ее в кабине скрипучего допотопного лифта. Настя отстранилась, посмотрела на него с удивлением и сказала не без иронии:
- Молодой человек, мы с вами второй раз видимся. Ваше поведение более чем бестактно.
- Не второй, а третий, - улыбнулся Митя. - Третий.
- Третий? - удивилась Настя. - Не припомню.
- Ты хотела показать маме новый купальник, а в ее кабинете оказался нежданный гость.
Лифт замер на этаже.
- Черт возьми, так это ты! - Настя рассмеялась. - Свет слепит, я вижу - какой-то мужик сидит. Испугалась дико. Маме скандал закатила - предупреждать надо! Она сказала - ее ученик.
- Ну, в общем, верно сказала. Я буду у нее диссертацию писать.
- Точно - третий! Нет, но каков! - девицу в краску вогнал! Ладно, тогда можно, - Настя подставила щеку, но Митя поцеловал ее в губы. Следовало бы сказать какие-то нежные слова, но он не мог - от волнения перехватило дыхание.
Внизу кто-то забарабанил по металлическим дверям лифта.
- Эй, сколько можно ждать? Немедленно освободите кабину! - раздался старушечий голос.
Настя с Митей рассмеялись и выскочили из лифта, захлопнув дверь.
Он снова хотел ее поцеловать, но Настя приложила палец к его губам.
- Иди домой, к жене.
- Но Настя! Я ненадолго, только чайку попьем. Ты тогда в купальнике была такая!…
- Иди, я сказала, подхалим! Иначе я больше не буду с тобой встречаться.
- Все понял! - Митя поцеловал ей руку и стал быстро спускаться по лестнице.
У подъезда на скамейке сидела старушка с палкой. Она с ног до головы оглядела Митю.
- Это вы в кабине сидели, молодой человек?
- Ну я! - с вызовом сказал Митя. - А это вы по лифту палкой колошматили?
- Кому надо, тот и колошматил, - сказала старуха.
- Не стыдно: людей потревожили, а сами никуда не поехали. Зачем, спрашивается?
- А чтоб вы в кабине не сидели!
- Ну уж нет, бабуля, теперь я всегда у вас в лифте сидеть буду! - гордо сказал Митя и зашагал восвояси.
Вечером приехали тесть с тещей - навезли внучке подарков. Женщины секретничали на кухне, а Митя с тестем потихоньку попивали коньячок в гостиной, закусывали лимоном и обсуждали итоги футбольных матчей. В футболе Митя разбирался как свинья в апельсинах, но трансляции заставлял себя смотреть регулярно, чтобы при случае ловко "подыграть" родственнику, в конце концов, он должен быть им благодарен: полгода назад Викины родители отдали им свою квартиру, а сами переехали жить на дачу, верно решив, что дети не должны жить с родителями. Не должны - это точно. Митя знал, что тесть не одобряет его научной карьеры - нищенская зарплата, пользы людям никакой, разве что собственные амбиции потешить. Сам-то он всю жизнь проработал в Инторге, потом с друзьями создал собственную фирму. Предлагал после окончания МГУ работать у себя, но Митя отказался - весь день под неусыпным оком, да и потом, не дай бог, разозлится на что-нибудь. Тут уж никаких "кораблей" не попускаешь! А канал у Мити был надежный, второй год работал. Правда, неудовольствие свое тесть высказывал за глаза, Вике. Но, как говорится, муж и жена -… А куда ему еще с его специальностью? Переводчиком с английским? Их по всей Москве как собак нерезаных, не протолкнуться. В свободное плавание, на репетиторство, на курсы, на уроки? Ну, так он освоится на кафедре, и все у него потихоньку появится. Абитуриенты каждый год поступают, и всем надо сочинения писать. И потом на кафедре с иностранцами рано или поздно появляется возможность поработать за границей. В общем-то он любил своих родственников. Они в его семейную жизнь не лезли, уму-разуму не учили, а так - коньячку попить за приятной беседой - милое дело.
