* * *
Дровяные угли в камине переливались бордовым и оранжевым цветами, тянуло жарким ароматом сгоревшей смолы. Егоров, устроившись в кресле, подумал, что так вот, сидя у камина, можно решить, что окружающий мир гармоничен, жизнь прекрасна и нет ей конца. Романов сел в другое кресло через столик от Егорова, вытянул ноги к огню. Держа впереди себя круглый поднос, в комнату вошла невысокая женщина в спортивном многоцветном костюме.
– А я думал, мамочка, ты спишь, а кофе нам домработница стряпает.
Романов поднялся с кресла, Егоров тоже поднялся, поздоровался с хозяйкой. Светлана Петровна поставила поднос на стол и подала руку Егорову, подала низко, для пожатия.
– Я уже давно встала, – она подошла к мужу Романову пришлось опустить голову, чтобы жена смогла дотянуться губами до его щеки.
– С днем рождения, – сказала Светлана Петровна. – Подарок в твоем кабинете на столе.
– Спасибо, мамочка.
Романов, явно растроганный вниманием жены, часто заморгал глазами. Светлана Петровна вышла из комнаты, закрыв за собой двустворчатую дверь.
– Поздравляю, – сказал Егоров. – Не знал, что у вас день рождения. У меня тоже есть для вас подарок, сувенир. Там, в куртке.
– Спасибо, но подарок позже.
Романов показал Егорову на кресло, сел сам, взяв за пластмассовую ручку хромированный ребристый кофейник, доверху наполнил две чашки, оглянулся, чтобы ещё раз убедиться, плотно ли закрыта дверь.
– Я принял решение. Мне не нужен зять убийца. Не сегодня-завтра его арестуют. Что дальше? Следующие лет пятнадцать страна будет перевоспитывать Ирошникова тяжелым физическим трудом. А Лене опять мучаться и страдать. Не говорю уж о том, что эта история станет достоянием гласности. Желтые газетенки будут поносить мое доброе имя.
– И что вы решили?
Егоров уже догадался, какое решение принял шеф. Хлебнув горячий кофе, он чуть не обжог язык. "Да, без работы ты не останешься, – сказал себе Егоров. Ты уж точно без работы не останешься. Вся грязная черновая работа – твоя работа"
– В молодые годы, – продолжал Романов, – у меня был друг, профессиональный игрок. Так вот, он в таких случаях говорил: пора обменять фишки на наличные. Вот это и есть мое решение. Милиция искать вас не станет. Там решат, что с Ирошниковым произошел несчастный случай. А может, с ним свели счеты родственники его жертв. Способ исполнения – на ваше усмотрение, тут возможны варианты. А Лена поплачет и забудет, женская память коротка. Кстати, о гибели Ирошникова она может вообще не узнать. Пропал человек, ушел в бега и рыщет где-то, мотается по просторам родины. Логично?
– Вполне, – согласился Егоров. – Но есть одна заминка. Для того чтобы человек стал жертвой грубого насилия, мне необходим его адрес. А где в настоящее время Ирошников, не знаю. После того разговора, когда он приходил к Лене просить денег, я установил наблюдение за её подъездом, продолжаю слушать квартиру, телефон. Я рассчитывал, что Ирошников заглянет в гости, чтобы эти деньги получить. Но все вышло иначе: позавчера они встретились на улице. Мой человек довел Ирошникова до метро, но потерял его след в переходе станции Театральная. Больше Лене Ирошников не звонил и не появлялся. Мы ждем его, но требуется время. Возможно уже завтра, а возможно только через неделю или месяц мы установим, его лежбище. Тогда и будем действовать.
– Нужно форсировать события. Главное, опередить милицию. Последствия могут быть горькими. Моя репутация, честь Лены – с этим придется проститься. Поэтому надо спешить. В одно прекрасное утро Ирошников должен проснуться оттого, что ему перерезали горло. Если вам не хватает людей, снимите отовсюду охрану, даже с этой дачи. Но только поторопите события. Возможно, вам понадобятся деньги, чтобы купить свидетелей, милицию, лучших наемных убийц. Деньги – не проблема. – Число людей, задействованных в операции, ничего не решает. Деньги тоже пока не нужны. Нужен адрес.
