6
Несмотря на то, что пробило лишь две склянки полуденной вахты, в салоне было так темно, что сестра Анджела зажгла лампу. Она сидела за столом, который, как и кресла, был привинчен к полу. Перед ней лежала открытая библия. Лотта сидела напротив с иголкой и ниткой, штопая грубую брезентовую рубаху.
Снаружи завывал ветер и "Дойчланд" тяжело клонилась на левый борт, подолгу возвращаясь в равновесие: ранее это событие вызвало бы заметную тревогу, но не сейчас. Вода капала со ступенек трапа кают-компании и шлепала на пол. Было холодно и сыро, все было влажным, даже одеяло, которым она закутала плечи.
Лотта, при плохом освещении сосредоточенная на своей работе, коротко улыбнулась, как от тайной мысли. Сестра Анджела в последнее время часто видела такую улыбку - и слишком хорошо понимала, что она значит. Казалось, словно девушка ускользает от нее, от всего, что раньше выглядело таким важным, и для чего?
Она осознавала подымающийся изнутри гнев, когда открывались старые раны, но решительно держала его под контролем. Он был бессмысленной эмоцией и ничего не решал.
Она спросила Лотту:
- Эта рубашка господина Рихтера?
Лотта подняла глаза:
- Да, сестра.
До того, как разговор смог продолжиться, на трапе раздался топот и появился боцман с большим бидоном в руке. Он был с непокрытой головой, светлые волосы и борода в бусинках дождя, с желтого плаща стекала вода.
Ставя бидон на пол, он улыбнулся:
- Горячий чай, сестра. Весь камбуз готов к работе.
- Плохая погода, господин Рихтер? - спросила сестра Анджела.
- Просто еще один атлантический шторм, сестра - ответил он. - Ничего особенного для старожила, вроде вас.
Она улыбнулась вопреки себе, было трудно удержаться.
Лотта сказала:
- Ваша рубашка, господин Рихтер, будет готова к вечеру.
- Вы балуете меня, фройляйн. - Судно качнуло и ему пришлось опереться на стол. - Мне лучше вернуться. Погода плохая.
Он поднялся по трапу и Лотта прервала штопку:
- Он никогда не останавливается. Иногда можно подумать, что он единственный мужчина в команде.
- Конечно, он прекрасный моряк - сказала сестра Анджела. Помолчав, она продолжала - И красивый молодой человек. Он много рассказывал вам о себе?
Лотта, покраснев, подняла глаза.
- Я спрашиваю только потому, что сестра Кэт сказала, что заметила вчера вечером, как вы и господин Рихтер долго разговаривали на палубе.
Прежде чем девушка ответила, судно содрогнулось от очередного мощного порыва, свернув с курса. На палубе раздался тревожный крик, дверь в кают-компанию с треском распахнулась и каскадом хлынула вода.
***
Бергер держал штурвал с двумя помощниками-матросами, "Дойчланд" бороздила бушующую белую пену. Несмотря на их совместные усилия, судно постоянно сдувало с курса на пару румбов в обе стороны.
Штурм и впередсмотрящий Кнорр попытались зарифить носовой парус и весьма намаялись, ибо море постоянно перехлестывало через штормовой козырек, покрывающий люки, снова и снова окатывая их по пояс, так что им пришлось прекратить работу и просто висеть, крепко вцепившись, чтобы их не смыло.
Рихтер, выбежав из кают-компании, захлопнул за собой дверь и принялся продвигаться к трапу квартердека. Гигантская волна, пришедшая с кормы, башней нависла из дождя, словно пытаясь проглотить их. Он крикнул Бергеру, показывая, но волна с силой разбилась о полуют, сбив с ног обоих помощников капитана.
Рихтер вцепился в штормовую оснастку и удержался. Проходящая волна кипела вокруг него, все унося с собой, и на мгновение он поверил, что судно потонет под ее весом.
Медленно "Дойчланд" начала подниматься, вода отступала, и он увидел, что на штормовой оснастке носового паруса остался только Штурм.
Кнорр барахтался в подветренных скупперах, пытаясь подняться на ноги. Рихтер начал двигаться к нему, пока "Дойчланд" продолжала выбираться и здесь накатилась другая большая волна и снова сбила его с ног. Он схватился за край чехла главного люка и крепко вцепился, однако та же волна перенесла через поручни Кнорра. Когда Рихтеру удалось встать на ноги, он заметил в воде желтое пятнышко, но оно быстро исчезло.
Штурм начал двигаться по палубе вдоль штормовых линей. Бергер с двумя помощниками побеждал в схватке с штурвалом. Рихтер заметил, что двери трапа в кают-компанию распахнуты. Он вошел, закрыл их за собой и спустился.