- Напился? - спросила Вика, когда родственники уехали.
- Да нет, ты что! - пьяно улыбнулся Митя. - Это мы так, по-родственному.
- А я тобой по-родственному курнуть хотела. А потом любовью заняться.
- Курнуть - это можно, - Митя полез в тайник на антресолях, достал из него фарфоровую трубку и жестяную коробочку с крошками гашиша. Раньше, еще до беременности, до свадьбы они с Викушей частенько на досуге баловались этим делом, но потом Вика отказалась, более того, запретила и ему, сказав, что он своим дурацким обкуренным видом будет плохо влиять на ребенка. Он не возражал, ушел в "подполье". За год это была первая просьба жены, и она его удивила.
Они сделали всего по три затяжки, после чего, голодные и радостные, занялись любовью на паласе в гостиной, и Митя совсем перестал думать о Насте.
В понедельник он проснулся от пиликанья будильника, приподнялся на локте, нажал на кнопку, с удивлением посмотрел на пустую подушку рядом с собой. На улице монотонно шумел дождь. "Вика кормит Дашку, а на дворе дождь", - подумал Митя, закрывая глаза. Он прислушался к себе и понял, что на душе как-то тягостно и нехорошо, будто с перепою. "Наверное, что-то случилось в этом мире, - подумал он. - Кто-то сбросил на город бомбу или застрелил собаку на помойке". Когда по утрам на душе было неспокойно, он всегда придумывал какие-нибудь глупости и произносил их про себя. Иногда помогало. Сегодня - не сработало.
Он встал, умылся, позавтракал и пошел на работу. Сегодня Крошка Цахес по прозванию Ольга Геннадьевна, будет требовать от него рекламный проспект для иностранцев - хочет разослать его по заграничным университетам в надежде, что народ потянется. Может и потянется, но не скоро, потому что он его не допечатал - Зою Павловну ходил навещать. Нет, этого он ей, конечно, не скажет, он себе не враг. Лучше уж наврать, что в университете не было электричества.
Кафедра была открыта. Митя вошел и замер - за его лаборантским столом сидел незнакомый чернявый молодой человек с бородкой клинышком. Он разговаривал по телефону. Увидев Митю, он приветственно поднял руку.
"Наверное, это "чурка", "урюк", "мусульманин", "Шарфик", "Раш", - сразу подумал Митя. Он не ошибся.
- Ну все, Верочка, - сказал молодой человек в трубку и положил ее на рычаг. Он встал и подал руку. - Рашид.
- Дмитрий. Столько уже наслышан, что не терпелось познакомиться, ничего, если сразу на "ты"?
- Ничего, - кивнул Рашид. - У нас, Дмитрий несчастье - Зоя Павловна умерла.
- То есть как это? - не сразу понял Митя. Он мотнул головой, думая, что ослышался, сел на стул.
- Ночью. Остановка сердца. Вчера ее все навещали. Я ходил, Игонина. Зося была в ударе. Шутила, смеялась, даже прогулялась с нами по коридору. Говорит, врачи велели. В общем, если хочешь, иди. Все равно сегодня никакой работы не будет. Я на телефоне, всех обзваниваю.
- Погоди-погоди, - Митя сглотнул набежавшую слюну. Новость все еще не укладывалась в его голове. - А где все?
- Я почем знаю? - пожал плечами Рашид. - Разбежались, как крысы. Занятий нет. Маркуша в запое, как обычно. Интересно, он когда-нибудь бывает в другом состоянии?
- Наверное, редко, - сказал Митя безразлично. - Что же теперь будет?
- Геннадьевна обещала подъехать. Надо какие-то деньги от университета выписывать. Венок заказать. Суета…
- Что же теперь будет? - повторил Митя. - Я должен поехать к Насте.
- К дочери? Валяй. Там уже какие-то родственники приехали. Бывший муж, сестры. Я туда звонил. Может, что надо?