– И тут нам поможет адвокат Максименков, который почему-то все не едет, хотя давно уже должен быть здесь.
* * *
Романов прислушался.
– Нет, кажется, он все-таки приехал, ворота только что закрылись. Первый муж теперешней жены Максименкова журналист Ларионов. Слышали о таком?
– Максименков что-то рассказывал. Они ребенка никак поделить не могут. Максименков, кажется, хотел этого парня усыновить. А отец не соглашается. И правильно делает.
– Эта история с ребенком к нам отношения не имеет. Просто Ларионов друг Ирошникова. Вот Ларионов и обратился за помощью к Максименкову. Ирошников настаивает на том, что убийств он не совершал, якобы его подставляют. Максименков навел справки по этому уголовному делу. И утверждает, что улик, доказательств вины Ирошникова, хватит на три показательных суда. И во всех трех случаях обвинительный приговор обеспечен.
– Если Ирошников и Ларионов друзья, то наша задача упрощается. Да, мир не просто тесен, он очень тесен.
Максименков, распахнув обе створки двери, вошел в комнату, поочередно пожал руку Романова и Егорова. Взяв стул, адвокат уселся в торце журнального столика, придвинул к себе пустую чашку, взялся за ручку кофейника.
– Мы как раз об Ирошникове разговаривали, – Романов кивнул на Егорова. – Нужно помочь Игорю Евгеньевичу найти его след. Можно устроить встрече с Ирошниковым?
– Если бы раньше знать, – Максименков вздохнул. – Ирошников отказался от моих услуг и куда-то исчез, снял квартиру или комнату. М-да, если бы раньше знать, Ирошников жил у Ларионова. Я искренне хотел помочь Ирошникову, но его дело совершенно дохлое. Судя по тому, что мне известно, Ирошников убивал людей из корыстных мотивов. Он обворовывал квартиры своих жертв, брал самое ценное. Ювелирные украшения, валюту.
– Настоящий подонок, отрыжка общества, – Романов прищурившись, смотрел на огонь. – И этот Ларионов тоже хорош. Не удивлюсь, если они подельники. Заурядный писака из желтой газетенки, кормится московскими сплетнями. Его жизнь ничего не стоит. В нашем уравнении этот Ларионов тоже лишняя величина, которую нужно исключить, так сказать, вынести за скобки, – Романов хмыкнул, довольный найденным образным выражением. – А вы спокойно усыновите ребенка, – он подмигнул Максименкову одним глазом. – И все довольны. Я ведь не земное воплощение зла, а всего лишь человек из плоти и крови. Но как прикажете поступать с подонками? Как? – он пристально посмотрел на адвоката.
Максименков поставил чашку на стол. Не найдясь сразу с ответом, он поиграл бровями, то, сводя их и опуская к самым векам, то, высоко поднимая, словно хотел этими движениями бровей выразить неопределенное отношение к проблеме.
– Оно, конечно, так, тут либеральничать нечего, – промямлил Максименков. – Нечего вторую щеку подставлять.
– Вот именно: учение графа Толстого – не догма, – Романов глотнул кофе. – На этом у меня все, господа. Если у вас есть дела, а они у вас есть, не смею задерживать.
Гости уже хотели подниматься, но Романов жестом остановил их. – Совсем забыл, просто из головы вон. Случилась одна странная штука. Вы знаете, я собираю иконы. Еще давно, когда я только переехал в Москву и получил должность заместителя директора крошечной фабрики, свел знакомство с одним дедом и заразился от него собирательством досок. Отрывал от зарплаты жалкие рубли, но их не хватало. Потом пришли другие времена, но увлечение осталось. Собирательство икон одно из немногих моих увлечений. Я ведь не играю ни в теннис, ни в футбол, не хожу на бега, не увлекаюсь горными лыжами, женщинами.
– Очень разумно, – Максименков склонил голову в знак одобрения.
– Но это присказка, – Романов щелкнул зажигалкой. – Поскольку я собиратель со стажем, то знаком почти со всеми московскими коллекционерами и перекупщиками. И вот вчера вечером сюда приехал один из моих старых знакомых Королев. Опытный коллекционер. Вот здесь на вашем месте сидел, – Романов посмотрел на Максименкова.
