* * *
Петр Филиппович Чикин выглянул через кухонное окно своей квартиры во двор и зевнул. Тронутые первой предосенней желтизной деревья, темные клочковатые тучи на небе, сеющие мелкий дождь на асфальт, на прижавшиеся друг к другу автомобили внизу, у подъезда. Чикин открыл форточку, разгоняя остатки утренней дремоты, сделал несколько глубоких вдохов и потянулся. "Не осень ли наступила раньше времени?" – спросил себя Чикин. Наверняка сегодня в Москве возрастет число случаев суицидов. Для сведения счетов с жизнью самоубийцы выбирают ненастные дни. Да, в этом есть своя логика. В такую погоду жить не хочется, не то что работать, подумал Чикин, но тут же отогнал эту мысль. Дела в предстоящий воскресный день предстояли вовсе не обременительные, скорее приятные.
Сычев обещал заехать в начале десятого, намекнул на какую-то насыщенную программу. Сперва, как всегда, обязательная часть: осмотр нового сычевского приобретения, особняка в центре. На этот случай Чикин уже приготовил несколько лаконичных емких комплиментов, которые наверняка хочет услышать хозяин: неотразимо, колоссально, просто фантастика… С комплиментами можно и переборщить, ничего страшного.
Там, в особняке, самое удобное место для расчетов. На нынешней неделе Петр Филиппович помог Сычеву отвоевать у строптивого директора завода под склад большой ангар из сандвич панелей, прекрасный чистый ангар с вентиляцией на охраняемой заводской территории. Для этого пришлось съездить на место и поговорить с директором один на один, в таких делах пользоваться телефоном – только все портить. Директор уступил, не упирался, как баран, быстро сообразив, какие люди стоят за Сычевым и просят за него. Значит, сегодня Чикин может рассчитывать на гонорар, весьма приличный гонорар.
Итак, нужно похвалить особняк, получить с Сычева все, что причитается, далее обед в хорошем ресторане, плотный и сытный обед, а вечером можно поимпровизировать. Баня, например. У Сычева хорошая баня для своих. Это один из вариантов. Можно отправиться за город, гульнуть на природе. Чикин посмотрел в окно и решил, что поездка на природу в такой дождь – самое идиотское решение проблемы досуга. Доев первое яйцо и полбутерброда, Чикин поднял глаза от тарелки. В дверях кухни в длинном стеганом халате стояла жена Татьяна Семеновна.
– Ты что это в такую рань поднялся?
– Забыл предупредить, – Чикин постучал тупым концом яйца о стол. – Нужно одно мероприятие провернуть. Сычев просил.
– Сычев этот только и умеет, что просить, – проворчала Татьяна Семеновна и присела к столу. – Просит, просит… Сколько ты помогал ему? Сколько сделал для него?
Чикин сделал попытку перевести разговор в другое русло. Он считал неосторожными, даже опасными, откровенные разговоры с женой о денежных счетах между мужчинами. Долог женский язык. Да и перед глазами полно примеров, когда бывшие любящие друг друга супруги вдруг становятся самыми злыми врагами. Эти примеры Чикин всегда вспоминал, когда жена настаивала на деловом разговоре с ним. Нет уж, лучше промолчать. Нутром Петр Филиппович понял, что жена поднялась в самом недобром расположении духа, и сейчас на кухне вяло разгорается очередная ссора.
– Сычев особняк купил в центре, – сказал Чикин и тут же запоздало понял, что сморозил глупость. Сообщать жене о чужих приобретениях – только разжигать сильнее эту нарождающуюся ссору. – То есть не особняк, а так, не поймешь что, забегаловку какую-то. Хотел мне показать эту развалюшку, – поправился Чикин, но было ухе поздно.
Татьяна Семеновна свела брови на переносице и метнула на него из-под этих бровей колючий взгляд. Петру Филипповичу стало неуютно на жестком стуле.
– Собственно, он ещё и не купил ничего, собирается только, – Чикин жевал, не чувствуя вкуса еды.
– Все правильно, умные люди особняки покупают, а мы? – Татьяна Семеновна тяжело вздохнула. – Дачу имеем. Это же смех, а не дача, стыдно туда кого-нибудь в гости позвать. Стоит посередине участка какой-то облезлый курятник, халабуда какая-то, которую ты почему-то называешь домом. Все приличные люди уже давно по Рублево-Успенскому направлению особняки понастроили. А у нас что?