- Да-да, - автоматически кивнул Митя. Он уже собрался выйти с кафедры, как вдруг вспомнил о просьбе Зои Павловны взять из ее стола папку. - Слушай, меня тут Зося просила взять кое-что.
- Бери, мне-то что? Дочери отдашь.
Митя порылся в столе, нашел папку с надписью "Монография", сунул ее в сумку.
Он вышел с кафедры, двинулся по коридору, чувствуя себя каким-то пришибленным. Навстречу ему шел плечистый мужчина в рабочем комбинезоне. Завидев Митю, приветливо кивнул. Митя тоже автоматически кивнул, потом посмотрел мужчине вслед. "Это он, - подумал он, вспомнив инфернального мужика из общаги. - Точно он!" В другое время эта мысль зажгла бы его, и он тихонько пошел следом, чтобы проследить за подозрительным субъектом, который, вполне вероятно, припечатал его тогда в общежитии. Но теперь ему было на все наплевать. Даже если бы его сейчас толкнули в лестничный пролет, он не стал долго сопротивляться. Мужик скрылся за поворотом, и Митя отметил про себя, что все происходящее сейчас похоже на болезнь "дежа вю".
Как истинный трус, он боялся туда ехать, но не поехать не мог. Еще в пятницу все было так замечательно, и Настя, сидя в кафе за столиком напротив, задорно смеялась над его шутками и пила сладкое вино, которое красило ее зубы в сиреневый цвет. Еще в субботу он думал о том, что сегодня они вместе с Настей навестят Зою Павловну - принесут ей первой южной клубники, которая так хороша для крови и сердца. Еще в воскресенье он видел сон, в котором ездил с Настей и Зоей Павловной в лифте вверх - вниз, не желая из него выходить…
Дверь ему открыла незнакомая женщина. Митя поздоровался и отметил про себя, что она чем-то похожа на Зою Павловну. "Сестра,"- догадался он. Женщина ни о чем его не спросила, а просто впустила в квартиру. Родственников, действительно, было много. Все они сидели в большой гостиной по периметру: кто на стульях, кто на диване. Митя сразу почувствовал запах каких-то лекарств. Дверь распахнулась, и из Настиной комнаты вышли врачи. Их было трое.
- Спать, спать и спать. Я вколол ей такую дозу, что она должна на ней продержаться до завтрашнего утра. То есть сутки гарантирую, а там - сами смотрите, если истерика будет продолжаться, вызывайте снова. Но вообще, чтобы снять симптоматику, нужен очень хороший психотерапевт. И работы тут надолго, - объяснял врач седому мужчине.
- Понимаете, я сам когда-то практиковал. Это уже четвертый укол. Нервная система не тормозится. Просто как сжатая пружина! Как бы не перекачать девочку!
- Ничего-ничего, это хорошее лекарство, а больше ничего делать не будем, - успокоил мужчину врач. - Держитесь! - он похлопал его по плечу, и бригада удалилась.
Через полуоткрытую дверь Митя смог увидеть Настю. Она лежала в кровати. Голова ее моталась из стороны в сторону, она что-то шептала опухшими губами. Волосы прилипли к вспотевшему лбу.
Седой мужчина прикрыл дверь.
- Здрасьте, - сказал Митя.
- Вы Настин друг? - поинтересовался седой.
- Да, Дмитрий. Может, можно чем-то помочь?
- Я ее папа, - мужчина пожал Мите руку. - Да, вот такое у нас горе, - он тяжело вздохнул. - Дмитрий, вы располагаете временем?
- Конечно, - кивнул Митя.
- В таком случае можно вас попросить съездить за деньгами? Зоя всегда была такая безалаберная!… Впрочем, ладно. Я вам напишу записочку и адрес. Здесь недалеко - на Электрозаводской. Вы ее просто отдадите, вам дадут деньги и вы привезете их сюда.
"Прямо как с маленьким разговаривает, или с умалишенным,"- подумал Митя.
Седой нацарапал записку на обратной стороне какой-то рукописи, Митя сунул ее в карман, и направился к дверям.
- Дмитрий, у вас глубокие карманы? - поинтересовался седой ему вслед.
- Ничего не вывалится, - пообещал Митя. Он был рад, что сразу нашлось поручение. Не дай бог, сидеть среди родственников, слушать их причитания и рассказы о доблестях покойной, боясь лишний раз вздохнуть или пошевелиться. Хотя разговор врача с папашей его очень встревожил. У Насти непрекращающаяся истерика, и ее накачали транквилизаторами. Вот если бы побыть с ней хоть немного, буквально сказать несколько слов. Не то, чтобы он был о себе высокого самомнения, но с женщинами Митя умел разговаривать в любых ситуациях и состояниях. Но кто бы его пустил к ней?
Чтобы потянуть время, Митя специально не стал брать машину, а поехал на метро. Он решил, что машину возьмет на обратном пути, когда будет с деньгами. Что имел в виду Настенин папаша, когда говорил о Зосиной безалаберности? Отсутствие денег? Ну, конечно. Это в старые времена завкафедрой могла получать пять - шест сотен, на которые можно было жить припеваючи и даже содержать семью в несколько ртов. А сейчас? Не могла же Зоя начать мотаться по каким-нибудь коммерческим курсам или командировкам. Она ведь ученый, а не халтурщица. "Была". - добавил про себя Митя.
До "Электрозаводской" он добрался довольно быстро. Сверился с запиской, пару раз поинтересовался об адресе у прохожих, и скоро уже давил кнопку звонка на косяке бронированной двери.
Ему открыла довольно молодая и симпатичная крашеная под блондинку женщина - ей было тридцать с небольшим.
- Я вот, - Митя протянул записку, подумав, что должен был хотя бы узнать имя Настиного папы.
Женщина внимательно прочитала записку, повертела листок в руке.
- Он что, сейчас там?
Митя неопределенно кивнул. Его не проинструктировали, как отвечать на каверзные вопросы. А вдруг не надо говорить, что он там?
- Господи, когда же это все кончится?! - крикнула женщина и закрыла дверь перед его носом.
Митя понял, что влезает в какие-то непроходимые киреевские семейные дебри, в которых легко заблудиться. Все это было ему ни к чему. Своих хватало.
Дверь снова открылась, женщина протянула ему конверт с деньгами.
- Смотрите не потеряйте по дороге! - строго предупредила женщина.
- Я что, похож на Машу-растеряшу? - язвительно спросил Митя.
- Да нет, - слегка опешила от его реплики женщина.
- То-то, - сказал он и раскланялся.
Через двадцать пять минут он, опустив глаза, уже сидел в гостиной с родственниками и подслушивал их тихие разговоры - больше дел пока что не нашлось - ревниво следил, как Настин папаша то и дело шныряет в ее комнату. Что ему там надо? Пускай спит ребенок.
Так, в ожидании и ничегонеделании, прошло часа два. Самое неприятное было то, что Мите было не с кем даже поговорить - он никого не знал, он был чужой этой среди этих тихих людей. Теперь было точно известно, что похороны состоятся завтра, в десять утра, и он уже стал подумывать о том, чтобы уйти.
Был четвертый час. Седой попросил женщин приготовить что-нибудь по-быстрому - бутерброды, салаты из банок, консервы - накормить голодных и скорбных гостей. В общем-то верно - с утра никто ничего не ел. Митя решил сначала перекусить, а потом уже отправиться восвояси.
В гостиную принесли тарелки, бутерброды, чашки, чай в пакетиках и кофе. Все поднялись со своих насиженных мест, потянулись к столу. Получилось что-то вроде поминального фуршета. Митя положил на тарелку пару бутербродов, налил кофе.