– На моем месте? – почему-то очень удивился юрист.
– Да, на этом самом стуле, – подтвердил Романов. – Так вот, он мне привез список икон, которые предлагает на продажу один его знакомый ювелир. Около сотни досок, редкие экземпляры, есть несколько штук семнадцатого века. Читаю этот список и меня оторопь берет. Все эти иконы у меня уже есть, то есть все до единой. Даже глазам не поверил, поднялся в кабинет, сверился с картотекой. Точнее, эти доски я подарил Лене, они в её квартире висят. Звоню ей. Нет, у дочери не пропала ни одна икона, все на месте. Я верю в совпадения, в случайности, но в такие верить отказываюсь. Как можно предлагать на продажу вещи, которыми владеет посторонний человек, и расставаться с ними не собирается? Абсурд.
– И что вы ответили своему знакомому? – заинтересовался Егоров.
– Ответил уклончиво, что надо подумать. Ну, спросил о состоянии икон. О цене спросил. Кстати, цена вполне божеская, много ниже средней. Но товар предлагают оптом. Своего удивления я не выдал, обещал позвонить через пару дней и дать ответ. Решил сначала с вами посоветоваться, – Романов глянул на Егорова.
– Занятно, этот Королев он перекупщик или коллекционер?
– И то и другое. Тут трудно провести разделительную линию. Каждый коллекционер – перекупщик. И наоборот. Но Королев не может сам купить сто ценных досок. Таких денег у него сроду не водилось. Для подобного приобретения солидный человек нужен. Королев, он на небольшой процентик со сделки рассчитывает. А предлагает иконы некто Бернштейн Борис Самойлович, ювелир. О нем я впервые услышал вчера. Возможно, Лене угрожает опасность? Возможно, она наделала долгов, и сама хочет продать иконы?
– Маловероятно, – сказал Егоров. – Никаких бесед о продаже икон она в последнее время не вела Лене как-то не до этого в последнее время.
Егоров поднялся на ноги.
– Единственная просьба. Если сегодня приедет дочь, поздравить вас с днем рождения, никаких вопросов ей не задавайте.
Надев в прихожей куртку, Егоров вытащил из внутреннего кармана складной нож с накладными рукоятями из синей пластмассы, боевым упором на рукоятке, раскрыл длинный чуть изогнутый клинок с надписью "Пума" и головой кошки в ромбике.
– Вот сувенир, о котором я тогда сказал, – взявшись пальцами за клинок, Егоров протянул нож Романову. Режущая круто заточенная кромка блеснула в свете лампочки. – Хорошая сталь, гвозди режет и долго держит заточку.
– Спасибо, – Романов повертел нож в руках. – Люблю такие блестящие острые штучки.
Он похлопал Егорова по плечу.
Глава 20
Лена Романова и Егоров коротали дневное время в полутемном ресторанном зале гостиницы "Русская старина" и, покончив с горячим, пили через соломинку кофе с мороженым. Лена, успела пройтись острым язычком по всем прелестям здешнего интерьера, по ресторанному залу, оркестру из трех музыкантов, мурлыкающих мелодии пятидесятых годов, успела посмеяться над неповоротливым шепелявым официантом в засаленной толстовке и, похоже, утомилась собственными остротами. Под добрым все понимающим взглядом метрдотеля Егоров чувствовал себя стареющим ловеласом, забравшимся в глубинку, подальше от глаз людских, чтобы здесь спокойно, без лишней суеты обольстить юную подружку.
Этот метрдотель с подвижным, как резиновая маска лицом, совершая по залу беспорядочные передвижения, с разных точек поглядывал на Егорова не замутненными укоризной чистыми глазами, мелко кивал седой головой, словно хотел сказать: "Давай дальше, у тебя все получится". Егоров пару раз в ответ кивнул метрдотелю, мол, не волнуйся, дядя, у меня и так все в порядке. Лена баловалась, пуская через соломинку пузыри в высокий стакан
– Хотела вас спросить. Почему вдруг отец решил сослать меня в эту глушь? Повеселее местечка не нашлось?