В салоне было по колено воды и все монахини вышли из кают в тревоге и присоединились к сестре Анджеле и Лотте.
- Все в порядке, дамы - успокоил их Рихтер. - Все под контролем, но я настаиваю, чтобы вы вернулись в каюты и привязались к койкам, пока не пройдет шторм.
Возникла некая заминка, но сестра Анджела проворно сказала:
- Господин Рихтер прав. Мы немедленно должны сделать, как он сказал.
Все монахини возвратились в каюты, по колени в воде, подобрав юбки, но Лотта осталась и, подняв руку, потрогала пятно крови на правой щеке Рихтера.
- Вы поранились, господин Рихтер.
- Ничего - ответил он, - только царапина. Пожалуйста, делайте, как я сказал. - Он повернулся к сестре Анджеле - Мы только что потеряли человека. Кнорра. Скажите остальным, когда сочтете нужным. Я не хочу тревожить их без необходимости.
Она перекрестилась:
- Разве ничего нельзя было сделать?
- При таком море? Его просто проглотило.
Судно снова качнуло и он, ругаясь, развернулся, пронесся мимо Лотты и быстро поднялся по трапу. Она потянулась за ним, словно хотела удержать.
- Хельмут - прошептала она.
Ее юбка мокла в воде, плещущей вокруг ног. Она стояла с близким к отчаянью выражением лица:
- Он убьется, я знаю!
Сестра Анджела мягко сказала:
- Он нравится тебе, не правда? Я имею в виду, очень сильно нравится?
- Да, сестра - ответила Лотта тихим голосом.
Сестра Анджела села за стол, стиснув руками край:
- Дитя мое, тебе следует вспомнить, что мы члены ордена, чей обет побуждает нас любить всех ближних наших равным образом. Опасность в том, что любой вид личных отношений умаляет даваемое другим. Мы дали обет служить человечеству, Лотта.
- Я не давала такого обета, сестра.
Сестра Анджела удержалась за стол, когда судно снова качнуло. У нее слегка перехватило дыхание и не только от физического усилия.
- Ты понимаешь, что ты говоришь?
- Да - ответила Лотта с новой твердостью в голосе. - Я больше не уверена в своем призвании.
Сестра Анджела протянув руку крепко сжала ладонь девушки:
- Подумай хорошо, Лотта - настойчиво сказала она. - Отказаться от любви к богу ради…
- …любви к человеку? - спросила Лотта. - Разве нельзя любить обоих?
Сестра Анджела пыталась остаться спокойной, однако горечь разливалась в голосе, как желчь:
- Вещи не всегда таковы, какими мы их видим. Человеческие существа хрупки. Однажды, когда я была гораздо моложе тебя, я полюбила мужчину, отдала ему свое сердце и, боже, помоги мне, отдала ему и свое тело - а взамен… - Ей перехватило горло - А взамен…
Лотта тихо сказала:
- Из-за того, что один мужчина так поступил, разве запятнаны все мужчины? Вы хотите, чтобы я в это поверила, сестра?
- Нет - прошептала сестра Анджела. - Конечно, нет. - Она сжала руку Лотты - Мы достаточно поговорили сегодня. Иди и ложись, как приказал господин Рихтер. Он знает, что для нас лучше.
Лотта поколебалась, но сделала, как было сказано. Дверь в каюту закрылась за нею. Сестра Анджела осталась сидеть за столом, уставившись в пространство отсутствующими глазами.
- Почему, Карл? - прошептала она. - Почему?
Потом, когда горячие слезы застили ей глаза, многолетняя железная дисциплина, как всегда, пришла ей на помощь. Чтобы успокоиться, она глубоко вздохнула, сложила руки и начала молитву за спасение души впередсмотрящего Петера Кнорра, за всех грешников мира, чьи деяния оторвали их от бесконечной благости божией любви.
***
К вечеру шторм ослабел, однако, дуло еще очень сильно, и высоко над палубой Хельмут Рихтер, Штурм и старший матрос Клют, балансируя на рее, пытались укрепить заново починенный верхний носовой парус. Жестоко-холодный дождь, хлещущий с юго-востока, бил, словно пулями, когда они молотили кулаками по сырому брезенту, ругаясь, когда кровь проступала из разбитых пальцев.
Бергер стоял, наблюдая за людьми наверху, рядом был Отто Прагер в черном клеенчатом плаще и зюйдвестке.
- Мне страшно даже смотреть - сказал консул. - Я бы никогда не научился, даже если плыть в кругосветном путешествии год или больше.