Дверь в Настину комнату распахнулась. Девушка, в одних трусиках и прилипшей к телу майке, пошатываясь, вышла в гостиную, остановилась посреди комнаты. Она обвела мутным взглядом родственников и сказала каким-то незнакомым, севшим и осипшим голосом: - А, вот вы где все! Жрете, сволочи! Куда маму увезли, а? Ну-ка, отвезите меня к маме! Немедленно! Быстро! Я хочу к маме! Почему вы меня к ней не пускаете? - у Насти начиналась истерика.
В комнату вбежал Настин отец, бросился к ней.
- Нет-нет, не подходи, скотина! - замахала она на него руками. - Не подходи, убью! - она даже попыталась его пнуть, но не достала.
- Настя, Настя, я тебя умоляю: пойдем поспим! Надо поспать, моя хорошая. Утро вечера мудренее, - стал уговаривать ее отец, ходя вокруг нее.
- А вы чего не спите, а? Пожрать пришли? Пустите меня к маме, ну чего же вы, сволочи такие? - она побежала к родственницам в черных платках, стала их толкать.
- Надо ее немедленно уложить! Надо применить силу! Мужчины, что же вы?! - послышались возмущенные возгласы родственниц.
Неожиданно силы у Насти кончились, и она рухнула на пол. Митя первым бросился к ней, поднял на руки и бережно понес девушку в ее комнату. Голова Насти безжизненно свешивалась на бок.
- Лекарство подействовало! Какая сильная девка - вся в мать! - услышал он сзади себя чей-то шепот.
Митя бережно уложил Настю в кровать, перевернул подушку на другую, сухую, сторону, накрыл одеялом. Настин отец взял ее запястье, стал щупать пульс.
- Знаете, мне кажется, врачи ее как следует траванули своими транквилизаторами, - сказал Митя седому. - Это уже не просто истерика. Она совсем холодная.
- Мне тоже кажется, - кивнул Настин папа. - Я вызываю бригаду.
Он ушел звонить, а Митя сел на краешек постели, стал гладить ее по мокрым волосам.
- Настя, Настенька, Настька, Настена, - приговаривал он ласково. Настя попыталась открыть глаза.
- А, и ты тоже здесь, - произнесла она слабым голосом. - Это хорошо. это, на самом деле, очень хорошо, - Настя взяла его руку в свою. - Ты отвезешь меня к маме, ладно?
- Отвезу, - соврал Митя.
Она улыбнулась ему.
- Ты прости, что я такая.
- Ничего-ничего, все пройдет. Ты поспи, - сказал он обычным голосом, и девушка тут же послушно засопела, держа его за руку.
"Совсем как Дашка,"- подумал Митя.
Минут через пятнадцать появилась бригада токсикологов. Выяснив, какое количество транквилизаторов вкололи предыдущие "Скорые", они сказали, что нужна срочная госпитализация. Митя спустился к машине за носилками, и они вместе с Настиным отцом отнесли спящую девушку вниз. Митя хотел поехать с бригадой, но врачи заявили, что он им не нужен - по дороге они будут ставить капельницы, промывать желудок.
Больше ему здесь делать было нечего. Митя взял сумку и ушел.
По дороге он думал о том, что завтра родственники похоронят Зою Павловну и разъедутся по домам, ну, может, кто-то еще останется до девятого дня, но потом - все равно разъедутся, папаша отправится к своей молодой, тридцатилетней, и Настя, выписавшись из токсикологии, останется совсем одна в огромной сталинской квартире. Ее уютный и спокойный мир рухнул в одночасье. На что же она будет жить? Поможет ли ей отец? Должен помочь. По всем людским законам - должен. Но кто его знает?
Он зашел в продуктовый магазин рядом с домом, купил бутылку водки. Открыв сумку, чтобы положить в нее бутылку, Митя обнаружил папку с рукописью и удивился - он совсем про нее забыл. "Ничего, теперь уже не к спеху, потом отдам,"- подумал он.