– По-моему здесь очень мило, – Егоров обвел взглядом сводчатый потолок ресторана с ржавыми протечкам, местами, потрескавшийся и уже готовый осыпаться. – Даже очень мило. Сейчас это модно. Стиль ретро и все такое прочее.
– А на первый мой вопрос вы ответить не хотите? – Лена пустила пузырь в стакан. – Отец вместе с вами с утра пораньше приезжает ко мне на квартиру, дает полчаса на сборы, и вот я здесь, в доисторических катакомбах. В городишке, о существовании которого ещё вчера даже не догадывалась. Вам смешно? А мне нисколько. Между прочим, сегодня учебный день, я должна быть в институте. Кроме того, один знакомый врач достал мне редкое лекарство, сегодня обещал его привести. И ещё у меня были личные планы. Все пошло прахом. Почему, я вас спрашиваю?
– Вы знаете своего отца. Он деловой человек и никогда не поступает из пустой прихоти. Скажу честно, чтобы у вас не чесались пятки отсюда смыться: вашей жизни угрожает опасность. Самое разумное сейчас – отсидеться в тихом месте. А там все уляжется.
– Могли бы просто перевести меня на отцовскую дачу. В его коровник.
– Дача не крепость. И найти вас там не проблема.
– А здесь, проблема?
– Здесь искать вас никому в голову не придет.
– Господи, корму нужна моя жизнь? Это просто смешно. И долго мне здесь торчать?
– Не знаю, – честно ответил Егоров. – Как обстоятельства сложатся. Мы постараемся, чтобы вы здесь не скучали.
– Кто это мы?
– Сегодня с вами останусь я, развлекать вас буду и вообще присматривать за вами, – Егоров вытащил соломинку из стакана, облизал пену растаявшего мороженого. – А потом приедет другой…
– Другой массовик-затейник с двумя пистолетами под пиджаком и гранатой в кармане. В здешней гостинице решат, что я нимфоманка. Что ни день новый мужик. Станут в очередь записываться. Мне скучно.
– Будет и культурная программа, – Егоров наморщил лоб. – Тут в городке есть древний собор или монастырь. Слышали, как звонили колокола? Устроим туда экскурсию, по святым местам. Это так расширяет кругозор. Прикосновение к древним корням. Кстати, лично я знаком с двумя почетными гражданами этого города. Один строит здесь дороги, его все знают и по торжественным случаям усаживают в разные президиумы президиума. А другой, как ни странно, писатель, ещё старого закала. Заглянем к ним в гости. И пивная тут есть хорошая "Красный рак", пиво бочковое.
– Боже мой, какое убожество, – казалось, Лена заплачет. – И в этой дыре я должна торчать неизвестно почему, неизвестно, сколько времени. Бочковое пиво… И ещё этот гостиничный номер, эта казарма с тараканами.
– Это лучшая гостиница в городе. В следующий раз привезу книги. Занимайтесь, и некогда будет на тараканов смотреть.
Метрдотель с озабоченным лицом, делая вид, что занят какой-то своей, одному ему понятной работой, продефилировал по пустому залу, сделал полукруг возле столика и остановился за спиной Лены. Поправив манжеты светлого пиджака и сбившуюся на сторону темную бабочку, метрдотель заговорщицки подмигнул Егорову, тот в ответ кивнул, на секунду прикрыл веки, мол, девочка, считай, уже готова. Метрдотель прижал руки к сердцу и с умиротворенным лицом провалился сквозь землю.
– Пойдемте, пожалуй?
Егоров вопросительно посмотрел на Лену, расплатился с подбежавшим кудрявым официантом и поднялся на ноги.
– А я подумал, что вы сбитень обязательно попробуете.
Официант так удивился чаевым, будто впервые получил их. Он заморгал глазами, поднял толстые плечи и чуть не покраснел. Он повернулся к Лене, чтобы дать пояснения.
– В следующий раз, приятель, обязательно попробуем, – пообещал Егоров.
Официант ответил пронзительной идиотической улыбкой и вытер руки о косоворотку.