– У нас большой рубленый дом, баня, гараж кирпичный, – Чикин чувствовал, что начинает заводиться. – Три года назад ты говорила: это настоящая сказка, рай. Нет, теперь ей дача уже не нравится.
– А что там может нравиться, изба эта курная? – Татьяна Семеновна туже затянула поясок халата.
– Хорошо, – Чикин отодвинул от себя тарелку. – Сегодня я построю дачу на Рублево-Успенском. А завтра меня спросят: на какие это шиши ты строишь терема? На свою зарплату нищенскую? Да меня из штанов вытряхнут, не только с Рублево-Успенского.
– Только не смеши меня, – Татьяна Семеновна засмеялась металлическим смехом. – Чиновники двумя рангами ниже тебя, сошка мелкая, строят там хоромы. У них никто ничего не спрашивает. А у тебя спросят, как же!
– Пусть строят, это их дело. Просто я не хочу вкладывать огромные деньги в какой-то дом, в котором за год побываю раз десять, не чаще, – Чикин посмотрел в глаза жене и сказал, делая ударение на каждом слоге: – Не хо-чу. И еще: мне надоело с тобой собачиться из-за этой дачи.
Татьяна Семеновна на минуту замолчала, собираясь с мыслями, подыскивая аргументы в свою пользу, но ничего нового не придумала.
– Хорошо, Петя, ты не хочешь, как хочешь, – сказала она. Ее голос сделался мягче. – Но загляни хоть немного вперед. Уйдешь на пенсию, поселишься за городом, станешь жить в своем доме.
Чикин залпом допил кофе.
– До пенсии мне ещё работать и работать, я ещё молодой мужик, чтобы думать о старости, – он встал, поставил тарелку и чашку в мойку. – Дойдет дело до пенсии, подберу местечко для своего дома, но, конечно, не в Подмосковье, не на Рублево-Успенском. Жить среди этих вонючих снобов я не желаю.
– Я об экологии говорю, – вяло возразила жена, понимая, что спор проигран, в который уже раз проигран.
– Срать я хотел на эту экологию, – сказал Петр Филиппович, грохнув тарелкой. – Обязательно тебе начать эту бодягу, разговоры эти пустые в самое неподходящее время. С тобой рядом сидеть все равно, что в помещении, где морят тараканов. Голова болит, и слезы в глазах.
– А с тобой рядом находиться…
Чикин, не дослушав ответ жены, быстро вышел из кухни и заспешил в спальню одеваться. Вот опять скандал на пустом месте. Опять настроение, испорченное уже с раннего утра. Чикин выбрал однобортный пиджак на двух пуговицах болотного цвета в темную клетку, повязал яркий галстук и посмотрел на свое отражение в зеркале. Баба бесится от безделья, решил он, вот и приходят ей в голову дурацкие мысли. И все эти мысли, в конечном счете, сводятся к одной, главной: как лучше распорядиться его, Чикина, деньгами.
"Мерседес" Сычева уже стоял у подъезда. Чикин подумал, что наверняка вернется по ту сторону ночи, лучше не обострять отношения с супругой и сказать ей на прощание несколько добрых слов. Он прошел в комнату Татьяны Семеновны и застал жену сидящей перед зеркалом с блестящими то ли от слез, то ли от крема щеками. При появлении Чикина жена повернулась к нему спиной.
* * *
Заняв место на заднем сиденье, он пожал руку Сычева, как всегда влажную, и, приветствуя, тронул за плечо водителя. Симпатичный парень, в прошлом какой-то спортсмен. Сычев, хвастаясь, говорил, что у его водителя Володи дома от спортивных кубков полки ломятся и половина стены увешана медалями. А потом у парня случилась какая-то неприятность, говорили, он уронил факел на открытии международной спартакиады. В общем, на большом спорте из-за мелкого недоразумения пришлось поставить крест. Теперь Володя возит Сычева и охраняет его телеса от внешних посягательств.
Чикин осмотрел содержимое бара. Так, пиво побоку. Для водки или коньяка слишком ранний час. А вот это любопытно: белые калифорнийские вина "Пауль Массон", а вот ещё лучше – французское шабли, выдержанное, разлитое выше середины горлышка в бутылки зеленого стекла. Чикин перевел взгляд на бутылку бордоского вина, весьма дорогого и престижного.
– Этим можно, пожалуй, освежиться.
– А ты разбираешься в винах, – Сычев вытащил из второго ряда бутылку, снял с подставки штопор. – Да, губа не дура, "Премьер Кру", сто двадцать долларов за бутылку, – он быстро ввинтил штопор в пробку. – У меня в загашнике есть бордо восемьдесят восьмого года. Вкус, по-моему, так себе, на любителя. А цена – полтысячи. Кстати, что это режиссер Леднев тогда явился в твой кабинет?
– Его бывшую жену убили. Темная история. Прокуратура разбирается, но шансов мало.
– Сам, небось, жену и прихлопнул. Завел роман с какой-нибудь молодухой, а жена помеха. Сцена ревности, истерика. Она хоть и бывшая жена, но баба, говорят, ревнючая была. Но там есть и финансовая сторона дела. Слышал, при разводе Ледневой досталась большая дача в престижном месте и квартира в Москве. Видимо, муж за голову схватился, решил исправить.
– Он не способен убить женщину.
– Я тоже так думаю, но разговоры всякие ходят.
– Прокуратура проверяла Леднева, – Чикин допил вино.
– Хочешь, дам один блестящий совет? – спросил Сычев. – Бросай ты дружбу с этим Ледневым. Может, он известный режиссер, видная фигура в своих кругах. Но все это уже в прошлом. Так вот, не пачкайся ты об этого Леднева. Я тебе авторитетно говорю, он свое отснимал. Скоро у него начнутся такие неприятности, что все будут от него шарахаться, как от зачумленного. Я знаю, он, как говорится, полон творческих планов и прочего дерьма. Но только ничего у него не получится. Ему ещё очень повезет, если дело не кончится тюрьмой.
– Чепуху ты болтаешь.
Чикин ощутил легкий приступ раздражения. И почему только все, будто между собой сговорились, стремятся с утра пораньше нарушить его душевное равновесие? Советы он раздает… Спасибо, таких советов не требуется.
– Я же говорю, прокуратура проверяла Леднева, – сказал Чикин. – В то время, когда случилась беда с Еленой Викторовной, он находился на кинофестивале, на юге. Член жюри. Его алиби сотни людей подтвердят, если не тысячи.
– Алиби? – Сычев натянуто рассмеялся. – Какой же убийца не сделает себе алиби? А фестиваль для такого дела – лучший вариант, вроде бы ты у всех на виду и всегда есть возможность незаметно слинять. Вероятно, он все рассчитал.
Чикин почувствовал внутреннее напряжение, такие разговоры на пустом месте не рождаются.
– Вообще-то об этом уже многие говорят, – Сычев почесал затылок, словно решал, раскрывать или не раскрывать свои источники информации. – Ну, до вас, до верхов, пока все поднимется. Вы всегда самое интересное последними узнаете. Леднев завел себе бабенку, многие люди её видели. Он ведь не стесняется, посещает вместе с ней кабаки, злачные места. У Леднева были мотивы для убийств бывшей жены. Мотивы – вот корень преступления. А доказательства, они найдутся, стоит только копнуть поглубже. Просто пока никто не заинтересован в том, чтобы собрать эти доказательства. Говорю же тебе: Леднев в дерьме по уши. Ему уже не выбраться.
– Интересно, – пробормотал сбитый с толку Чикин. – А что это за женщина, с которой Леднев любовь крутит?
– Шлюха, из дорогих, обычная современная хищница. Вскружила ему голову, а теперь вертит им, как флюгером. А на красивых женщин нужны большие деньги. А Леднев не из богатых, даром что режиссер. Он и запутался. А смерть бывшей жены как раз выход из блиндажа. Можно продать дачу, квартиру, привязать к себе этими деньгами молодую потаскушку. По-человечески его можно понять. Какие только безумства мы не совершаем ради женщин. Знаешь, даже жалко этого Леднева. Влип в такую историю. Эта пиявка от него не отстанет, пока не оберет до нитки. И что в итоге? Ни репутации, ни честного имени, ни перспектив, ни денег. Клеймо убийцы на лбу – и только.
* * *
Денисов, устроившись на водительском сиденье допотопных "Жигулей", следовал за "Марседесом". Эти "Жигули" после долгих торгов с их бывшим хозяином он купил несколько дней назад на автомобильном рынке. Меньше чем за неделю он успел узнать десятки дефектов машины, но также познакомился с одним несомненным её достоинством: на такую тачку не позарится ни один угонщик. Со спокойным сердцем Денисов оставлял на ночь автомобиль во дворе, а поутру просил Бога о том, чтобы "Жигули" завелись и послужили ему ещё немного.