- Это превращает мальчиков в мужчин - ответил Бергер, когда Штурм и другие начали спускаться.
Молодой лейтенант взобрался на квартердек.
- Теперь все паруса наверху, капитан. - Лицо было бледным и вытянутым, воспоминание о Кнорре еще не оставило его.
Бергер сказал:
- Не вини себя, парень. Ничего нельзя было сделать.
- Я почти поймал его - сказал Штурм. - Но он выскользнул из пальцев.
Бергер положил ему руку на плечо:
- Сделай себе кофе.
Штурм спустился по трапу. Бергер посмотрел через поручень и увидел Рихтера, который платком останавливал кровь.
- Сильно? - спросил он.
- Кончик пальца, только и всего.
- Скажи сестре Анджеле. Она полечит.
Когда боцман сошел по лестнице, салон был пуст, если не считать Лотту, сидящую за столом с открытой книгой. На звук шагов по лестнице она подняла глаза и улыбнулась.
- Господин Рихтер?
- Фройляйн, - С недавнего времени по какой-то причине он считал невозможным звать ее сестрой. - Вам следует быть на койке.
Она потянулась к его пораненной руке и начала развязывать платок:
- Что случилось?
- Ничего - ответил он. - Рассадил палец, вот и все. Забивали брезент. Случается все время.
Кончик среднего пальца разошелся до кости:
- Надо что-то сделать.
- Я сама посмотрю - сказала сзади сестра Анджела. - Пожалуйста, вернитесь к вашим молитвам и делу, которое я дала. В свою каюту, - добавила она.
Лотта покраснела, подхватила книгу и быстро вышла. В салоне стало очень тихо, голос ветра снаружи смягчился, стих. Рихтер и сестра Анджела стояли лицом к лицу.
- Я схожу за медицинской сумкой.
Он сел за стол и достал сигарету.
- Вы не против? - спросил он, когда она вернулась.
- Вы курите? О, нисколько, господин Рихтер. Мой отец любил говорить, что у мужчин должны быть пороки. Определенного сорта.
- Вы имеете в виду короткий поводок?
- Разве? - Она исследовала палец. - Надо наложить два шва. Вам лучше смотреть в сторону.
Затягиваясь сигаретой, он смотрел на дверь каюты Лотты, ворча, когда иголка входила в плоть.
- Откуда вы родом, господин Рихтер?
- Вена.
Она удивилась:
- Моряк из Вены? Не знала, что такое бывает. Как это случилось: вы сбежали на море?
- Достаточно странно, но именно так - сказал ей Рихтер. - Мой отец, если вам интересно, был хирургом и готовил подобную карьеру мне.
- А у вас были другие идеи. Вы женаты?
- Нет - просто ответил он.
Игла впилась снова.
- А надо бы. Это лучше для души, господин Рихтер. Теперь я кончила.
- Как странно - сказал он. - Мне всегда казалось, это лучше для тела.
Она сдержалась и принудила себя говорить спокойно:
- Оставьте ее в покое. Свою жизнь он сможет употребить для лучших вещей.
- Разве? Только потому, что это сгодилось для вашей жизни?
Она резко встала, схватила медицинскую сумку и ушла в свою каюту. Рихтер сидел еще несколько мгновений. Когда он встал, щелкнула дверь каюты Лотты.
- Все в порядке, господин Рихтер? - прошептала она.
- Прекрасно - ответил он. - По правде говоря, я никогда не чувствовал себя лучше, фройляйн.
Она снова улыбнулась и исчезла. Рихтер подымался по лестнице через две ступеньки.
***
Для Паули Герике события закрутились с чрезвычайной быстротой. Предварительный допрос в Фальмуте, во время которого его одежду высушили и вернули. Потом по суше его перевезли в Портсмут, где он попал в руки военно-морской разведки.
Они отнеслись к нему с уважением. Кроме всего, он был редкостной добычей - самый известный командир подлодки, взятый в плен после Кречмера.
Пять часов подряд его посменно допрашивали без малейшего успеха. Герике решительно застрял на личной информации, разрешенной Женевской конвенцией, и более ничего не сообщал.
Сразу после полудня ему сказали, что его переведут Лондон. Он прошел в фургон морской полиции в наручниках под охраной старшины, двух матросов и суб-лейтенанта, все с оружием.
Потому в четыре-тридцать пополудни он был в лагере военнопленных лондонского округа, размещенного в реквизированном особняке в Кенсингтон Пэлис Гарденс. На сей раз обращение не было столь хорошим, в частности со стороны главного старшины лагеря, при появлении взявшего его под свое попечение, массивного человека сорока шести лет по имени Карвер с поломанным носом боксера.