* * *
Они спустились по крутым припорошенным снегом ступеням на тротуар. Лена в короткой шубке, сапогах с высокими голенищами с декоративными золотыми пряжками, выглядела совсем юной. Она забросила за спину концы длинного шарфа, крепко подхватила Егорова под руку, чтобы не упасть на обледенелой мостовой. Пахло морозом, последним снегом зимы, свежевыпеченным хлебом из пекарни через дорогу.
– Прогуляемся, ведь ещё совсем светло? – предложила Лена.
– Давайте вниз по улице.
Светло– голубые сумерки отступили, словно хотели отсрочить свой приход, подождать, когда мужчина в сером пальто и девушка в короткой шубке вдоволь нагуляются по центральной улице, как следует разглядят похожие друг на друга, вросшие в снег черные дома с палисадниками, резными наличниками, и двускатными жестяными крышами. Лена обеими руками обхватила плечо Егорова и только поэтому сохраняла устойчивость и равновесие, она вертела по сторонам головой, заглядывала в те окна, где зажглись первые огни.
– Такой вечер, – она подняла глаза на чистое быстро синеющее небо, молчаливо обещавшее ночную звездную карусель – Необыкновенный вечер. Теперь я даже благодарна случаю, что оказалась в этом маленьком русском городке, под этим чудесным небом. А вон красный огонек – это летающая тарелка. Жизнь, оказывается, существует не только в мировых столицах.
– Только у здешней жизни иной ритм.
Он и представления не имел, о чем вообще можно разговаривать с этой девочкой, ребенком по существу, так неудачно вступившей во взрослую жизнь. Она спешила в эту жизнь, она наделала глупостей, попала в беду. Хорошо еще… Впрочем, не известно, добром ли кончится её история.
– Сейчас фонари зажгут, люди пойдут с работы домой. Тут картонажная фабрика, лесопилка, столярный цех, лакокрасочный завод. Лена не заметила слов Егорова.
– Слышите? – она повернула голову влево и вправо, остановилась, Егорову тоже пришлось застыть на месте. – Колокольный звон. Далекий-далекий. Надо же, как здорово.
– Здорово, – лицо Егорова оставалось мрачным. – Никогда не совершайте никаких прогулок в одиночку. Вас все время должен сопровождать человек, я или кто другой. А то ещё отправитесь одна на звон колоколов.
– Вы ведь сами говорили, что здесь безопасное место.
– Говорил. Но в дурную историю можно попасть в любом, самом безопасном месте. Уж поверьте мне, у меня обширная практика по этой части.
– Начали о прекрасном вечере, а заканчиваем какой-то мрачной ерундой, – Лена тронулась с места, ступая в своих стильных сапогах осторожно, как сапер по минному полю. – Таких вечеров на всю человеческую жизнь раз два – и нету. В такие вечера, именно в такие, приходит любовь или дружба, которая на всю жизнь. Я была ещё школьницей, а мой поклонник уже отслужил в армии, учился, но всерьез я его не воспринимала. Но вот однажды таким вот прозрачным вечером он прочитал мне несколько трогательных стихотворений. А потом и говорит: "Знаешь, Лена, вся моя большая жизнь уместится на твоей маленькой ладошке". Он сказал мало, но больше и добавить нечего.
– И что же дальше?
– Юношеская любовь – вот что, – Лена дышала глубоко, с видимым удовольствием. – Прошли те годы. Встретила его в каком-то магазине, там по четвергам дают дешевые рыбные заказы для многодетных семей. На его голове немыслимый треух, пальто мало ему на три размера. Разинул варежку и смотрит на меня, как баран на новые ворота. А когда узнал, пожаловался, что заказы здесь плохие, много несвежей рыбы попадается. И весь он какой-то обрюзгший, видимо, много мучного есть. И сам, поэтому стал похож на мучного червя. Лирических стихов он, разумеется, не помнит. Видимо, помнит только дни месяца, в которые дают эти уцененные рыбные заказы. А я чуть ли не жизнь была готова за него отдать. Но он тогда сказал, что женитьба это не ко времени.
– Зря вы о нем тек. Может, он хороший человек. Вот о семье заботится, о детях, за заказами этими бегает.