Проехав пустой переулок, Денисов повернул. Путь следования Сычева узнал наперед, за рабочую пятидневку изучив его маршруты основательно. Сычев вставал рано. "Мерседес" к подъезду его дома подавали в семь тридцать утра. Водитель оставался в машине, а охранник поднимался в квартиру Сычева, чтобы минут через пять спуститься вниз вместе с хозяином. Как правило, Сычев проводил в своей конторе, помещавшейся в ветхом, готовом к выселению жильцов здании, не больше трех часов, ещё до полудня посещал свои новые владения, будущее казино "Три семерки" и особняк на бульваре, где бригада маляров перекрашивала стены в какие-то будуарные розовые тона. В течение дня Сычев посещал различные коммерческие и государственные конторы, склады и вокзалы, метался по Москве, как затравленный заяц.
Вечером в субботу Сычев заехал в особняк осмотреть работу маляров и, похоже, остался доволен, даже выдал рабочим нечто вроде премии за оперативность и качество. Значит, он ждет какого-то гостя, возможно, покупателя, хочет показать товар лицом, решил Денисов. Тот мужчина в пиджаке болотного цвета, что сел в "Мерседес", скорее всего, и есть новый покупатель. Всю неделю Денисов ждал встречи с Сычевым один на один, нос к носу. Денисов был готов к такой встрече, но ожидание затягивалось. Расстановка сил изменилась: на шахматной доске выросли новые фигуры.
Например, появился этот сычевский телохранитель, сопровождавший хозяина от двери квартиры до автомобиля и обратно, таскавшийся с Сычевым по всем приемным, вокзалам и складам, не оставляя его ни на минуту. В прежние времена Сычев пользовался услугами телохранителей редко, когда имел при себе крупную сумму наличными или отправлялся на встречу с сомнительным человеком. Сейчас принял дополнительные меры безопасности. В чем здесь причина? Боится его, Денисова, мести? Маловероятно. До Сычева уже должно дойти известие о гибели Денисова, изуродованный труп которого с отстреленной головой обнаружили в сгоревших "Жигулях". Никаких причин не поверить в эту инсценировку у Сычева нет, наверняка, в душе он уже похоронил Денисова, вздохнул с облегчением. Его можно понять: на душе спокойнее, когда твой недоброжелатель мертв.
Денисов вырулил на широкий прямой проспект, окончательно потеряв из виду "Мерседес". И дальше ломать голову над вопросом, почему Сычев старался защитить себя телохранителем, совершенно бессмысленно. Пусть это останется маленькой тайной. Телохранителя просто следует включить в расчеты. Грохнуть одного Сычева или положить с ним рядом и телохранителя, какая, собственно, разница?
На стороне нападающего элемент неожиданности, как минимум, пара лишних секунд, а пара секунд в таком деле – время. И с технической стороны дело не сложное, стандартный сценарий: встреча в полутемном парадном, несколько выстрелов – и готово. Возможно, пришлось бы разобраться и с водителем, если тот что-то услышит и захочет вмешаться. Он ведь тоже телохранитель, только сидит за баранкой. Если он и услышит выстрелы на седьмом этаже, что маловероятно, то бросится наверх по лестнице или поднимется лифтом. И в том и другом случае у него нет никаких шансов.
Денисов перестроился в левый ряд и прибавил газу. Смерть в парадном, легкая, почти безболезненная. Этот сукин сын, скорее всего, даже не поймет, от чьей пули умирает. Всю рабочую пятидневку, пока Денисов катался по городу за Сычевым, реализовать этот или подобный простенький план можно было, по крайней мере, раз пять. И если бы Денисов воспользовался самой первой возможностью, по непутевой душе Сычева отслужили бы панихиду, а его толстое тело закопали, с венками и оркестром.
Поплакав, друзья и близкие занялись бы дележом имущества убиенного раба божьего Михаила. Денисов не воспользовался той первой возможностью, когда он стоял на лестнице этажом выше квартиры Сычева и сжимал под плащом рифленую рукоятку пистолета. Он был спокоен, ладонь даже не вспотела. Можно в несколько прыжков перелететь два лестничных марша и закончить все в одно мгновение. Но Денисов не двинулся с места. Он позволил Сычеву вместе с телохранителем выйти из квартиры, сесть в лифт, спокойно спуститься к машине и отправиться по делам. Сычев – добыча легкая, а вот легкой смерти он не заслужил.