- Будь моя воля, сынок - информировал он Герике, - мне больше всего понравилось бы заполучить тебя на ринг раундов на шесть, и уверяю тебя, ты остался бы на нем до последнего гонга.
- О, не знаю, чиф - спокойно ответил Герике, - кажется, ты лучше бы смотрелся в темном переулке с бутылкой в руках.
На мгновение показалось, что Карвер его ударит, но рядом находились два матроса. Главный старшина, трясясь от ярости, удовлетворился, сорвав с Герике награды.
Комната, куда его, наконец, отвели, была достаточно приятной. Похожая более на студию, чем на кабинет: на стене книжные полки, в камине огонь, и хотя высокое окно загораживали тяжелые решетки, можно было разглядеть сад. Его посадили в кресло возле широкого стола, все еще в наручниках, и он бесстрастно ждал, кто же появится. Два вооруженных матроса стояли по бокам.
Через некоторое время дверь открылась. Человек, прошедший по другую сторону стола, был капитаном первого ранга королевских ВМС с орденом За заслуги и нашивками за первую мировую войну. Герике все воспринимал автоматически: ржаво-седые волосы, бледное аскетичное лицо. Он сильно хромал и тяжело опирался на трость из черного дерева.
Он положил на стол пару скоросшивателей и довольно официально сказал:
- Капитан Герике, мое имя Воан.
- Хотелось бы сказать, что рад познакомиться.
Воан кивнул одному из матросов:
- Теперь можете снять наручники. Подождите снаружи.
Он подождал, пока они выполнят приказ, и сел лишь тогда, когда за ними закрылась дверь. Герике потер затекшие запястья:
- Благодарю. Они начинали становиться неприятными.
- Сигарету? - Воан через стол пододвинул пачку. - Ваш английский в самом деле совершенен, потому что вы прожили здесь пару лет, не так ли? - Он открыл один из скоросшивателей и достал из кармана пару старомодных очков - С двадцать шестого по двадцать восьмой. Холл. Вы посещали там гимназию.
- Похоже, вы знаете.
- Конечно, капитан - ответил Воан тем же тихим, нейтральным голосом. - О вас - все. Кстати, блестящий послужной список. Поздравляю.
Герике подавил желание рассмеяться:
- Спасибо.
- Не только Рыцарский Крест, но и Дубовые листья к нему. Редкостное отличие.
- Было.
- Почему вы так говорите?
Герике расстегнул кожаную куртку, показать, что награды нет:
- Военный трофей.
В первый раз Воан выказал эмоции. На правой щеке задергался крошечный мускул:
- У вас отняли награды?
- Да.
- Здесь? Будьте добры, скажите мне когда и кто?
- Главный старшина из приемного блока - сказал Герике и коварно добавил: - мне казалось, это нормальный ход вещей.
- Пока я здесь командую, нет, уверяю вас, капитан. - Лицо Воана побледнело, рот сжался, он поднял трубку телефона на столе - Живо пришлите в кабинет двадцать два главного старшину Карвера.
Он поднялся на ноги и подошел к окну, тяжело ступая и опираясь на трость. В дверь постучали и вошел Карвер.
- Вызывали, сэр?
Воан сказал, не оборачиваясь:
- Карвер, я знаю, что у вас находятся некоторые награды, принадлежащие этому офицеру.
- Сэр? - Карвер начал багроветь.
Воан повернулся, посмотреть ему в лицо:
- Черт побери, положите их на стол. Немедленно!
Карвер торопливо достал Рыцарский Крест, Железный Крест первой степени, нашивки за ранение и положил на стол.
- Это все? - Воан спросил Герике.
Герике кивнул. Воан резко сказал Карверу:
- Я разберусь с вами позднее. Убирайтесь.
Когда дверь за Карвером закрылась, Герике собрал награды и положил в карман.
Воан сел, достал сигарету из пачки на столе и снова изучил в дело:
- Как я говорил, прекрасный послужной список. Посмотрим дальше. После возвращения с Дальнего Востока, вы вошли в Десятую флотилию в Бресте, не так ли?
- Я сказал вам, кто я, и это все, что от меня требуется. Извините, капитан Воан, мне нечего больше сказать.
- Хорошо - сказал Воан, - вы вынуждаете меня стать неприятным. Вы действительно не оставляете мне другого выбора.
- Что ж, несите резиновые шланги. Но это ничего не изменит.
Воан поморщился:
- Вы не в гестапо. Мы не действуем подобным образом.
- Тогда я с большим нетерпением хотел бы услышать ваши предложения - заверил его Герике.
Воан открыл второй скоросшиватель: